Предутреннего неба акварель
сырой расцветки.
Нелепые обрубки тополей
топорщат ветки.
Омытые дождём откосы крыш
мерцают матово.
Я у окна на кухне. Всюду тишь -
начало пятого.
Пока всё спит: машины и дома,
и даже птицы -
прекрасная возможность для ума
остановиться
и, отрешась от мелочных забот
на личном фронте,
смотреть, как занимается восход
на горизонте.
Смолкнет чаячий крик электрички,
стихнут стуки чугунных колёс -
и опять только теньканье птичье,
да шумливые песни берёз,
верещанье в траве, стрекотанье
миллионов невидимых ног,
точно знойного лета дыхание:
выдох - вдох,
выдох - вдох,
выдох - вдох...
Здесь масса всяких документов,
заснятых камерой моментов
и разных прочих элементов
для ненаписанных стихов,
здесь дневниковые заметки,
здесь письма Ленки, Таньки, Светки
лежат как высшие отметки
моих студенческих грехов.
Здесь жизни прожитой страницы.
Когда-то думалось - сгодится
всё это, как крыло для птицы,
но не сгодилось никуда.
Перебирая эту ветошь,
решаю - не спалить ли? Нет уж!
Зачем спешить? Исчезнет ретушь -
И с чем останусь я тогда?
Ведь понимаешь - эта малость
и есть всё то, что мне осталось
от той поры, когда казалось -
весь мир лежит у наших ног.
Смешно, её богу! Гаснут тучи,
пойду-ка покемарю лучше
и посмотрю, как гаснет лучик,
запрыгнувший на потолок.
Когда людей на земле было страшно мало,
а зверей и птиц было очень много,
когда юное солнце над миром вставало
и ложилось спать по велению Бога,
когда каждое место имело название,
а каждый цветок свой особенный запах,
когда измерялись все расстояния
не в километрах, а в рассветах и закатах,
когда говорить умели растения,
а люди этот язык понимали,
и звёзды сверкали до помрачения
и вели за собой в неоткрытые дали -
тогда (ты помнишь?) случилось что-то
непоправимое. Даже хуже.
Кончилась жизнь - началась работа,
язык растений стал больше не нужен.
Людей становилось всё больше и больше,
а зверей и птиц всё меньше и меньше,
всё больше мужчин баобабов толще,
всё больше несчастных, потерянных женщин.
Потом появились копья из стали,
потом мортиры, потом ракеты,
а дети с планеты совсем пропали,
а вместе с детьми исчезли поэты.
И сразу на свете так пусто стало
и одиноко, одиночей намного,
чем когда людей было страшно мало,
а солнце всходило по велению Бога.
сошёл со снежных Анд
спустился с гордых рей
под шёпот древних мантр
под грохот якорей
пошел в зелёный дол
вошел в уютный дом
там был накрытый стол
а дом набит добром
там ждал его покой
и верная жена
он прошептал: "На кой?"
и попросил вина
он в том дому гостил
немало долгих лет
вошёл он полон сил
а вышел стар и сед
точней был изгнан вон
отправлен прочь с очей
его окутал сон
какого нет прочней
и были в этом сне
и цвет июльских лип
и Анд блестящий снег
и рей пиратских скрип
Устав от замяти сердечной,
бреду урочищем теней.
Повсюду город бесконечный
блестит гирляндами огней.
В безбрежном чёрном океане
над ним сияющим дождём
горят созвездий караваны,
как будто отражаясь в нём.
Огни печального Эреба
сливаются с огнём небес.
Что более реально - небо
или многоэтажек лес?
Что более надёжно - личность
или закон случайных числ?
И есть ли в слове "идентичность"
хотя бы минимальный смысл?
И, если нас сюда послали
с какой-то миссией, тогда
зачем нас мучают в опале
в немилых сердцу городах?
В душе несносные вопросы
рождают безотчётный страх,
и звёзд брильянтовые росы
горят в пустынных небесах.
Купи себе не стихов, а акций -
со стихов не получишь желаемый навар,
стихи никогда не будут продаваться,
они вообще не товар!
В судорожном оргазме долларовых поллюций,
где всё продаётся, даже время и кровь,
стихи по-прежнему не продаются,
разве что симулякры стихов.
Стихи прорастают сквозь офисную рутину,
сквозь цифры сводок и маркетинговых программ
и портят общую радужную картину
поклонения долларовым богам.
Но пока хоть один мерчендайзер, оставив дела,
кропает стихи в окошечке монитора,
радуюсь я: значит, наша взяла!
И всеобщая дебилизация ещё не скоро!
через много зим
через много лет
через радость да
через горечь нет
через гордость над
через подлость под
сбросив нети пут
смыв горячий пот
сквозь пургу и зной
Вопреки судьбе
я приду домой
я вернусь к себе
Мы так и не узнали, откуда и куда
лежит в тоске безбрежной наш неизбежный путь.
Когда-то нам казалось - какая ерунда!
Мы это всё осмыслим потом когда-нибудь!
Потом - чудные страны, и острова - потом,
потом - любовь и счастье. Всё это впереди!
О чём-то хлопотали, да только не о том.
И вот уже детали разладились в груди.
И вот, как поздним птицам, не спится по ночам,
и вот уже не тянет ни в океан, ни в лес,
как будто нас отдали на откуп палачам
и тут же позабыли, что мы на свете есть.
Уже другие парни вступают в этот мир.
У них стальные нервы и яйца о-го-го!
Для них судьба готовит свой новый брачный пир,
а нам - под зад коленом и больше ничего.
Я всегда уходил, не дождавшись заката любви,
забирая с собой только лучшие воспоминанья.
Мне вдогонку неслись то проклятия, то причитанья.
И дрожала рука, на прощание шею обвив.
На последнем суде мне, конечно же, выставят счёт
от лица этих всех вероломно покинутых женщин,
и гореть мне в аду лет пятьсот, уж пожалуй, не меньше,
да ещё от себя срок добавит услужливый чёрт.
Но когда, отгорев, я предстану пред Ним vis-a-vis,
Он огарок души своей лёгкой ладонью затушит
и отправит туда, где поют отгоревшие души
гимн восходу любви.
Там великую новость Марии несёт Гавриил,
там прощения просит у Анны прозревший Каренин,
и сверкает в росе лучезарная ветка сирени,
та, что вечность назад я любимой своей подарил.
Что было на этом листе, когда на нём ничего не было?
Пробелы, предшествующие слову, тень дерева,
качающего за окном костлявыми ветками,
строчка, нацарапанная на собственном галстуке,
билеты, несчастные, как первая любовь,
(одной цифры не хватило, чтобы стать счастливыми),
ручка с почти закончившейся пастой и отломанной дужкой,
которой обычно она цепляется за карманы, чтобы не потеряться,
очки - мои товарищи по несчастью (или счастью?)
наблюдать этот сумасшедший (и всё же прекрасный!) мир...
Но самое главное - вокруг этого листа витало ещё нерождённое стихотворение,
и вот оно потянулось из левого верхнего угла
и постепенно заполнило собой весь лист.
...он никогда уже не будет белым...
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
