ШЕЛКОПЁР ОБИТАТЕЛЬ ДРАКОНА
Дракон был огромным, неподвижным и страшным в своей, растянувшейся в веках, агонии.
Парализованный неизвестной силой... Проклятьем? Усталостью? - он был уже на треть разрушен, растащен, выдолблен людьми - и всё-таки жив. Первыми во внутренностях дракона побывали охотники за сокровищами, потом дорогу к нему проложили мясники и кожевенники, торговцы и ремесленники. Дракон оброс лачугами, подле него раскинулся огромный и знаменитый во всей претории караван-сарай.
Из дракона добывали мясо - съедобное и несъедобное, лекари и шарлатаны изготовляли из тканей и крови его мази и лекарства, дубильщики резали и расслаивали кожу, мастеровые выдалбливали кость. Добываемое из дракона было ценно и дёшево. По мере высвобождения пространства, добывающие артели стали селиться внутри, и скоро дракон превратился во вместилище целого города, - но и в этом - выпотрошенном - состоянии он ещё жил. Жизнь была странной составляющей дракона. Знахари уверяли, что разрушенный, с изолированными конечностями, он будет оставаться живым, и даже маленький костяной талисманчик несёт частичку его жизни и должен называться полным его Именем.
Но более всего преуспели в присвоении и использовании дракона маги. Они заявили, что дракон - магическая собственость правящей гильдии, ввели налог на всякий материал, добытый из дракона, в соответствии с ценностью и построили в полости сердечного мешка сферическую лабораторию. Вскоре они выяснили, что жизнь дракона подчиняется обратному временному механизму. Разрушение людьми вовсе не было для этой формы жизни гибелью. Распадаясь на части, дракон размножал своё вещество в пространстве и расширял своё присутствие. Уменьшение органов обозначало превращение дракона в Идеальное существо. Каждая частичка его образовывала поле, связывающее её с другими, и превращение даже в самые мелкие корпускулы не было достаточно мелким - антиматерия, из которой дракон состоял, заключила перемирие с материей, создав оболочку из времени. Вещество дракона жило по другим часам.
И всякий, кто связывал свою жизнь хотя бы с частичкой дракона, попадал под влияние этих, по другому идущих часов. Что именно представляет из себя ход времени для дракона, маги не знали. Ум их, при всей отчаянной смелости и готовности встречаться и видеть повсюду бездну, пасовал - и не мог воспринять, сложить воедино результаты опытов. Маги были встревожены и напуганы, дракон стал представляться им подобием троянского коня, заброшенного в их мир силой ужасной и нечеловеческой. Поняв это, маги ужаснулись своим открытиям. Старейшие обратились в гильдию с требованием карантина; город внутри дракона разрушили; вооружившись приборами, маги ордена верёвки и посоха взялись отыскать все растащенные по миру части драконьего вещества.
Но было поздно. Дракон, усилиями людей не одно столетие превращавшийся в пыль, по-прежнему был жив и находился теперь повсюду. Тайна его так и не была раскрыта. Ко времени описываемых событий один из магов ордена, Рут Белые глаза, охотник за драконьими реликвиями, обнаружил, что глаза его начинают видеть что-то ещё, какой-то мир, пограничный с его родным. Реакцией его на этот мир было помутнение разума. Его сознание тут же признали больным и раздвоившимся. Его отправили на осмотр к старейшим, как ещё одного разбитого знанием - ребята из верёвки и посоха славились тем, что довольно смело заигрывали с бездной. Но Белые глаза не сдался братьям, он скрылся от ордена, оставив по себе пророчество, названое как Речь Дракона. Речь, оставленая им в виде песни, была помещена в печать и сокрыта. Ни одного слова из неё верховные маги не смогли разобрать. Время, в котором её надлежало слышать, текло в другом направлении.
Рут же - исчезнувший во времени Рут - размазанный между прошлым и будущим - разговаривал с Драконом.
К этим событиям относится и первая война за дракона. Пустыня, в которой высилась эта чёрная живая гора, не имела границы, указывавшей на принадлежность к каким-либо оазисам, халифатам или княжествам. Правящая гильдия могла сдерживать амбиции мелких правителей и кочевников, но не могла остановить государей, понявших, что дракон - это не просто веками разлагающееся мясо.
Евшие его, пившие его кровь, лечившиеся им, носящие его талисманами на шее, после того, как Речь Дракона прозвучала в миру - все эти добрые люди начали либо умирать, либо становиться его слугами.
Такой слух распространила угнетённая гильдия целителей. Теперь вы встретитесь с тем, что так долго будили, сказал верховный брамин верховным магам, покидая зал совета. Начиналась война. Неугомонный Рут говорил с Драконом.
Благородная дева из семьи Стеблей - Синяя чайка, носившая фамильного молочного дракона на шее, потерялась в одну из тревожных ночей начала войны в своём кошмаре - она металась, под наблюдением родных, в тяжёлом многодневном сне - а проснувшись, исчезла из дома - вообще исчезла из города Тысячи куполов. По всей претории люди испытывали беспокойство, падали в лихорадке, и многие, очнувшись, со странной мечтательностью на лице отправлялись в путь...
Зрение обычных людей проникало за границы реальности... Наступало время великой смуты...
Из мрака и гнили потерянного и перерождённого, на пепелищах войн, посреди деградации и смрада обретало свои руки и лицо новое рыцарство. Они не имели гербов и имён благородных домов, они пахли так же, как и отвалы и мусорные ямы, из которых извлекла их история, их руки были часто обагрены кровью невинных, дела сомнительны а личная философия упряма до нетерпимости - и всё же нечто естественное и простое, как сам воздух возрождения, управляло их поступками.
Шелкопёр метался в ночи. Он искал свои руки, потом - голову, потом он просыпался помногу раз и, в конце концов, затих на руках у Дольки. Песня Дракона стучала молотом в висках и звала, тянула, шептала странное... Отлитое поутру в цветные камни. Они появлялись в небе, преломляли свет, - солнце завивало лучи, как кудри, - и прозрачное оплывало. Дорогу в этом новом дне знали только Слуги Дракона - и Шелкопёр был одним из них, - из тех, у кого что-то получалось. Он был трезв и спокоен с утра. Долину покрывали шатры. Шёлкопёр стоял и смотрел на флаги, на странно одетых людей со всех концов света, на свою команду, ползающую вокруг повозок, дикую и убогую на фоне трубной роскоши великих мира сего.
Начинался первый день турнира. В утреней дымке, на обочине от ристалищных линий, словно двигаясь, высилась, летела в мареве чёрная гора... Сердце Шелкопёра - это происходило раз за разом - сжалось. Он понял, как проведёт это утро. Настоящих боёв сегодня не будет. Вот так, на солнце, в суете и гомоне, Дракон казался меньше и невзрачней обычного. Шелкопёр шёл к нему, опустив голову, делая круг, чтобы не уступать чужакам дороги. Он думал о первом прикосновении, снова возвращался в памяти к первой своей встрече с Ним. Это было то, чего он стыдился и не мог забыть. Словно вывернутый наизнанку, он помешался тогда, стал делать страшное... рвать пространство... очнулся в яме, закованный, вместе с сотнями оборванных, диких нелюдей. Таких же, как он. Стыд обнажённости. Запредельной, отключающей сознание. И всё же был миг, когда всё вспыхнуло, образовалась комната в тишине, в неё вошёл Рут и посмотрел на него...
Возле Дракона людей было немного. В теневой стороне возились устроители, что-то готовили - Шелкопёр узнал их по фиолетовым лоскутам на рукавах. Свернул к солнечной стороне, протянул руку, скользя ладонью по изрезанным пластинам. Солнце заливало поверхность. Шелкопёр жмурясь смотрел на то, что изуродовало его жизнь и жизнь его родителей. Смех. Он увидел, что приближается к людям, одетым так же, как он.
Он знал их. Лысый череп Быка Причётника блестел на солнце, как полированный. Рядом с ним смеялся чему-то по-собачьи Одиссей, старый и хитрый южанин, и двое полузнакомых близнецов-малолеток, гордые своими мастерскими напульсниками - и оттого всегда серьёзные. Шелкопёр напрягся. Он повстречал очень сильных бойцов. Самых - из тех, кого знал. И все они оказались в одном месте. Бык увидел его и помахал рукой. Одиссей сощурил и без того узкие глаза. Близнецы сделали вид, что не заметили его приближения. Пока он не протянет им ладони, они не увидят его.
А он не протянет. Странное утро.
- Разгрузились? - спросил Одиссей.
Шелкопёр кивнул.
- Мы тут обсуждаем обещания магов.
- Главный приз известен, - сухо сказал Шелкопёр.
- Известен-то известен, - протянул Одиссей усмехаясь и опустив глаза. Бык, против обыкновения был серьёзен, напряжён и молчал. Это не понравилось Шелкопёру. Похоже, разговор отдавали ему. Мгновенное решение - обоюдное - скрыть от него то, что собрало их вместе. Шелкопёра ещё больше взбесило то, что никакого расчёта в этом не было. Ему не доверяли.
- У каждого из вас свой клан, - сказал он. - На поле встретимся.
- Может, встретимся, а может, нет. Мы сделаем так, как решим.
Так вот оно что!
- Устал я, - сказал Шелкопёр. - Утомили меня и эта сволочь, - он с яростью посмотрел на Дракона и надрезал поверхность песка по кругу от стоящих - почти незаметно - но все сразу окаменели. - И те полумёртвые пройдохи на золотых мешках с толпами прислужников. Я устал от этого дерьма, в котором вы купаетесь, как дома - с улыбками - не зная ни кто вы такие, ни зачем вы такие животные...
Круг замкнулся под Драконом. Шелкопёр заметил, что и близнецы, и Бык тоже что-то делают, один Одиссей стоял, скрестив на груди руки, и, улыбаясь, смотрел на него.
Шелкопёр мгновенно поднял западню в воздух - взметнулся цилиндр песка, - привязав к боку Дракона, - и ударил всех, одновременно, об этот бок. Никто не ожидал, что он швырнёт и себя тоже. Вспыхнули яркие лучи, обжигая, превращая одежду в лохмотья. Бык, мелькнуло в голове Шелкопёра, он подумал что я заковываю, близнецы же атаковали, и сильно, но только сожгли, в мгновенном смещении, кожу и одежду. И это хорошо.
После удара полуослепшие, ругаясь, они ползали на четвереньках, где-то рядом. Шелкопёр упёрся лбом в песок, ожидая, пока рассеется чёрная пелена.
Сплюнул кровью.
- И самое главное - вам пофиг на это. На то, что ни хрена не знаете, - прорычал он. - А это по-прежнему отнимает у вас жизнь, сидит в мозгах. И вы живёте по Дракону, делая вид, что эта жизнь - ваша собственная. Безмозглые бараны с рефлексами жертвы...
- Очень хорошо, - услышал он насмешливый голос Одиссея. Голос доносился откуда-то сверху. Шелкопёр напрягся - так, что вены вздулись - и оторвал себя от земли. Одиссей смотрел на него с какой-то чарующей улыбкой. Одежда его была цела.
- Теперь, может, ты поймёшь, где расходимся, - сказал Одиссей и рванул ближайшую к себе пластину на боку Дракона. Она отслоилась ровным слоем, обнажая что-то более светлое, рванул ещё раз, отошёл ещё один пласт "обоев" - обнажалось время.
-...твои родители... их родители... время смуты... эта война была самой первой... столетия сна...
Одиссей, одно за другим, срывал века, пот струился по его собранному в морщины лицу, по загорелым, сальным рукам. В небе полыхало само время, скручивая пейзаж. Привалившись к боку Дракона, сидел Бык Причётник, и мастера-близнецы всё ещё разглядывали песок.
-...а это было задолго до людей, - говорил Одиссей, обнажая какие-то изумрудные, полыхающие слои. - Тогда Он был жив... Что он делал здесь?..
На самом деле?
Шелкопёр содрогнулся.
- Надо знать, где искать, и мы упрёмся в начало мироздания, как в точку... - Одиссей швырнул всё, что висело в воздухе, и разноцветные слои времени рассеялись по песку, покрыли его, словно фантастический листопад.
- Это моя история, - сказал Одиссей, - каким бы монстром я ни был. И когда я вижу табличку с надписью "ямы оборотней", мне иногда хочется встать по стойке смирно. Это история моего прокажённого народа.
- А завтра будет славный бой, - сказал Бык. - Так что ты зря пылишь, Бабочка.
© Рустам Гаджиев, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
