ОСКОЛКИ
ПРИХОЖУ Я КАК-ТО К МОЙШЕ В ГОСТИ...
и говорю: ну что, брат Мойша, как поживаешь?
А он: да так как-то, брат.
А под столом Васька валяется, который Наполеон. И гудит как Боинг.
Я ему:
- Не гуди, Вася.
А он:
- Рустам! Давай к нам!
- Я ж не пью, Васятко, - говорю.
- И я не пью, - говорит. - Смотри, тверёзый какой, - и вылезает из-под лавки, рожа чёрная, трезвая.
- Две недели пить, уже не пьяный, конечно, - говорю ему, и горько мне сделалось. А он молчит.
- Водка не берёт уже, - заговорил, как с того света. - Дай полтинник, Рустам, отправим малого.
Сажусь я и не знаю что сказать, чую только вся морда в красных пятнах у меня.
- Не дам.
- Ты это зря, - говорит, и волосы ерошит.
И вдруг гудеть начинает, как Боинг.
Меня трясёт, не знаю почему, но достаю сотню.
- Чума на оба ваших дома! - говорю. - Хлеба купи! Дам денег девочке, для еды - не отнимай - будет продукты покупать тебе. На водку не проси. Приеду, узнаю всё равно!
- Бляха, Рустам, ты как сын мне! Говорил же я Мойше, Рустам меня не сдаст! Сотня! Сейчас пошлю малого! Рустам! - и толкает меня.
У меня рожа уже малиновая.
- Да, - говорю. - Конечно. Две недели пить не пьяный.
И как деревянный стою посеред комнаты.
Такое вот бля путешествие в Арзум.
ПРИХОЖУ Я КАК-ТО К МОЙШЕ В ГОСТИ - II
А там бардак, чёрный дым, Pink Floyd орут о недостижимости понимания между мужчиной и женщиной, между тем и те, и другие лежат вповалку друг на друге. Кто на полу, кто на диване, кто под столом, в туалет и ванную не попасть, балкон забаррикадирован, а на улице минус десять, как они там, в одной шубе что ли...
На кухне шум: стреляет плита одноразовыми шприцами, какие-то тени бродят с пластиковыми бутылками и дышат через отверстие. Мойша сидит с косяком на антресолях: его туда посадили и время от времени достают, спросить что-нибудь по хозяйству. Без шуток. Мойша улыбается, как восточный божок, и отвечает односложно. Как ни странно, его понимают.
Ударившись лицом о пол, можно найти много интересного. Помимо заурядных разноцветных презервативов (среди использованных попадаются запечатанные: Мойша, как сеятель, рассыпает их по утрам на всякий случай) и банок из-под пива, в толстом слое бычков попадаются забавные предметы, как-то: фаллоимитаторы, вибраторы, наручники, - и реже - книги. Диски лежат в сейфе, переоборудованном из ЭВМ конца восьмидесятых - он занимает три четверти детской комнаты Мойши. В этом святилище два скелета, мужской и женский, чучело крокодила и коллекция ледорубов. Зачем Мойше ледорубы, никто не знает.
Какое-то юное создание, лет шестнадцати, ползая на четвереньках, уткнулось в мои колени уже на пороге, подняло на меня нездешние глаза и покрыло матом, как облаком. В этом облаке я так и проходил всю неделю, пока добрался обратно, к выходу.
РЫЖИЙ ВЫМПЕЛ
Опасность ходит рядом, неслышно, на мягких лапах.
Зверь поднимает голову из травы, подходит, всё равно он невидим и неслышим.
Но некоторые чувствуют его и играют странный танец: зная о звере рядом, делают вид, что не знают, кружат перед огромными, невидимыми глазами, ходят вокруг, смеются своей лёгкости и своей невредимости.
А зверь... неизвестно почему ждёт. Наверное, не в его правилах промахиваться.
Маленький рыжий лис, без него никак, хмуро покачал головой.
Из травы поднял голову зверь.
Лис увидел, сколько следов натоптано вокруг, и погладил зверя. Тот улыбнулся страшной улыбкой.
- Они не знают? - спросил лис.
Зверь мгновенно вытянул лапы и они тут же окрасились красным.
- Понятно, - сказал Лис мрачно. - Как обычно: никакой надежды?
Зверь улыбнулся ещё шире. Невидимые глаза сверкнули, великая гордость словно вихрь пронеслась в них, разошлась по траве волнами.
Лис свернулся клубочком и уснул, согревая себя хвостом.
Он был очень терпелив. Но и ему было больно спать рядом со зверем.
Лис сидел и смотрел на закат. В его острой мордочке вязли снежинки. В глазах отражалось белое тусклое солнце. Зверь лежал рядом, неподвижный, застывший, похожий на снежную гору. Он потерял невидимость, убивая всех, кого мог убить. И кажется, с невидимостью утратил способность двигаться.
Лис влезал иногда на него, когда закат того заслуживал, и тогда рыжий вымпел словно висел в воздухе, между белым небом и белой землёй.
ЗАБАВНО
Значит, мужик в чате плачется, что встретил женщину, обнаружил родство душ, они пошли друг другу навстречу, виртуально изменили супругам (что само по себе заслуживает удивления), и при дальнейшем знакомстве обнаружилось, что это его собственная жена. Кончилось разводом.
ВПЕРЁД
Тогда я не обращал на неё внимания, ходившую по одной улице со мной.
Под глазами её были чёрные тени, на голове шевелились паучьи лапки, рот был чёрным, чувственным и всегда неподвижным.
Глаза её останавливали сердце.
Огромный механизм, внутри которого плыли облака и её бёдра, принадлежал Мертвецам. Они безглазо таращились с главной площади между секциями, ведущими вверх и вниз. И я плыл где-то внутри печатной платы мира - точка с прошлым и без будущего, - огромная, повторяющаяся многократно система оказалась моим вечным домом.
Сквозь рвотные позывы я проталкивал себя через дерьмо трубопроводов и перемещался по вентиляционным шахтам системы - перекрученные, словно в мозге невиданной мощи, они топорщились изгибами нейронов, составлялись в лабиринт, шелестели и стрекотали в голове, и я бежал и бежал по чёрным подвалам и чердакам, падая лицом в обломки и пытаясь увидеть всю систему, - спасительную лазейку в системе, которая обманет систему - вместе с преследователями...
Я помнил только, что бегу бесконечно долго, погоняемый страхом, и одновременно останавливаюсь перед ней на улице. Кажется, она заговорила со мной. Это произошло как будто очень давно, я начинаю разбирать слова, которые она произносит.
Этот день запомнится тебе навсегда.
Ты узнаешь что такое вкус крови на зубах. Ты будешь улыбаться.
Разве ты знаешь, отворяя дверь в огромном механизме, куда ведёт очередная трубочка? Ты жалкая капля крови, попадёшь туда, куда давно хотел попасть. Мертвецы спят на площади и пыль оседает на витрины с пряниками и колбасой, этот город спит тысячи лет и столько же мы бежим в своих снах, и умираем от ужаса, и наши тени проходят по улице, где тополя, грязный пух, солнечный ветер. И она остановливает глазами сердце, её губы ровно шевелятся. Она меньше меня ростом и смотрит снизу вверх.
- Я знаю, ЧТО ты ненавидишь.
Я молчу. Ненависть распространяется по улице, как газ. Лапы пауков впиваются ей в виски когтями, капли крови ползут по бледным скулам.
- Ты НЕ ЗНАЕШЬ, что я ненавижу, - говорю я невнятно. - Никто не знает...
© Рустам Гаджиев, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
