ТЕЛА НЕБЕСНЫЕ И ЛИЧНЫЕ ТЕЛА
* * *
Я вывожу под небо
Свою бережно скрытую до этого дня
Птичность
Она привыкла
Ходить семеня
И питаться хозяйственным хлебом
У нее никогда не было
Такой неразграниченной пустоты,
Такой нестреноженности
И сейчас тревожно
Она пятится,
пялится в ноги наученной хромоты
Опасается головой хохлатой
Ворочается, не верит
Ищет закрытые двери
_^_
ГОЛУБИ
Живу на последнем этаже,
и сверху,
в проеме дневного света,
раз за разом падают
голуби.
Ниже
они раскрывают жесткие перья,
и, упруго отталкиваясь от воздуха,
как акробат от натянутой материи,
начинают полет.
Но все это за пределами окоема –
в нем же
я вижу только отвесно валящиеся
тушки.
Думаю,
когда придет последнее время
и с небес
на грешные головы
обрушится гранитная ярость,
я не сразу замечу
разницу.
_^_
* * *
Там лежу и
прорастаю ржавыми нитями через прель,
по чешуйкам дерна
в топкий земной апрель,
от высокого мая, ломая корни
в отступлении напролом.
Провалиться, влезть в потаенный
мартовский бурелом, в глубину
торфяных кромешных тягучих вод.
Я ведь родом из самых черных лесных болот,
и вернусь ко дну,
спрячусь в толщу трясинных руд.
Сволоки меня, мама-тьма, куда не найдут,
дай мне выломаться из времени и пространств
бронебойных сквозящих правд.
Дай уйти назад.
___
Там лежу и
слежу за соснами в высоте,
как верхушками расправляют небесные складки,
терпеливо и долго, пока на гладком
не проявятся точки.
Если долго смотреть на них, кажется,
между прочим,
что должно быть еще что-то,
хоть что-то, что выдерется из сажи,
из горелого мяса и сальной железной копоти,
из всего, что гниет и сочится.
Вздрогнет и воспарит, медленно и протяжно,
к этим косматым кистям, рисующим в облаках.
Жаль, что это не так.
_^_
* * *
скучный Сергей снуло смотрел в потолок
сквозь него на всю облачную страну
в стылом небесье хотел для себя Луну
ну хоть звездочку
солнечный уголек
заклепку, крючок
на котором висят гроздьями
тела небесные и личные тела
лестница, лиственница, громоздкий стеллаж
кровать, и стена, и стекла
скучный Сергей повернулся туда, где жена
обнимал теплое
шептал дерзости
уснул
и во сне коснулся
лунной поверхности
_^_
когда я услыхал
показалось, что пальцы
внезапно
поросли глазурью из ледяного стекла
как бывает, когда
дождевая вода стекает
по дереву в хрусткий хрусталь
и ветки – белый прозрачный янтарь
с заключенной озяблой жизнью
в каждом сгустке застуженной жидкости
под грузом непрошенных драгоценностей
они смотрят вниз
в отражения искр
енности
утренних луж
так быстро ставших ненужным
гололедом
целый мир окунули в воду
и вытащили елочную игрушку
пока слушал
во мне обрушился лед
и вот
не могу поднять руки
даже согнуть их
думаю
они, твердопалые, грубые
скользнут вниз ляжек
и упадут
на землю
звонко разделятся
на уйму острых стекляшек
_^_
* * *
Как с антресоли падает на стул
подшивка старых дедовских журналов,
ты так же ухнула в сугроб, с таким же шумом:
глухим, скрипучим и каким-то жалким.
Секунду можно б думать, что уснула,
когда б не этот изумленный взгляд.
И тут же, каждый на особый лад,
хохочем до икоты, до простуды.
Не сможешь увернуться, и я сверху
в тебя, в сугроб и в память упаду.
Мне не понять, в каком это году,
и некого спросить, чтобы проверить.
_^_
* * *
утренняя проблема
в голове
оловянно муторно сыплют цветные осколки
колкие блоки лего
мешанина хрустит
под босой пяткой
из грустных остатков сна
нужно сложить оснастку
фундамент колонны лестничные пролеты
очередного дня
беру брусочки чего-то
смешных черепашек из марио
двух бугаев из 7а
пашку и леву
четвертый акт драмы зеваю выход
таню которую трахнул во сне
а в другом мариху
и было стыдно и здорово
целую прорву ненадетых штанов
страшные красные дыры по телу
покойничка сашку
глядит невыбитым глазом
спрашивает что нового
я умею
складываю все под ноги
чтобы ходить
шаг за шагом и раз за разом
по мозаичному мосту в реальность
вот и стальная грязная
полоса утреннего неба
мягкая хлебная
голова
тяжело отрывается
от поверхности как илонмасковая ракета
и тут же в(з)рывается
в ежедневный ад
оборачиваюсь назад
но там уже ничего нет
_^_
НЕ МОГУ СПАТЬ
На том видео
Обнаженная женщина в кузове
Как трофей,
В ногах бородатых мужчин в униформе.
Они трясут пыльным оружием.
Они радостно кричат.
А прохожие
Плюют
На ее белое мертвое тело.
Думаю, никто не должен спать, увидев такое.
Думаю, никто не должен писать об этом стихи.
Ничего не могу поделать со своим страхом,
Что это происходит сейчас
На том видео.
Не только на том видео.
Что кто-то считает это справедливым.
Что у них есть жены,
Которых обнимают этой ночью.
Не холодных. Не окоченевших.
Думаю, никогда не смогу больше спать.
Думаю, не стану больше писать стихи.
Но завтра я высплюсь.
Все знают, что так и будет.
_^_
* * *
у чистого сердца красная пятерня
сегодня, пожалуйста, Господи, не меня
побрезгуй, возьми другого
убогого, без ноги
видишь, он не бежит, когда говорят "беги"
видишь, у него и так недостаток в теле
вот пусть и ползет на свет
а мои руки при деле
цены им нет
Бог Ты мой, даже если
с кровавой Твоею чашей
я Тебя, грешный,
выдумал –
неси ее дальше
там тóлпища их, держащих свой ум во аде
готовых спуститься
по водам Стикса
а я тихо постою сзади
Ты властвуй,
но помни, Небесный, я у Тебя на хозяйстве,
и стражду во имя Твое
заряжаю противодроновое ружье
разряжаю противодроновое ружье
_^_
когда люди были большими
когда люди были большими
как корабельные сосны
как колокольные шпили
стародревние гиганты
шагали содрогали деревья
протянутой вдаль рукой
доставали звезды и морского змея
и воздушного
оглушительно лучшие во всем
они строили строили строили дом
собирались потные по трое
и пели
пели о том как были гиганты
настоящие
из соли и яшмы и стали
те что кромсали землю зубами
и сами вверх дном
перевернули море
безногим на горе горой
той
на которой построен дом
любовались с улыбкой
мурлыкали вырастешь взрослым
тоже будешь великим
_^_
плотская карта
вот
есть живот
небодрый и отвисший
нечувствительный
он самый мне чужой
справлялся я и без него
вот ноги
в яблоневых ветках вен
с дубовыми лодыжками
черной корой волос
они не истираются стараются
куплю им цветные носочки
вот позвонки
позвонкам тяжело
они кренятся от грыж и протрузий
плохо низаной ниткой бус
потрескавшейся от жары чурчхелой
на южном рынке
мои сахарные позвонки
вот руки
широкие пальцы
с короткими ногтями
шрамы татуировки рисунки
если бы надо было выбрать
в какой части карты моего тела
должен жить я
выбрал бы руки
да я выбрал бы руки
_^_
ЖЕЛТАЯ, КРАСНАЯ
Сегодня только пасочки и яйца,
и желтый цвет,
он начал округляться
еще с рассветом,
шелковым и влажным.
Мир золотел, перерождаясь красным
воскресным крашеным
лицом.
Я был как ряженый
в своей осенней куртке.
Пространство изменялось поминутно,
а старое рассыпалось пыльцой
и так воскресло.
Я один остался.
из тех, кто ни о чем не расстарался,
сел в кресло,
стукнул хрупкое яйцо.
_^_
* * *
старый пес
старый кот
тараканы в квартире тоже почтенные
борода не скрывает борозды от
времени
карандаш
с древней профессией "конструктор"
изображает буквы
и города
корову коня мировое древо
старые времена сотворение мира из каши
накалякай меня карандашик
чародейное изделие пляшет
рисует нестрашный череп
в боро(з)де
_^_
* * *
открываю окно из комнаты в комнату
в брянских хатах, где поколения
пристраивали трехстен за трехстеном
такое не редкость
снимаю с подоконника
засохший алоэ, выгоревшую неваляшку
ворчливо и сипло брякнувшую
упаковки пропавших таблеток
тяну шпингалеты, приваренные
слоями густой олифы, желтой
измятой, как дружное фото
(с оборота имя только родича)
дергаю ручку, и старенькая
скоба остается в ладони, будто
признав хозяина через грубость
толкаю раму – и вот сейчас
пискнув, окно вскрывает просвет
из комнаты в комнату в комнату в комнату
стул с шершавым сидением плотно
придвинув, прижав подоконник к груди
без разговоров моргаю – но нет
кроме створа в стене, ничего не открылось
солнце лениво играет пылью
вижу и не хочу уходить
_^_
|
