В старой части города был тир.
После войны в нем работал крупный мужчина в
поношенном сером свитере с высоким воротником.
Правой руки у него не было - короткая культя у
плеча, свитер аккуратно завернут и ниже культи
зажат двумя деревянными прищепками. Он молча
следил, как мы стреляли. Иногда неудачливые
посетители жаловались - прицел сбит или ствол
кривой. Он брал ружье левой рукой, прикладывал к
плечу и стрелял почти не целясь - и всегда
попадал. "Все в в порядке" - говорил он
суховато и возвращал ружье... По воскресным
дням здесь было шумно - щелкали выстрелы, утки
крутились и хлопали крыльями, падали трусливые
зайцы, оживала, со скрипом заводилась мельница...
Но я чуждался этих дешевых радостей. Я высыпал
всю свою мелочь и говорил - "в мишень". Хозяин
понимающе кивал, доставал из ящика белый
квадратик бумаги, шел в дальний угол и
несколькими кнопками прикреплял мишень к стене.
Потом зажигал еще одну лампочку - над мишенью, и
отходил к прилавку.
Я смотрел через двурогий прицел.
Далеко в тумане плавал крошечный черный кружок. Я
моргал - высушивал влагу на глазу - и черное
яблоко становилось чуть ясней. Оно пульсировало
в такт биению моего сердца. Мне казалось, что я
лежу и смотрю вверх в далекое черное отверстие в
небе. Дуло ходило вокруг отверстия,
раскачивалось, как башня в ветреную погоду...
Нет, просто невозможно попасть.
В будни народу было немного, и
никто не стоял за плечами, не помогал советами. Я
водил ружьем по мишени и сопел. Сжатый воздух
томился в бронированной камере, замок медленно
поворачивался... Я не дышал. Наконец, тугой толчок
в плечо - и пулька хлестала по фанере. Оставалось
четыре... Хозяин говорил - "подожди", шел к
мишени, всматривался и негромко бросал -
"семерка на трех часах..." Ага, взял правее... И я
снова ложился на широкий деревянный прилавок...
В холодный осенний день в тире
было пусто. Хозяин сидел в углу за крошечным
столиком и пил чай из большой алюминиевой кружки.
"По мишени?..." После пяти выстрелов он подошел к
стене, посмотрел - и ничего не сказал, вернулся и
высыпал передо мной еще пять крошечных пулек.
- Это бесплатно, ты заслужил,
стреляй также... Потом он принес мишень, и мы стали
смотреть. Одна дырочка была на семерке, и одна,
счастливая, на десятке, а остальные лежали
плотной кучкой где-то между девяткой и
восьмеркой. Из десяти - одна в десятке... Я
огорчился, чего же он хвалил меня?... А он говорит:
- Десятка - это талант и мечта, и
немного удачи, а на удачу не рассчитывай -
работай. Сажай все заряды в крепкую девятку.
Скажи себе - дальше девятки - никогда! и так
держись, парень. И тогда десятка к тебе придет.
Я болел и долго не ходил в тир, а
когда пришел, этого человека не было. Какая-то
толстая женщина считала пульки и кричала на
ребят, чтобы не целились, пока она ходит
туда-сюда. Кто-то говорил, что его арестовали, шел
сорок восьмой год. В тире все теперь было не
так, и я перестал ходить туда, а потом начал
стрелять из малокалиберной винтовки в школе.
Главное - чтобы не дальше девятки.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
