Наши проекты Обратная связь

П О И С К

ИГРА В КОСЫНКУ. ПРАКТИКУМ

Слухи про косынку (про девушку)

Одна барышня четыре дня играла в компьютерный пасьянс "Косынка", не отрываясь ни на минуту. К четвертому дню она начала понимать, что карты на экране как-то странно шевелятся и переливаются. "Что это такое?", - спросила барышня, и ей ответили: "Играй дальше!". Барышня продолжила играть, хотя от изнеможения была готова упасть на пол, и к вечеру этого дня ей открылась природа вещей в виде схемы: в полной темноте были туго натянуты светящиеся нити, на которые в странном порядке нанизывались картины ее прошлой и будущей жизни. К тому же, она поняла одну вещь, которую не дано понять живущим, а потому голова у нее закружилась и барышня исчезла с тихим хлопком.

Через пару дней к ее друзьям пришло письмо по электронной почте. Пропавшая барышня писала, что находится в очень странном месте.

Слухи про косынку (про блага Лиги)

Лига Косынки платит своим Мэтрам дикие деньги. Стоит только прийти в один из клубов, которые содержит Лига и обыграть всех на соревнованиях по раскладыванию в компьютере этого пасьянса. Если ты наберешь 9000 очков, то тебе придется пройти некоторые испытания, и через пару дней ты получишь доступ к Великим Благам Лиги Косынки. Это значит, что у тебя будут бесплатные путевки на Гавайи, где у Лиги есть собственный туристический комплекс, зарплата твоя будет начисляться на собственный счет в швейцарском банке, тебе предоставят квартиру с подземным гаражом в самом центре Москвы, две машины, друга или подругу жизни, бесплатный абонемент в элитный спортивный клуб, загородный дом со львами у кованых ворот и собственную скамейку на набережной.

Мэтр Лиги буквально купается в роскоши, все двери открыты перед ним, и если ты вдруг смог пробиться в Мэтры, радость и мир царят в твоей душе. Но иногда события могут сложиться таким образом, что ты умрешь - совсем уж внезапно и непредсказуемо.

Слухи про косынку (про холодильник)

Говорят, что каждому, кто решит стать мэтром Лиги Косынки, надо провести сутки в гигантском холодильнике, который находится в одном из подвалов Лиги, где проходят финальные публичные соревнования.

Один юноша решил стать Мэтром Лиги и зашибать огромные деньги. Он купил себе стеганный пуховик размером с платяной шкаф и собирается брать его с собой на соревнования - когда его посадят в холодильник - он вытащит пуховик и будет молодцом. Его девушка боится и думает, что, скорее всего, этот кошмар отберут еще на входе - мало ли таких умных на свете? А сам юноша спокоен и говорит: "отстань, женщина, иди на кухню и готовь мешок для бабасов". А его девушка не спит по ночам, потому что знает, что в подвалах Лиги люди замерзают насмерть в этих чертовых холодильниках, и никому до этого нет дела, их вывозят на свалку, птицы выклевывают им глаза, а покойники страшно смотрят в небо пустыми глазницами.

Слово автору. Марго (знает, что все настоящие негры в Африке)

Марго - хищница.

Бои без правил - ее родная стихия. "Цель оправдывает средства" - ее любимый лозунг. Марго безжалостная, у нее каменное сердце, холодный расчетливый ум и кошачья пластика. Если выстроить всех, кто плакал горючими слезами из-за этой язвы, той очередью можно дважды опоясать земной шар.

При первом знакомстве с Марго очень легко обмануться, и пребывать в сладостном заблуждении довольно долгое время. Марго слишком хорошо усвоила все уроки Анечки, и теперь на вас чистыми детскими глазами смотрит открытое и нежное дитя, гибкое, пластичное, улыбчивое и грациозное. Даже ее огненная рыжина не настораживает, а, напротив, привлекает и внушает доверие.

О, Марго умеет втереться к вам в доверие. Час назад вы не знали ничего об этой девочке, а сейчас она - самое родное существо в этом мире. Марго за этот час не скажет ни слова, она будет слушать, тепло улыбаться и кивать: "Я знаю твою боль... Я ее чувствую...". Вы таете и млеете, глядя, как она греет пальцы о гладкие бока чашки с кофе. Марго в этот момент думает о том, как бы поскорее завоевать весь мир.

Марго - средневековая мракобеска, людские слезы ее только развлекают. Вы будете валяться у нее в ногах, целуя кончики ее ботинок, а когда поднимете голову, натолкнетесь на любопытный, изучающий взгляд. Так рассматривают гусеницу или жука.

Чем больше вы пытаетесь отдалиться от Марго, тем больше вы ей интересны. В ее жизни есть всего лишь два идеальных мужчины - Давид в исполнении Микеланджело и мальчик на красном коне Петрова-Водкина. Эти двое абсолютно недосягаемы для Марго, потому что один колоссально огромен и охраняется итальянским государством, а другой вообще нарисован на холсте и находится в двухмерном пространстве. Вам никогда не составить конкуренцию этим двоим, потому что вас Марго достанет из-под земли, очарует в какешник, обласкает, изнежит, обнадежит и сожрет ваше сердце прямо на ваших глазах. Вы плачете, Марго счастлива.

Неисправимая матерщинница, когда никто не смотрел на Марго, та превращалась в женщину-подростка. Порывистые, угловатые движения, сутулая спина, резкий голос, босые ноги и колючий, мальчишеский взгляд. Но как только в поле зрения Марго появлялись зрители, она преображалась, надевая маску Анечки.

Слова: "совесть", "мораль", "честность", "солидарность" для Марго пустой звук. Она обставит все так, что вы окажетесь беспринципным негодяем, и когда на глазах своей жены, шестерых детей, больной тещи и старенького дедушки будете натягивать штаны, прыгая, как стреноженный конь по комнате, Марго даже не удосужится натянуть повыше одеяло.

Марго может часами стоять у окна, вглядываясь куда-то вдаль, глаза ее заволакивает влага, а пальцы накрепко вцепляются в подоконник. В дни поздней осени на нее накатывает необъяснимое беспокойство, она надевает пальто и пускается в долгие прогулки по городу. Марго выискивает новую жертву. Жидкое солнце льется на ее волосы, Марго задирает голову и щурится на клокастое небо. Кричат вороны. Марго нагибается, поднимает обломок кирпича, картинно размахивается, швыряет его в витрину и под истеричный звон стекла бегом мотает в подворотню.

Единственный человек на свете, с которым считается Марго, это Анечка. Порой мне кажется, что она ее даже любит.

Слово автору. Анечка (любит обнимать себя за плечи)

Разбить сердце Анечке ничего не стоит. Она сама принесет вам его на огромном блюде, вложит в ваши руки молоток, заглянет вам в глаза и коротко кивнет: "Давай". Потом она зажмурится, втянет голову в плечи, и вот вы как дурак, стоите с молотком в руках в полном одиночестве. Стоять так вы можете довольно долго, но придет такой момент, когда вы в отчаянии обрушите этот самый молоток на Анечкино сердце. Анечка втянет голову еще сильнее и улыбнется сквозь слезы. Она своего добилась.

Анечка много курит, питается кофе и булочками в кафе и любит долгие разговоры. Она не отталкивает, как Марго. Анечка обнимает со всей нежностью, на ее груди тепло, уютно и сладко, словно Иисусик босыми пяточками по душе пробежался. Только воздуха маловато. Дышать трудно и сердце от нежности заходится так, что кажется, сейчас выпрыгнет из груди. Обычно, такие объятия мало кто выдерживал. Люди, вырвавшиеся из Анечкиных рук, на некоторое время становятся домашними затворниками, курят и смотрят невидящим взглядом в потолок. Накатывает ощущение, что жизнь кончена и ничего хорошего впереди уже не ждет.

Анечка плачет и улыбается.

Анечка обожала разыгрывать из себя Марго - резкую, циничную стерву, что сожрет с кашей и не подавится. Анечка смачно ругалась, плевала себе под ноги и курила тяжелые, дрянные сигареты. Анечка жила беспорядочной половой жизнью, кидала, поднимала, снова кидала, порхая, как мотылек. Но на излете своего танца она вдруг обеими руками вцеплялась в случайную связь и открывала свои знаменитые объятия. Марго хрипло хохотала и гладила Анечку по волосам.

Оказавшись одна дома, Анечка бродила по комнатам с чашкой чая и выла от тоски. На душе разливалось приятное тепло, пальцы согревались и Анечка звала Марго в гости. Вдвоем они много курили, смотрели в окно и думали каждая о своем.

Анечке доставляло удовольствие чувствовать себя несчастной, печальной и грустной. В поздней осени она видела нежную тоску, которая обволакивала и коконом ложилась на плечи. Анечка любила нервно курить, потирая лоб тонкой рукой. Это усугубляло чувство одиночества, брошенности и полного краха судьбы. Потом Анечка обнимала плюшевого медведя и сладко засыпала. Он не был против.

Марго Анечка любила без оглядки за ее стервозность, колкость, едкость и беспринципность. Как железобетон, накрепко спаялись две девочки, встав перед миром монолитной стеной. Друг за друга они были готовы порвать кому угодно глотку. Окружающие понимали это и мудро не шли на конфликт.

Тогда Марго с Анечкой самозабвенно нарывались.

Слово автору. Пора дней рождений (от слякоти до серебристой пыли)

С сентября начиналась пора дней рождений и Марго с Анечкой страдали от избытка спиртного, сигарет, воздушных шариков и салатов оливье.

Бледные, дрожащие, утром они заставляли друг друга съесть по йогурту, сгребали телефоны случайных знакомых в сумки и долго отмокали в ванной. Днем они обедали, маячили в окне, приплясывая под музыку, льющуюся из радио, а потом обзванивали всех именинников и сердечно поздравляли их. Вечером они ходили по дням рождениям, изрядно набирались, а к ночи устраивали дебош. На следующий день все повторялось по новой. Раз в неделю они позволяли себе пару выходных. Никто не был против.

Насколько я помню, Марго с Анечкой водили множество знакомств, и все их за что-то любили. Девочки приносили массу новых анекдотов, травили совершенно неправдоподобные байки, самозабвенно врали и приукрашивали. Гости слушали их и улыбались. Им казалось, что они участвуют в чем-то грандиозном. Я сама выкурила не одну пачку под дурацкие рассказки девочек, в голове шумело, звякала посуда, люди в дальних комнатах тихо переговаривались, а время плыло куда-то, и переваливало далеко за полночь.

В этой сплошной череде осенних дней рождений все-таки намечалась небольшая брешь, иначе некоторые из нас просто не дожили бы до следующего года. Брешь эта длилась около недели, и в это время каждый из нас старался поправить здоровье и сделать так, чтобы начальство оставило мысли о твоем скорейшем увольнении. Тем же занимались и Марго с Анечкой. Тогда это и случилось.

Время близилось к полуночи, когда Марго позвонила Анечке и брякнула:

- Какого хрена?

- Я курю, - хрипло ответила Анечка.

- Хочешь радости и веселья? - поинтересовалась Марго.

- Не уверена, - прошептала Анечка с опаской.

- Значит, в твоем сердце нет места ликованию? - скучно протянула Марго.

- Почему? - Анечка глубоко задумалась, - место-то конечно, есть, только его очень немного.

- Расширяй свою натуру!

- Конечно-конечно, - буркнула Анечка, - расширяй свою печень...

- Мы идем в приличное место, - возмутилась Марго, - на день рождения к Гоге.

- Круто, - порадовалась Анечка, - кто это?

- Тебе не по фигу?

- Не знаю... А с чего ты решила, что это приличное место?

- Жопой чую, - пропела Марго, - встречаемся через 20 минут.

- Ладно, - пожала плечами Анечка, но из трубки уже лились короткие гудки. Их эхо тихо расползалось по комнате, плыло, огибая мебель в ее квартире, к открытому окну, мешаясь с голосами и гулким стуком каблуков. Весь вечер шел дождь, а теперь воцарилась мокрая тишина, лишь фонари лили свой желтый свет на мокрые тротуары.

Анечка вытянула шею и тоскливо прислушалась. Где-то далеко играла музыка, и из окна веяло влажным ветром. Кисти большого желтого абажура, накрывающего ее полутемную комнату, тихо покачивались.

Анечка со вздохом принялась искать в этом теплом полумраке парадно-выходное платье, копалась в куче вещей, сваленных на стуле, вздыхала и мурлыкала что-то себе под нос.

Колготки, платье, духи, тушь для ресниц, долгий, пронзительный взгляд в зеркало, сухие розы, чьи-то фотографии, гребень для волос, пара презервативов, мурлыканье кошки, не принятый телефонный звонок, тихий шепот, танец с плюшевым медведем - нелепое кружение босиком по ажурному ковру, сигареты, кольца на тонких пальцах и ключи от дома - вот те двадцать минут для Анечки.

Марго ждала Анечку на автобусной остановке, ежилась от промозглой слякоти и равнодушным взглядом провожала проносящиеся мимо машины. Жухлые листья безвольно раскинулись на мокрой мостовой, а в лужах маячили желтые пятна фонарного света. Снова начал накрапывать дождь. Марго заметила Анечку издалека, запахнула наглухо пальто и двинулась ей навстречу. Анечка засмеялась себе в воротник, повернулась к Марго спиной и подняла руку навстречу машинам, голосуя.

Слухи про косынку (про предсказания)

Один молодой человек решил вплотную заняться предсказаниями чужой судьбы и для этого играл в Косынку по четыре часа в день. Каждый, кто хочет научиться предсказывать судьбу при помощи Косынки, должен поступать так. Молодой человек был настойчив, но никак не мог разгадать метода, при помощи которого ему следует браться за предсказания. Молодой человек не хотел денег и славы, он всего лишь хотел быть величайшим предсказателем современности, а пока не мог предугадать даже график роста кактуса на окне. А потом это знание пришло к молодому человеку, и он легко стал предсказывать судьбу. Оказалось, что сложившийся пасьянс Косынки означал "Да", а не сложившийся - "Нет".

Молодой человек сразу стал знаменит и при разговоре с незнакомыми людьми кривил рот, потому что презирал их. Он стал величайшим предсказателем современности и однажды произнес это вслух. С тех пор Косынка перестала давать молодому человеку положительные ответы на его вопросы - вне зависимости от того, что происходило на самом деле.

Слухи про косынку (про деточек)

Одина старая и страшная женщина стала Мэтром Лиги, превратилась в богатую красавицу, завела себе любовника на десять лет моложе ее самой, водила автомобиль, носила подмышкой маленькую собачку и курила тонкие сигареты. Она предсказывала для Лиги то, что та ей говорила. Женщина не особенно вдумывалась в смысл того, что она предсказывает, а потом во сне ей стали являться трое детей, которых она вытравила из себя в молодости. Они шептали ей на ухо всякие вещи и, казалось, что у них светятся лица.

Женщина часами сидела в ванной и смотрела на льющуюся из крана воду, а потом сошла с ума и клеит картонные коробочки в каком-то подмосковном заведении для идиотов.

Слухи про косынку (про девочкино болото)

Одна девочка решила, что при помощи Косынки ей удастся обыграть судьбу. Она умела использовать Косынку для предсказаний, никому про это не говорила, но решила, что отныне она будет использовать свое умение для того, чтобы обойти все острые углы. Так она и делала - когда Косынка говорила, что затея провалится, девочка оставляла ее и бралась за что-нибудь другое - поливала цветы или гладила кота по голове. Через некоторое время в ее жизни перестали случаться события, время этой девушки остановилось и она совершенно ничего не может с этим поделать. Ее жизнь превратилась в болото - не тухнет, но и никуда не движется. Девочка уже готова лезть на стену и грызть ее зубами, но косынка держит крепко.

Слово автору. Бенефис (своя карма ближе к телу)

Марго с Анечкой попали на ликование уже в первом часу ночи. Все только начиналось. День рождения пришелся на обычный будний день, и люди начали свой тихий праздник после работы.

Все ждали отмашки на бурное веселье, но некому было дать ее. Времена, когда сделать что-то значительное, что потом войдет во все анналы истории, было просто обязательно, давно прошли, и народ перемещался из стороны в сторону со стаканами, тихо переговариваясь. Марго с Анечкой расцеловались с именинником, вручили подарок (как он выглядел - запомнили немногие - подозреваю, что его не смогла бы описать даже Марго) и на мгновение замерли в коридоре, готовясь к прыжку. Потом они переглянулись и ринулись вперед. Марго за очередной жертвой, Анечка - за очередным мерзавцем, что разобьет ее сердце.

Девочки моментально оценили ситуацию, и поняли, что человеком, который даст отмашку к действию, станет одна из них. Пошел отсчет (4 - 3 - 2 - 1 - пуск!!!) и Анечка выступила первой - прокралась на кухню, где сонно курили двое задумчивых молодых людей и методично, с диким грохотом, по очереди переколотила четыре тарелки. Громко ойкнула, помолчала (а на кухне и правда стало поразительно тихо) и шепотом спросила:

- Что же теперь будет?

Быстрее всех на кухню подоспела Марго. Она мигом оценила ситуацию и включилась в процесс - вольно откинула голову назад, заржала, повела плечами, словно отгоняла неуместную в такой обстановке мысль и шагнула к снулым парням почти вплотную:

- Супер, всего четыре тарелки... Обычно она грохает по шесть!

- Шесть - это целый комплект, - заулыбалась Анечка, не сделав ни движения в сторону битой посуды, только пристроилась поудобней, - а так можно самому поесть, и друга накормить...

В дверном проеме стали появляться люди, привлеченные грохотом и смехом Марго. Та приветствовала всех в дверях, одновременно развлекала парней, собиравших осколки, бурно жестикулировала и ухмылялась так, словно ей принадлежит весь мир. Никто даже не задумался над тем, что на деле обладала она ничтожно малым - и то сочилось сквозь пальцы как песок. Марго ухмылялась - и у окружающих необъяснимо теплело в груди - появлялось глупое желание обнять ее и до красноватого марева в глазах сжимать объятия.

Анечка попыталась было помочь двум прославленным Марго уборщикам, но тут же порезала палец, и потребовала от именинника срочной медицинской помощи. Все закрутились вокруг Анечки, а когда опомнились, появилась Марго со стаканами и бутылкой водки. По дороге она сыпала анекдотами и короткими историями, повествующими об их с Анечкой героическом прошлом. Когда всеобщее внимание переключилось с Анечки на нее, рыжая стерва хитро подмигнула:

- Кто желает вспомнить свое пионерское детство?

Оказалось, что желали все, кто собрался на кухне.

- Предлагаю приличное празднование превратить в отвратительную попойку! - провозгласила Марго, - объявляю себя Дионисом!

После непродолжительных дебатов на тему того, может ли Марго стать Дионисом, все сошлись на мнении, что несомненно может, и потребовали продолжения банкета. Водку разливали по стаканам под дуэт Марго с Анечкой (две очаровательных рассказки про их бурную юность). Все выпили не закусывая. На кухне становилось жарко и тесно, но всем было очень уютно, и люди были готовы хлестать водку, забыв про работу. Просыпались самые разговорчивые, и вот уже все вертелось вокруг Марго с Анечкой, которые стали негласными распорядителями праздника. Марго забралась на табурет, и оттуда провозглашала правила попойки, сочиняемые на ходу:

1) Пить

2) Пить не закусывая

3) Чтить Диониса

4) Если Дионис ведет себя, как урод, то см. правило 3)

5) Если Дионис напился, и валяется под столом, то его надо вытащить, зафиксировать и дальше следовать правилу 3)

6) Если Дионис подрался, то его следует запереть в ванной и следовать правилу 3)

7) Если Дионис куда-то делся, и его никто не может найти, то следует восстановить в памяти его (ее) облик и следовать правилу 3) метафизически

Марго могла насочинять таких правил еще пару десятков, но тут кончилась водка, и срочно потребовалось отправить гонцов. Люди засобирались в поход, и Марго с Анечкой нашли время, чтобы переглянуться и бросить друг другу:

Марго: Кого?

Анечка: Улыбчивого парня в свитере с желтыми полосками. Ты?

Марго: Именинника Гошу.

Анечка: Одобряю.

Марго: Все!

Это оперативное совещание длилось около десяти секунд, сопровождалось бурной жестикуляцией, а когда девочки огляделись, чтобы оценить развитие событий, оказалось, что анечкин избранник задумчиво засовывал ногу в ботинок. Марго прогарцевала к нему и приобняла его за талию.

- Что же, никто больше не идет? - участливо заглядывая ему в глаза, спросила она.

- А зачем еще кто-то? - заулыбался тот.

- Ну... - скучно протянула Марго и закусила губу, делая вид, что ей срочно надо пристально рассмотреть потолок (тут двоякий жест - вроде бы, демонстрация только ей доступной истины, скрывающейся в давно не беленном потолке, а так же намек на то, что куда угодно готова смотреть Марго, только не на вашу поганую рожу), - какие все халявщики... Хочешь, мы с тобой сходим?

Парень обрадовано закивал, и Марго ухмыльнулась, глядя на приближающуюся Анечку под руку с именинником.

- Мы тут с Гошей, - пропела Анечка, - решили к вам присоединиться.

- Гоша, - в тон Анечке протянула Марго, - познакомь с другом...

- Вася - заулыбался парень, - тот самый, который на стадионе сидит с красивой дамой.

- Постоянно? - походя поинтересовалась, закусив губу, Марго, застегивавшая молнию на сапоге.

- Периодически, - пожал плечами Вася.

- Не ты один, мой ангел, - засмеялась Анечка и запахнула свое пальто, - все мы там будем. Вероятно, даже не по одному разу...

Троекратно отсалютовав почтенному обществу, компания выкатилась на улицу.

Там было тихо, и желто от фонарного света. Тяжелый, влажный воздух волнами бил им в лицо, а водяная пыль серебристыми бисеринками оседала на волосах девочек. Они болтали, напряженно слушали, заглядывая рассказчикам прямо в рот и очень к месту смеялись. Каждая из них была вдвое умнее этих мальчиков. Не беда, просто так получилось.

Машины ехали и ехали в одну и ту же сторону, а мокрые листья кувыркались в лужах, гонимые ветром. Носы мерзли во влажном холоде.

В супермаркете все согрелись и накупили (в придачу к водке) крабовых палочек, кукурузы, майонеза, сока и минеральной воды. Далее девочки проиграли по монете в автомате с плюшевыми игрушками, их кабальеро - еще по паре, и очень довольные они направились к месту отмечания.

Слово автору. Пляски (дамы приглашают кавалеров)

До квартиры они так и не дошли - зависли в подъезде, открыли водку, выскребли крабовые палочки из прозрачных, медузных оболочек и пристроились на подоконнике.

Водка поплыла по кругу, все четверо пили, ругали на чем свет табуреточный спирт, синтетическую закуску, ушедшую пионерскую юность и грядущую работу.

Девочки злились. Да что там - от злости они были готовы грызть стены, они уже и слушали вполуха (если до этого слушали хоть немного) - все силы уходили на усмирение клокочущей ярости.

Марго звонко хохотала, водку лишь пригубляла, рассказывала дурацкие анекдоты и зябко поводила плечами, так, что мальчиков при одном взгляде на нее охватывало щемящее чувство нежности. Марго закуривала тонкую сигарету, забывая затягиваться, задумчиво посасывала ее и мучительно соображала, почему же этот дурацкий Вася кадрится настолько легко, что даже неинтересно, в то время как Гоша разыгрывает из себя неприступную скалу, и, что еще хуже, вьется вокруг Анечки.

Та хорохорилась, сквернословила, высадила полпачки красного соверена, водку глотала щедро, не пьянея ни капли, на Васю поглядывала, чуть приподняв голову и тихо бесилась оттого, что этот идиотский Гоша висит на ней как на баобабе, в отличие от своего дружка, который уставился на Марго и внимал каждому ее слову.

Марго и Анечка обволакивали, лишали воли, предлагая взамен четко выверенный план последующих действий. Скоро это начнет пугать, но сначала расслабляет и дает неповторимое ощущение подлинности, которая ускользает в повседневной жизни, сворачиваясь в замкнутые круги каждодневной беготни. Как лошадь в шахте. Как белка в колесе. Как программа новостей - все одно и то же, день за днем, постоянно, не прекращаясь ни на минуту.

Вася чувствовал, что хотя бы в этот момент он никому не причиняет боли и страданий, и чувство вины, висевшее на его шее пудовым грузом, тихо отступало, таяло как мираж и не давалось в руки, как ни лови. Он смотрел на Марго - трогательную, хрупкую, бесконечно мудрую и терпимую, чуть неуклюжую, но плавную и мягкую, и ему приходилось отчаянно бороться с желанием зарыться носом в ее (почему-то рыжие) волосы.

Гоша млел от внутренней силы, исходившей от Анечки. Эта сила сметала его бешеный страх перед жизнью и гасила истеричную панику, в которую он впадал каждый вечер, когда задумчиво курил на унитазе, уставившись взглядом в одну точку, предоставленный себе настолько, что вздернуться хотелось. В Анечке чувствовалось настойчивое обещание защиты и покровительства, хотелось молча взять ее за руку и ни о чем не думать.

Девочки об этом не подозревали. Они просто молча бесились оттого, что все пошло развиваться по ущербному, ополовиненному сценарию. Они быстро переглянулись, и их молчаливый диалог, уместившийся в пару секунд, можно было интерпретировать так:

Марго: Что за хреновина?!

Анечка: Откуда мне знать?!

Марго: Что этот козел так вокруг тебя вьется?

Анечка: На себя посмотри!

Марго: Надо что-то делать...

Анечка: Пошла в жопу!

Марго: Стоп, футболь мне своего идиотского Васю окончательно, ща мы все устроим.

Анечка: Как с Пашенькой и Олегом?

Марго: Канэчно.

Анечка (ликуя): От винта!!!!!

Тогда это им показалось просто замечательной идеей.

Мне иногда кажется, что девочки не умели любить без сложных схем и замысловатых построений, которые они наматывали вокруг предметов своей страсти нежной. Пускаясь на тысячу уловок, путаясь в масках и отчаянно завираясь, Анечка с Марго с легкостью манипулировали окружающими. Только очень недолго. Все их построения рушились, как карточные домики, потому как с самими девочкам имели настолько далекое родство, что о нем можно было и не говорить.

Вероятно, мало кто из их знакомых отдавал себе в этом отчет, потому что девочки, с их нелюдимостью, склонностью к одиночеству и маниакальной взаимной привязанностью имели обыкновение скакать по верхам, брать, и тут же бросать, завоевывать вершины, и кувырком вниз...

Если бы они постарались, они вызвали бы в людях столько любви, что на следующий же день умерли бы под ее стотонной тяжестью. Но Марго была одержима клаустрофобией - лишь приблизившись к кому-то, она начинала задыхаться в его объятиях и принималась яростно выворачиваться, пока не оказывалась на свободе. Анечка же была настолько склонна к одиноким посиделкам на кухне со слезами, дорожащими на кончиках ресниц, и полуприкуренной сигаретой в тонких пальцах, что не могла позволить вам сделать ни шагу навстречу себе. Так они и жили, переполненные святой верой в истинность своих нелепых схем.

Хотя, надо отдать им должное, мальчиков они разыграли на раз. Они просто оставили безуспешные попытки совершить рокировку по выстроенной заранее схеме [Вася + Анечка и Гоша + Марго] и легко поменялись местами.

Марго оставила свои осторожные попытки подцепить Гошу. Помолчав некоторое время, она развернулась к Васе, первый раз за вечер заглянула ему в глаза и засияла снизу вверх смущенной и робкой улыбкой. Вася поперхнулся своими словами, судорожно сглотнул и понял, что в его руках нет никакой силы. Он попытался сказать что-то, запнулся и замолчал. Улыбка Марго потеплела и засочилась янтарным медом.

Гоша словно на пол рухнул без мягкой поддержки Марго, прямо на руки Анечке, к которой он стремился весь вечер, минуя эту теплую волну рыжей стервы, напялившей нелепую овечью шкуру. И все прекрасно, если б не накатило странное чувство, словно бежишь за кем-то, спотыкаешься, вязнешь ногами в земле, падаешь, но, настигнув убегавшего, смотришь в его лицо и понимаешь, что начисто позабыл, что хотел сказать.

Марго с болезненным интересом слушала Васю, они увлеченно спорили, наматывая изящную вязь пустых слов на уши друг другу. Гоша дурел от их построений, путаясь в идиотских пассажах, судорожно цеплялся за Анечку, которая с каждым его порывом делала ему навстречу все новые шаги, брала за руку, угощала сигаретой, смотрела в глаза...

Постепенно мальчики попадались в ловушку Марго с Анечкой. Странное ощущение: чего-то хотел, отчаянно старался, гонялся за ним, как паровоз за бабочкой, а потом получил этого столько, что моментально обожрался. Девочки отмеряли себя в огромных количествах, так много, что стало страшно. Они вдруг душно заполнили все пространство - от сифонящей оконной рамы до лестницы - и полумрак подъезда заколыхался от паники и ликования. Тяжесть становилась невыносимой, Анечка размазывала Гошу по полу своей силой и мощью, Марго душила Васю нежностью хрупкостью, и, казалось, воздух звенит и вибрирует. Если бы кто-нибудь сейчас попросил девочек выразить то, что они делают в песне, они бы хором издали протяжный, грассирующий крик - постепенно нарастающее -до- средней октавы. Красота.

Мальчики от страха начали напиваться - если некуда бежать, притворись мертвым. Марго с Анечкой быстро смекнули, что через какие-нибудь полчаса хватать и вязать будет совершенно некого. Поэтому план в походных условиях был изменен на более мягкий вариант, прозвучала негласная отмашка и вдруг тяжесть, стотонно давившая на грудь, свернулась в спираль и исчезла, гул в ушах смолк, а пол перестал вибрировать. Стало понятно, что в подъезде пронзительно тихо. Мальчики испуганно мотали головами, изумленно переглядывались, словно очнувшиеся от тяжелого, муторного сна - хотелось судорожно глотать воду, но, в принципе, кошмар уже отступил и не казался чем-то серьезным и заслуживающим внимания.

Девочки стояли рядом, плечом к плечу, и смотрели в окно, тихонько переговариваясь, словно были здесь одни. Они могли делать со своими мальчиками все, что угодно. Они потребовали сатисфакции за нарушенное душевное равновесие. Они ее получили.

Гоша с Васей пошли на их зов, как послушные бычки, которых ведут куда-то за кольцо в носу. Красота и четкость ранее задуманной схемы [Вася + Анечка и Гоша + Марго] была восстановлена.

Девочки были счастливы и горды друг другом. Все получилось так, как им захотелось. Они снова победили весь мир, законы природы, злой рок, нелепый случай, слепой фатум и ветряные мельницы. Слава им, слава!

Лениво наслаждаясь победой, они уже предвкушали, как будут обсуждать все происшедшее, сидя перед широко распахнутым окном, мирно покуривая во влажную серебристую ночь. Им не терпелось побыстрее свернуть весь этот театр, скинуть маски, распустить молнии на штанах и бессильно развалиться в креслах.

Так бы и было, если б всему не помешало одно маленькое обстоятельство. Удар, как всегда, наметился с тыла - оттуда, откуда его не ожидал никто.

Уже утром, в жиденьком рассвете поздней осени, когда все слова были сказаны, постели застелены, телефоны (по которым мало кто собирался звонить) записаны, шутки пошучены, яичница доедена, а чай выпит без остатка (что Гоша обнаружит лишь вечером), Марго без памяти влюбилась в Васю. Едкая стерва, сердце которой было наглухо заколочено корявыми досками и опутано колючей проволокой, с ужасом обнаружила, что единственное, чего ей хочется в этот момент - гладить Васю всей ладонью, по плечам, спине, шее, затылку, щекам, изливая на него прорву глупой, наивной нежности (и откуда взялось ее столько).

Марго любила без всякой надежды и взаимности. Мутно, безумно, одержимо, мудро, тихо. Вася же лениво поиграл с Анечкой, быстро остыл, но, сгибаясь под своим вечным чувством вины, которое с того вечера навалилось на него с утроенной силой, продолжал тоскливо, изматывающе встречаться с ней (мы же с тобой взрослые люди, и нам совершенно не надо контролировать друг друга, знаешь-столько-работы-навалилось-устал-как-собака-пусти-меня-прости-меня).

К Марго Вася больше не подошел ни на шаг. Через две недели стало ясно, что ни одна четко выверенная уловка Марго не подействует на того, кто ей действительно нужен. Пометавшись, безнадежно запутавшись, в кровь перекорежив свою душу, Марго ступила в пору тоскливого ожидания. Подойди к ней, когда она висит на стойке бара, бешено поглощая вермут, или втирает кому-то жуткую муть, зажав в зубах сигарету и спроси: "Чего ты ждешь?". Марго часто заморгает глазами, сглотнет, начнет что-то говорить, запнется, опустит взгляд, замолчит, а потом примется пронзительно долго смотреть куда-то тебе в переносицу. Марго не знала, что ответить.

Марго с болезненной яростью вертела Гошей. Затем она привыкла к нему, как привыкают к неудобной сумке. Гоша не возражал. В этой истории вообще мало кто сопротивлялся неизбежному. То есть, я не хочу сказать, что это прокатило бы, но, на мой взгляд, они могли попробовать. Лягушки тоже взбивали масло из сметаны - кто знал, что они будут так барахтаться? Марго же съедала себя с потрохами, по ночам безнадежно воя в подушку, а утром улыбаясь, как кинозвезда после антиалкогольного реабилитационного курса.

Анечка с ума сходила при одной мысли о том, что Вася достанется Марго. Ее приязнь к Васе окрасилась в бурые оттенки ненависти к себе, страха ляпнуть глупость и полного нежелания двигаться куда-либо. Анечка стала молчаливой, через раз принималась рассказывать, как она счастлива и довольна, а глаза ее были полны такой непроходимой, беспросветной тоски, что зубы ныли.

Через пару месяцев обе были на пределе.

Слово автору. Конец (змея сворачивается в кольцо и кусает свой хвост)

Таков был вкус побед Марго и Анечки.

Когда они встретились в мокрой, густой оттепели, затопленной смородиновым киселем сумерек и позолоченной желтым фонарным светом, девочки вдруг поняли, что натворили.

Хотели заговорить, но не смогли подобрать слов. Обезумевшие, но вполне социально адаптированные, заторможенные, замкнутые, они протяжно и тоскливо молчали. Вдруг покинули все силы. Мысль о масках, театре одного актера (точнее двух актрис) больше не грела душу. Все вызывало лишь глухую ненависть и муки попранного самолюбия. Анечка зябко ежилась и обхватывала свои плечи руками. По щеке Марго медленно ползла прохладная, густая слеза.

Каждая из них отлично понимала, что время не отмотаешь назад, и ничего не вернешь обратно. Ветер трепал волосы девочек во влажном воздухе оттепели.

Марго тихо села на скамейку. Вид у нее был растерянный, словно она хотела сказать что-то, но начисто позабыла обо всем, и теперь мучительно копается в своей памяти, не находя там ничего, кроме глупых картинок: танцующая в солнечном столпе пыль, чья-то рука, четко вырисовывающаяся на фоне сияющего окна, соленые огурцы в мутном рассоле и шматах смородиновых листьев...

Не хотелось ничего - ни умирать, ни любить, ни попирать ногами, ни смеяться, ни курить. Анечка отрешенно смотрела куда-то поверх головы Марго.

Кажется, именно в этот момент они поменялись местами. История их притягательной ненависти уместилась в этом коротком мгновении.

Слухи про косынку (про больного мужчину)

Один мужчина болел страшной болезнью. Ему совершенно нечего было делать, он сидел дома, пил лекарства и ждал, пока с работы придут его дети. Но дети были молодыми, после работы им хотелось пить пиво и танцевать, а потому мужчина подолгу сидел в пустой квартире и играл в Косынку. Он спрашивал у Косынки: "действительно ли я болен страшной болезнью?", и Косынка каждый раз отвечала положительно. Тогда мужчина решил обмануть Косынку - он запутывал пасьянс и специально проигрывал, получая на свой вопрос отрицательный ответ. Через неделю он выздоровел, а потом его убили киллеры, нанятые Лигой, чтобы Косынку не позорил зря.

Слухи про косынку (про Мэтров)

Один Мэтр Косынки попросил другого Мэтра Косынки пожить у него месяцок, пока тот будет в командировке. Это у них такая фишка была - Мэтры играли, будто они обычные люди и у них нету денег, чтобы дать их кому-нибудь, кто покормит этот месяц кота. Уезжая, хозяин дома просил гостя, чтобы тот делал все, что угодно, но не открывал его компьютер и не играл в его Косынку. Три дня терпел Мэтр, а потом открыл компьютер другого Мэтра и сыграл в Косынку. В тот же миг они поменялись телами и так живут до сих пор.

Слухи про косынку (про начальника)

Одна молодая женщина играла в Косынку для собственного удовольствия - она так проводила время. Особых достижений за ней никто не замечал, да и не интересно ей это было (по крайней мере она так говорила). Однако, у этой женщины не ладились отношения с начальником. На одном из форумов в интернете, посвященных Косынке, женщине дали один совет, которым она воспользовалась. Женщина вошла в кабинет своего начальника, когда тот отправился на обед, открыла в его компьютере Косынку и тут же выиграла в нее со счетом 4761. Через месяц начальник женился на этой женщине и больше никогда к ней не придирался - теперь он обнимает ее и блаженно закрывает глаза.

Слово Марго. Мэтр (с кепкой на коньках)

Скажи мне кто-нибудь вчера: "Марго, ты станешь мэтром Лиги", я бы посмеялась от души, а потом забыла бы напрочь. Ерунда какая - еще чего придумали бы. Посмешнее.

Косынка появилась в моей жизни случайно - и как всегда, от лени. От лени вообще великие вещи делаются: мусоропровод, канализация, свежие газеты, цветы в горшках, подставки для компакт-дисков, пульт для телевизора, подъемные краны... А мне в 16 лет папуля компьютер купил и строго настрого наказал за два месяца освоить "Word". Дрянная программа, ни фига не понятно, да и лень вникать, жара на улице стояла такая, что хоть жри ее с кашей - масло растает и растечется желтым пятном в прозрачной сфере, наполненной одним воздухом. Да что там воздух! Что масло! Анечка клянется, что в эти дни она жарила яичницу на мостовой - ничего себе яичница получилась, никто ее, конечно, есть не стал, и подгорела она потом - однако, проверить практически невозможно, да и стоит ли?

Тогда еще ночи стояли такие - лежишь на диване, и представляешь, как твое тело медленно вплавляется в поролоновые подушки, муторно, язык прилип к небу, а в желудке уже болтается литр тепловатой воды с хлоркой, потому что минералка давным-давно кончилась, послать за ней некого, темнота стоит густая и мутная, как дрянной кофе в крохотной забегаловке рядом с моей нынешней работой - хочешь пей его, а хочешь - поливай им кактус... Порой накатывала паника, казалось, что если жара продлится еще хоть пару минут, то нагрянет необходимость сделать хоть что-то, но тупая истома гвоздила меня к дивану, и я медленно вплавлялась в поролон, как горячая ложка в круглой банке бутербродного маргарина.

Экран монитора светился с неотвратимостью божьего возмездия, ни пса там не было понятно, папуля же, отдуваясь, по утрам пил ледяной, прямо из холодильника, каркаде и даже не ослаблял узел галстука. Он хотел видеть свою дочь хакером - он был намерен сделать для этого все. Героическую попытку освоить в компьютере что-то посерьезнее включения и выключения или бесцельного вождения мышкой по рабочему столу я осуществила через неделю пребывания в моей комнате этого монстра. Косынку я заприметила сразу. Простенькая такая программка, именно для таких погод, которые стояли в тот момент, когда гарь и цветение перемешивались в пыльном чаду колыхающегося зноя. С косынкой же как: открываешь этот пасьянс, и полчаса ты, вроде, занимаешься делом. Полчаса превращаются в полтора, время идет, пасьянс то не сходится, то сходится, а ты, знай себе, перетаскивай мышкой карты их угла в угол.

В принципе, я сходила с ума по косынке всегда, даже в бумажном и настольном ее варианте. Где-то далеко в памяти, когда, не понимая смысла этого пасьянса, не разбираясь в старшинстве карт, я наблюдала за тем, как бабушка аккуратно раскладывает на столе красивый треугольник рубашками вверх, появлялось ощущение, что кто-то гладит теплой ладонью мой затылок. На дачной террасе пахло табачным дымом, и дрожащие пятна солнечного света лежали на столе, покрытом льняной скатертью, бабушка задумчиво курила, а я заворожено смотрела на ее пальцы, быстро тасующие карты. Словно сухие листья ложатся тебе на лицо - умиротворение, как из какого-то далекого сна: золотисто-коричневые тона и амплитуда раскачивания постепенно уменьшается.

Анечка ржала надо мной, распечатывала на моем принтере какие-то идиотские рассказы, ругала мою косынку и накуривала в комнате так, что топор можно было вешать. Или самой повеситься.

Конечно, "Word" я освоила. На ура. Научилась пользоваться шифтами, там и недолго до опции shift + F3 осталось, однако я не нашла ничего лучшего, чем влюбиться. Такая вот история - первая любовь это вам не шутки какие-нибудь, тут все серьезно: розы, грезы, прозы, слезы, морозы, грозы, угрозы, позы, мимозы, сахарозы, дисахарозы, дезоксирибонуклеиновая и аденозинтрифосфорная кислоты - всего предостаточно. Хоть жопой их кушай. Дело принимало серьезный оборот: я стала реже показываться у Анечки, мы с моей любовью трахались на чужих кухнях, отчаянно пили, курили одну на двоих сигарету, говорили о больших и недоступных толпе чувствах, я наплевательски относилась к учебному плану выпускного класса и даже как-то назвала директора школы писюком. Звезданутым. Осень прошла для меня как в угаре, я не слушала своих собеседников, извела миллион противозачаточных вагинальных свечек и тестов на беременность и часами ждала телефонного звонка, вздрагивая от каждого шороха. Пришла зима.

У меня появилась странная привычка часами вглядываться в свое отражение, сидя в темной комнате, я купила себе лифчик на два размера меньше и научилась с филигранной виртуозностью надевать презерватив на любой продолговатый предмет. Зима выдалась холодной, и мой герой подарил мне теплую тельняшку с начесом. Я куталась в полосатую обновку и часами думала о любви, бытие, вечности, горячей ванне и средстве для удаления волос с ног. За окном сыпал снег, наметались огромные сугробы, а я измарала огромную кипу бумаги, записывая стихи, которые извлекала прямо из своей измученной любовью, портвейном и африканскими страстями души: что-то про солнце, оконце, букашки и ромашки - эдакие пасторальные мечтания о том, как бы было здорово, если бы родители свалили хоть куда-нибудь на пару дней. На улицу и не выйдешь - такой стоял мороз, и когда я и мой герой попытались по старой памяти трахнуться в подъезде, ничего не вышло - так было холодно. Мы долго курили и сидели, тесно прижавшись друг к другу, на ступенях, пачкающихся белым. На следующий день он не позвонил, и через два дня тоже.

Прошла неделя.

Я кидалась на стены и плакала в голос, потому что не хотелось разговаривать с папулей и гулять с собакой, а хотелось хлопать любимого по коленке и копаться в карманах его джинсов, любуясь его небесной красотой и наслаждаясь его безграничным умом. Я думала о тантре каждую минуту, сон для меня превратился в пытку: с часа до трех я крутилась в постели, наматывая простыни на ноги, а с трех до шести благородно рыдала и заламывала руки. Еще я сутками пялилась на телефон и рисковала получить инфаркт, когда вдруг раздавался звонок. Прошла еще неделя, близился чертов день всех влюбленных. Хотелось кричать, плакать, раздирать в мясо шелковые кружевные сердечки, продающиеся на каждом шагу, бить посуду, кусать от стакана и со скрежетом пережевывать острое стекло. Вместо этого я сидела на полу в полной темноте и смотрела в одну точку.

Анечка достала билеты в Театр киноактера на какой-то глупый спектакль, из тех, что забываются сразу, как только выйдешь из зала и предложила подойти к проблеме творчески. Я вцепилась в эту возможность, как утопающий хватается за соломинку. Подняла трубку и, корчась от ужаса, позвонила своей самой большой и трепетной любви. Он наверное даже рад был, потому что человек просто не может все время пить пиво - хоть иногда надо заниматься чем-нибудь еще.

Я была готова к выходу уже с утра. Коротая время до вечера, я торчала у компьютера и бесцельно играла в косынку, такую родную и понятную - вроде бы дело, а вроде бы и нет. За три часа пасьянс не сошелся ни разу - мертвая тишина, ровное гудение компьютера и карты, мелькающие перед глазами. До шести часов вечера пасьянс сошелся лишь однажды, и то, как-то странно и нехотя. Я не верила, будто это что-то значит. Ерунда - я так и подумала.

Мой герой опоздал на полчаса, а когда подошел поближе, я увидела, как он пьян. Вероятно, на ногах он держался благодаря годами выработанной системе сноровистой смены поддерживающих средств: вот, кончается стенка, два коротких шага, начинается вторая, ухватились за тетеньку и перебазировались к поручням, перевели дух и рухнули на лавочку рядом со мной. Скотина - я так и подумала. А еще мучительно на воздух захотелось и впервые косынка начала пугать меня. Любим-ненагляд бессильно уронил голову.

- Что будем делать? - тихо спросила я.

- Может, по домам? - прошептал он с тихой надеждой.

Потом, года через три, мы поженились. Брак длился два месяца и оказался до одури неудачным - я сбежала от его портера, поздних просыпаний, безработицы и слепого обожания, засасывающего меня в пучину дремучего алкоголизма. Ждать три года не пришлось. Я верно истолковала смысл послания косынки, другое дело, что на практике это знание применить не пришлось - я смело шагала в болото с крокодилами. Впрочем, отныне я получила изворотливого и на редкость прозорливого советчика, который ни разу меня не подводил - косынку. Это было началом моего большого пути в мир игроков Лиги.

Потом были и shift + F3 в "Word", и нищета такая, что крупу заплесневелую жадно поедаешь, и пачки денег, которые с трудом умещались во всех карманах, утра, когда с трудом вспоминаешь как зовут хозяина постели, в которой ты проснулась, бесконечные дороги, порой в никуда, а порой с конкретным пунктом назначения, огромные пакеты марихуаны, полузнакомые люди, длинные разговоры, порой до одури пустые, а порой звучащие как откровения... А потом вдруг все кончилось. Словно кто-то школьную доску протер сахарным сиропом - подсохнет и пиши что хочешь.

Мне было 22 года, а я бесцельно сидела дома, изводя себя одиночеством и косынкой. Я пялилась в экран компьютера, хранила на полочке в ванной три дежурных презерватива, остававшихся моими бессменными спутниками уже полгода, и играла в косынку. Такая жизнь приводила меня в ужас. Когда я смотрела на себя со стороны, то понимала, что становлюсь толстой, некрасивой и нелюдимой грымзой, о которой не помнит никто на свете. Я привыкла к одиночеству настолько, что с трудом выбиралась в магазин, преимущественно ночью, низко наклонив голову и не решаясь взглянуть в глаза продавцам. Именно тогда моя техника игры начала оттачиваться, и я постепенно обретала ту форму, в которой находилась сейчас.

Как-то ночью, устав от бесцельного проверяния почты на Яндексе, на которую никто, кроме работодателей, не писал, я наткнулась в интернете на сайт Лиги. Простейшая графика, отсутствие ссылок на порносайты и занудное вступление отсеивали всех посторонних людей. Для меня же призыв Лиги изучать тонкую эзотерику косынки прозвучал как музыка высших сфер - вроде бы и занимаюсь чем-то, а вроде бы и нет. Через неделю я решилась поучаствовать в сетевом соревновании и быстро выбилась в подгруппу юниоров. Для простоты я взяла себе придурковатое имя G126, на фоне имен других юниоров смотревшееся весьма прилично. Оно быстро приобрело популярность в рядах ценителей и тонких знатоков косынки. В загнивающих рядах косыночников заговорили о новой звезде. Мне это льстило - хоть что-то кроме своего ежедневного отражения в зеркале, которое хочется скорее оплевать, чем броситься нацеловывать.

В то время косынка начала завоевывать все больше и больше людей. Всем надоела примитивная квака, и захотелось чего-нибудь еще более примитивного, но дающего прикосновение к тайне. Косынка пришлась как раз кстати, и ее примитивность диктовала свои правила. Барахлящие мониторы, цена которым в базарный день 20 баксов, в последнее время резко подскочили в цене. Железо к 486-ым компам на Митинском радиорынке теперь толкали втридорога, а мажорные золотые ребятишки дрались за убитую и выпотрошенную мышку без скрола (мол, со скролом только у придурков, которые про косынку слыхом не слыхивали). Если раньше тупо пялиться в компьютер было стыдно и недостойно гордого звания человека, сейчас эти посиделки внушали уважение и почти мистический ужас. Это была пора подпольных клубов, оснащенных 486-ми компьютерами в век 4-х пентиумов и 120 гиговых винтов. Избранные собирались в маленьких полутемных подвальчиках, выпивали и играли в косынку.

Я знала об этих соревнованиях, однако ритм моей растительной жизни не позволял появляться на людях - к моменту, когда моему добровольному заточению минул год, я приобрела паническую агорафобию. Про G126 заговорили, что он - инвалид детства, безногий карлик, страдающий нарушениями речи и обладающий даром предвидения. Я собирала отголоски этих слухов, расползающихся по форумам расплодившихся, как грибы после дождя, сайтов Лиги, и продолжала бить все рекорды на соревнованиях онлайн. Все изменилось недавно.

Очень просто - кончились деньги. Контора, которая с успехом кормила меня целый год, развалилась, и голод погнал устраиваться на работу. Все сложилось как нельзя лучше - помогла одна из немногих оставшихся подруг, агорафобия потонула в пучине безденежья, голос снова обрел зычность и вернулось умение смешно рассказывать анекдоты. Вслед за этим пришли деньги, новые связи, посиделки в барах центра Москвы, я выкрасилась в блондинку, перестала торчать на месте, уставившись в одну точку, и сдружилась с одним из сослуживцев. Вместе мы пили пиво на солнышке под окнами своей конторы в обеденный перерыв и рассуждали о жизни. В одной из таких бесед новый друг тайком сообщил мне о Лиге и проводимых ею соревнованиях. В тот же день я напросилась в один из ее клубов.

Заведение это находилось где-то на Юго-Западной и называлось "Семерка" - один из заплеваных заштатных клубов Лиги, который истинные виртуозы посещали редко, если вообще посещали. И все же, оказавшись в душном, прокуренном помещении, я оробела, в ужасе озираясь по сторонам со стула барной стойки. Через полчаса, перекинувшись парой слов с барменом, я хлопнула стопку водки и села за один из компьютеров. Начиналось очередное соревнование - как всегда - местные мэтры в центре внимания, не очень талантливые завсегдатаи по бокам, с краю притулилась парочка дрожащих новичков - я, к примеру.

Первый раунд я позорно продула, с трудом вырвавшись в четверть финала - сделали свое дело потные ладони, комок в горле, непривычная мышка и сослуживец, дававший из-за плеча идиотские советы. Но к следующему раунду я освоилась и взялась за дело всерьез. Четверть финала длилась ровно 45 секунд. Со счетом 10437 и премией 11894 я оставила далеко позади всех участников. Полуфинал выгнал из туалетов и отлепил от барной стойки всех присутствующих: народ сгрудился вокруг меня. Становилось ясно - они либо наблюдают рождение новой звезды, либо видят перед собой девицу, которой косынка благоволит необычайно, отмечая удивительно гладкую и удачную полосу ее жизни. И на то, и на другое стоило посмотреть. Знали бы они, сколько раз я разложила косынку за последний год, они бы с почестями спровадили бы меня в Кащенко, но - по мне ведь не скажешь.

Полуфинал был еще короче, чем четверть финала. За 39 секунд я уделала всех, а еще через пару минут взяла главный кубок "Семерки". Занося мое имя на доску победителей, организаторы попросили меня представиться своим онлайн именем. Появление на доске победителей аббревиатуры G126 произвело эффект разорвавшейся бомбы. Сослуживец сгинул где-то в толпе, все рвались угостить меня рюмочкой, я намешала всю халявную выпивку в дикий коктейль и весьма навеселе пристроилась у бара, окруженная рюмками и почитателями.

В общем гаме и суматохе бармен наклонился ко мне и сообщил, что меня ждут в VIP-зале. Весьма подивившись, что в такой вшивой дыре вообще есть что-то подобное, я встала со своего табурета и, пошатываясь, направилась в туалет. Там, закрылась в кабинке, я некоторое время блевала, с отвращением убирая волосы, набивавшиеся в рот, а потом пила холодную воду из-под крана и плескала ее себе в лицо. Переводя дух, я уставилась на свое отражение в зеркале - на меня смотрела девица с довольно помятой физиономией и кругами туши под глазами. В едином порыве я привела себя в порядок и направилась на поиски пресловутого VIP-зала.

Все, что я помню дальше, - это мои голые ноги, намертво приклеившиеся к кожаной обивке дивана. С громким треском отлепляла я их и закидывала одна на одну - получалось недурно. Кажется, я пыталась поддерживать непринужденную беседу, но с кем, и о чем - Бог знает. С утра дико болела голова и разрывался телефон - звонил каким-то чудом про все прознавший Гоша, который никак не мог взять в толк, что я и легендарный безногий карлик G126 - одно и то же лицо. Он притащился через полчаса, запарковал машину на тротуаре, наглухо загородив подъезд и помойку, и весь день отпаивал меня коньяком с походами под контрастный душ. Я лениво пинала его ногами - мы всегда так делали.

Гоша остался, и я засыпала, крепко прижавшись к его спине. Казалось, я стою на пороге чего-то необыкновенного, в лицо мне дует ветер, как в каких-то героических фильмах про походы в неведомое и мой силуэт четко вырисовывается на фоне приоткрытой двери. Вероятно, так и было. Хорошо ли это? Знал бы прикуп...

Слово автору. Гоша (борется с армией настоящих мужчин)

Гоша никогда не задумывался о причинах происходящего. Спросите его: "Ты любишь Марго?", он спросит: "Кого?", а потом словно подавится полувздохом, кивнет кому-то (не вам) и недоуменно пожмет плечами. Любит? Нет... Просто тянет к ней как-то, он о ней даже не думает, просто без нее паршиво, но бывает куда хуже, и она порой достает до колик печеночных... Только без нее все-таки хуже.

А Марго стеснялась ходить с ним по улице. Ее раздражало, как он дышит и при этом свистит носом. Никто на целом свете не замечал Гошиного свиста - только Марго. Это душило ее, крутило в жгут ее душу и лишало способности проявить милосердие. А еще Марго с наслаждением называла Гошу за глаза бабьей мордой. Хочу отметить от себя, морда у него и правда была бабьей.

Гоша каждый день смотрел в зеркало и даже не подозревал, как получилось, что он стал таким. Ему казалось, что так было всегда: опасная чушь. На самом деле, все эти сильные мужчины, которые, починив трактор, уложив шпалы и спилив квадратный километр леса, идут пить чисто мужские напитки и бить друг другу морды, никогда не питали к Гоше привязанности. Эти мужчины ходили в грубых нечищеных ботинках, тёлки висли на них косяками, они носили только семейные трусы, мерялись членами и знали что такое настоящая, мужская работа. Они знали, что женщины любят, когда их долго трахают, от тесных брюк начинается импотенция, а настоящий мужик никогда не спустит обиды. Они страшно доставали Гошу.

Они не давали ему прохода, выбирали его слабым и шутили над ним свои настоящие мужские шутки. Как правило, они были здоровы, или их было много, так что Гоше приходилось просто смиряться, что эти люди находятся рядом с ним.

Возмутился он в четырнадцать лет. Оловянный солдатик, который сидел в нем, не пожелал сгибаться, а потребовал от Гоши каких-то действий. Гоша всегда мог найти выход - он его нашел, простой, как все гениальное: маскировка в условиях активных боевых действий. Ничего не оставалось, как стать таким же, как все эти мужчины, носить эти чертовы трусы, ботинки и бить всем морды.

Гоша, по природе существо неагрессивное и склонное к конформизму, добродушный и общительный, схватил свое копье и, наперевес с ним, поскакал крушить ветряные мельницы. Больше похожие на ветряные мыльницы. Он накачал себе древнегреческий торс и три года отходил на бокс. Он заработал кучу денег и стал большим начальником. Он завел себе настоящего друга, с которым проникновенно пил пиво. Гоша разбил морду тому, кто особенно доставал его в школе в свое время. Он завел себе барышню и сам же ее бросил, хоть потом от переживаний блевал целую неделю. Гоша доказал всем, что он - мужик, и настоящие мужчины постепенно оставили его в покое. Герой бился-сражался с вампирами, и вот твари уже подбираются к нему, и с их зубов свисают клочья какой-то пены, противно невероятно, он сопротивляется из последних сил, но склизкие гады закрывают его от зрителя, а через секунду отступают и удивленно шарят по подвалу (или где там все это происходит) глазами: они больше не видят нашего героя. Просто в пылу схватки он не обратил внимания на маленький укус и совершенно незаметно для себя превратился в вампира. Сражаться больше некому и не с кем - все братья, друзья-товарищи и так далее (если вы меня, конечно, понимаете).

Гоша не откроет вам свою душу никогда по той простой причине, что он давно позабыл, кем же он является на самом деле. Он словно носит на своих плечах этого чертового настоящего мужчину, который изо всех сил болтает ногами. Впрочем, Гоша редко задумывается над такими вещами, как невообразимое богатство внутреннего мира, тонкая и ранимая душа, всяческие метания, а потому ему просто плевать, почему все сложилось так, как сложилось. Гошу ведет по жизни его непобедимая интуиция и четкое понимание того, что он хочет.

Гоша пленяет барышень, но совершенно не замечает этого. Впрочем, в этом есть определенная гуманность - больше всего на свете Гоша боится, что кто-то полюбит его настолько, что начнет ради него приносить жертвы.

Гоша напряжен так, что кажется, сейчас начнут лопаться его сухожилия, а потом его тело разлетится на тысячу маленьких кусочков. Этого почти никто не замечает: он мало кого подпустит близко к себе. Ему проще держать вас на расстоянии вытянутой руки. Не потому, что он полон отвращения к окружающим его людям. Просто он смертельно боится. Страх - еще одна из направляющих Гоши. Он мнется на месте, замирает и выжидает часами, когда холод, разливающийся у него внутри, отступит. Порой ему становится так страшно, что ладони потеют, а под ложечкой шевелится монстр, который кусает и рвет Гошу изнутри. Кусает и рвет. Гоша пережидает, прикасаясь рукой к стене, чтобы ощутить реальность этого мира, ускользающего из-под пальцев, как легкий газовый шарфик.

Осенью Гоша полон неясных предчувствий. Он проверяет свою электронную почту каждые пять минут, не выпускает из рук мобильник, в надежде, что на него позвонит кто-то важный и чутко прислушивается к шагам в коридоре. Ожидание сменяется гнетущим отвращением к себе и внутренней дрожью, когда кажется что все пропало и жизнь дала трещину. Тогда Гоша садится прямо на пол, достает из секретного ящика стола пачку сигарет и принимается смолить одну за одной, корчась от страха и отвращения.

Отпускает Гошу только если он оказывается в одной постели с Марго. Ему становится легко и спокойно, наваливается сонная истома, он кладет руку на ее грудь и засыпает, открыв рот. Ради этого он готов простить Марго многое. Гоша терпит слепую ярость, с которой Марго порой смотрит на него, ее безумную блядскую готовность уложить в свою постель каждого второго, ее злые, едкие шутки и то, как Марго пинает его ногой по ночам. Гоша, не просыпаясь, обнимает ее крепче. Он готов не видеть ее месяцами. Он готов дать ей возможность вырваться и пропасть на полгода. Гоша снисходителен к ней, и даже не замечает, как Марго отчаянно борется с ним. Именно поэтому она всегда оказывается побежденной.

Слово автору. Марго (зажимает рот рукой и делает большие глаза)

Марго бросилась в постель к Гоше в первый же день их знакомства. Вернее, в первую ночь. Эдакий подарочек ко дню рождения. Захотела - и получила. Легко. Растоптала свою любовь, разбила в кровь колени, запуталась, изовралась - но получила.

Завладела его сердцем, завоевала Гошу с потрохами, так, что он с руки ее был готов дерьмо жрать, принялась топтать и попирать его, а тот даже не заметил. Марго утонченно мстила Гоше за то, что он просто подвернулся под руку, медленно убивала его, размазывала по стене, отталкивала, выматывала и крошила его душу вслед за своей.

А тому хоть бы хны. Не бледнел, не бросался душить, не бил смертным боем, не обзывал сукой, не резал себе вены, не спивался, не плакал, не пытался выпрыгнуть в окно, не бросал работу. Гладил ее по голове и улыбался. И на работу уезжал. И звонил только через неделю - не потому что не хотел или обиделся - занят был. Марго творила свою вечную вендетту, а объект этой вендетты в ус не дул. Она скрежетала зубами.

Говорят, что единственное, о чем мечтала Марго - это о возможности снова испытать то, что называют Истинной, Подлинной и Настоящей Любовью, Такой, Чтобы Даже Дурак Понял. И чтобы это непременно Красивая Любовь была - ну, не как в книжках, а как из какого-то далекого детства, честно и легко. Нежно, безоглядно, с поцелуями еще до того, как проснешься, с объятиями длинной в сутки, с признаниями, слезами, застилающими глаза, и счастливыми потягиваниями под одеялом. Порой Марго даже пыталась разыграть что-то подобное. Впрочем, несмотря на весьма недюжинные актерские способности, получалось у нее паршиво. Где угодно, с кем угодно, только не с Гошей - Марго видела это даже сквозь свое дремучее мортидо, измотавшее ее вконец.

Однако почему-то Марго всякий раз открывала Гоше дверь. Она уверяла всех, что ей никто не нужен. Врала. Кто-то был просто необходим, только плевать кто - в тот момент она ненавидела всех и каждого, кипучая ненависть, поддерживающая в Марго огонь жизни, внезапно затопила всю и выжгла дотла. Порой (хотя Марго в этом не признается никогда) ей становилось страшно. И тогда рыжая стерва принималась послушно ездить с Гошей на пикники и выбираться в центр, она прилежно валялась на солнечных полянках, с восторженным визгом вбегала в воду, дремала на нижней полке в сауне и подпевала кому-то на концертах. Гоша боролся с саморазрушением Марго, а она смиренно принимала это, как горькое лекарство, как банки во время бронхита - со спины похож на божью коровку, однако как помогает.

Марго мало кто позавидует. Заключенная в клетку собственной клаустрофобии, она задыхалась и билась, как птица в силках. Очень хотелось на воздух, стыд и духота сковывали движения Марго, она запиралась от Гоши в туалете и ловила воздух перекошенным ртом. Сама поднимала трубку и звонила ему, а через пару минут хотела только одного: бежать. Гоше тоже отчаянно не повезло - подвернулся под руку, завяз и никак не мог развязаться - во многом его спасала эмоциональная тупость и сильный отрыв от собственного внутреннего мира - типа, хрен его знает, что там происходит - может, страдания нечеловеческие, однако ж, глубоко наплевать потому что не видно.

Гоша всегда думал, что если бы он остался бы у Марго еще на сутки, ему не пришлось бы больше уходить. Как он заблуждался! Марго же умудрялась выгонять его задолго до того, как один Гошин вид начал бы вызывать у нее нервные судороги. Гомеопатические же дозы Гоши вызывали у нее нечто вроде привыкания - так, глядишь, и год пройдет, а за ним еще один. Оглянешься назад лет через двести - не жизнь была, а сказка. Так они и гоняли бы по кругу, пока Гоша наконец не набрался храбрости сделать первый шаг.

Слово автору. Маневры (караул устал)

Пахло ванильным сдобой, переслащенным кофе с молоком и Гошиным одеколоном, который стелился поверх всех запахов - непонятно теперь, пахнет разогретым лаком деревянный столик кафе, или руки Марго, или нет ничего в помине - только желтый свет, легкая ломота в затылке, приглушенная музыка и вишни в сиропе из десерта...

- Ты же знаешь, - бормотала себе под нос Марго, которая уже изрядно набралась, а потому пребывала в весьма благостном настроении, улыбалась, заглядывала Гоше в глаза и вообще - играла сегодня на славу - а может не играла, кто ее знает, может пробило ее наконец, - я же люблю тебя больше всех на свете, ты - мужчина всей моей жизни.

- Я знаю, - рассеянно кивал Гоша. Он тоже набрался и теперь Марго могла указать ему на луну - притащил бы. Даже не задумался бы, принес - и точка.

Марго опоздала на полтора часа - кружила между Главпочтамтом и Лукойлом, на чем свет стоит кляня свой топографический кретинизм и замысловатые места, куда ее вечно вытаскивает Гоша. Об этом она никому и никогда не рассказывала - и я-то об этом узнала совершенно случайно. Как бы там ни было, в кофейню Марго влетела как на крыльях - словно и не плакала от злости, оказавшись перед Лукойлом в четвертый раз две минуты назад, впилась в Гошу поцелуем и расслабленно завалилась рядом с ним. Опоздание всегда давало ей фору нежности и доброты, которую она могла проявить к Гоше, извиняясь. Теперь Марго чувствовала себя в полной безопасности - можно не думать о прибитой пыли, полных ушах слез, с которыми она просыпалась каждое утро, молчащем телефоне, небе, к весне таком прозрачном, что хотелось заземлиться, чтобы сердце не выскочило из груди...

- Не так, - ржала Марго, посасывая кисленькие вишневые косточки, которых у нее во рту набралось уже штук пятнадцать, - не так, надо говорить: премного благодарен, что оправдал доверие, спасибо, спасибо, но вы льстите мне, я знаю.

- Спасибо, - покивал Гоша и принялся заглядывать к Марго в глаза, - я остальное все позабыл. Ничего? - и смущенно добавил, - ты такая маленькая... просто девочка.

- Вот еще, - скривилась Марго, выплевывая свои косточки в ладонь, - да ты салага по сравнению со мной. Что ты вообще знаешь, только и умеешь, что деньги зарабатывать. Ты хоть раз супружеской жизнью жил?

- Сейчас живу, с одной, ты ее не знаешь, - Гоша беспомощно пошарил глазами по залу и схватил Марго за руку. Та даже не заметила.

Если бы к Марго сейчас подошел бы кто-нибудь и сказал: "Вот тебе, Марго, маленькая педалька, нажми на нее, и сразу провалишься прямо в ад", - Марго согласилась бы, не раздумывая ни минуты. Но никто не подошел и ничего подобного Марго не предложил. Пришлось выплывать самой. Марго зажмурилась и мужественно переживала самые страшные минуты своей жизни.

Сначала она царственно побагровела, потом побелела, шумно сглотнула, словно в горле у нее трепыхалась здоровая рыбина, сердце ее забилось где-то в желудке, потом оно переместилось под левую ключицу, потом в глазах все вдруг потемнело, куда-то делись сигареты, язык стал похож на ком ваты, вспотел кончик носа, бросило в жар, и запах Гошиного одеколона навалился пудовой тяжестью. А потом Марго стало стыдно. За то, что она вообще на свете есть, за свои ноги, покоящиеся под столом, за свое пальто на вешалке, за свою сумку, которую она швырнула куда-то, за то, что она так напилась, за свою спину и плечи, открытые взглядам всех посетителей кафе, за серьги в своих ушах и пересохшие губы... Чувство стыда, когда-то знакомое Марго, а теперь начисто позабытое, накрывало ее плотным одеялом, и она с трудом дышала, думала с трудом, хотя - кто просил так напиваться?

- Ты меня не слушаешь, - Гоша потеребил ее руку, - я купался в проруби, представляешь, в проруби - правда больше падал рядом, чем плавал там... Скучно... развлечений никаких - пить пришлось все два дня - понимаешь?

- Ч-что? - с трудом выдавила из себя Марго.

- Дом отдыха, я тебе говорю, был полный отстой.

- А... П-почему? - Марго поморщилась, как от сильной боли и попыталась нацепить на лицо улыбку - она скорее сдохнет, чем покажет, что перед Гошей сидит лишь малая часть Марго, а основные ее стати давно валяются под столом без надежды на спасение, и вообще без надежды.

- Да там развлечений никаких - на лыжах что ли кататься? А Маша и того больше - вообще провалялась в постели все два дня.

- Давно? - ляпнула Марго, закуривая.

- Чего?

- Живете, - выплюнула Марго, корчась от ужаса.

- Месяца два... - пожал плечами Гоша, - что-то около.

- А что не сказал?

- Так не спрашивала же, а? Ну не спрашивала...

- Точняк, - покивала Марго, - выпьем?

Я думаю, что Марго в тот момент стало очень страшно. Вообще-то она не была такой стервой, как хотела казаться - Марго очень многие вещи в своей жизни пускала на самотек. А Гоша даже насладиться триумфом как следует не мог - он просто не знал, что пребывает в стадии триумфа, он не знал, что у них с Марго идет спортивное соревнование на то, кто из них больший гад, и что до этого впереди была Марго, а сейчас он ушел настолько далеко вперед, что все ее завоевания кажутся мелкими и не заслуживающими упоминания.

Так Марго пустилась в свой очередной крестовый поход. Раньше Гошино общество заставляло ее бороться с собственным страхом и отвращением, а теперь у нее был замечательный повод со всем пылом нерастраченного пионерского детства окунуться в омут своего актерского дарования. О... Теперь Марго было что сыграть - главное - не думать о том, что в жизни давно пора что-то менять.

В тот жуткий вечер Марго, скрипя и покачиваясь, но опомнилась от потрясения и потребовала еще коньяка. Играла тихая музыка, Марго вдруг вскочила и отправилась к стойке самостоятельно, приплясывая на ходу, и щеки ее горели лихорадочным румянцем, улыбка светилась так ярко, словно она влюблена в весь мир, плавная линия шеи, плеч, мягких рук, ямочки на щеках - все в Марго вопило о том, что эта жизнь прекрасна, и Марго - лучшая ее часть. Что на самом деле творилось у Марго внутри? Пустота, легкая скука, отрешенность, и обида, вмерзшая в ледяную глыбу арктического спокойствия. Такое не забывается, а Марго никогда не жаловалась на память. Память по-итальянски вендетта, а область всяческого отмщения и возмездия была для нее родной стихией.

Гоша от Марго глаз отвести не мог - она вдруг стала такой, какой он всегда хотел ее видеть - сияющие глаза из-под пряди волос, упавшей на лоб, щека мягко трется о плечо, на влажных губах полуулыбка, а за пазухой нет камня, и ни одного взгляда в сторону других - только Гоша - принц на сияющем троне. Потом Марго смеялась, запрокинув голову, стоя на барном табурете, пьяная, красивая, и безраздельно Гошина.

Через день Марго составила безупречный план и принялась прессовать Гошу так, что всем, кто хоть каким-то боком прикоснулся к этой истории, страшно делалось. Кажется, впервые в жизни она боролась не на жизнь, а на смерть.

Факт остается фактом - Гоша выдержал ровно полтора месяца. По истечению этого времени он с жутким скандалом собрал свои вещи и отбыл на съемную квартиру, искренне веря, что личная жизнь у него на этот период не сложилась. После этого он долго сидел на полу, раскачивался из стороны в сторону и пустился в какое-то несвойственное ему самокопание. Он даже бутылку пива в одиночку выпил.

Марго узнала о Гошином переезде через три дня и на радостях трахнула своего начальника. Удосужилась встретиться с Гошей она только по истечение третьей недели. Сидела весь вечер, протяжно молчала и смотрела в стену. Вдруг покинули все силы. Гоша попытался потрогать ее грудь и моментально получил по рукам.

Слово автору. Пальцы, переплетенные под одеялом (ни слова о сигаретах)

Нет, после этого ничего глобального в их жизни не случилось. Гоша тогда даже ночевать у Марго остался. Она долго трепала какую-то ерунду, не удосужилась предложить ему даже чаю, демонстративно договорилась о свидании с недавно отоваренным начальником, а потом вдруг забралась Гоше на руки и долго отказывалась слезать.

Позже Гоша вдруг (надо сказать, впервые за неделю) уснул, распустив губы и зарыв слабые от неги пальцы в волосы Марго. Она слушала, как в темноте тикают часы и задумчиво водила ногой по прохладной стене - Марго никуда не могла деться от предательского ощущения, что все вокруг прозрачно и непостижимо хрупко.

Марго вглядывалась в пульсирующую темноту и лениво жмурилась. В голове колыхалась горячечная пустота, когда заснуть невозможно, в голове сплошная каша: Анечка, холодная, как сквозняк, отхлебывает чаю и молчит, глядя в сторону; "Я готова убить тебя!!!" - кто и когда это сказал, Марго не помнила; ощущение, что поезд остановился в метро и вагон наполнился напряженным молчанием - лишь тихое шипение внутренней связи; блинчики с хрустящей корочкой в какой-то привокзальной кафешке; теплая, но ущербная гладкость треснутого желудя в кармане...

Марго закрывала лицо руками и начинала считать до ста. Рядом спит Гоша, сладко, как ребенок под боком у мамочки, вернувшейся из командировки. Во сне он протягивал руку, нащупывал ледяную кисть Марго и переплетал свои пальцы с ее. Локтем Марго спихивает с кровати подушку и запрокидывает голову. Ужасно хочется курить.

Слово Марго. Помидоры (Красотки, красотки, красотки кабаре!!!)

Прошло два дня, работы поднавалили, я заковырялась на своей доблестной службе как папа Карло, время пролетело, словно пленку кто-то на перемотку поставил: все ходят, рты открывают, говорят, руками размахивают, а что происходит - непонятно. А потом сутки не вылезала из постели - только в туалет, к холодильнику и за новой книжкой - даже к телефону не подходила. На четвертый день притащился Гоша - довольно кстати, должна сказать - в холодильнике к тому моменту оставались соленые огурцы эпохи раннего палеолита, полпакета молока и четыре картофелины.

- С ума сошла! - заявил с порога Гоша, шваркнул в меня пакетом с какой-то снедью и пошел на кухню чайник ставить, - звездная болезнь заела.

- Вот еще, - буркнула я, вползая на кухню, сонно кутаясь в халат, - дурак ты какой-то, как я погляжу.

- Отлично, - заявил Гоша, вручая мне помидоры, нож и доску, - я дурак, ты - умнейшее существо в мире, а потому мы сегодня пойдем в одно место.

- Догадываюсь, в какое, - хмыкнула я. Гоша и ухом не повел. Я откинулась на спинку дивана, закинула ногу на стол, спихнув доску на пол, и вгрызлась в один из помидоров, - разыгрывать из себя твою даму сердца я больше не буду, хоть убей.

- А и не надо, - просиял Гоша, быстро строгая помидоры в салат. Запахло зеленью, разморенной на солнце, и раздавленными оливками, - тебя там все отлично запомнили, я теперь говорю, что приходить второй раз ты стесняешься и сидишь дома. В чадре. Перебираешь горох и просо.

- Как скажешь, - я выстрелила хвостиком помидора в раковину, но не попала, - так что тебе от меня надо?

- Есть крутые клубы Лиги, а есть галимые, в которых хоть G126 появись - никто даже не почешется. Ты там на кукурузнике можешь летать по залу и поливать всех дерьмом. Куриным. Они галимые настолько, что еще толком слухи не поползли о твоей выходке. Улавливаешь, о чем я говорю? - Гоша многозначительно протянул мне кусок сыра.

- Нет, - так же многозначительно ответила я, но сыр взяла.

- Пора явить твой талант миру, продемонстрировать всем, на что ты способна, я в тебя очень верю, мы всех победим, но пасаран и все такое. Понимаешь?

- Понимаю... - кивнула я, - ты уже поставил на меня в одном из крутых клубов Лиги, деньги терять не хочется, и теперь ты меня тащишь туда, чтобы я играла и помогла тебе нажиться сверх меры на моем таланте.

- Ну... - скривился Гоша, пододвинул ко мне лаваш и салатницу, - что-то ты тут накрутила жути какой-то... Я вообще-то картину эту видел немного по-другому. Какой-то я у тебя злодей получаюсь. Злодейский. Я ж как лучше хотел...

- Ага, - покивала я с набитым ртом, - продал меня за копеечку...

Гоша внимательно смотрел куда-то в сторону и молчал, гоняя пальцем по столу крошку от лаваша.

- Продал, говорю, - сказала я погромче, - меня за копеечку!

- Что? - Гоша поднял голову и часто заморгал, словно только что проснулся.

- Куда ты меня тащишь? - обречено спросила я, сосредоточенно ковыряясь в карманах его рубашки, которую он швырнул на диван, - что это за клуб Лиги? - сигареты наконец-то нашлись, я достала одну из них и с наслаждением закурила.

- "Красотки кабаре", - заявил Гоша, - прикольное место - дыра страшенная, цены ломовые, столы грязные, а кухня - жуть. Неописуемая. Ты лучше дома поешь, или я тебя потом куда-нибудь в другое место свожу. В общем - прелесть что за местечко.

- И Кардинал там играет по четвергам, - мрачно покивала я, - а что у нас сегодня?

- Четверг! - объявил Гоша таким голосом, словно большей радости он не мог и представить, - а ты откуда про Кардинала знаешь?

- Вызываю на дуэль, - объявила я противным голосом, - и прострелю тебе брюхо. Я дома сидела, но интернет у меня был.

- Тем более, - заявил Гоша еще бодрее, - сделаешь Кардинала и покроешь себя славой.

- Или он меня... - покивала я, - и опозорю свое славное имя на веки вечные. Одно радует - ты на тотализаторе продуешь.

- Не продую, - уверил меня Гоша, подсаживаясь поближе и зарываясь носом мне в шею, - там какая-то мутная система ставок, я к ней еще даже и не подбирался, на месте разберусь.

Я закрыла глаза. Тихо работал холодильник, где-то далеко за окном шумели машины, занавеска мерно колыхалась, слегка задевая мою макушку, а Гоша (я не видела, но знала на все сто) комкал край своей майки до хруста суставов, так, что челюсти хотелось сжать изо всех сил и молоть зубы в мелкую крошку, и пальцы слабели, и спина у него ныла от неудобной позы, но боялся пошевелиться, вздохнуть боялся...

Я резко встала и пересела на табурет, взгромоздившись на него с ногами. Гоша обмяк и уставился прямо в недоеденный мною салат.

- Гош, - тихо спросила я, закуривая новую сигарету, - а тебе зачем все это надо?

- Не знаю, - рассеянно пожал плечами тот.

Славное лето.

Слухи про косынку (про вирус)

Один молодой человек играл в Косынку в перерывах между работой - ему казалось, что так он, вроде, не бездельничает. Через пару месяцев молодой человек понял, что Косынка посылает ему некие послания, расшифровав которые, он избегает множества неприятностей и даже зарабатывает лишние призовые очки. С некоторых пор молодой человек стал советоваться с ней по любому поводу и никогда не выпускал новый ноутбук из рук. Загадался какой-то ребус - молодой человек сразу сел и разгадал его при помощи Косынки. Тут ему девушка одна звонит и говорит: "Приходи ко мне, молодой человек, в гости, будем ужин есть и смотреть друг на друга умильными взглядами". А, надо сказать, что молодой человек уже долгое время вздыхал по этой девушке, подойти не решался, а тут вот такое счастье. Но, все же, молодой человек сел за компьютер и быстренько раскинул Косынку. Не сложилось. Он раскинул ее еще раз. Опять не сложилось. Три часа подряд раскидывал - не сошлось ни разу. Так и не пошел на ужин к девушке своей мечты, она обиделась и другого позвала. А потом оказалось, что молодому человеку в компьютер противники Лиги вирус запустили, чтобы Косынка никогда не складывалась. Говорят, нечего народ простой с Пути сбивать.

Слухи про косынку (про 46 ножичков)

Один Мэтр восстал против Лиги - мол, нечего Лиге купоны с Косынки стричь, когда и так, если ты ее Мэтр, тебя на путь вырулит, и уже ничто, кроме тебя самого, не свернет. Раскладывает Мэтр Косынку, и все время спрашивает: "Сковырнется ли Лига?", и что интересно, все время Косынка у него складывается. Тут Мэтр вообще обрадовался - думает, что и Косынка сама против Лиги. Ночей не спал, все за компьютером сидел. А потом его нашли в подворотне, и из бока у него торчало 46 ножичков, все со знаком Лиги на рукоятке. Мэтр пока еще жил, успел сказать другому Мэтру, что его дело правое, и что надо бы Лигу свергнуть. Тот Мэтр поверил, и тоже стал Косынку раскладывать и спрашивать: "Сковырнется ли Лига?", только у него постоянно отрицательный ответ был, и никто ножичков ему в бок не втыкал. Может быть, первый Мэтр в Косынку просто лучше играл?

Слухи про косынку (про подмену)

Одна девушка умела предсказывать при помощи Косынки что угодно, и даже брала с окружающих за это деньги - короче, чудо как предсказывала. И как-то ей очень хотелось, чтобы ее петь позвали на один концерт, и аплодировали ей там до потери пульса. Девушка раскинула Косынку, и по всему получалось, что и позовут ее вряд ли, а уж что до аплодисментов - поцелуй коровий зад. Но девушка не унималась, а все спрашивала, и спрашивала Косынку, позовут ли ее петь, и будут ли аплодировать, и к утру Косынка ответила "Да". Девушка была довольна, потому что все сбылось. Она и не догадывалась, что Косынка схитрила и переделала всю ее судьбу, и была это уже совсем другая девушка, не та, что принималась за Косынку. Только девушка ничего не заметила. Только как-то кому-то сказала, что волосы у нее, вроде, рыжее стали.

Слово Марго. "Красотки кабаре" (хромой карлик с накладной бородой в пол-лица)

Неприятное вибрирующее напряжение, разлитое во влажном распаренном воздухе "Красоток", чувствуешь сразу и на загривке волосы встают дыбом. Сюда так просто не попадешь - только за необычайные заслуги, харизму или дикие бабки. Жутко крутое место - иди и сунь свою толстую морду в лужу. Цены запредельные, столы грязные, с ламп клочьями осыпается пыль, народу толпища непроходимая и все уже нажрались - что за счастье оказаться в подобном месте!

Пахло сладковатой пудрой, выдохшимся пивом и сигаретами. Гомон стоял такой, что приходилось орать до хрипоты, и все равно ничего не слышно и не понятно. Жарища такая, что от людей пар валил, все слонялись в полумраке, натыкаясь друг на друга, курили, выпивали и преувеличенно радовались полузнакомым людям, имя которых припоминали с трудом. В некотором отдалении от бара тянулся ряд 486 компов, на четырнадцатидюймовых мониторах которых мерно подрагивала заставка косынки с извечно мучающим косыночника вопросом: "Сдать заново?".

Я примостилась в углу, подобрала под себя ноги, жесткая деревянная скамья впилась в задницу углами, которых не заметишь, пока не сядешь, но ничего удобнее тут не было - шаткие барные табуреты (большое спасибо, как-нибудь в другой раз), жесткие стулья, обитые толстой кожей и длинные деревянные скамьи. Только за стул еще повоюй пойди, вступи в короткую схватку с каким-нибудь типом, или с его подругой (неизвестно, что хуже). За скамью, кстати, тоже побороться надо, тут, конечно Гоша расстарался - запихнул меня в угол, метнулся к бару, принес пива и усвистал - только его и видели, типа, пошел ставить на меня огромные тыщи и узнавать, как можно на игру записаться. Одиноко так, что хоть голову об угол стола разбивай, или (что еще хуже) беги за Гошей, ищи его, зови и тащи обратно.

Я тоскливо поболтала в бокале свое пиво, выловила официантку и заказала коньяка - мир сразу стал теплей и уютнее, потому что я заболела в этом углу, если меня и гложет какой-нибудь душевный недуг, то в подобных местах он пухнет как на дрожжах - тоска страшенная подступает, хоть и не рождайся на этот свет. Пустота и непроглядная темень, хочется плакать, и все кругом как в какой-то длинной и безысходной сказке - принц не вернулся из похода (сначала покалечился и долго болел, а потом и вовсе помер), принцесса бросилась со скал в море, король тоже что-то там с собой сделал, детей у них так и не приключилось, зима, зима, рваные северные сумерки и старый слуга плачет в пустом каминном зале, перебирая фамильные реликвии, ну и, естественно, тут же травится страшным ядом. До прихода официантки я закрыла глаза и принялась считать до ста, прорываясь сквозь гомон, звон в ушах и пульсирующий чад. "Никуда не пойду, - призрачно пробивались сквозь счет какие-то мысли, - никуда не пойду и играть ни во что не буду". Графинчик, рюмка и блюдце с лимоном появились на пятьдесят шестом счете - совсем немного. Я приоткрыла один глаз, блаженно оскалилась и вольно отхлебнула коньяка.

Некоторое время я переводила дух, а потом откинулась назад, прислонившись спиной к прохладной стене, и закурила, с сомнением поглядывая на запотевшее пиво. Нет, конечно нет, ни в коем случае, но если Гоша не поторопится, то в конечном итоге он застанет тут бесчувственное тело, накачанное коньяком и пивом до такой степени, что уже не способно издавать даже нечленораздельное мычание. И пусть он потом попробует кому-нибудь объяснить, что это вот на нее он поставил кучу денег, и сейчас она вам тут немножко поиграет.

-А ты и правда думаешь победить?

От неожиданности я наглоталась сигаретного дыма, забулькавшего в желудке, клацнула зубами и повернулась на голос, уставившись красными слезящимися глазами на этого типа. В принципе, он сидел тут давно, но до этой фразы никакого интереса ко мне не проявлял, а выглядел, надо сказать, довольно странно - длинный, тощий, как жердь, тяжелая нижняя челюсть и на голове шапочка, расшитая цветным бисером. Не из тех, с кем хочется просто так взять и заговорить.

-А я, может и играть-то не собираюсь, - прохрипела я, пытаясь утрамбовать дым, перекатывающийся под ложечкой.

-Может и не собираешься, - понимающе закивал тип, - но вот веришь ли ты в победу?

-Ой, - сварливо отмахнулась я от него, давя бычок в пепельнице, - только не надо мне тут всю эту хрень разводить, - я вдруг заметила, что рубашка его такая длинная, что покрывает щиколотки, и совершенно непонятно, были ли под этой рубашкой штаны.

-Вообще-то и правда, хрень какая-то получается, - глаза его потеплели, казалось, хамство настроило его на благодушный лад, он прямо сиял, словно готовился получить от меня какой-нибудь ценный приз, - просто сразу так захотелось разговор начать, чтобы ты поняла: я что-то о тебе знаю. Вот мне и показалось наиболее удобным вступать тогда, когда ты об игре начала думать... - черт, есть у него под рубашкой штаны или нет? - не пересказывать же тебе всю эту хрень про утопившихся королей и слуг, рыдающих в каминном зале.

-Кстати, - буркнула я, - очень красивое сравнение.

-Главное оригинальное, - покивал он, - меня Доктор зовут. А как зовут тебя, я знаю.

-Доктор едет, едет сквозь снежную равнину? - поинтересовалась я, запихивая в рот новую сигарету.

-Что-то вроде этого, - согласился Доктор - и правда, похоже: при небольшой натяжке бисерная шапочка может сойти за докторскую, а уж белая хламида легко принималась за халат. "Значит, терапевт, - удовлетворенно подумала я про себя, - хирурги - они обычно в зеленых халатах ходят... терапевт - это еще ничего, это почти не страшно".

Некоторое время мы помолчали, я вертела сигарету между пальцами, Доктор смотрел куда-то поверх стола, потом наклонился, достал зубами из моего блюдечка лимон и задумчиво сжевал прямо со шкуркой. Я молчала. "Надо у него спросить что-нибудь, - болталось у меня в голове, - непременно что-нибудь спросить. Например, когда я умру, что будет с Анечкой в ближайшем будущем, когда Гоша наконец пойдет в жопу, буду ли я по этому поводу горевать, что значит слово "беда", выцарапанное на автобусном стекле, которое я видела недавно - настоящую, неподдельную беду, или такую беду, как у капитана Врунгеля - веселое путешествие со скорейшей победой яхты "Беда" - в принципе, близкие по звучанию слова - "беда" и "победа", да и по происхождению тоже..."

-Да ерунда это все - тоже в рифму получается, кстати. - Доктор времени не терял и подъел почти все лимоны - ну и черт с ними, все равно я к ним никогда не прикасаюсь.

-Что?

-Парнишка, студент академии Народного Хозяйства, 17 лет от роду, ехал в этом автобусе и думал что-то про романтическое парение, как в рекламе дезодоранта, группу "Лакримоза" и то, как он всем покажет, что и каким образом, он, кстати не очень пока представлял. А выцарапал ключом на стекле почему-то именно "беда" - так оказалось короче - попробуй как-нибудь процарапать ключами стекло - довольно сложно и, к тому же, противно скрипит. И ничего это не значит - до тебя это слово прочитали множество человек. Хотя, про капитана Врунгеля - мне это понравилось.

-То есть, ты плотно читаешь мои мысли? - я налила себе еще немного коньяка, поболтала его в бокале и опрокинула в рот. Приятное золотистое тепло потекло по пищеводу, отличное от липкой жары, царившей в клубе, а потому никак на нее не повлиявшее - не усилившее, ни утихомирившее.

-Ну... бывает...

-Ерунда какая... Даже то, что ты...

-Ну, знаешь ли, - замахал руками Доктор, - ты мне тоже нравишься, но у тебя все это несерьезно, а я - натура ранимая, мне уже и лет побольше чем тебе, и я прекрасно знаю, что ты там имеешь ввиду. Попорхала и забыла, а я так и остался с разбитым сердцем, может быть даже навсегда. Лермонтова читала? До смерти буду сидеть и вспоминать какие-нибудь глупости, вроде какого-нибудь рассвета, когда мы с тобой уже надрались, обнимаемся на каком-нибудь балконе и поем "Выпив дважды по двести \\ У буфетчицы Лены".

-Скажите пожалуйста, - буркнула я, - старье какое.

-К тому же, - продолжал Доктор, вольно отмахнувшись от моих слов, - должен сказать тебе, что под рубашкой брюки у меня все-таки есть.

-Черт, - шарахнула я ладонью по столу, а Доктор хлебнул моего коньяка прямо из графинчика. - Синие?

Он наклонился ко мне и заговорщицки прошептал:

-В полоску.

-О... - я понимающе закатила глаза, - о...

-Ну, - поднял палец вверх Доктор и торжественно поболтал им в воздухе, - такие пироги. Так ты считаешь себя игроком?

-Да плевала я на всю эту хрень, - махнула я рукой, - плевала. Радости никакой - одни заботы. Шкварюсь тут к скамейке этой долбаной, а дома вкуснейший салат, недочитанная книжка и прохладный ветерок обдувает голую попу.

-Какая гадость, - всплеснул руками Доктор, - просто ужасно.

-Не такая уж и гадость, - вздохнула я, - многим, в принципе, нравится.

-Да стой ты. Я говорю, что отвратительно, с каким чувством человек обычно идет к победе - она ему совершенно не нужна. Разве это честно?

-Наверное нет, - хмыкнула я, уловив слово "победа" и наглухо запечатав его в голове, - только надо же как-то все уравновешивать?

-Надо, - как-то легко согласился Доктор, - но не было бы более честным, если бы победа досталась, к примеру, Кардиналу?

-Ему и так довольно часто эта победа достается, - вздохнула я, - к тому же, медицина должна быть за меня, потому что я законченный псих, а ты чем занимаешься? "Надо, чтобы твоя победа досталась Кардиналу", - совершенно непохоже передразнила я.

-И знаешь что самое интересное, - снова отхлебнул у меня коньяка Доктор. Про себя я без удивления отметила, что уровень в графине ни капли не понизился - все те же 200 грамм, которые я заказывала, - сейчас ты говоришь все это, а в глубине души тебе так на косынку наплевать, что даже странно делается. А вот Кардинал уже 4 года практикует косынку, и очень успешно. Он занимается по четыре часа в день - полтора часа утром, час днем и полтора часа на ночь - и в этом жестком графике он живет уже очень долго, с тех пор, как набрал свою звездную форму. Он очень ревниво следит за G126, и ему противна сама мысль, что какой-то юниор дает такие результаты. Он рассчитывает только на одно - что в таком месте, да еще перед такой толпой народа у тебя как следует заиграет очко. Вот я и говорю: ты веришь в свою победу?

-Да, - хмыкнула я, - верю...

-Но это совершенно тебя не греет, - закончил за меня Доктор, - я же говорю, Кардиналу все это нужнее. Он вообще, очень хороший человек - кругом у него друзья, ты только послушай, - Доктор еле заметно кивнул себе за спину, а последние слова договаривал уже шепотом, хотя непонятно, от кого он хотел скрыться во всеобщем гомоне и вопле.

Рядом с нами сидела пара - тихая брюнетка в черном платье с умопомрачительным разрезом и говорливый коротышка в облегающей майке. Парень был в ударе. Он раскачивался на своем табурете, размахивал руками и бурно рассказывал, как на днях он пил в одной компании с самим Кардиналом, нажрался как свинья и произвел на него неизгладимое впечатление.

- Я говорю: "Кардинал, ты - отличный мужик, совсем не понтуешься перед смертными!", а он мне: "Да, я - такой, зови меня просто Серега", - заливался парень. Брюнетка сверкала зеркальным зачесом и рассеянно смотрела куда-то в сторону, словно искала выход.

Я тоскливо вздохнула и подперла голову рукой. Доктор протянул руку и рассеянно погладил меня по голове. На секунду я прикрыла глаза - накатило ощущение чего-то стерильного, светлого, эдакие высокие арки, прозрачное зимнее небо, черные силуэты деревьев, как на картинах Брейгеля младшего, гулкое эхо, незыблемые авторитеты, вечереет и хоть кто-то на целом свете меня одобряет. Я покивала и заулыбалась - Доктор уже убрал руку, наваждение исчезло. Я попыталась поймать его взгляд. Бесполезно. Я вздохнула и глотнула из графинчика, припоминая: как там: прозрачное небо... силуэты деревьев, как на картинах Брейгеля младшего... кто-то меня одобряет... одобряет... Черт, все не то.

- А потом мы с Кардиналом остались наедине, - продолжал наш сосед, - и он подарил мне эту фенечку, - он замахал рукой, обмотанной кожаным шнурком, перед носом у брюнетки. Бедняжка отшатнулась так, что чуть не кувырнулась на пол. - Он сказал, что за нее очень удобно прятать чек, и менты ни за что не сыщут его, хоть в жопу заглядывай - ни-че-го. Вот он какой, Кардинал ваш.

-Не слушай его, красавица, - пророкотал внезапно нависший над ними бородач в майке с эмблемой поляроида, - этот идиот вечно все придумывает, и феньку эту он вырезал из моей косухи, - бородач бесцеремонно пододвинул табурет и присел между треплом и брюнеткой, - а Кардинала он даже в глаза не видел, наркоман несчастный.

-Он врет, - зашептал коротышка, - потому что ты, Ленка, ему нравишься. Он надеется выиграть сегодня. Но я знаю кое-что...

От любопытства я легла на стол и начала медленно подползать к соседям, типа, я устала и сил держать голову уже нету. "Свалишься", - просвистел мне в ухо Доктор, но я, не оборачиваясь, зажала ему рот и позабыла об этом - рука повисла, цепляясь за его щеку.

-Вы хоть знаете, - продолжал шипеть коротышка, - что G126 начал выбираться на публику? Он постоянно маскируется и может нагрянуть на любое соревнование инкогнито. Это одноногий карлик, почти слепой, а играет он как черт, причем, полагается исключительно на интуицию.

- Ты откуда знаешь? - через смешок поинтересовался бородач, но смешок был уже глухой, как через вату.

- Да мы с ним пили как-то раз, у него на лице была огромная черная борода, а глаза за темными очками. Я ему говорю: "Крутой ты игрок, как дьявол играешь!", а он мне: "Зови меня просто Лехой".

Брюнетка натянуто улыбнулась. Наметилась неприятная пауза, когда все смотрят друг на друга, а гул в ушах постепенно нарастает. В такие моменты неудобство и смущение разливается в воздухе, оно сосредотачивается вокруг так густо, что даже смотреть на подобные сцены стыдно. Я отвела глаза и глотнула из графина. Наши соседи продолжали медленно агонизировать в своем молчании.

-Понимаешь, милая, - заговорил Доктор, отлепляя мою руку от своей физиономии, - тебе ведь даже не интересно в косынку играть.

-Ну и что, - хмыкнула я, поворачиваясь спиной к соседям, - мало ли кому чего неинтересно.

-Я не об этом. Формально ты имеешь очень многое - фактически же - ничего, поскольку все это тебя не задевает ни капли.

-Тебе меня жалко? - походя поинтересовалась я.

-Нет, - сник Доктор, - есть в этом что-то такое... Как бы тебе объяснить... Ты даже имя это выбрала - G126 - просто потому что так получилось. Я прав.

-Ну и что! - возмутилась вдруг я, - все в этом мире имеет какой-то смысл, и в то же время не имеет его вовсе! С чего ты решил предъявлять по этому поводу претензии ко мне?

-Ты права, - беспомощно закивал Доктор, - ты не виновата, - тебя просто туда вынесло.

-У тебя это звучит так, словно ты считаешь по-другому, - буркнула я. - Виновата я в том, что каждый день предсказывает нам нашу судьбу? Гадайте на чем угодно - ничего не узнаете и в то же время узнаете все. Вы все рветесь пророчить на косынке, но почему-то никто не понимает, что она - это одновременно десятки тысяч ответов, а никто не слышит этого шепота, и все продолжают притягивать, притягивать за уши. А гарантия по-прежнему одна - как только поверил во что-то - оно тут же испарилось совершенно бесследно или превратилось в свою полную противоположность. Вцепляешься в твою руку - глянь - а вместо тебя на скамье уже сидит престарелый негр, которым ты на самом деле и являлся, просто не знал об этом, пока тут не появилась я.

Доктор заулыбался и вдруг сдернул шапочку с головы и сунул ее себе в карман. Сразу стал лохматый и сонный - словно только что ткнули в бок, а он встрепенулся и закивал, мол, не сплю, просто на секундочку закрыл глаза.

-Если где-то пропало шесть томов Сервантеса 1957 года издания, - закивал он, - то совершенно не обязательно, что они где-то выплыли. Вероятно, кто-то станет счастливым обладателем "Новелл эпохи Возрождения", таза с отбитыми краями или витого канделябра.

-Вероятно, - заржала я, - у кого-то скоро появится толстый и услужливый друг - большой оптимист и брюнет.

Доктор вдруг сгреб со стола мои руки и зашептал в них:

-Причем, материализуется он прямо из воздуха в присутственном месте и не будет помнить о себе ничего - даже года рождения. А вот книги 1957 года исчезнут бесследно. Однажды исчезнет и друг, а вот космонавты сообщат в центр управления полетами, что видели в иллюминаторе какие-то странные предметы, напоминающие тома Сервантеса. Но, - он поднял бровь и скривился, словно ему в нос полез какой-то мерзкий запах, - надеюсь, ты понимаешь, что это - только метафора?

-И придумала ее я. Не входи в роль жутко таинственного собеседника.

-Ты вообще почему так со мной разговариваешь? - Доктор извлек шапочку и надел ее обратно на голову.

-Имитирую душевную близость, - отвернулась я и снова полезла за сигаретами.

-А может быть мы с тобой и правда стали необыкновенно близки? - тихо поинтересовался он.

-Да ну, - отмахнулась я, - все это танец водомерок - никогда не узнаем, что там в пруду. Просто хочется иногда сделать вид, что кто-то полностью разделяет твои интересы.

-Получается?

-Ага, - покивала я, - знаешь, иногда всем, кто рядом, хочется морду набить, а потом вдруг плачешь, потому что тебя никто не обнимает и не говорит: "Маленькая"...

-Ты еще очень глупая и молодая, - вздохнул Доктор.

-Я - старая и больная женщина, - в тон ему ответила я, - я стану еще старше, ты не бойся. И, наверное, умнее.

-Не факт, - вскинул руку Доктор.

-Факт, - грустно покачала я головой, - все распишут как по нотам - тупой догонит.

-Возвращается твой Гоша, - не оборачиваясь, мерно проговорил Доктор, - ты его ненавидишь?

-Наверное, - поморщилась я, - нам с ним просто очень не повезло.

-Все исправится, - Доктор замялся, и в течение всего пути Гоши к нашему столику (целая вечность) пялился на меня так, что хотелось танцевать румбу с обезьянкой на плече - что-то вроде этого.

-Я выиграю сегодня?

-Да.

-Правда?

-Да.

Слово Марго. Завтрак туристов (кожаные штаны и рубашка для танцевания зажигательной румбы)

Проснулась я от странного ощущения полного отсутствия головы и абсурдной в таком случае сухости во рту. Я с трудом выбралась из-под Гошиной руки, давившей на меня пудовой тяжестью, села на постели и огляделась по сторонам. Кругом темно, хоть глаз выколи. Я зашарила рукой вокруг себя и, не нащупав привычного выключателя ночника, поняла, что нахожусь в Гошиной квартире.

С тихим чертыханьем я спустила ноги на прохладный пол. Диван, на котором мы почивали, жалобно всхлипнул, а я уже поднялась и протопала на кухню. Там, не зажигая света, я подхватила чайник, и с наслаждением напилась тепловатой воды. Отдышавшись, я нащупала ногой табурет, подтянула его к себе, тяжело опустилась на его липкую поверхность и попыталась вспомнить, что же было вчера.

Тщетно. Все мои воспоминания потонули в пучине халявной выпивки. Красота... Мое второе публичное выступление отметилось повторной пьянкой с частичной алкогольной амнезией. Я протопала к Гошиному холодильнику, открыла дверцу и с болезненным интересом заглянула в него, скрючившись в столбе желтого света. Искала, естественно, пиво. Пива, естественно, не оказалось.

Арктическая пустота порадовала сухой попкой от колбасы, заплесневевшим помидором и пачкой легкого Бонда. Некоторое время выбирая между останками помидора и колбасой, я схватила пачку и закурила. Затошнило еще сильнее. Я захлопнула холодильник и снова погрузилась во мрак.

- Все куришь? - спросил меня невидимый в темноте Гоша.

- Что там было? - повернулась я на голос.

- Как обычно. Ты порывалась танцевать, потом влезла на барную стойку, а потом я еле снял тебя с Кардинала, чтоб ему, идиоту...

- С Кардинала? - присвистнула я, - с чего бы это?

- Уж не знаю, - сварливо ответил Гоша, прошел к холодильнику и широко распахнул дверцу. Снова стало светло. Я с удовольствием наблюдала Гошины бока, пока тот с тоской оглядывал помидор, колбасу и сигареты.

- Говно, - прокомментировал свой ассортимент продуктов Гоша и захлопнул дверцу. Снова все погрузилось во мрак. Я нащупала в темноте его ногу, притянула за нее к себе теплое Гошино тело и повисла на нем, как мочалка.

- Че это ты ласковая такая? - смущенно спросил он.

- Сил нет идти... - проныла я.

- Пьянь зеленая, - растроганно проговорил Гоша и подхватил меня на руки. Перед моими глазами все завертелось, я стиснула зубы, зажмурилась и бессильно уронила голову назад, намертво вцепившись в Гошину шею.

- Любимая, - утробным голосом провещала я, пока он нес меня к кровати, - я пронесу тебя через Вселенную! Я подарю тебе... Ой! Ты что?! - завопила я, потому что Гоша принялся трясти меня и подбрасывать в воздух.

- Гимнастика для несостоявшихся алкоголиков! - провозгласил тот, осторожно укладывая меня на диван. Под спиной захрустели какие-то бумажки. Некоторое время я поерзала на них, а потом ухватила часть в горсть и попыталась разглядеть при скудном свете фонаря, льющемся в окно.

- Что это? - я ткнула свои бумажки в лицо Гоше, пристроившемуся рядом.

- Что? - он пошарил рукой в темноте, и некоторое время не находил меня, - Марго, - неуверенно позвал он, ткнулся пальцами мне в бок и судорожно вздохнул, - а... Твой выигрыш.

- Мой... Что? - забыв про похмелье, я вскочила с дивана, в три прыжка пересекла комнату и щелкнула выключателем. Яркий свет резанул по глазам и на некоторое время я совершенно ослепла. Когда зрение вернулось ко мне, я обнаружила в своей руке горсть смятых портретов американских президентов. Преимущественно, стодолларовых.

- Это все мое? - осоловело пробормотала я.

- Твое, - усмехнулся Гоша, закидывая ногу на ногу.

- И прямо сейчас могу все это потратить?

- Теоретически - можешь, - пожал плечами Гоша, - хотя, большинство самых интересных магазинов закрыто, а тебе надо поспать хоть пару часов.

- Круто... - прошептала я, - блеск! Теперь я богатая, почти как ты!

- А на данный момент, может даже и богаче, - вздохнул Гоша, - я вчера купил домашний кинотеатр. И диск с записями рекламы системы "Долби", которые крутят перед сеансом в кинотеатрах.

- Тоже мне, трата, - буркнула я и выключила свет. По комнате снова разлилась темнота, лишь Гоша ворочался на постели и вздыхал. Я поджала пальцы на ногах - по полу тянуло холодом, в темноте пахло разлитым пивом, двумя податливыми телами, которые трахались пару часов назад, теплыми волосами на затылке и нагретой батареей от мобильника. Где-то далеко на улице засмеялись люди. Некоторое время я чутко прислушивалась, вытянув шею, а затем прошлепала к постели и бессильно повалилась в нее.

- Слушай, - я вслепую потыкалась в Гошу, - а что мы с тобой на моем честном заработке спать завалились?

- Так ты же порывалась покрыть мое тело деньгами, - заржал тот.

- Да? - с сомнением протянула я, - зачем?

- Ну, типа, все в крутых фильмах так делают, если бабла нарубят. Скидывают с себя одежду и проверяют, можно ли этим баблом покрыть тело партнера. Если можно - значит, кино крутое.

- А если нет? - живо заинтересовалась я.

- Тогда они кого-нибудь мочат.

- И нам, вроде как, денег хватило, - я сгребла бумажки в кучу и легла между ней и Гошей. - Ну, это я к тому, что трупов поблизости не валяется... Знаешь что? - глухо проговорила я, закрыв лицо рукой с зажатыми в ней деньгами.

- Что?

- Хочу по магазинам прямо сейчас, - все мешалось в полусне в густую, немешаемую кашу, если бы обо мне писали книгу, то так и сказали: "Светало", - куплю себе кожаные штаны, красную рубашку для танцевания румбы, обезьянку на плечо, маленький мексиканский барабан и лохматый ананас.

- Кожаные штаны - лажа, - просвистел мне в ухо Гоша.

- Да? - с сомнением протянула я, зевая, - все остальное тебя не смущает?

- Ну... они на коленках вытягиваются.

- Дурят нашего брата... - бормотала я, засыпая.

Светало.

Кто-то, с интересом наблюдавший за происходящим

-Ва-абще не понимаю, что вы там пытаетесь словить... - лениво бормотала Ева, напряженно вглядываясь в золотистый полумрак подвала. - Помнится, в прошлом году, мы спрятали туда желтый портфель того дядьки из муниципалитета, который пришел нас выселять... Говорить не хочется вслух, во что он превратился. А кончилось все вообще сущим кошмаром: портфель сожрал дядьку, а виноваты как всегда мы были...

Из подпола доносилось сосредоточенное сопение - Вава внимательно слушала Еву.

-К тому же я вообще придерживаюсь мнения Тарзана - приободрившись, продолжала она. Темные Евины волосы болтались, золотясь в свечении, исходящим из дыры в полу. - Забить досками эту дыру - и дело с концом. Кроме неприятностей оттуда мы не достали ни одной дельной вещи. Кстати, - Ева доверительно свесилась пониже, - инициатором этих вылазок всегда бывает Плу, так что на его совести и тот несчастный из муниципалитета, и соседка снизу, которая, кстати, сама ворвалась к нам, а потому, наверное, тут и Плу вины нет, что она в дыру провалилась и сгинула. Но мы ее ищем. Правда. Доктор обещал на днях посмотреть что там творится и подробно доложить, да так и не удосужился.

Ева села прямо на дощатый пол и озадаченно уставилась на носки собственных ботинок, начавшие вдруг менять цвет из лимонно-желтого в нежно-сиреневый. Она пожала плечами и облокотилась на мягкий выступ, появившийся из пола.

-Вава, - тихо позвала Ева. Никто не откликнулся. - Ну и, знаешь ли, черт с тобой, - обиделась она. Потолок небольшой, призрачно колышущейся комнаты вдруг пополз вверх, - это даже, я хочу тебе, Вава, сказать, невежливо, - громыхнул гром, туманные стены мелко завибрировали, и под потолком стали собираться тучи, набухая по мере появления свинцовой тяжестью. - Ты бы Вава, поторчала тут с мое, посмотрела бы я, как ты станешь реагировать на грубость. Тьфу, - устало махнула рукой Ева, - альбиноска чертова...

-Ничего в вашем хваленом подвале нет, - выдохнула Еве на ухо Вава и растворилась в воздухе.

-Ничего, - покивала Ева, уставившись куда-то перед собой, -дай бог, соседка вернется, попляшешь тогда, - Ева заулыбалась. Начавшаяся было безводная гроза под потолком свернулась в чернильную спираль и пропала с громким хлопком, - Плу? - спросила Ева.

-Ну, - раздался невозможно прокуренный голос, непонятно кому принадлежавший.

-Можешь продолжать.

-А история-то кончилась, - голос зашелся в кошмарном кашле. Ева слушала его, закрыв лицо руками - казалось, тот, кому принадлежал голос, сейчас выплюнет свои легкие прямо ей под ноги.

-Так начни другую, - строго прикрикнула Ева, с любопытством разглядывая через растопыренную пятерню колючий куст, усыпанный множеством мелких белых цветов, полезший из стены. Кашель пошел на убыль, - Плу? - позвала Ева.

-Ну, - ответил голос, силясь продышаться, - Давай другую. Марго очень любит чай с молоком - глотает его, лежа в ванной. Я диву даюсь - по литру этой бурды выхлебать может, а? Ну как это пить - восемь ложек сахара, четыре - чайной заварки и кипящее молоко? Бр-р-р... - Плу снова зашелся в ужасном кашле и сотрясал воздух еще минуты две. Ева закусывала губу и смиренно качала головой. Потом она подняла обе руки и громко хлопнула в ладоши. Кашель моментально прекратился.

-Ты что? - возмутился Плу.

-Надоело, у меня от тебя сердце разорвется, - выпятила челюсть Ева, - я от этого перханья ничего не понимаю.

-А мне нравится, - упрямо промычал невидимый Плу и снова попробовал покашлять. Ничего не вышло. - Хрен с тобой, - вздохнул он. - Как-то Марго лежала в ванне, хлебала свой чай и вдруг ощутила нечто удивительное - ее руки словно налились пудовой тяжестью, но в то же время легко трепетали, как крылья бабочки. Это ощущение заставляло улыбаться, а Марго сама с собой редко улыбалась, а сейчас хотелось смеяться и бить в подостывшей воде ногами. А потом Марго вспомнила, как года в три она кралась в высокой траве, положив себе на плечо огромный сачок для бабочек, а прямо перед ее носом раскрывал и закрывал крылья разомлевший на солнце павлиний глаз. Марго поняла, что в ее жизни должно произойти что-то необыкновенное и хорошо к этому приготовилась.

-И как? - встряла Вава, возникая прямо из воздуха. Она коротко взглянула и потолок пополз вниз. Ева поморщилась, но сделала вид, что не обратила внимания.

-Ни хрена... - вздохнул невидимый Плу, - Все по-старому.

-Тогда в чем соль? - Вава со всего размаху откинулась назад и на лету ее подхватил полосатый гамак с вышитой на нем кошачьей мордой, - не с потолка же она взяла мысль о переменах, правда? Она думала о них постоянно. Обпилась какой-то гадости, пережила мистический опыт - и ничего? Ерунда какая-то...

-Человеку в этой жизни просто необходимо верить, что мистический опыт, который ты переживаешь, имеет хоть какой-то смысл, - отмахнулась от силящейся устроиться поудобнее Вавы Ева, - это только тебе у нас ничего не нужно, а ты не считаешься.

-Ну и не надо, - буркнула Вава и снова пропала.

-Марго училась в первом классе, и ее попросили написать сочинение про своих родителей, - прохрипел Плу, - Она офигенно разгулялась, в частности, написала про то, что мама просит ее гулять не долго и часами высматривает ее в окно. Любопытнейший факт: почему-то Марго написала, что ее папа занимает пост заместителя директора Научно-исследовательского Зубопроказного ниститута. - Раздалось отчетливое Вавино фырканье, но сама она не появилась.

-Плу? - позвала Ева, прислушиваясь.

-Ну? - отозвался Плу.

-Который час?

-Четверть пятого.

-Слышишь? - заулыбалась Ева. Пол незаметно, но настойчиво покрывался кроваво-красным ковром, Ева зарывала в его пушистый ворс пальцы и довольно жмурилась, вслушиваясь еще настойчивей. - Слышишь? - повторила она.

-Нет, - усмехнулся невидимый Плу, - но догадываюсь. Доктор?

-Хреноктор, - послышался довольный голос, а за ним прямо из стены в комнату шагнул долговязый растрепанный тип в белой тоге и шапочке, расшитой разноцветным бисером. Пределы комнаты сразу расширились, свет потеплел и превратился из пульсирующего пучка лучей в мягкое озеро, разливавшееся по ковру. Доктор обернулся, погрузил руку по локоть в стену, пошарил там и с торжествующим видом втащил в комнату кресло качалку. Через пару секунд он уютно устроился в нем и принялся болтаться взад вперед.

-Ты все пропустил, - покачала головой Ева.

-Да ладно, - тепло заулыбался Доктор, - ты же мне сейчас все расскажешь?

-Марго спит на своей кровати, - прилежно начала Ева, - а Анечка не спит, она уже выкурила три сигареты и до смерти боится звонить Марго. Но еще больше она боится ей не позвонить, потому что Лига начала охоту на Мэтров.

Последние слова Евы потонули в дружном смехе. Комната начала расти, словно смех надувал ее, и чем больше смеялись, тем больше становилась комната.

-Стоп! - Возникшая посреди комнаты Вава так перепугала Доктора, что он чуть не вывалился из качалки, схватился за сердце и возмущенно забулькал. Вава нетерпеливо отмахнулась от него, - слушайте. Марго стала такой жестокой не потому что ее мало любили, а потому что ее любили слишком много. Этой любовью ее связывали по рукам и ногам и бедняжка теряла способность двигаться. Нет, ну представьте, ты человека терпеть не можешь, а он тебя обожает, и постоянно лезет тебе на глаза, рыдает, ударяет себя в грудь, и вот к тебе уже идет целая толпа народу с только одним требованием: "Прекратить безобразие!", "Хватит мучить несчастного!".

-Нет, - грустно покачал головой уже опомнившийся Доктор, - это не важно. Просто в один момент Марго поняла, что перед ней огненная стена...

-Прекрати, - махнула рукой Вава, - она просто зажралась и все.

-А я тебе говорю: огненная стена... - возмутился Доктор.

-Что: огненная стена? - устало спросила Вава.

-Я, на фиг, забыл, - вздохнул Доктор, помолчал немного, а потом продолжил, - все складывается так, что Анечка поднимет свою задницу и понесет ее к Марго через четверть часа.

-Нам хватит времени, - покивала Ева.

-По любому, - высказался Плу.

-По любому, - согласилась Ева, - значит, мы успеем подумать, как тут быть - девочки движутся семимильными шагами прямо в руки Лиге.

Все снова посмеялись, но уже более сдержанно, комната не пухла, но с потолка вдруг посыпались белые лепестки. Одуряющий запах жасмина поплыл, огибая находящихся в ней, видимых обычному глазу Еву и Доктора. Они с интересом переглядывались, на головах у них уже высились белые шапки из жасминовых лепестков. Доктор улыбался и пожимал плечами, мол, он тут не при чем. Ева хмурилась. Плу снова зашелся в кашле.

-Вава? - силилась перекричать его надсадное перханье Ева.

-Ну? - раздался необычайно довольный Вавин голос.

-Что это за хрень посыпалась и почему я не могу ее убрать?

-Потому что, - заявила Вава, появляясь на секунду в своем гамаке и снова растворяясь в воздухе. Вместе с ней пропали и лепестки. Стало тихо - лишь масляный, тягучий запах жасмина.

-Я скоро, - кивнул Доктор, подскочил и шагнул в стену.

-Пять минут! - крикнула ему вслед Ева.

-Семь, - из стены появилась голова Доктора и тут же исчезла.

-Дурдом, - покачала головой Ева, завернулась в край ковра и задремала. К шестой минуте ее посетил короткий сон: открытые окна, оранжевый свет и стройный хор мужских голосов старательно выводит: "Ой, то не ве-е-ечер, то не ве-е-ече-е-ер...". Кто-то вне поля зрения заходится в истерическом хохоте и с глухим стуком падает на пол. Раздается звонок в дверь.

Слово Марго. Явление Анечки (жуткая опасность или мешок хорошестей?)

Хрен-то она мне звонила за последние полгода. Ни разу. Вообще, словно меня на свете и не было. Она звонила всем, даже Маше-Поночке, а мне - ну что ты хочешь делай. Словно похоронила меня, закопала, оплакала и забыла напрочь. Скотина. А тут - ну ты подумай, да еще и в ночь-полночь, когда я сплю сладким постпохмельным сном, рот у меня открыт и пальцы ослабели. Я от Гоши как рассвело - сбежала, сил моих на него больше не было, деньги сгребла в сумку, поймала машину и домой укатила, а потом целый день продрыхла, сладко, как шоколадка за щекой. Проспала все, а жуткую жару этого дня даже не заметила - пыльную, одуряющую - только одеяло откинула и на другой бок перевернулась.

Я сумрачно зашарила рукой рядом с надрывающимся телефоном, нащупала трубку и положила ее на свое сонное ухо.

- Але, - прошептала я туда, а голос мой мешался с обрывками снов, в которых кто-то плакал и ожесточенно бил в барабан под многотысячные овации, словно забыв о том, что на нем одни полосатые подштанники с розовыми подвязками, и голуби кружились в горячем плотном воздухе, и листья желтыми бабочками...

- Марго, слушай, - заговорила Анечка после протяжного молчания. В трубке послышался щелчок зажигалки и тихий хруст прикуриваемой сигареты. Внутри меня что-то оборвалось и заходило ходуном.

- Слушаю, - я положила голову на подушку и прикрыла глаза. Пухлым облаком накатил теплый обморочный сон. Я принялась жмуриться и моргать, силясь прогнать его подальше.

- Умерла Маринка. Упала в шахту лифта.

- Какой ужас, - прошептала я, усиленно припоминая, кто такая Маринка. Память услужливо предоставила ее неясный образ - длинные-предлинные волосы, падающие на лицо и струящиеся вокруг, как корни какого-то диковинного растения, пухлые руки, мягкие щеки с ямочками, лихорадочно блестящие глаза, нелепые черные джинсы, врезающиеся в бока и оголтелое желание понравиться. В лепешку разбиться, но понравиться - заслужить хоть немного любви и красоты - старая история. По большому счету, мне было наплевать на Маринку - милая, уютная, но бесконечно далекая. А на Анечку не наплевать.

- Ужас, но пережить можно, - отмахнулась от меня Анечка, - ты слушай дальше. Маринка была из ваших. А месяц назад весь интернет хоронил какого-то Кардинала, наикрутейшего косыночника, еще какой-то тип свихнулся на почве косынки и сиганул из окна, девушка, не помню как ее зовут, попала под автобус - ты понимаешь, чем это пахнет?

- Нет, - проявила я горячее понимание тактики и стратегии.

- В течение последнего месяца умерло четверо косыночников, и это только то, о чем я знаю, а знаю я, поверь, немного, - терпеливо начала Анечка. - При чем, учти, все они члены Лиги - на это упирают особо. Возникает вполне естественная тревога за своего косыночника.

- Кто он? - выдохнула я.

- Марго!!! - проорала в трубку Анечка, - это ты, прекрати издеваться!!! Але, ты слушаешь?

- Слушаю, - покивала я, - мурашки по коже...

- Что?! - проорала Анечка, продираясь сквозь жуткий шум, внезапно накрывший наш разговор, - чертов мобильник... Что?

- Я слушаю!!! - заорала я в ответ, - Маринка упала в шахту лифта?

- Да, - треск так же внезапно стих и Анечка потерянно затихла. На нас навалилась пустая и вязкая тишина, - Мы встречались с Гошей, - продолжала Анечка, помолчав немного, - он мне рассказал все.

- Что - все? - насторожилась я.

- Черт, - возмутилась Анечка, - прекрати, все - про косынку, про "Семерку", про "Красоток кабаре"... Что ты молчишь?

- Трепло он, вот что я молчу, - буркнула я, устраиваясь поудобней. В далекой зеркальной двери шкафа призрачно маячил красный отблеск табло телефона.

- Не ругайся, - примирительно проговорила Анечка, - я сама его расспрашивала, понимаешь же, Гоша не устоит, если кто-то интересуется тем, что он знает, - она замолчала, а потом как в прорубь с головой, - я приеду, - и осеклась, - Можно?

- Валяй, - вздохнула я, - что за срочность?

- Не финти, - устало отмахнулась от меня Анечка, - ты же у нас мэтр Лиги, а я в этой чертовой косынке ни хрена не понимаю. А ты раскинешь косынку и нам все станет понятно.

- Кому это - нам? - всполошилась я.

- Тебе и мне, - нетерпеливо зазвенела Анечка, - я боюсь за тебя, это хоть ты понимаешь? Проснулась посреди ночи и не смогла уснуть - мне страшно, что ты, сволочь, вдруг сковырнешься.

- Я ничего не понимаю, - тупо протянула я, - да и мэтр я весьма номинальный - еще вчера ничего об этом не знала. Чем я могу себе помочь?

- Придумаем, - заверила меня Анечка, - я знаю о вашей косынке еще меньше. По мне так это все вообще ерунда. Мне не нравится тенденция, Лига мне тоже не нравится. Сейчас я приеду, и мы с тобой будем искать истину.

- Слышь? - устало спросила я, - Может, ты слишком много сериалов фантастических смотришь? Типа, киборги на молоковозах захватывают планету?

- Не волнует. Я беру машину и через 15 минут буду, - отрезала Анечка и шваркнула трубку. Некоторое время я послушала короткие гудки, а затем со стоном отшвырнула трубку и накрылась с головой одеялом. Там было тихо до хруста. Прямо над ухом я слышала свое страдальческое дыхание. Совершенно темно. Я закрыла глаза и попыталась подремать до приезда Анечки: ерунда, но вдруг поможет, потому что на работу завтра, солнце будет литься в карамельные переулки московского центра, и мостовая мокрая, и дрожащая ажурная тень лип и тополей, и пух сбивается у ног - лето, жаркое, сочащееся расплавленным сиропом, жиром, смолой с блестящих листочков и едкой городской пылью...

Я возмущенно откинула одеяло и рывком села на постели. Сна ни в одном глазу, хоть на голове стой! Я нашарила на журнальном столике сигареты, вытянула одну из пачки, засунула в рот и блаженно закурила. Посидела некоторое время, потирая лоб рукой, в пальцах которой зажата горящая сигарета - привычка, появившаяся у меня недавно - а затем вскочила и протопала к компьютеру, пристроилась с ногами в кресле и щелкнула кнопкой.

"Будем рассуждать логично", - думала я, пока компьютер грузился, - "косыночники дохнут как мухи, и Анечка взволнована до такой степени, что готова ко мне ехать, сломя голову, а это что-нибудь, да значит, по крайней мере, для меня. Если допустить, что мы имеем дело с системой, а не с простым совпадением, то можно предположить, что эти случаи не единичны. Таким образом, кто-нибудь про это да знает. А если знает, то идут дурные слухи. А где эти слухи могут осесть? На каком-нибудь форуме в интернете. Получается, что нам надо всего лишь найти этот форум и все станет понятно".

Я почувствовала себя уверенней и щелкнула мышкой по иконке подключения к интернету. "С другой стороны", - думала я, - "Если мы ни хрена не найдем, то это говорит о трех вещах: либо, слухи о внезапных смертях косыночников не попали в интернет, либо, их вообще не существовало, либо мы не смогли найти нужный сайт. Получается, что если мы ничего не найдем, существует тридцати трех с чем-то процентная вероятность, что Анечка подняла пустую панику".

- Тридцать три процента, - сказала я сама себе и полезла в Googol.com.ru - если он не найдет нужный форум, то может статься, что его вообще не существует.

Я впервые почувствовала себя крутым мэтром Лиги. Ей-богу, даже лестно, когда тебе угрожает опасность. Это значит, что хоть кому-то в целом мире на тебя не наплевать. Я откинулась на спинку стула и с чувством необыкновенной собственной значимости, когда впору было только вазу хрустальную на голову надевать и гордо вопрошать окружающих: "Я принцесса или королевна?", раскрутилась и поджала под себя ноги, размахивая сигаретой.

Анечка позвонила в дверь. Я чуть не упала со стула и забычковала себе ладонь.

Слово автору. Небольшая древнегреческая трагедия, которую Анечка и Марго разыграли прямо на пороге

Марго: Как люди выносят, что ты к ним приходишь? Как любят тебя? Ты сволочь такая, что сил больше нету, уйду я в высокие горы, свеча моей жизни угаснет.

Хор: О-о-о!!! Угаснет-угаснет!!!

Анечка: Ну, милая, есть что припомнить и мне, не может быть сукой та, что обижена так беспросветно, кого обижали так много, что рвется на части мой дух вдохновленный. Замечу, что суки такой, как ты не сыскать.

Хор: Да, да, не сыскать, не сыскать!!!

Марго: Но почему же ты сукой меня обзываешь, ведь я - мотылек легкокрылый, а ты - не любишь меня, и стерва такая, что слепнут глаза.

Хор: Мы знаем, мы знаем, как слепнут глаза!!!

Анечка: Оставь, душа моя в ранах, неслышны стенанья, я - прорва несчастий, мне душно и я умираю.

Хор: Да, да, умирает!!!

Марго: Да, можно подумать, дождешься такого подарка, ведь на тебе воду возить, или бревна с душой очень чистой возможно легко.

Хор: Возможно, возможно!!! Легко!!!

Анечка: Слова твои злые и мне добавляют еще много ран. О боже, приблизь мой нелегкий конец.

Хор: Нелегкий, нелегкий!!!

Марго: Тогда я, пожалуй, умру чуть пораньше. Чтоб стыдно тебе или тошно вдруг стало!!!

Хор: Как стыдно!!! Как тошно!!!

Анечка: За что, о, за что же, о, боги, она так хулит меня злобно?

Хор: О, боги, как злобно!!!

Марго: А вот... (озадаченно молчит) Потому что... (осекается, пытается что-нибудь припомнить) Вообще-то... (приободряется) А ты почему так несчастна?

Хор: Почему? Почему?

Анечка: Я... Это... (морщит лоб, продолжает очень неубедительно) Очень много несчастий на голову мне повалилось.

Хор: Сердце рвется на части!!!

Марго: (издевательски) Каких же? Каких же?

Хор: Да, да!!! И нам интересно!!!

Анечка: (недовольно) Таких-растаких... Ну, это... Я очень страдаю, а ты - идиотка.

Хор: О, да, идиотка!!!

Марго: Ах, я - идиотка?

Хор: Да, да, идиотка!!!

Марго: (хору) Заткнитесь, иначе по морде.

Хор: (обиженно) По морде?

Анечка: По морде. Вы заколебали.

Хор: (изумленно) Заколебали?

Марго: Хватит повторов. Ну что вы суетесь?

Хор: (с достоинством) Мы - глас судьбоносного рока!!! Мы - метафизичны!!!

Анечка: А к нам что пристали?

Хор: (озадачено) Так нужно. Мы тут резонеры.

Марго: Пошли бы вы в жопу.

Анечка: Ну, там, или на хрен...

Хор: Мы - в жопу? Мы - на хрен? Вот это подстава...

Марго: Уроды...

Анечка: Козлы, маргиналы...

Хор: (осторожно) Вы там разобрались? Мы лично уходим.

Марго: Валите-валите!

Анечка: Может, по пиву?

Слово Марго. Баннер (зачем мы разодрали модемный провод)

- Может по пиву? - спросила Анечка, когда молчание угрожающе затянулось.

Ни у кого из нас даже не хватило сил разыграть из себя непринужденную веселость, типа, у меня все хорошо, видишь, я и без тебя отлично справляюсь, ты не думай, что без твоей поддержки мне гнусно я-порхаю-по-жизни-как-мотылек-у-меня-все-лучше-всех-на-свете-сдохни-сука. Мы просто уставились друг на друга и молчали. Аничкин вопрос, подкрепленный двумя бутылками "Лёвенбрау", оказался как раз кстати. Я кивнула, нащупала на столике для перчаток зажигалку и единым махом откупорила обе крышки. Анечка чуть отступила назад и застыла в позе вдохновенного горниста, жадно глотая пиво. Я присоединилась к ней. Прошло некоторое время, прежде чем мы оторвались от бутылок и, силясь отдышаться, снова вперились друг в друга красными, налившимися слезами глазами. Первой заговорила я:

-Красавицы...

-Н-да, - покивала Анечка, решительно преодолевая порог моей квартиры и задумчиво разглядывая свое отражение в коридорном зеркале, - словами не описать... Надо было мне коньячку прихватить...

-Ну, - вздохнула я, - а то пиво твое идиотское задолбаешься хлебать - жуткая гадость.

-Зато экономия какая, - пожала плечами Анечка, - а то деньги еще на тебя тратить...

-Все вы такие, - вздохнула я, - пошли к компьютеру.

-Пошли, - кивнула Анечка и храбро шагнула в мерцающую темноту комнаты, шваркнув пустую бутылку на столик для ключей и перчаток.

-Когда я была маленькой, - пробормотала она, врубившись в какую-то тумбу, - тут было значительно меньше вещей.

-А теперь их прибавилось, - заявила я и села за компьютер, - что ищем?

-Что-нибудь, - Анечка пристроилась рядом и заглянула мне через плечо, - я тут подумала, - она нашарила мои сигареты, вытянула из пачки одну, щелкнула зажигалкой и закурила, - если таинственная сила косит косыночников, то слухи должны были просочиться в интернет.

-Ну да, - покивала я, - но может ни фига они туда не просочились. Или мы поднимаем пустую панику, - я подняла руки над клавиатурой, как безумный композитор, прислушивающийся к легким шагам своей музы, - что мы ищем?

-Внезапные смерти мэтров Лиги, - заявила Анечка, поднялась и распахнула балконную дверь, зажав в зубах свою сигарету. По ногам потянуло нежной, едва уловимой в чаду зрелого лета прохладой. Где-то далеко соседи запели хором про Стеньку Разина, торжественно растягивая слова:

-Выплывали распя-а-а-асные-е-е

Стеньки Ра-а-а-азина-а-а-а ча-а-а-алны-ы-ы-ы...

Анечка слушала, вытянувшись в струнку, и табачный дым тревожным облаком клубился, просачиваясь сквозь тюлевую занавеску.

-Ерунда какая, - она коротко поморщилась и щелчком отправила бычок куда-то за перила балкона, - так и ищи, - Анечка повернулась ко мне, - "Внезапные смерти мэтров Лиги".

-Ищу уже, - буркнула я, - плыви сюда - хрень какую-то он выдает.

-Да? - Анечка возникла у меня из-за плеча, - и что тут у нас?

-Порнотень всякая, - принялась я терпеливо открывать ссылки, найденные googlом, - опять порнотень, к тому же какая-то мутная... Никогда не интересовалась садистскими играми? Всякие там мертвые пудельки... Куча баннеров... Заманчивое предложение купить себе резиновую елду, проникнуть в тайны какой-то изнасилованной Маши, заказать почтой выделенку, всего за пятьсот рублей, ребята дело говорят... А?

-Черт, - Анечка выхватила у меня мышку и принялась щелкать ею самостоятельно, - дерьмо какое-то твой хваленый google выдает... Чем вы там в вашей Лиге занимаетесь, раз по ссылкам одна порнуха полезла? О, смотри, форум косыночного сайта.

Восторженный Анечкин клик открыл окно жуткого зеленого цвета. На секунду я зажмурилась, потом принялась читать нескончаемые переписки в форуме.

-Забей, - махнула рукой Анечка, - они даже к Лиге отношения никакого не имеют... Так, пионеры в косынку перекинуться собрались. Стой... Тут есть чат - видишь? Пошли, с народом пообщаемся.

Не успела я что-то сказать, как Анечка уже закурила новую сигарету, назвалась развеселым именем Орландина и вошла в чат. Там нас приветствовала девственная пустота - судя по сохраненной истории посещений, последний желающий пообщаться появлялся тут полтора часа назад. Его предшественник был тут только утром.

-Однако это оглушительный успех, - вздохнула Анечка, раздувая перед собой облако дыма, подцвеченного монитором, - как все интересуются вашей косынкой - только успевай отгребать.

-Слушай, - вздохнула я, - а почему бы нам не залезть на официальный сайт Лиги и не попытаться узнать что-нибудь там? Легкий путь самый верный.

-Ага, - покивала Анечка, - все зависит от того, куда ты стремишься. Если в полную задницу - то вперед.

-Слушай, - я непонятно почему разозлилась, - подвязывай тут шпионский детектив устраивать!

-Хорошо, пошли на сайт Лиги, - надулась Анечка, - так и спросим: вы, часом, не убиваете своих мэтров, потому что они у нас что-то часто дохнуть стали...

-С чего ты взяла, что убивает Лига? - помертвела я. В полной темноте колыхалась занавеска, призрачно подсвеченная фонарным светом - навевало это далекие воспоминания из какого-то детского кошмара, душеспасительные мысли, полуобморочную истому и жуткий голод.

-Ты прямо как дитя, - покачала головой Анечка, - если могущественная организация допускает, чтобы убивали ее членов, то она сама и санкционирует эти убийства, чтобы не говорилось в официальных сводках.

-Лига - не официальная организация, - рассеянно проговорила я, заворожено наблюдая за вытанцовывающей занавеской.

-Проснись, - вздохнула Анечка, откидываясь на спинку своего кресла и закуривая, - официальная, и уже давно.

-Какой ужас, - усмехнулась я, раздувая Анечкин дым по комнате, - тогда я не состою в Лиге официально.

-Я иногда не понимаю, ты идиоткой прикидываешься, или на самом деле дура полная, - Анечка и глубоко затянулась и резко выпустила облако сизого дыма, - ты выиграла Большой кубок в "Красотках кабаре"! Это автоматически зачисляет тебя в Лигу! Кто из нас тут мэтр Лиги?

-До сих пор мне казалось, что я, - поморщилась я, - но ты так задала свой вопрос, что я уже даже и не знаю, что тут сказать.

-Тьфу, - отвернулась от меня Анечка, - как тебя Гоша терпит?

-А он меня и не терпит, - хохотнула я, - он страдает, причем, делает это с полным кайфом. Ей богу, в садомазохистском салоне с него взяли бы гораздо больше денег, чем он тратит на меня. Я - его фам фатале.

-С чем тебя и поздравляю, - покивала Анечка, - не скопыться теперь, и все будет отлично.

-Да уж, вашими молитвами, - огрызнулась я.

-Куда уж нам за фамами фаталями угнаться...

-Именно.

-Не умничай.

-Заткнись.

-Пошла ты.

-Договоришься.

-Кишка тонка.

-А ты проверь.

-Не тронь говно.

-Ах вот как?

-А вот так.

-Как?

-Типа... так...

Последняя наша фраза потонула в бодром ржании. Необыкновенно довольные друг другом, мы хохотали так, что не могли остановиться. Слезы бежали по нашим щекам, мы смеялись, потом начали икать, а потом потеряли способность говорить - вроде бы и соскучились уже, пора вставить хоть слово, но идиотское ржание лезет из тебя как фарш из мясорубки. Ну... что-то такое. Видимо, подобная мысль пришла мне в голову в тот момент - розовое мясо, липкая ручка мясорубки, четвертинки лука на мокрой потемневшей доске, хлеб, размоченный в молоке. Или просто сумничать захотелось - вот и подумала: смех лезет как из мясорубки.

-Слушай, - теперь из головы не шли котлеты - лепишь их, сильно сжимая в пригоршне, маленькие (чтобы побыстрее прожаривались), быстро валяешь в крошках (хлеб вчерашний), снова жмешь в пригоршне и на сковороду, под крышку - идет на ура в горячем и холодном виде, главное, чтобы фарш не был слишком жирным, - Слушай, - продолжила я, когда Анечка, оторжавшись, обмякла в кресле и пялилась в компьютер, - что еще ты знаешь про Лигу?

-Ничего, - пожала плечами она, - ерунда какая-то... про то, что мэтры зашибают дикие деньги - только никто не знает на чем - Лига им, вроде бы, не платит... Про предсказания судьбы при помощи косынки - ну это и ты знаешь. Сейчас каждый дурак чуть что - рвет к компу и косынку начинает гонять: "Выгорит ли мое прикольное дельце?" - и так до тех пор, пока винды не рухнут... И еще - все намекают на огромную силу мэтров - только никто не говорит, в чем она заключается.

-Откуда ты все это знаешь? - я снова потянулась за сигаретами.

-Отовсюду, - заулыбалась Анечка, - журналы модные читать надо, а то в приличном обществе будешь выглядеть полной дурой.

-Плевать, - отмахнулась я, - мне, знаешь ли, положить на твое приличное общество, отоврусь как-нибудь.

-Ну и молодец, - буркнула Анечка, - а теперь сидим как идиотки и про Лигу ничего не знаем. Опаньки... - Анечка подслеповато подалась вперед и уставилась в монитор. Я последовала ее примеру и мы с хрустом столкнулись лбами.

-Пятерка, - вздохнула Анечка, - пробьем друг другу головы и ляжем здесь бездыханными. Что это за хреновина?

-Где хреновина? - я шарила глазами по экрану, но ничего противоестественного не замечала. Тем более там не было ничего, что могло бы привести Анечку в такое волнение.

-Дура! - взорвалась та, - ты на баннер смотри!

-Ну смотрю, - пожала плечами я, - баннер как баннер, я вообще их замечать перестала - либо врут, либо заманивают куда-нибудь идиотов всяких и де... - я вдруг поняла, что во рту у меня пересохло, а сердце забухало где-то в горле, - как же так, - слабо затрепыхалась я, - откуда же они узнали... господи...

Короче, единственный рекламный баннер этого чата, который, по идее, должен зазывать вас посмотреть порнуху, почитать последние новости или купить себе какую-нибудь ненужную вещь, гласил: "Новейшая ссылка, специально для G126!!!". Далее баннер гас, а затем загорался снова: "www.kosinkaliga.ru\spasimir001 - только для крутых крутанов!!!". Затем появлялась наредкость непристойная картинка (видимо это и были те самые крутаны), и все повторялось заново.

Честно говоря, не знаю, чего от нас с Анечкой ждал тот, кто устроил эту неумную и страшную шутку. Может быть кто-то, не моргнув глазом, пошел бы по этой ссылке. Мы же с Анечкой запаниковали.

-Нас застукали! - Анечка заламывала руки и хваталась за сердце, - нас настигнут!

-Вырубаем компьютер! - орала я, - вычислили по ай-пи адресу!

-Что такое ай-пи адрес? - в ужасе вопрошала Анечка.

-Не знаю, - завывала я, - что-то очень крутое, у нас сисадмин на работе всегда так говорит!

-Боже! - по анечкиному лицу разливалась нездоровая бледность, - вырубаемся прямо из сети!

Короче, когда мы починили удлинитель, розетку, модемный провод, снова подключились к интернету и набрались смелости зайти по адресу, указанному в страшненьком баннере, уже почти светало.

Слово автору. Текстовый макет страницы www.kosinkaliga.ru\spasimir001 (раздобыт автором, проявившим героическую смелость и смекалку)

Вероятно, вы не спасете мир.

Вы просто не знаете, как это сделать. Вы спрашиваете себя: "Что такое Лига"? Не поверите, все получилось случайно. Просто мы знаем, что вы ненавидите свою жизнь и себя самих. Мы знаем, что от самоубийства вас удерживает лишь малодушие и скука. Для прочтения следующего послания разложите пасьянс на 10000 очков. Удачи!

Поздравляем, вы успешно справились с заданием.

Не вдаваясь в долгие объяснения, хотим заметить, что человек - это целый мир, ничто и в то же время все. Пока вы этого не осознаете, но, вероятно, осознаете позже. Может, никогда не осознаете. Наверное, на это всем наплевать. Повторяем - человек - это целый мир, абсолютное ничто и в то же время совершенное все. Не понимаете - не важно. Это вообще мало кто понимает. Возможно, не понимаем и мы - повторяем, не важно. А что важно? Разложите пасьянс на 10500 очков и узнаете. Удачи!

Поздравляем, вы успешно справились с заданием.

Важно то, что весь свой мир вы строите сами. Наплевать, что эту фразу в разных интерпретациях вы слышали уже сотни раз. Положить с прибором. Все, что наполняет вашу голову - и есть то, что создало соседей, друзей, родных, целлюлит, прогноз погоды, потрескавшиеся губы, голодающих детей Африки, авитаминоз, арабо-израильский конфликт, проблему перенаселения планеты, глобальную экологическую катастрофу, грибок стопы, цвет ваших ботинок, плитку в ванной, этот сайт, президента любой державы - все, вплоть до малейших нюансов, абсолютно - от вздоха эльфа до секущихся концов волос. Вам не нравится то, что творится вокруг? Стойте у зеркала и плюйте себе в рожу. Или разложите пасьянс на 11000 очков. Удачи!

Поздравляем, вы успешно справились с заданием.

Значит ли все вышесказанное, что все произошло случайно? В предыдущем послании употреблено слово "хаос". Все хаотично? Нет! Мы просто ошиблись, и на это плевать нам, плевать вам, а потому плевать всем и мы продолжаем. Мир, который вы строите - неслучаен. Он уравновешен и логичен, он - идеальная система, которая балансирует на лезвии ножа почище любого эквилибриста. Но нет системы устойчивей, чем мир, который вы строите. А как вы это делаете? А мы не знаем. Или знаем? Разложите пасьянс на 11500 очков, а там посмотрим. Удачи!

Поздравляем, вы успешно справились с заданием.

Нет, мы все-таки ни хрена не знаем. Не радуйтесь, вы знаете еще меньше. Как вы строите свой мир? Да отвяжитесь, не знаем. Есть ли оружие для обретения этого знания? Возможно ли контролировать это построение в соответствии со своими предпочтениями? Нет. Или все-таки да? Разложите пасьянс на 12000 очков, и заодно подумайте, нужно ли вам это. Удачи!

Поздравляем, вы успешно справились с заданием.

Хорошо, вы нас добили. Вы нам надоели. Вы привязались к нам, как банный лист, мы плюем на вас: - тьфу! тьфу! - и говорим вам: одним из известных средств построения мира является косынка. Не всем дано играть в нее так, как вы, а потому это знание открывается не всем - лишь избранным. Вероятно тем, кому не дается косынка, прости господи, открывается что-то гораздо более простое и действенное. Вам же - косынка. Радуйтесь и этому. Кстати, вы подумали над тем, нужно ли вам управлять своим миром? Вы до сих пор хотите научиться изменять его в соответствии с вашими желаниями и предпочтениями? Вы хотите менять себя? Тогда наберите 12500 очков и вперед. Кстати, а что такое Лига (если это вас до сих пор интересует)? Да ничего - просто организация такая. Удачи!

Поздравляем, вы успешно справились с заданием.

Может свернете все это? На хрен вам это надо? Ваша жизнь и так хороша, полна красок, попробуйте сходить погулять, воздухом что ли подышите, напейтесь, наконец! Да вы же, черт возьми, даже не пробовали! Забудьте, это мы так, проверяем вас, что ли... мы видим, что вы полны решимости, все дела, так что теперь слушайте:

1. косынка - живая;

2. косынка - необычайно капризное существо, она может выкинуть любой фортель;

3. косынке плевать на вас, она лишь любезно предоставляет вам возможность немного порулить своей жизнью - и все;

4. зачем ей это нужно - мы не знаем;

5. для эффективной работы с косынкой вам достаточно разложить пасьянс с результатом больше 13000 очков, четко представляя себе те перемены, которые вы хотите привнести в свою жизнь;

6. раньше у вас не получалось ничего подобного, потому что рядом с вами не было никого, кто бы мог разъяснить вам истинное положение вещей;

7. ну и напоследок: люди! Типа, старайтесь нести добро в этот мир и все такое, мы думаем, вы нас понимаете.

Теперь разложите пасьянс с результатом более 13000 очков и добро пожаловать в титулованные мэтры Лиги. Вы знаете все. Остальные легенды, которыми полнится интернет, не имеют ничего общего с реальностью. Вас пока должна греть мысль, что вы - одни из немногих, кто знает правду о нас. Но скоро вам будет наплевать на это - просто не останется времени. Мы предупреждали. Уже поздно. Удачи!

Кто-то, умиравший от любопытства по ту сторону

Ева так и не изволила приподняться с пола - ей лениво было валяться, лениво вставать, не хотелось делать ничего - она и не делала. Приступ всепоглощающей лени настиг ее на полу - ради бога, всю жизнь будет лежать и ни за что не поднимется. Евины темные волосы змеились по кроваво-красному ковру, она закинула ногу на ногу, болтала в воздухе ступней и улыбалась, изредка шевеля губами. Тонкие браслеты, унизывающие ее щиколотки, тихонько позвякивали. Евина смуглая кожа светилась в мягком полумраке, пальцы сомнамбулически перебирали ворсинки ковра, глаза бесцельно блуждали по потолку, подол белой хламиды, усеянной мелкими цветами, колыхался в такт ее мерному шевелению пальцев, Ева жмурилась и ни о чем не думала. В ее голове болталось сонное скрипичное соло, простуженное на холодном ветру, одинокое и печальное.

Ева расплывалась в блаженной улыбке, наполняясь этой печалью с верхом - перед ее глазами плыли отдельные картинки - Марго, с открытым ртом корчится на полу, сдерживая рвущийся из горла крик; Анечка сосредоточенно водит пальцем по стеклу, остаются белесые разводы и вороны кричат хриплыми утренними голосами; Марго покупает сливы - лицо сосредоточенное, жарко, волосы растрепались, пахнет разлитым пивом и пылью из тамбура электрички; Анечка тупо сидит на постели - орет будильник, а она не может понять, что происходит; в желтом фонарном свете вытанцовывают снежинки и ложатся на волосы Марго - она задрала голову и смотрит куда-то вверх...

В молочном белом тумане, заливавшем комнату, болтались смутные очертания стен, слышались шорохи, неясные голоса, порой - целые обрывки фраз, границы ковра сужались и расширялись, по нему ползли какие-то растения, перекидывались на стену и исчезали в тумане. Ева лежала на ковре, и вокруг нее сворачивалась целая галактика - комната пульсировала, меняясь каждую секунду - неизменным оставалась лишь Евина неподвижность и Евино блаженство.

А потом плавный фон голосов свернулся в одну точку и стих. Ева подняла голову, прислушиваясь.

В полнейшей тишине звякнули ключи, из тумана начал вырисовываться кусок потрепанных обоев в розовых огурцах, с приблизительного потолка свесилась лампочка и высветила дверь, рывком возникшую в стене.

Снова звякнули ключи, косяк заходил ходуном, дверь распахнулась и в комнату хлынул столп света, разом накрывший Еву. Она сморщилась и закрыла лицо рукой - из-за ее спины поползла чернильная дымка, перемешалась со светом, заглушила его, смягчила, ухнула с ним в туман, ползущий по полу, и Ева снова погрузилась в приятный полумрак.

В то же мгновение в комнату шагнул Тарзан, весь засыпанный снегом, отфыркиваясь, тряся светлой лопоухой головой, румяный, пахнущий влажным снегопадом, дымом и мокрой землей.

-Я дома, - проорал Тарзан, и какая-то неясная тень сгустилась рядом с ним, подхватила его куртку, припала к его ногам, стянула с него ботинки и аккуратно пристроила их к плинтусу, начавшему вырисовываться из тумана. Тарзан сделал еще шаг - комната поплыла и суетливо принялась подстраиваться под него - появлялись стены, фрагменты обоев, край широкого гобеленового дивана, табурет, полированный бок торжественно-воскресного буфета - с каждым шагом Тарзана комната становилась все больше похожей на жилое пространство.

Ева только хмыкнула и недоуменно покачала головой, когда Тарзан наткнулся на нее, было прошел насквозь, но передумал, обогнул, поплутал и одним махом опустился на диван. Комнату накрыло теплыми запахами какой-то еды - на столе, частично выплывавшем из тумана к дивану, появилась тарелка с горячими пельменями, ломоть хлеба, коробка сметаны и зеленоватая бутылка нарзана.

-Спасибо, - коротко кивнул Тарзан и принялся за еду.

Ева, возлегавшая рядом на полу, хотела было задремать, но потом передумала, на мгновение пропала из виду и тут же возникла рядом с головой Тарзана, чинно повиснув в воздухе.

-Короче, - громко заявила Ева, порвав в клочья нараставшее тиканье часов и мерный звук, похожий на шум холодильника, которые принес с собой Тарзан вместе с запахами влажной метели, еды и дыма, - я все придумала и теперь мы их спасем.

Тарзан заметно вздрогнул, но продолжил невозмутимо дожевывать пельмень.

-Я, в общих чертах, представляю, что там будет, - продолжала Ева, порхая на уровне лица Тарзана.

-Ну? - сдержано поинтересовался тот, деловито окуная пельмень в сметану.

-Короче, - рубанула воздух Ева, - я им подсунула баннер со ссылкой на настоящий сайт Лиги.

-И? - Тарзан задумчиво водил вилкой по тарелке, размалывая во рту остатки последнего пельменя.

-И они пошли туда. Теперь будем ждать, чего будет.

-Переборщили, - скривился Тарзан.

-Еще скажи: пельмени недосоленные, - хохотнула Ева, и на столе Тарзана одна за одной стали появляться серо-зеленые пачки с поваренной солью экстра. Через пару секунд стол ломился от них и пачки стали выстраиваться вторым этажом.

-Все мы знаем, что за этим последует, - в комнате с тихим звоном десятков невидимых колокольчиков возникла Вава - бледная, полупрозрачная, всклокоченная, с пустыми глазами, опущенными бесцветными ресницами, она возлегала в голубом гамаке, крепящимся никуда из ниоткуда и с непоколебимым достоинством взирала на Еву и Тарзана. Потом Вава секунду взяла в рот ноготь безымянного пальца (зубы у нее торчали как у кролика), вытащила из-за уха сигарету, прикурила от чего-то невидимого, затянулась и презрительно выпустила дым в потолок. Колокольчики зазвенели громче.

-Тьфу, - Ева сонно повела рукой и пачки с солью, начавшие укладываться уже четвертым этажом, исчезли, словно и не было их в помине. Вместо соли появилась новая тарелка с пельменями и Тарзан снова невозмутимо принялся за еду.

-А ты мне тут не тьфу, - возмутилась Вава, - ты знаешь, что они начнут вытворять, я знаю, Тарзан знает, даже Плу и тот знает.

-Я знаю, - раздался скрипучий голос невидимого Плу, - кто ж не знает - понесет родимых во все тяжкие, к-хе, к-хе... вот.

-Подслушивал, - покачала головой Вава и выпустила дым в потолок, где он принялся разгуливать, принимая очертания готических замков и трехпалубных парусников.

-Говорю: во все тяжкие понесет! - прикрикнул Плу, словно кто-то плохо его расслышал, а не упрекнул в подслушивании.

-И что? - пожала плечами Ева, покачиваясь в воздухе, - понесет... А кого не носило?

-Я предлагаю Марго отговорить, - вдруг завелась Вава, возмущенно пуская клубы дыма, - она всегда реагировала на разумные доводы, ты мне поверь.

-Ты ей поверь, - просипел Плу, - Марго как-то сидела за компьютером и услышала на балконе жуткий грохот. Она находилась одна в квартире, ей стало страшно - почему-то представился маленький злой человечек с острыми зубами, прыгнувший к ней на балкон и готовый разорвать ей этими зубами глотку. Она уже ждала звона разбитого стекла, но тут она привела себе неоспоримый довод - маленькие злобные человечки с острыми зубами не падают на балконы - и Марго даже не обернулась.

-И что там было? - выдохнула Ева, внимательно слушавшая Плу.

-Маленький злобный человечек с острыми зубами, - ответила за Плу Вава. - Надо их остановить.

-Нет, - потерянно проговорил Плу, - ты меня запутала, это сугроб ей на балкон упал, просто сугроб...

-Это был Бабай, - Тарзан поднял голову от своих пельменей, - ты прекрасно об этом знаешь, он как раз тогда первый сказал, что Марго будет играть в косынку - помнишь, никто его не слушал.

-Так вот, - торжествующе провозгласила Вава, - Бабай и есть маленький злобный человечек с очень острыми зубами.

-Да нет же, - потерянно бормотал невидимый Плу, и комната вибрировала от его смущения и грусти, - это был сугроб... Вы меня не слушаете...

-Оставь, - махнула рукой Ева, - оставь, Плужичек, мы их все равно с тобой не переспорим.

-Вот, - торжествующе объявила Вава, - естественно. А почему? - она заговорщицки посмотрела на Тарзана.

-Потому что мы - банда! - провозгласили они хором и исчезли с оглушительным хлопком.

Комнату накрыла пронзительная тишина. Ева сложила руки на груди и пошарила скучающим взглядом по углам. Потолок комнаты медленно пополз вниз.

-И-идиоты, - выдохнул Плу.

На комнату в одно мгновение накатили все исчезнувшие из не звуки...

-Банда, мы говорим! - хором проорали Вава с Тарзаном, снова возникая, застыв в картинных позах: Вава, словно собиралась танцевать страстный испанский танец и Тарзан, высоко вскинувший к потолку руки, как перед прыжком в воду с большой высоты. Ева с отвращением смотрела на них. При беглом осмотре стало ясно, что ко всему прочему, на Ваве криво нахлобучено сомбреро, а Тарзан сжимает поперек брюха жирного гуся, время от времени порывавшегося хлопать крыльями.

-Кретины, - выплюнула Ева и отвернулась. Тарзан и Вава протанцевали к дивану и с разбегу плюхнулись на него так, что пружины всхлипнули. Широким жестом Тарзан отшвырнул гуся куда-то в угол, туда же полетело и Вавино сомбреро, гусь кудахтал и перья летели во все стороны.

-Господи, - покачала головой Ева, - я стараюсь, ночей не сплю, а они уродничают так, что хоть святых вон выноси.

-Мы еще и спеть можем, - доверительно сообщила Вава, приобнимая Тарзана за талию.

-Не надо, - взмолился невидимый Плу, - стойте... Доктор, - проорал он так, что комната завибрировала, колоколом взбалтывая его голос, - Куда ты, черт тебя дери, запропастился?

Из стены появилась всклокоченная голова Доктора. На ней не было шапочки, волосы торчали в разные стороны, белая тога была в беспорядке, а на губах играла глумливая улыбочка.

-Не хрена орать, - страшным голосом проговорил Доктор, достал из кармана свою шапочку и водрузил на голову, - сказано же вам, Лига открыла охоту на мэтров - своими ушами все слышали: шестьдесят шесть с чем-то там процентов вероятности, что это так.

Все с облегчением заржали - смех лился теплый, легкий, хотелось обниматься, в воздухе закружились гусиные перышки вперемешку с какими-то цветами. Комната ожила, задвигалась, туман, наполнявший ее, заколыхался, опал и открыл всем собравшимся гигантскую елку, макушкой уходящую далеко в потолок. Пушистые ветки опутывала гирлянда с сотней мерцающих разноцветных лампочек, то там, то тут мелькали картонные ангелы, трубящие в трубы, зайцы-барабанщики, золотые месяцы, клубники, припорошенные снегом и серебристые остролисты. Под елкой угадывались коробки с подарками - матово поблескивала разноцветная подарочная бумага и многоэтажные банты.

Откуда-то лилась прозрачная хрустальная мелодия: "Джингл белс...". Ева коротко повела плечами, опустилась на пол, подошла к елке, медленно наклонилась и осторожно взяла один из подарков - большую коробку, завернутую в темно-синюю бумагу, расчерченную золотой вязью.

-Тяжелая, - усмехнулась Ева, пару раз подбросив подарок.

-Ты открывай, - разволновался Доктор, шагая в комнату, - открывай...

-Какие мы стали нежные, - подала голос Вава, уже перебравшаяся в свой гамак и презрительно наблюдавшая за происходящим с новой сигаретой в зубах, - нас так волнуют праздники...

-Нас волнуют праздники, - прикрикнула на нее Ева, - потому что мы - люди.

Вава захохотала, откинув голову назад. Вокруг нее затрепетали тысячи бабочек, слетевшихся непонятно откуда на ее смех. Вава не могла остановиться, всхлипывала, отмахиваясь от бабочек, но они слетались снова, кружили, трепеща золотистыми крыльями, посыпая Ваву светящейся в полумраке пыльцой. Тарзан поморщился, один из канатов, поддерживавших Вавин гамак, вдруг оборвался, и она коротко сиганула вниз, переполошив бабочек, устремившихся вслед за ней. Но, в паре сантиметрах от пола, Вава бухнулась в пухлую пуховую перину, подняв небольшую метель вокруг себя - мелкие пушистые перышки перемешались с бабочками, парили вокруг Вавы и ложились на ее светлые льняные волосы.

-Пидоры, - припечатала Вава, рывком извлекла из-под себя цветастый плед, накрылась им с головой и затихла. Полумрак над ней начал густеть и мерцать, баюкая бабочек, присаживавшихся ночевать на Ваву.

Ева покачала головой и принялась сдирать обертку с подарка, который все еще держала в руках. После непродолжительного хруста, шуршания и глухого стука, перед собравшимися предстала какая-то странная штука.

-Безделушка "Дождливый Питер", - хрипло прокомментировал Плу, - незаменимая в хозяйстве вещь.

Доктор с живейшим интересом разглядывал прозрачный конус, заключающий в себя микроскопическую Дворцовую площадь, полный прозрачного и синего масла. Ева встряхнула "Дождливый Питер" и на площадь начал падать призрачный и тоскливый дождик.

-Шесть с половиной лет назад была куплена Марго на день рождения ее молодого человека, - продолжал Плу, периодически давясь кашлем, - молодой человек повел себя как последняя скотина, за что подарка на день рождения не получил. Безделушка "Дождливый Питер" была сброшена с лестницы, чудом уцелела и была подобрана через пару дней, после того, как на ее никто не покусился. С тех пор "Дождливый Питер" Марго с завидным постоянством таскала его за собой с квартиры на квартиру, но недавно отправила в помойку. С начала эпохи разногласий между Анечкой и Марго, последняя не может избавиться от навязчивой картинки: она берет "Дождливый Питер" и бьет Анечку по голове. Последствия в этой мечте не учитываются - выброс приятных эмоций во время самого удара перекрывает все.

-Злобная девица, - вздохнул Тарзан, откидываясь на свой диван, сложив руки на груди.

-Ни в коем случае! - воскликнул Плу, - устала она, вот что. Обеим девочкам кажется, что они необыкновенно много прошли и повидали, хотя, в принципе, это не так. Однако обе устали от перечисления собственных несчастий, которые, как ордена, хранят в маленькой коробочке где-то на подкорке.

Ева аккуратно отложила в сторону "Дождливый Питер" и опустилась обратно на пол. Пол принялся услужливо пухнуть, подхватывать ее и обрастать подушками. Через пару секунд Ева, как королева, высилась надо всеми.

-Вот, - Тарзан поднялся с дивана, прошагал к елке, пошарил под ней и извлек еще один подарок - кроваво-красный пакет с белым сердцем.

-Компот, - заявил маленький злобный человечек Бабай и запрыгнул к Еве. Она рассеянно посторонилась и Бабай, оскалив острые зубы, привалился к Еве. Она лениво запустила руку под его пухлый бархатный берет и принялась задумчиво почесывать Бабая за ухом. Гора из подушек, на которой Ева восседала, принялась расти снова, некоторые из них обрастали золотыми кистями, покрывались замысловатой вышивкой и аппликацией. Ева устроилась поудобнее и приобняла Бабая, не спуская глаз с Тарзана, ковырявшегося в пакете. С призрачного потолка, затянутого туманом, начала медленно капать вода.

Тарзан нетерпеливо отмахнулся от импровизированного дождя, которым разразился потолочный туман, и извлек из своего пакета коробку с пирожными в форме сердечек - белый шоколад, розовый шоколад и бисквит, пропитанный коньяком.

-Гоша, - прокомментировал Плу, - Гоша возит такие Марго раз в неделю - считает, что Марго должна есть сладкое, иначе захандрит. Где-то Гоша вычитал, что сладкое - самый простой и безусловный источник положительных эмоций.

-Плу? - Ева вытерла мокрое от дождевых капель лицо, - Плу, ты слышишь?

-Ну, - раздался хриплый голос.

-Гоша любит Марго?

-Ни хрена, - вздохнул Плу, - но он очень любит быть далеким безнадежно влюбленным. Марго и сама не понимает, как ее используют, и что Гоша для нее так же недостижим, как и она для Гоши.

-Ну и козлы они тогда, - Вава откинула мокрый плед и возмущенно уставилась в потолок, - что это за хреновина? - грозно провозгласила Вава, - на полу воды по щиколотку. Не дождавшись ответа, Вава возмущенно пропала вместе со своей периной и пледом.

-Дождь, - смущенно проговорила Ева: в ее шею уткнулся Бабай и шептал что-то неразборчивое.

Доктор на секунду завис в воздухе, а потом с плеском опустился обратно в воду, прошлепал всю комнату и шагнул обратно в стену.

-Сейчас мы с Евой, - Бабай поднял голову и обвел всех присутствующих сияющим взглядом, а наткнулся только на Тарзана, задумчиво поедавшим пирожные-сердечки, - предадимся страстной африканской любви.

Тарзан никак не отреагировал, но после этих слов тихо накрапывающий дождик и превратился в настоящий ливень. В одно мгновение вода с потолка хлынула как из ведра, закрутилась на полу в настоящих водоворотах, бурным потоком затанцевала вокруг елки, с ревом сметая стулья, начавшие было выстраиваться у стола Тарзана...

Бабай некоторое время пытался найти место посуше, а потом плюнул, подхватил Еву на руки и завис в воздухе. С громким хлопком в комнате появилась Вава - она торжественно возлегала в гамаке, вода ей была нипочем, а потому она была необыкновенно довольна, щурила бесцветные глаза, потягивалась и с удовольствием наблюдала, как Тарзан барахтается около елки, силясь добраться до своего дивана, принципиально на желая парить.

-Если вы еще не заметили, - продекламировала Вава, - нас заливают соседи. Предлагаю отключить воду во всем доме.

-Народ останется без воды, - Ева обернулась к державшему ее на руках, сорвала с него берет, бросила в воду и впилась в Бабая странным, яростным поцелуем. Вода стекала по их лицам, мокрые волосы липли к спинам, а они целовались, словно в один момент сошли с ума. Бабай пританцовывал в воздухе, размахивая ногами, крепко сжимая Еву в объятиях. Словно грустный маленький кораблик, его берет покачивался на все прибывающих волнах.

-Как в кино, - вздохнул откуда-то Плу, который, как всегда подглядывал, - но должен сказать вам, что, и правда, становится довольно мокро. Но откуда здесь соседи?

-Я тебе объясню, - устало проговорил со своего дивана Тарзан, - кто у нас тут очень сильно заскучал и устроил весь этот бардак, - Тарзан широко зевнул, - теперь мы будем метаться, переживать, пока этот кто-то не сознается.

Воцарилось неловкое молчание. Ева и Бабай увлеченно целовались, пристроившись в бурлящей воде, огибающей их тела, такие горячие, что одежда (та, которая осталась) высыхала в один момент. Вава возмущенно смотрела на этих двоих, Тарзан зевал и, судя по всему, собирался подремать, а Плу изредка грустно вздыхал и маялся.

Откуда-то издалека, словно прорываясь сквозь ватную завесу, раздался звонок, возмущенные голоса и долбеж в хлипкую дверь. Все с любопытством прислушивались к замысловатой брани и надрывающемуся звонку, смакуя каждый нюанс этой какафонии - даже Ева с Бабаем подняли головы, ткнувшись друг в друга лбами. Комнату накрыл приближающийся грохот - хр-р-р-р-р-рясь! - бабах! - з-з-зу-у-ум!!! и глухой стук: ду-дух! Голоса стали громче, послышался плеск шагов.

-Они высадили дверь, - кротко покивала Вава и заворочалась в своем гамаке, устраиваясь поудобнее, - сознавайтесь, кто это замутил, иначе они все сейчас сюда припрутся.

В комнату один за одним начали вбегать какие-то люди - усталая женщина в стеганном атласном халате, озверевший клетчатый мужик, долговязый тип в куртке, отороченной драным мехом, боевая старушка в синих тапочках - по колено в воде, они прорывалась в комнату, ругались, размахивали рукам, их голоса тонули в шуме дождя, Ева с Бабаем снова принялись целоваться и кататься по залитому полу. Вава заразительно засмеялась, оглядывая соседей. Тарзан некоторое время сдерживался, надувал щеки, но потом заржал вслед за Вавой. К ним присоединился Плу.

Соседи помолчали, а потом принялись орать снова, и опять ни кто ничего не слышал - вода ревела, как доисторическое чудище.

-Мы вызовем милицию! - орала женщина в халате.

-Ну хватит, - вздохнул откуда-то Плу, - у женщины давление, а вы ее бесите. Сознавайтесь и не мучьте бедняжку.

-Ладно, - вздохнула Вава, - это я.

-Ну и игры у тебя, - покачал головой Тарзан.

-У всех свои, - улыбнулась Вава, кивнув на Еву и Бабая.

-Это безобразие! - закричала женщина в халате, - я буду жаловаться!!!

-Пидорасы! - кричал клетчатый мужик, - кругом пидорасы!!!

-Да ты посмотри, - замахала руками Вава, силясь перекричать гвалт, устроенный соседями, - они такие прикольные... Мне это очень сильно напоминает прошлую жизнь. Раньше я жила в панельном доме, там все время кто-нибудь кого-нибудь заливал.

-Граждане, - прорычала зычная старуха в тапочках, - что тут происходит?

-Колоритные персонажи, - одобрительно покивал Тарзан, - только вопят они у тебя как резаные, - он немного подумал, закатив глаза. - И вода в комнате уже по колено, - добавил он, меланхолично поскребывая подбородок.

-Внимание, поворотный момент, - послышался зычный голос Плу, - Марго заполнила форму.

Вава с воплем бросилась Тарзану на шею, потом откинулась назад, достала из-за уха сигарету, снова прикурила от чего-то невидимого и затянулась. Посидела немного, потом подпрыгнула и принялась кивать головой каким-то своим мыслям.

-Мы вам не мешаем? - раздраженно начала было женщина в халате, но Тарзан коротко глянул на нее и вся соседская делегация исчезла, словно кто-то поменял слайд в проекторе. Вода с тихим гудением начала уходить в пол, дождь прекратился, наступила мягкая, влажная тишина. Из угла, в котором валялись Бабай с Евой, прилетел какой-то предмет мокрой насквозь одежды и смачно шмякнулся на ручку кресла, обрисовав на секунду силуэт невидимого Плу.

-Люди, - возмущенно проорал тот и зашелся в новом приступе кашля. Бабай и Ева оторвались друг от друга, обалдело оглядываясь по сторонам.

-Дождик перестал, - выдохнула Ева Бабаю в плечо.

-Маленькая, - Бабай провел носом по Евиному плечу, и оба они растворились в воздухе.

-Идиоты, - покачала головой Вава, - все им хихоньки и хахоньки. - ей на голову шмякнулось Евино платье. Вава возмущенно сорвала его с головы и зашвырнула куда-то в угол. Некоторое время все молчали.

-Давайте чаю, - улыбнулся Тарзан. Вава рассеянно покивала, Плу тоже, вероятно покивал - как бы там ни было, голосом он себя никак не обозначил, и комната снова закрутилась - теплела, темнела, стол загруглялся и покрывался крахмальной скатертью, над ним вырос и повис большой желтый абажур. Круглое пятно теплого и сдобного света медленно покачивалось, иногда залезая за границы стола, на котором появились три чашки с тончайшими звонкими стенками, серебряная сахарница, банка варенья, вазочка с печеньем, ложки, блюдца и салфетки. Откуда-то послышалось тихое гудение и потрескивание дров в печи.

-Тепло, - кивнула Вава, пристраиваясь поудобнее и украдкой заглядывая в свою чашку, - уютно. Что с ними будет?

-С кем? - Тарзан наблюдал, как невидимая рука Плу накладывает сахар в чашку - ложки четыре уже положил и не собирался останавливаться.

-Ну... - Вава отхлебнула из чашки чаю, а потом - варенья из банки. По мере того, как ей все больше нравилось варенье, банка росла, словно невидимый стеклодув аккуратно раздувал ее стенки, - Анечка... Марго...

-Не знаю, - пожал плечами Тарзан, запихивая в рот целое пирожное, - будут жить... Умрут...

-Насколько я понимаю, - Вава уютно подоткнулась под бок Тарзану, - сначала позвонит Гоша.

-Нет, - послышался голос Плу, - сначала будет утро.

Слово Марго. Коробка со скелетами (нежность и борьба с ее переизбытками)

Разбудил меня Гошин звонок.

-Привет! - он был бодр, весел, вокруг него все грохотало, кто-то орал, что-то ронял на пол и несмешно по этому поводу острил.

-Ну привет, - я подавила богатырский зевок, - что надо?

-Просто, прикинь, - Гоша развздыхался и поблек, - интересно, как у тебя дела. Ты бы хоть записки что ли оставляла, когда линяешь по утрам.

-А у тебя ни одной ручки по всему дому, - вполглаза я видела спящую Анечку - выражение лица напряженное, как на экзамене, закутана в одеяло плотно как ценная бандероль, волосы разметались по подушке, пальцы на ноге, свешивающейся с кровати медленно шевелятся.

-Что? - заорал вдруг Гоша, - ни хрена тебя не слышу!

-Ручку, говорю, себе заведи - буду писать записки.

-А... понятно... Заведу. А что так тихо говоришь?

-Разбудить боюсь, - зашипела я, - если еще не разбудила.

-Ты не одна? - Гоша запыхтел как паровоз, ему стало стыдно, что он так расстроился, захотелось положить трубку и сбежать на край света, - кто у тебя? - спросил он после того, как пропыхтелся.

-Анечка, - мне стало весело - как наяву я увидела того молодцеватого брюнета с пышными усами, которого Гоше нарисовало его богатое воображение.

-А... - тишину заполнила Гошина молчаливая улыбка, - что это вы?

-Да просто, - пожала плечами я, - просто так.

-Вы разве общаетесь? - Гоша порхал легкий, как мотылек и считал себя вправе лезть в наши с Анечкой отношения.

-Ну да... А что такое? - вот так просто. Действительно, ну что такого?

-Ничего... я тебе завтра позвоню?

-Позвони. Может что хорошее скажешь.

Гоша снова замолчал.

-Ну, - я начинала нервничать.

-Ага.

-Что "ага"?

-Все. Не знаю. Не издевайся над собой до завтра, лады?

-Хорошо, - усмехнулась я, - отбой, - и положила трубку.

Анечка забормотала что-то и повернулась на другой бок. Ее нога судорожно дернулась и скрылась под одеялом.

-Что "хорошо?", - глухо спросила Анечка в подушку.

-Все хорошо, - ответила я, вылезая из постели, - спи.

-Да пожалуйста, - пробормотала та и затихла.

Я завернулась в одеяло и пробралась к компьютеру. При дневном свете он выглядел растерянным, усталым и покинутым. Я забралась в кресло с ногами, подключила страдальца к сети и с отвращением отодвинула от себя благоухающую пепельницу, полную окурков. Посидела некоторое время, уныло пялясь в монитор, а потом разложила косынку.

Анечка зашевелилась в постели и снова перевернулась на бок. Я вдруг поняла, что она проснулась вместе со мной, а теперь боится вставать, потому что со мной надо будет о чем-то говорить, ну, хотя бы пока пьешь кофе и жуешь бутерброд, а она совершенно не представляла, о чем. Или не хотела даже. Возможно, она уже устыдилась своего ночного порыва, и теперь мучительно искала пути к отступлению. Если бы я спала, все было бы как нельзя проще - записка с обещанием позвонить на днях и короткая перебежка до остановки автобуса. Если она еще помнит, где эта остановка.

Когда Анечка в последний раз ночевала у меня? Лет триста назад. Занавески тогда были другие... Все было другое. Диван еще стоял у окна. На нем медведи какие-то плюшевые свалены в кучу, открытки, открытки, сухие розы, дурацкие картинки на стенах... Уже сто лет назад я все это свалила в одну большую коробку, накрепко заклеила ее скотчем и снесла на помойку. В темноте, как вор. Ужасно заломило шею - вдруг показалось, что в тот момент я выкинула и Анечку из своей жизни - так же запросто, как и старые письма, маленькие смешные подарочки, лоскутки, остававшиеся от шитья, дурацкие оранжевые серьги, катушки ниток, облитые духами, старые коробочки от пудры, огрызки карандашей для глаз, пуговицы от несуществующих пальто, бисерные браслеты, километры бус, доставшиеся от одной из теток... Бабушка запрещала выкидывать чтобы то ни было после захода солнца - обязательно потеряешь все, что связано с этим мусором. Черт меня дернул тогда... Засунула бы коробку на антресоли - что изменилось?

Последний король закрыл червовую масть. Пасьянс сошелся. 14.294 очка. Я мысленно поздравила себя с виртуозной игрой. Надо же было в сложившейся ситуации хоть с чем-то себя поздравить?

Началось все с грохота и последовавшей за ним тишины.

От неожиданности я подпрыгнула на месте, попыталась вскочить, запуталась в одеяле и, как стреноженный конь, рухнула на пол.

-Что за черт? - это Анечка выскочила из постели, пока я изображала на полу древнегреческого героя Лаокоона, борющегося со змеями, силясь выпутаться из одеяла.

-Что копаешься? - заорала она мне, - откуда тут эта хрень?

-Провались все пропадом! - взвыла я, выдираясь из одеяла и подлетая к Анечке, стоявшей в центре комнаты. Перед ней лежала здоровенная книга без обложки, пожелтевшая, и скукожившаяся. Титульный лист украшали звезды, гербы молодой Советской республики и волевые профили трудового народа.

-Что это? - строго спросила Анечка.

-Хрен знает, - честно ответила я, - Откуда это здесь?

-Мне кажется, - озадаченно проговорила Анечка, - упала с потолка.

Как по команде мы задрали головы и уставились в потолок. Ну, прямо скажем, ничего себе потолочек, нормальный такой, даже белить его еще не пора - так что даже не стыдно.

-Ты рехнулась, - доверительно сообщила мне Анечка, - в твоей квартире с потолка летают книги.

-Это ты рехнулась, потому что на потолке у меня не было никаких книг, - достойно парировала я.

-Мне не привиделось, - надулась Анечка.

-Поздравляю, - горячо порадовалась я за подругу.

-Спасибо, - Анечка присела и с опаской дотронулась до книги. Та не взорвалась, оттуда не выскочил тигр или слон, она продолжала спокойно лежать на полу. - Слушай, - пробормотала вдруг Анечка, - а книжечка-то знакомая какая...

-В смысле? - бесцветным голосом спросила я. Никакого воодушевления. Полное отсутствие радости бравого сыщика на пороге открытия. Напротив - мне слегка поплохело, потому что если допустить, что это та книга, о которой я думаю, этого просто не может быть...

-Говно какое... - закончила я свою мысль странным надтреснутым голосом.

-Отлично, книжечка признана, - мрачно продекламировала Анечка, - осталось только просветить меня, что происходит.

-Это альманах, - начала я, - описывающий достижения СССР по прошествии первой пятилетки. То есть, год ее выпуска 1922, мне она досталась от бабушки. Я оставила ее на черный день - думала если что - смогу удачно продать. Сама посмотри: в ней одной бумаги килограмм на пять, да еще старье такое...

-Ну, - нахмурилась Анечка.

-Ну и вот... - вздохнула я, присаживаясь в кресло-качалку, - черный день пришел, книгу никто не взял, сказали - дерьмо редкостное, денег за нее не дадут. Пришлось, между прочим, самой выпутываться.

-И каким же образом? - полюбопытствовала Анечка.

-Известно каким - работать пошла, - хмыкнула я, - это не важно - важно другое, Анька, ты сейчас поймешь. Потому что я уже поняла, и мне как-то не по себе.

-Давай уже без танцев, ладно? - взбесилась Анечка, - почему эта книга вдруг упала с потолка?!

-Спокойно, - я примирительно вытянула руку, - мне надо собраться с мыслями. Понимаешь, такое дело, я тогда пришла домой, швырнула эту книгу в коробку, а потом покидала сверху все, что хоть как-то напоминало о том, что я за человек, запечатала и выбросила. На помойку. Ну, типа, новую жизнь начла.

-Откуда чертова книга на потолке??? - завопила Анечка.

-Из косынки, - тихо ответила я, - Анька, я только что разложила пасьянс что-то там на 14 тысяч очков, и, пока раскладывала, все думала, какая я дура, что все тогда выкинула, потому что бабушка говорила, что после захода солнца ничего нельзя выкидывать, и про то, как ты лежишь и заморачиваешься, о чем со мной за завтраком говорить, и как я хочу все обратно...

-Что? - взвизгнула Анечка. В этот момент на нас с потолка обрушились: веер старых открыток, четыре свечных огарка, гранатовые бусы и жестяная коробка из-под печенья, полная старых украшений.

-Я понимаю, - потерянно прошептала я, - что прежде чем просить все вернуть, надо было спросить тебя... - мне на голову посыпались старые шпаргалки, и вот вид у меня уже лихой и придурковатый - вся в бумажках, исписанных мелким убористым почерком, а в глазах слезы.

-Да черт с ним, Марго, эта хрень работает, ты понимаешь? - захохотала Анечка и бросилась ко мне обниматься. Надо сказать, весьма вовремя, потому что туда, где она стояла, ухнула шкатулка, в которой я хранила старые письма. Грохнула, развалилась, письма разлетелись по полу - выцветшие буквы, слезы, слезы и старые блестящие бусины. Анечка осела на пол и подхватила одну из них - глупейшая бусина - синие и зеленые разводы, огромная, с пятак...

-Я дарила, - гордо заявила Анечка.

-Иди ты...

-Ну... Ты тоже тогда так сказала. И надела, кстати. Мы их потом порвали, а бусины тебе на куртку нашили. Помнишь?

Я на секунду задержала дыхание - вдруг с головой накрыло далекой полустершейся картинкой - осень ранняя, мягкая и солнечная, нападало столько листьев, что звуки глохнут в них, как в вате, желтый, оранжевый, красный, корявые парковые скамейки, клокастые облака, кончики ботинок, синь вдалеке нереальная, появляется чувство, что все - слабенький переслащенный чай - портвейн, бутерброды, яблоки, огурцы, крошечные помидоры, Анечка...

-Анечка, - прошептала я, - Анечка...

-Сука ты, Марго, - ответила та, перекосила рот, ткнулась в меня и затихла, часто хватая воздух. Сверху одним махом упала стопка журналов и безделушка "дождливый Питер" - на редкость тяжелая дура из прозрачной пластмассы, наполненная синим маслом и еще какой-то хренью - встряхиваешь ее и на весьма приблизительную Дворцовую площадь падают крошечные синие шарики. Вот "Дождливый Питер"-то и засветил Анечке по черепу. Та охнула, прикрыла голову ладонью и начала медленно заваливаться на бок, не прекращая улыбаться.

-Ты это брось, - я подалась к Анечке, и вдруг поняла, что она - величайшее сокровище мира, дороже всего на свете, истина в последней инстанции, сосредоточение красоты, добра, тепла и уюта. Я всю жизнь ищу какие-то ответы, найдя - прячусь от них, вру, изворачиваюсь, боюсь признаться себе в том, кто я на самом деле, порой мне даже стыдно смотреться в зеркало, все - сплошной бег по кругу, а Анечка - точка, конец поисков, мое сердце, родня по крови, как рука или нога, валяется на полу и если она сейчас умрет, зашибленная идиотским сувениром "Дождливый Питер", то мое дыхание оборвется навек, я просто исчезну так же, как и появилась на свет, только наоборот...

-Анька, - я боялась пошевелиться. От страха у меня началась икота, но я не могла заставить себя наклониться. Тут Анечка подняла голову, схватила меня за запястье и рванула на себя. С тихим писком я упала на нее и сверху нас накрыло картой мира, упавшей с потолка, пыльной и плотной, со всех сторон заклеенной скотчем, с какими-то идиотскими пометками и надписями, сделанными моей рукой. Анечка заулыбалась и прикоснулась кончиками ледяных пальцев к моей щеке. Нет, голову она все-таки разбила - я потрогала - макушка была мокрой и липкой, а волосы мягкими, как у ребенка. "Хорошо! Хорошо! Хорошо!" - заорал истерично кто-то в моей голове. Под картой пахло анечкиной кровью, и от этого щекотка побежала по позвоночнику и захотелось зубы сжать до скрипа, пока не скрошатся до десен. Зажмурилась и сжала кулаки.

-Звоночек чувствуешь? - хрипло прошептала Анечка над самым ухом.

-Какой звоночек? - выдавила я из себя, запуская ногти в ладонь до кругов в зажмуренных глазах.

-Ты часом не поменяла ориентацию за последний год? Ну там девочки всякие, сейчас модно... - Анечку била крупная дрожь, она с трудом подбирала слова, попыталась спошлить, но вышло так невинно и так нежно, что завыть захотелось.

-Нет вроде, - выдохнула я, и открыла глаза, борясь с желанием запустить пальцы в нежные Анечкины волосы.

-Я, вроде, тоже на девочек не западала никогда, тем более, на тебя, - зашептала она, таращась на меня бешенными влажными глазами, - и какого хрена тогда мы с тобой валяемся на полу под какой-то картой?

Сверху на нас посыпались какие-то мелкие предметы. Их было довольно много. Мы нервно прислушивались, как они шмякают по карте.

-Анечка, - забормотала я, - такая любовь, и все это ты... Я так тебя люблю, я умру без тебя, умру, я так тебя люблю... - я помолчала и добавила жалобно, - люблю...

На нас грохнуло что-то довольно крупное - удар пришелся мне по спине. Я поморщилась и закусила губу.

-Анечка, - прошептала я растерянно, - что с нами такое?

-Меня порвет на части сейчас от любви к тебе, - выплюнула она, - ты понимаешь, что слегка перестаралась с косынкой своей? - вдруг Анечка зажмурилась и бросилась ко мне целоваться. Меня накрыло с головой волной всепоглощающей нежности - словно орешь что-то прямо в небо, а эхо разлетается на много километров вокруг. Мы дернулись и затихли. Ощущение было странное - с одной стороны любовь к Анечке перехлестывала через край, и от этого внутри все рвалось и кипело, плавилось и вышибало пробки, а с другой стороны ныла ушибленная лопатка и где-то далеко маячила мысль, что все это смахивает на редкостное уродство, как во сне - все происходит с тобой, но, в то же время, с каким-то другим человеком. Решение пришло само собой.

Я стиснула зубы и засветила Анечке по физиономии. Ее голова мотнулась в сторону, некоторое время она хватала воздух, вращала глазами, а потом коротко кивнула мне и врезала поддых. Я подавилась своими словами и величайшее облегчение накатило на меня, словно в кошмаре забрезжила неясная надежда проснуться. Одним рывком я откинула карту и с ноги залепила Анечке. Она пошатнулась, резко выдохнула и вломила мне звенящую пощечину, как в кино. В глазах у меня потемнело, я прикусила губу, но решила не останавливаться, прыгнула и вцепилась Анечке в волосы (не удержалась-таки) и принялась драть их, словно месила крепкое тесто. Она взвыла и замолотила кулаками по моей спине. Через пару секунд мы катались по полу, рыча, брыкаясь, расшвыривая во все стороны мебель, плюшевые игрушки и письма, мутузя друг друга что было силы.

Стоит ли добавлять, что сверху, с упорством, достойным лучшего применения, на нас продолжало падать всяческое говнище, которое я так трогательно оплакивала по утру?

- Окончание -

© Анастасия Зубкова, 2004-2024.
© Сетевая Словесность, 2004-2024.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] Читайте также: Ольга Андреева. Свято место | Андрей Бычков. Я же здесь | Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" | Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике | Надежда Жандр. Театр бессонниц | Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... | Игорь Муханов. Тениада | Никита Пирогов. Песни солнца | Елена Севрюгина. Когда приходит речь. (О книге Алексея Прохорова "Не одинокий рай") | Ольга Суханова. Софьина башня | Лана Юрина. С изнанки сна | Сергей Главацкий. Апофеазко | Татьяна Горохова. "Мне фамилия моя всегда мешала..." | Стихи, растущие из жизни | Михаил Ковсан. Время