Когда мы вернулись после войны в наш город,
оказалось, что дом, в котором раньше жили родители, разбомбили, и мы все
поселились у бабушки, в маленькой двухкомнатной квартирке. Бабушка часто
плакала - оба ее сына погибли, один в немецком концлагере, а другой в нашем,
на Урале, около Свердловска. Как потом стало ясно, он не был виноват, а
тогда о нем все говорили шепотом. Где погиб другой сын не знал никто. Теперь
бабушка жила с дочерью, ее мужем, тремя детьми, часто сердилась на беспорядок
и постоянные наши драки, но, думаю, без нас ей было бы еще хуже. По утрам
она брала сумку и шла на базар.
Перед базаром было оживленно, собирались
нищие, пели песни, размахивали розовыми обрубками рук и матерились. Парень
без ног разъезжал между ними на тележке, отталкиваясь двумя деревяшками,
тряс красивой курчавой головой и смеялся. Другому, у которого руки были
стесаны от самых плеч, лили водку в горло, он булькал, мычал и тонкая струйка
вытекала на подбородок. Бабушка крепко сжимала мою руку, и мы проходили
мимо. На базаре было не так шумно. Крепкие пожилые эстонцы продавали белую
свинину и кровь в больших бидонах, забрызганных бурыми крапинками, рядом
стоял граненый стакан с розовыми отпечатками пальцев на синеватом стекле.
Мы проходили мимо мяса к овощам...
Домой шли другим путем, через дворы поближе,
мимо высокого забора с колючей проволокой наверху. Здесь работали пленные
немцы. Иногда я видел их - люди в серых одеждах, с серыми лицами, они тихо
переговаривались на странном твердом языке. Их охраняли не очень строго,
и иногда отпускали по домам - просить милостыню. Как-то раз постучали в
дверь, и я открыл - на пороге стоял немец. Он смотрел на меня спокойными
прозрачными глазами, длинный нос торчал на худом лице. Я не знал, что делать,
но тут подошла бабка и сказала ему что-то отрывисто и зло по-немецки. Он
отступил на шаг, покачал головой, тихо сказал что-то и стал спускаться
по лестнице. Потом я узнал, что она ему сказала. "Здесь живут евреи, которых
вы убивали, а теперь вы просите у меня хлеба..." А он ответил:
"Так поступали не все... "
Потом немцев увезли и на их место привезли
наших заключенных. Им по квартирам ходить не разрешали.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
