"...Не помню дней, не помню дат. И тех форсированных рек.
Я неопознанный солдат. Я рядовой, я имярек."
Ю. Левитанский
Как правило, все дискуссии на военную тему бессмысленны и заканчиваются словесным мордобитием общего "врага", а то и того хуже - друг друга. Но в теме этой есть чрезвычайно важный аспект - личный.
Великая Отечественная не может остаться в памяти поколений, идущих за нами, как нечто очень "великое". Литература, на которой мы взращивались, читая об этой войне, огромна по объему, но художественная ценность ее невелика и со временем она отойдет. Останется немногое, из чего я бескомпромиссно выделяю стихи моего замечательного друга и коллеги, профессора-ортопеда Ионы Дегена. Об этих стихах написано уже очень много всего - и хорошего и не очень (так, например, поэта однажды обвинили в воспевании мародерства!) Собственно, и о самом Ионе сложены легенды, до сих пор распространяемые (далеко не всегда к его удовольствию) по всей территории постсоветского пространства.
"Когда-то жизнь свела меня с одним фронтовиком, полковником-артиллеристом, потерявшем ногу в последний день Великой Отечественной войны. Он собирал мемуары маршалов и генералов, пристально изучал карты боев, переписывался со специалистами из Института военной истории, желая, как будто, понять ранее не понятое, не осознанное что-то, догнать уже ушедшее, может быть, еще раз пережить. Однажды, рассказывая мне об одной большой операции, азартно рисуя схемы, перечисляя номера армий, состав войск своих и противника (мне тогда показалось, передо мной - Командующий), мой собеседник вдруг с неожиданным пренебрежением отозвался об одном из мемуаристов: "Что он может знать, командир дивизии?".
Удивительный мой знакомый мыслил категориями армий и фронтов, не больше и не меньше...
Нечто подобное в те далекие годы происходило и в нашей культуре. Литература о войне носила массовый характер, так как создавалась для масс и писала о массе. Единицей измерения был коллектив: армия, полк, батальон, рота. Личность, как будто, являлась частью тела: партия стала мозгом, командование - тонкой связью нервов и мышц, а уже где-то на периферии погибали клеточки - безымянные и безликие. Наибольших почестей после войны удостоен неизвестный солдат, чьи останки захоронены у Кремлевской стены
Названия книг отражали героико-эпическое сознание: "Нашествие", "За правое дело", "Блокада", "Победа", "Железная сила". Батальоны просили огня, танки шли ромбом, снег был горячим... Грохот, лязг, взрывы, крики - написанное воспринималась на слух!
Через грандиозную эту полифонию войны поэзия Ионы Дегена зазвучала мелодией пастушьей дудочки, непритязательной и безыскусной. Вечная тема жизни и смерти на поле боя заговорила голосом ни в чем не повинного "маленького" человека, который должен был по воле судьбы умереть, и только случай мог бы его спасти. Сила поэзии Ионы Дегена в том, что в ней нет размышлений об идеологическом выборе, общественном назначении, в ней нет никакой социальной значимости, стихи его - явление индивидуальное, абсолютно личное, как дыхание, как биение сердца и потому (вот парадокс!) они близки каждому".
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
