 |
|
ТВЕРДЫЙ ЗНАК
У доктора Пехова и в мыслях не было писать с твердым знаком. Просто однажды он заскучал и от нечего делать стал рисовать узоры. Каким-то бесом его вынесло на твердый знак. Он изобразил его раз, изобразил другой, потом потянулась целая цепочка, разбудившая представления о перьях и фиолетовых чернилах. Пехов изменял нажим и наклон, и буква становилась все изящнее; в какой-то момент она стала похожа на упрямый и быстроходный катер, который мчится, пригнувшись, к необозначенному причалу.
Доктор исписал лист с обеих сторон. И зачем-то поставил подпись: Пеховъ.
* * *
Неладное он заметил мгновенно - на следующий день, как только взялся за историю болезни. Твердым знаком украсилось несколько предлогов. Пехов зачеркнул лишнее и кое-как дописал, озадаченно качая головой. Со второй историей вышло хуже. Анахронизм прокрался в десяток имен существительных. Теша себя надеждой, что никто этого не заметит, он оставил все, как есть. А сам немного посидел, время от времени ударяя себя по правой руке.
Но это не помогло.
Прошло два дня, и твердыми знаками запестрели все его записи. Тут уж миром не обошлось. Неизвестно, кто обратил на них внимание первым, но в конце рабочего дня Пехова навестил заведующий. Человек это был мирный, циничный, многое повидавший. Он встретил бы вздохом даже сигнал из космоса.
- Что это, Геннадий Мироныч? - помахал заведующий справкой. - Почему вы пишете на дореволюционный манер?
Пехов развел руками.
- Сам не знаю, - признался он. - Оно само пишется. Боюсь, у меня возникла какая-то навязчивость.
- А в целом как? Хорошо себя чувствуете?
- Вполне, - искренне ответил Пехов.
Заведующий сверлил его оценивающим взглядом. Пехов понял, что его не хотят заподозрить в злом умысле, но полностью оного не исключают, ибо в медицине возможно все. Заведующему тоже была неприятна эта мысль. Он мог расправиться с негодяем, возникни такой, но не любил расправ.
- Идите домой, отдохните, - предложил он. - Попейте чего-нибудь.
Пехов и так собирался уходить, но все равно поблагодарил заведующего за душевную щедрость.
Дома он ничего не писал, и вечер прошел без событий.
* * *
Наваждение не прошло.
Пехов попробовал писать, где можно, по-латыни, благо имел некоторые способности к языкам и помнил из ее курса не только больше обычного, а даже сверх положенного. Но его, во-первых, никто не понял, а во-вторых, твердый знак прокрался и в иностранные слова.
Пехова принял местный психиатр. Пехов пришел к нему сам.
- Без бреда и обмана чувств! - бодро сказал тот. - Может быть, компульсия-обсессия. А может быть, и синдром Туретта! - добавил он неожиданно зловеще и сдвинул брови.
Пехов поежился. Он представил, как в скором времени начнет сокращаться всеми мускулами, приседать, приплясывать и выкрикивать бранные слова.
- Пожалуйте на гипноз, - пригласил его коллега. - Но сперва просветите голову. Мало ли что.
Пехову просветили голову и взяли у него все анализы. Ничего не нашли.
Гипноз ему тоже не помог.
* * *
- Геннадий Миронович, так не пойдет, - решительно заявил заведующий. - Что будет дальше? Фита и ять?
- Эти я не знаю, как пишутся, - ухватился за соломинку Пехов.
Тот отмахнулся.
- Лечитесь, прошу вас, иначе не знаю, чем это кончится.
Зато знал Пехов. Он уже побывал и у начмеда, и у главврача. Там господствовали самые нехорошие настроения.
Но помощь пришла с неожиданной стороны.
* * *
Доктор Пехов, что называется, не хватал с неба звезд. Доктором он был и слыл вполне рядовым. Правда, пациенты любили его за немногословие и вдумчивость. Пехов часто присаживался на койку, брал человека за руку и подолгу, проникновенно молчал. Между ним и подопечным как бы перекидывался незримый мост. Любое недомогание становилось серьезным, и клиент понимал, что и доктору ясно то же, а это главное. После этого Пехов резко светлел лицом, хлопал себя по бедрам и объявлял: "Ну, ничего! Не боги горшки обжигают!" От этого сразу делалось легче.
Когда твердый знак начал фигурировать в выписных документах, Пехову задали несколько осторожных вопросов. Тем дело и ограничилось, его ответы узнали все и приняли необычную орфографию как нечто неизбежное и непоправимое. Злое ли, доброе - Бог весть. Дальше о Пехове пошла слава.
Впечатления пациентов накопились, объединились и достигли критической массы, после чего количество переходит в качество. Удивительно, но твердый знак вдруг понравился очень многим. В нем читалась оригинальная солидность. Все больше больных шло к заведующему, а то и выше, с просьбой вверить их судьбу доктору Пехову. В нем, говорили они, есть старая основательность. Это было тем более странно, что Пехов был сравнительно молод.
- Это я понимаю! - радовался какой-то дед, выбив такое одолжение. - Это дело!
Положение изменилось бесповоротно, когда к Пехову обратился смущенный коллега.
- Мироныч, - сказал он. - Напиши моему придурку выписку, а? С меня причитается.
Пехов не стал упираться и написал. Твердый знак красовался во всех положенных местах.
- А почему ты сам не хочешь? - спросил он, отдавая бумажку. - Это же просто.
- Побаиваюсь, - честно признался тот. - Вдруг тоже привяжется!
* * *
Прошло время, и Пехова завалили писаниной. Под это дело он выбил себе совместительство.
- Вы неплохой работник, Пехов, - сказал ему главврач. - Только борзеть не надо.
Но тот уже оборзел.
- Не хочу спешить с выводами, - заявил он, - но создается впечатление, что моя орфография оказывает психотерапевтическое воздействие. И жалоб меньше. Я подумываю написать небольшую работу и взять патент.
- С твердым знаком напишете? - не удержался главный.
- Набью на компьютере, - невозмутимо ответил Пехов. - Там у меня получается по-старому. То есть по-новому. Короче говоря, без архаизмов.
- А в политику не собираетесь? Твердый знак как символ незыблемости основ.
- Посмотрим, - пожал плечами Пехов. - Мысль интересная.
Когда он ушел, главврач позвонил профессору, который курировал больницу, разбирал сложные случаи и занимался наукой.
* * *
Главврач пошутил нехорошо, но мысль о политической карьере запала Пехову в душу. Впрочем, сначала требовался научный фундамент, и в этом смысле содействие профессора было совершенно необходимо.
Тот и пришел, прямо на следующий день. Коротко кивнул, уселся в кресло, утомленно пригладил редкие волосы. Лицо у профессора напоминало морду хорька: вытянутое рыльце с настороженно подрагивающими ноздрями.
- Чем вы располагаете, коллега? - спросил он без обиняков после минутного молчания.
Пехов без слов показал ему огромный металлический твердый знак: сувенир, собственноручно изготовленный одним пациентом. Твердый знак стоял за его столом в нише книжного шкафа, откуда пришлось вынуть толстые лекарственные справочники.
- Убедительно, - кивнул профессор. - Я предлагаю вам собрать статистику и действительно написать статью.
- Авторство, как я догадываюсь, пополам? - осведомился Пехов.
С профессором редко разговаривали в таком ключе.
- Авторство будет ваше, - ответил он бесцветным голосом. - Под моим руководством.
Пехов решил, что спорить преждевременно.
- Статистику я соберу за пару дней, - сказал он. - Правда, у меня нет литературных способностей. Я никогда не писал статей. Конечно, не боги горшки обжигают...
- Не тревожьтесь об этом, - сказал профессор. - У меня хорошие консультанты.
* * *
Твердый знак, стоявший в книжном шкафу, был не просто сувенир, а графин. Поскольку с некоторых пор коньяк у доктора Пехова не переводился, он начал использовать подарок по назначению. Никому из окружающих не приходило в голову принять твердый знак за нечто большее, имеющее в себе. Пехов стал попивать больше обычного. На здоровье пациентов это совершенно не отражалось, однако главврач однажды вошел, не стучась - как ему и подобало, - и опустился напротив Пехова в кресло.
- Я долго молчал, - признался он после неприятной паузы. - Но мне докладывают о вас возмутительные вещи.
- Больные? - осведомился Пехов.
- Еще не хватало. Нет. Пока что ваши коллеги.
- Завидуют, - отозвался Пехов развязно, благо минут за десять до прихода начальства приложился к твердому знаку.
- Боюсь, что нам придется отказаться от ваших услуг.
- Подождите до завтра, - попросил тот. - Вам принесут штук тридцать благодарностей. Как лучше - чтобы все подписи на одном листе или хотите пачку? Для солидности?
- Мне не нужны...
- Копии отправятся в газету, - перебил его Пехов. - Плюс это.
Он вытащил из ящика стола брошюру.
- Сигнальный экземпляр.
Главврач прочел: "Оптимизация лечебных услуг с элементами традиционалистской психотерапии в условиях экономического кризиса".
- Вы, помнится, предложили мне пойти в политику, и я подумал, что, может, и правда стоит. В местные органы. У меня лежит казак, я с ним переговорил - он обещает, что его товарищи поддержат.
Подогретый из твердого знака, Пехов непринужденно молол все, что лезло в голову.
- Он вообще атаман. Пожалуй, можно и партию...
Главврач бросил брошюру на стол и молча вышел.
* * *
Все кончилось неожиданно быстро. Благодетель, премировавший Пехова волшебной буквой, поступил заново с очередным обострением. Ночью он крепко выпил, где-то нашел отвертку и гонялся с нею за сестрами. Звали его Пилорамыч. Дежурный врач сделал запись, и Пехов был поставлен перед необходимостью выписать буяна. Тот вошел в кабинет мрачный, пошатываясь, невкусно дыша и с тяжелым взглядом.
- Ты что, доктор? - спросил он. - Меня - и гнать?
Он не сказал про твердый знак, но выразительно на него посмотрел.
- Я бессилен, - развел руками Пехов.
- Да перестань. Мы с тобой оба из народа. Ты же русский! Жидовская морда написала, а ты стелешься.
Ночью дежурил Лазарь Осипович Финкельштейн. В душе Пехов с Пилорамычем согласился. Но вслух сказал:
- Ничего не могу сделать.
И уткнулся в бумаги, готовый начертать "выписанъ за нарушение больничного режима". Еще подумал, не пора ли писать "больничнаго". Тогда Пилорамыч, качнувшись, взял твердый знак и со всей мочи ударил Пехова по голове.
Сувенир был заполнен доверху, а потому увесист, Пехов еще не успел отпить.
Пилорамыча скрутили и отволокли в учреждение, которое тоже оказывает помощь населению, но на другой манер.
Геннадий Мироныч пролежал в родной больнице полтора месяца. Выписавшись, он уже до конца своих дней не мог написать ничего, кроме твердого знака. Как и выговорить.
ноябрь 2016
© Алексей Смирнов, 2016-2023.
© Сетевая Словесность, публикация, 2017-2023.
Орфография и пунктуация авторские.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" Елена Адинцова: и Виктория Семибратская. Ангел Милосердия [Среди монотонности войны проблеск созидательной мысли подобен пробивающейся в песках пустыни зелёной травинке. Чудо творения заслуживает самого бережного...] Владимир Алейников. Эрнст [Воспоминания об Эрнсте Неизвестном.] Максим Жуков. Живые и мёртвые [Она сказала: "Да пошёл ты!" / И я заметил – там, где храм – / В соседнем доме окна жолты, / По вечерам – по вечерам...] Ольга Домрачева. Межсезонье [не сон не явь но вешняя вода / течёт сквозь тьму неведомо куда / в висок стучит бес сна весна блесна / мигнёт секунда снова тишина...] Алексей Смирнов. Три рассказа. [Дело плохо, – выдавил Папуля. – Сказал на работе не то. Не совсем не то, но не совсем то. Теперь к нам придет Комиссия проверить Сынулю...] Стихи вне конкретного времени (О книге Елены Севрюгиной "Раздетый свет") [Скажу сразу – от книги Елены Севрюгиной "Раздетый свет" я получил самое настоящее наслаждение. То самое, эстетическое. Не скрою – открывал книгу, не думая...] Аркадий Гонтовский. В мелодиях земного [Луч вспорхнул, ведь с каждым надо / Поделиться добрым светом. / А она присела рядом, / Женщина с улыбкой лета...] Дмитрий Ревский. Последствия причин [Понимания хочется общего, / но придёшь поддержать разговор – / удирают в ближайшую рощу и / там, трясясь, лишь тягают затвор...] Читайте также: Любовь Берёзкина: "Круглый стол" на тему "Тенденции и проблемы современной поэзии", Часть II | Юлия Великанова: Старуха: и Самое дорогое | Ольга Демиденко: Самокатные сны | Арман Комаров: Ханаанские воды | Ольга Кравцова: "Я их поил росой астральной, единорожьим молоком": философия, традиция и новаторство Александра Радашкевича. Мистерия как жанр | Софья Паперная: Звёзды и я | Александр Соболев (1952-2023): Vera rerum vocabula | Владимир Спектор: Бездна пространства | Евгений Степанов: Вот ведь какая настала пора | Елена Ханова: Желанье быть | Алёна Цами: Из ткани своих будней | Анна Аликевич: Религия добра (о сборнике стихотворений Марии Фроловской и Натальи Захарцевой "Антоновка с Авалона") | Любовь Берёзкина: "Круглый стол" на тему "Тенденции и проблемы современной поэзии", Часть I | Олег Горшков: Пришествие печали | Павел Сидельников: Из книги стихотворений "Долгое дыхание"
|