У меня две пары глаз
И бесчисленные лица,
А на всех одна зеница
Ока на моем веку.
Ты войдешь. В который раз,
Ниц падет моя ресница,
Будто в обморок девица,
На пунцовую щеку.
У меня лишь пара рук -
То же, что имели боги.
Почему же так убоги
Их творенья? Как же так?
Руки задрожат на стук
Твоих туфель на пороге.
От тебя, от недотроги
Пальцы прячутся в кулак.
У меня одна беда -
Ты прекрасней всех на свете.
Всюду чудятся мне сети
Посторонних глаз и рук.
Но приходишь ты сюда.
Сердце рвется вон из клети,
Словно ждет минуты эти
Сто последних лет разлук.
В зеркальных глазах отражения зноя и блеска,
и гула из недр амальгамы, и всполохов стаи
движений, летящих полянами слуха и зренья.
И мозг-эпилептик затих в ожидании всплеска
всей памяти чувств, что как ветер, играя листами,
восходит, листая, к страницам эпохи творенья.
Еще на пути в этот солнечный город-подросток,
что строит дома, зарывая обиды в фундамент,
уже на пути то, чего нам неведомы знаки.
Но что-то случилось у неба со светом и ростом.
И в тело, как в землю, врастает терновый орнамент,
шипами лаская на коже взошедшие маки.
У тесных жилищ, семеня, муравьиной походкой,
туда и обратно шагают бескрылые люди,
скрывая под панцирем руки. И нет им роднее,
сжимающих мертвою хваткой и сердце, и глотку,
худых кулачков, что висят, как усохшие груди
кочевниц-мадонн на безводной груди Галилеи.
Распятое солнце оплакивать птицы устали.
Уставились в землю. Земля, как и прежде, безвидна.
Еще одна смерть насурьмит под седыми бровями
кроваво-лазурно-пустые небесные дали.
И только убитым богам воскрешаться не стыдно…
Еще одна смерть, но не та, что накормит червями.
Марш молчания по пропавшим,
мертвым, вычеркнутым, восставшим
ростом выше памяти нашей,
губы, сыграйте марш.
Рот, захлебываясь конфетой,
поцелуем и сигаретой,
слушай, как за щекой монета,
звякает "Отче Наш".
Боже! Ты же соткан из чуда.
В мире, где смертельна простуда,
я иду воевать за груду
черных чужих камней.
Скольких здесь побелели кости.
В сердце моем ни капли злости.
Господи! Не зови мя в гости.
Лучше спустись ко мне.
Пуля выдаст команду "вольно".
Корчись, тело, коль очень больно.
Все равно всех кладет продольно
смерть на своем плацу.
Прапор, выдай живым-тверезым
за меня уставную дозу.
Пусть поплачут они, ведь слезы
мертвому не к лицу.
"O Captain! my Captain! rise up and hear the bells…"
Walt Whitman
I.
В этот самый глухой, заполуночный час,
Час, который узнаешь по немощи глаз,
По руке, чуть дышащей подкожным теплом,
По губам, открывающим сердцу пролом
В этом теле, живущем само по себе.
Свою душу боясь расплескать при ходьбе,
Ты войдешь в этот час.
Ты услышишь не голос, но ноющий звук -
То гудит темнотою изогнутый лук
Тишины, что свилась в тетиву и дрожит
Каждым нервом в пучке из прожилок и жил.
И спеленуто горло, и уши пусты,
Рук над мозгом кипящим сведутся мосты,
Слух пытаясь спасти.
Не найти, даже если найдешь - не достичь
Широты горизонта, где клекот и клич
Караванов, бредущих в узде долготы,
Ощущают бесстыдство своей наготы
Перед вздохами вод и одышкой ветров,
Перед криком, за тысячу миль, городов.
Ты поймешь это вдруг.
II.
В чреве мрака, проваленном в небо, не спят:
Слышен шорох комет, метеоры свистят,
Млечный Путь запотел от дыханья Стрельца
И свернулся в спираль от мычанья Тельца,
Хриплый кашель и лай Гончих спущенных Псов
Чью-то жизнь загоняет на чашу Весов.
Не твою ли? Взгляни.
Километры базальтовых, черных глубин
Оживают глазами большущих рыбин.
В них спокойствие, мудрость и опыт конца.
Там не спорят, там знают, там ждут мертвеца,
Там фанфары бурлят из затопленных труб,
Там молитва со скользких пузырится губ
И всплывает к тебе.
Не про них немота, ты - Великий Глухой,
Ты - в тоске замурованный крот под сохой,
Раздирающей дерн пелены твоих глаз.
Ты такой же, как все, ты из них, ты из нас.
Ты в погоне за светом глотающий тьму,
Ты болезнь не морскую несешь за корму -
Ты остался один.
III.
Твой корабль опустел и ведет себя сам
Под ворчанье и нудную песнь колеса.
Шторм сорвал паруса и украл якоря,
И унес все, что мог ненасытным морям.
Крепче, крепче держись за облупленный борт.
Может быть, эта ночь приведет тебя в порт,
О котором мечтал.
Ты доверься воде, что качает огни.
Если сможешь, поверь, если нет - обмани
Эту россыпь светящихся старых могил,
Ты не первый идешь, кто-то раньше здесь плыл,
Курс по звездам держа, по изгибам лекал,
Тот, кто бакены грудью спросонья толкал,
Уходя в вечный сон.
Слышишь, колокол дрогнул у ветра в руке?
Видишь, ночь распоролась по шву вдалеке?
Изорви ее в клочья и брось в океан,
Подымись и на мостик взойди, Капитан!
На сетчатке твоей, глубже неба и дна,
На рассвете земля будет ясно видна.
Подымись, Капитан.
IV.
Ты войдешь в эту гавань в объятиях скал,
Приютивших ее стариковский оскал,
Гнилью свай обнажающий челюсть воды.
Ты увидишь в глазах ее цвета слюды
Серый мрамор небес, обретающих твердь.
Это гавань Горгоны, здесь камень и смерть,
Здесь лишь камень и смерть.
Ты сойдешь на изъеденный солью причал,
На котором никто никого не встречал,
Где всегда провожали навеки суда.
Будешь первым из всех, кто вернется туда.
Там, в порту, ты приветливый встретишь народ,
Ты останешься там на всю жизнь или год,
Или день, или час,
Тот, который узнаешь по влажности глаз,
По предметам и лицам, что видел не раз,
По руке, чуть дышащей подкожным теплом,
По губам, открывающим сердцу пролом
В этом теле, живущем само по себе.
Свою душу из вида теряя в толпе,
Ты войдешь в этот час.
Сергей Сутулов-Катеринич: Весталка, трубадур и дельтаплан[...по причинам, которые лень называть, недосуг вспоминать, ни к чему рифмовать, четверть века назад невзлюбил я прекрасное женское имя - имя, несущее...]Наталья Козаченко: Пуговица[Вечеряли рано: солнце не село и сияли купола позолотой, сновали по улицам приезжие купечики победнее. Вчерась был четверг и обыденные Ильинские торжки...]Любовь Артюгина: Человек в одеяле[Под вечер, когда утихает жара, / И пламя не рвётся из солнечной пасти, / Спадает с домов и людей кожура, / И в город приходит прохладное счастье...]Светлана Андроник: Ветреное[виток земли вокруг своей оси / бери и правду горькую неси / не замечай в упор что снег растаял / юдоль земная стало быть простая...]Михаил Ковсан: Словом единым. Поэзия в прозе, или Проза в стихах[Свистнув, полетит стрела, душу юную унося, сквозь угольное ушко пролетая, и, ухнув, полотно разорвется, неумолимый предел пробивая, и всё вокруг цветасто...]Ростислав Клубков: Дерево чужбины[Представь себе, что через город течет река, по ее берегам растут деревья, люди встречаются под деревьями и разговаривают о деревьях. Они могут разговаривать...]Елена Севрюгина: "Реалити-шоу" как новый жанр в художественной литературе[Можно сказать, что читатель имеет дело с новым жанром: "роман-реалити-шоу", или "роман-игра"...]Максим Жуков: Равенству - нет![Ты - в своей основе - добрый... Ну и зря! / В этом мире крови пролиты моря! / Надо лишь немного: просто, может быть, / Попросить у Бога смелости...]
