Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность


"Порш" с бетоном и БМВ - без



"ПОРШ"  С  БЕТОНОМ


Когда пиццерия "Тоттоно" на Нептун-авеню сгорела, польский трудящийся Вацек, таксист Фомич и пенсионер Гландер, Аркадий Осипович стали собираться в пиццерии "Нэп-стрит" на Авеню "Х". Свои встречи они начинали с того, что кляли слишком толстые нэповские коржи и нежелание нового пекаря пользоваться моцареллой домашнего производства. Новый пекарь был печальным мужиком лет пятидесяти, который явно не получал никакого удовольствия от своего занятия.

- Моя Машка и то лучше печет, - говорил Фомич. - Но что она умеет делать по-настоящему, так это вареники. Вчера сделала вареники с сыром сулгуни и зеленью.

- Она ж у тебя на работу пошла, - заметил Вацек. - Откуда у нее еще здоровье на вареники берется?

- Во-первых, это не работа. Республиканские сволочи послали ее велфэр отрабатывать. Спросили бы сначала у меня, какая с нее работница. Она, кроме вареников, ни хрена делать-то и не умеет. А во-вторых, ее с этой работы уже выгнали.

- А чего это ее?

- А эти козлы ее в больницу направили. Полы пылесосить в палатах. Ну, моя дура заходит в реанимацию. Глядит, куда бы пылесос включить. Смотрит - на всю палату одна розетка, и в нее уже что-то воткнуто. Она, значит, культурно вытащила эту вилку и воткнула свой пылесос. Пропылесосила на совесть, как для себя буквально, воткнула старую вилку и пошла в другую палату. Через час где-то смотрит, что персонал как-то сильно активно по коридорам забегал. Она, знай, пылесосит. Тут к ней подходит старшая медсестра и говорит, так и так, пройдите к главврачу. Тот издалека так:

- Вы, чисто случайно, в реанимации сегодня не пылесосили?

- Еще как пылесосила! - заявляет моя. - Из всех углов пыль отсосала, впечатление такое, что у вас там годами не убирали. А что, имеются нарекания?

- В плане чистоты нареканий нет. А в плане того, что вы пока пылесосили, кислородный аппарат одному больному отключили, тут уже не просто нарекания, тут дело, прямо скажем, тюрьмой пахнет.

- Ну все, засудят! - уверенно заявил Гландер.

- Да бросьте! - небрежно отмахнулся Фомич. - Если кого и посадят, так дурака главврача, который ее без тренировки в реанимацию впустил. Пусть еще скажет спасибо, что они только одного не досчитались. Короче, мою Марусю с работы поперли. А мне что? Как говорится, нет худа без добра. Я уже второй день домой прихожу - стол накрыт, постель расстелена.

- Боже мой, что вы говорите! - ахнул Гландер. - Человек умер, а вы каким-то вареникам радуетесь!

- Бросьте! - Вацек отодвинул от себя тарелку с остатком пиццы. - Эти, которые к машинам подключены, они все равно не жильцы. Что это за человек, который без электричества жить не может? У нас в Варшаве похожая история случилась. У меня сосед был - Вольдемар, Волик. И попал он, значит, в аварию. Привезли в больницу, подключили к кислородной машине. Приходит ксендз. Говорит, мол, так и так, сын мой, не желаешь ли исповедаться. Тот знаками показывает, что говорить не может. Ксендз снова, мол, как я тебе могу помочь облегчить страдания, сын мой? А тот прямо на глазах синеет и руками показывает, мол, говорить не могу, но дай бумажку, я тебе напишу. Ксендз подает ему бумажку. Тот что-то на ней царапает, а на самом уже лица нет. Ну, ксендз, видя, что дело плохо, сует бумажку в карман и начинает читать отвальную. Короче, мой Волик отдает Богу душу, а ксендз едет домой в трамвае и думает, мол, какой я все-таки молодец, что не поленился в свой выходной припхаться в эту проклятущую больницу и проводить человека по полному католическому канону. И предаваясь этим сладким размышлениям, вдруг вспоминает про бумажку. Достает ее из кармана, а сам, б...я буду, думает, мол, до небесного воздаяния еще дожить надо при таком режиме работы, а не перепало ли мне от покойника какого наследства на земле? Разворачивает он с ангельской улыбкой эту бумажку и читает: "Святой отец! Сойдите со шланга, по которому ко мне кислород идет, задыхаюсь же на хрен!" Ну, может, про хрен там и не было, это я уже от себя добавил для усиления впечатления, но ксендз, как сидел так и упал! Сердечный приступ!

- Приступ! - хмыкнул Гландер. - Я когда последний раз в больнице лежал, с таким инфартником познакомился, пальчики оближешь. Сволочь он был редчайшая, но, как говорится, Бог не фраер. Мужик этот, значит, купил коробку сигар и застраховал их от пожара. Скурил их и звонит в страховую компанию. Так и так, сигары сгорели, извольте заплатить. Те ему говорят, мил-человек, ты чего, шутишь? Он им, никак нет, лавэ на бочку, а нет, так иду в суд. Судья, смотрит страховой полис и говорит: ваше дело - швах, господа страховщики, тут же на чистом английском языке написано, что мол если сигареты сгорят, обязываемся заплатить 15 тысяч долларов. Они сгорели. А при каких обстоятельствах, тут у вас в полисе не оговорено. Те почесали затылки и заплатили. Мужик приходит домой и начинает жить на широкую ногу. Шипучки итальянской купил Асти-Спуманте, в эскорт-сервис позвонил поинтересоваться ценами, короче, начал строить планы, чего бы можно еще застраховать. Но не проходит и недели, как теперь его уже вызывают в суд. Вас ист дас? Та же самая страховая компания, которая ему выписала чек на 15 тысяч долларов, обвинила его в поджоге.

- Поджоге чего? - не понял Фомич.

- Сигар! Судья, тот самый, который ему 15 тыщ присудил, рассматривает исковое заявление и заявляет, мол, ваше дело - швах, господин хороший! Перед тем, как сигары сгорели, вы же их поджигали? Поджигали. Короче, вкатал ему штраф по две тысячи долларов за каждую спаленную сигару. Мой, где стоял там и упал. Инфаркт. Это он мне сам рассказал. В больнице. Думал, я его пожалею, а я смотрю на него и думаю, сволочь, ты и есть сволочь. Вот знаете, есть такие люди, смотришь на него, а у него на роже штамп: "Сволочь". Вот я, между прочим, сколько смотрю на нашего пекаря и вижу, что он тоже сволочь. Разве приличный пекарь станет делать корж толщиной в палец?

Эти слова услышал пекарь, который, как назло, оказался нашим русским парнем.

- Это кто сволочь, я? - спросил он, бросая корж на металлическую стойку и направляясь к Аркадию Осиповичу, который изменился в лице и даже вжал голову в плечи, в то время как Вацек, напротив, распрямил плечи и встал навстречу пекарю, как бы для того, чтобы подтянуть брюки.

Оценив габариты Вацека, официант слегка притормозил и заявил:

- Вы вот, мужики, меня сволочью назвали, а я может самый несчастный человек на свете! Никакой я не пекарь и вот вам истинный крест, сегодня я здесь работаю последний день. Пошли они к чертям собачьим со своей пиццей!

- Я же вам сказал, что он не пекарь! - хлопнул по столу Аркадий Осипович.

- Мужик, а ты, правда, кто? - спросил Фомич.

Мнимый пекарь подвинул стул к столу и, вздохнув, начал:

- Вообще, я по профессии водитель тяжелых грузовиков. До недавнего времени жил в Пенсильвании. С одной американочкой. Пэт. Жили мы с ней душа в душу, хотя по незнанию языка я ее малость и ревновал буквально к каждому телеграфному столбу. А в остальном полный порядок. Она аптекарем работает на хорошую зарплату, я грузовик вожу, тоже копейку имею. Бывает, лежим мы на нашем, как говорится, сексодроме, а она так утомленно меня спрашивает, ну что, Томас, она меня Томасом звала, удалась тебе твоя американская жизнь? Удалась, отвечаю! Все у тебя есть? - спрашивает. Все, - отвечаю. Крыша есть, койка мягкая, баба сладкая, работа не пыльная, что еще нужно русскому человеку?

А она смеется. Лежит так у меня на груди и смеется. И смеется она, не поймешь отчего: то ли от собственного тихого счастья, то ли от какой своей хитрой бабской мысли. А в один прекрасный день везу я бетон на стройку, как раз мимо своего дома. Дай, думаю, заскочу, как говорится, на палочку чая. Подъезжаю. Е-пэ-рэ-сэ-те! Прямо у дверей стоит новехонький "Порш" с откинутым верхом. Иду к окну, заглядываю. Моя краля сидит на диване с каким-то молодым хмырем и кофе пьет. Хмырь, прямо скажем, красавчик. Есть такие, знаете, они и на "Поршах" ездят, и часы "Ролекс" носят, и девки перед ними стелются. Ну, думаю, голуба моя, вот она цена твоей американской любви! Куда мне простому русскому шоферюге до этого пупса! И такое меня зло взяло, что я подогнал свой самосвал к этому самому "Поршу" и залил его свежеприготовленным бетоном. Знаете, просто, как борща в тарелку налил. Под самый краешек.

Как я день промотал, не помню, приезжаю домой вечером, смотрю - у дверей скорая. Что за черт! Никак пупс мою подругу задушил за порчу автомобиля. Что же? Оказывается, парень этот был обычным продавцом из автомагазина. А люба моя золотая этот "Порш" для меня купила. Парень ей просто пригнал машину к дому. Ну, а она, вежливый человек с высшим фармацевтическим образованием, решила угостить его кофе. И тут меня нелегкая принесла! Вот вам и загадочная американская душа! А у подруги моей сердечный приступ случился! Любовь-любовью, а 50 тысяч тю-тю!

- Так она чего, бабки от тебя потребовала? - спросил Фомич.

- Бабки? - даже как-то удивился пекарь. - Нет, бабки вроде и не требовала. Она вообще не требовала ничего. Я к ней в палату как пришел, а она только лежала и смотрела на меня. Какой я м...ла из Нижнего Тагила. Она, может, всю жизнь откладывала, а я это одним махом...

- Томас, - хлопнул пекаря по плечу Фомич. - Ты сам откуда будешь?

- Так я ж сказал, с Нижнего Тагила.

- Страшное место, - продолжил Фомич. - Я там один раз колымил. С Пенсильванией сравнить невозможно. И бабы там страшные, как война.

- Да уж... - согласился пекарь со вздохом.

- А теперь представь себе такую картину, Томас. Приехали с твоего Нижнего Тагила в Пенсильванию бандюки и украли Пэт. Это бывает. Потом звонят тебе по телефону и говорят, мол, так и так, Томас, хочешь увидеть свою Пэт, внеси 100 тысяч. Вот, что бы ты сделал?

- А что тут делать, - шмыгнул носом пекарь. - Залез бы в долги и внес. Я ж ее люблю, как-никак.

- Вот я вам говорю, - встрял в разговор Гландер. - Если ты не родился в Одессе, или, в самом крайнем случае, в Кишиневе, то это уже можно рассматривать как тяжелый клинический случай.

- А чего? - не понял нижнетагилец.

- А того, дуралей, - ответил Вацек, - что у тебя нет ни бандитов, ни долга в 100 тысяч, поэтому пакуй свои чемоданы и лети к своей бабе. Понял?

- Мужики! - вскочил Томас, которого на родине звали Федей, но было это так давно, что он уже это успел забыть, - Да я! Да я!

Слов у него больше не оказалось, потому что все их вытеснили чувства.

- Да я! - еще раз выкрикнул он. - Да меня б! На 42-ю! На автовокзал!

- Вот теперь ты дело говоришь, - поднялся Фомич. - Давай я тебе подкину, а то, знаешь, там баба без тебя мучается, а мы тут с твоей пиццей счастья не знаем! Поехали!


2002г.



Оглавление




© Вадим Ярмолинец, 2002-2024.
© Сетевая Словесность, 2002-2024.





Словесность