На звездЫ
Просто подглядываю за жизнью в интернете, какая она стала, пока я рыл вертикальные колодцы в грунте.
Чем глубже роешь, тем звезда виднее. И тогда забавно виртуал прокручивать в реале, что это мультфильм такой.
Правда, копится усталость и страх, что придут садисты. Тогда заныкаюсь, потому что стал беззащитный, как внутрь без наружи.
Звезда это не точка назначенья, звезда это даже не перевалочный пункт. На самом деле, заботиться должен, но очень своеобразно. Отсекать лишнее, как хирург.
То, что спасает, спасает. Оно сначала не понимает, как же оно будет так однообразно? А потом понимает.
Ну, например, через 6 лет у Майки Пупковой кризис, как за 12 лет до этого у Марьи Родиной, как за 24 лет до этого у Орфеевой Эвридики, парок, жены, дочки, тёщи.
Есть ещё много женщин. Мужчины все куда-то подевались. Они как-то слиняли, что служба. Но об этом в другом месте.
Сталкеровы Мартышки, зэки, которые за страну заступились, которую все хавают, как вампиры, начальник, олигархи, населенье.
Вера Верная, начальник, которую тоже подставил один остров, что её больше не надо и её любви не надо. Она едет на рыбалку на лисапете, с местным дном выпивает, и всех любит, как развязанная верёвка, потому что долг есть долг, как звезда.
Катерина Ивановна Достоевская набрала полный дом животных, а потом оказалось, что это просто у неё рак открылся. Но она не растерялась.
Ну, представьте, вы летите, как звездолёты, мимо. А куда вы летите, вы и сами не представляете, потому что пока все черты не совпадут в одной, как совпаденье.
Там мир замрёт на мгновенье, вы выйдете из черт на своей звезде, и скажете, как герои Чехова, с бесконечной заботой, ну, летите дальше.
И всё опять завращается без смысла. А вы на звезде, как Катерина Ивановна Достоевская будете плакать, что, придурки. Онкология это был кризис.
Через 6 лет, короче, которые тоже надо ещё продержаться вместе с полем от Франции до Канады с тоской в животе, от внутренней и внешней интервенции: Антанты и совка.
И единственный выход - уходить в порталы. У Веры Верной: на рыбалку. У Сталкеровых Мартышек: в голодовку на зоне и искусство после зоны.
Такой жанр: пьеса на ладони, новая драма. Все у тебя на ладони или ты у всех на ладони, как звезда, посмотрим, посмотрим.
У Гены Янева и Марьи Родиной портал в том, что они помогать будут Майке Пупковой, учительнице, монашке. Верней, так. Что Гена Янев помогает Марье Родиной, жены, Марья Родина помогает Орфеевой Эвридике, тёще, с которой живёт Майка Пупкова, дочка. Орфеева Эвридика помогает Майке Пупковой, у которой тоже все болезни.
И тогда через 6 лет, когда у всех настанет кризис: у Майки Пупковой, у одного поля - конец некалендарного века и постапокалиптика.
Марья Родина и Гена Янев поедут к Вере Верной, которая тоже не просто так там без должности пердела, она оттягивала потоки.
Там, как на космодроме, образовалась взлётно-посадочная площадка, на которой садились звездолёты и отдыхали, как бляхамухойжопа, перед дальнейшим.
Возобновляли запасы сахарозы и глюкозы, сверялись с координатами, где они, на самом деле: во всех точках, как совпаденье и вышедший из мира пантократор на минутку, чтобы прочкнуться от гонки, как Катерина Ивановна Достоевская в операционной.
Марья Родина вырезала деревянную крашенную скульптуру пермского Христа, а Гена Янев ходил на рыбалку, не столько чтобы наловить рыбы, чисто жертвенно и питательно, а чтобы идти на рыбалку.
Идёшь, рассуждаешь с руками, что всё живое, как совпаденье внутри и снаружи. Майка Пупкова приехала, полечилась, выздоровела, и опять пошла к звездолёту, как Юрий Гагарин, что, бля, достало.
Тут мы приходим к отложенной теме, что стало с мужами? Понимаете, тут случилась такая засада, что когда одни десантники истратились до обложки, то на смену им приходят другие и на спине тащат из концлагеря в партизанский отряд.
А они на спине плюются и блюются, что они скинхеды и националисты. Хер с ними, не обращайте вниманья, Сталкеровы Мартышки и Майки Пупковы.
Делайте свою работу чисто звездолётно. Это их тёмные силы колбасят, как фриков. Они потом очнутся, как эпилепсия, шизофрения, паранойя, онкология, и скажут, где я? На своей звезды, земляк.
Другие веды.
Большая ритуальная часть, потому что мантры, молитвы, как те гнёзда, в которые как в космодромы, звёзды, экзопланеты, метагалактики, гиперпространства, порталы летят тела, души, как звездолёты.
И нужно вспомнить образ, для чего это нужно? Ну, вы меня извините. Благосостояние, государства, забвение населеньем себя самих, незабвенье граждан страшного на свете, превращение его в нестрашное с помощью жизни, преодоленье - лишь часть такого воспоминанья. А так же.
Один помогает другому. И по мере усилья звезда отодвигается со своего места, и на её месте - пьеса на ладони, новая драма, кино про то, что: были одни веды, устав гарнизонной службы, который записали, потому что в Кали-юге все держатся за голову, как на вулкане, и надо за что-то держаться, чтобы не отчаяться.
Но есть ещё другие веды, русский язык, в который вошли как части: русский уклад, одно поле от Франции до Канады с тоской в животе, национальный характер, терпеть всё время, как одержимый, даже когда забыл уже, зачем и кто терпит.
Они теперь выдают ненависть за любовь, а войну за счастье, любители гопничества, а говорят, что народа, любители мажорства, а говорят, что веры, любители удобств, а говорят, что истины, 100000007 маленьких великих инквизиторов, Сталиных, Брежневых, Жутиных, а может, 7 млрд., откуда я знаю, я там не был.
А при чём здесь тогда поле, интервенция, совок, народный характер и другие веды? Просто я так и остался писателем виршей, поэтом. Поэт всё время рифмует. Фонетическая рифма лишь повод логической рифмы. В метафоре не одно сравнивается с другим, более известное с менее известным для впечатленья, природа с лирическим героем, погода с настроенья, космос с хаосом, апокалиптика с постапокалиптикой, вакуум с твореньем, или так запоминать легче названья, парами?
Пастернак пишет в "Докторе Живаго", сравнивается для третьего, совпаденья, других вед. Что все части, 7 млрд., совпали в целом. Они потом не поверят, что это они совпали, они так не чувствуют, записывать бесполезно, доказывать тоже. Но кино крутить можно и долбить мантры. Вот я и пишу всё время, как трында, как маньяк, как полукровка.
Они потом очнутся и скажут, что они не знали. Им скажут, как не знали, а это, и поднесут к глазам ксиву, 33 романа. Сначала они растеряются, потом найдутся. Это фуфло, говорилка, для гопничества и мажорства юродство - чмошество. Им скажут, да как же вы себя забыли, ведь вы же даже не атман, вы - брахман.
Тот, кто всё время улетает, чтобы себя узнать лучше, как в любви, как в постельной сцене, как на войне, как на работе. Послал вас в надрочку, а вы отмазались от страшного за себя и от себя за страшное, как Жутин и Шириновский.
Тут я и выйду на передний план с бумажкой. Ничего, они уже придумали отмазку. И нельзя сказать, что это неаккуратная отмазка. Один культуррегент озвучил. В нулевых он раздевался до трусов на подиуме, потому что так легла фишка.
Одни гражданки в церкви спели мантру, Богородица, Путина прогони, потому что панк-молебен, некоммерческое, анонимное, групповое, социальное, экспрессионистическое направленье. Потом после ШИЗО, СИЗО, голодовок, на зоне в Алатыре.
Вот вам и фонетическая рифма. Алтарь, Алатырь-камень, на море-океяне, на острове Буяне, на Алатырь-камне растёт берёза корнями вверх, ветвями вниз. И много там ещё чего такого в других ведах.
Но славна зона мироточивой иконой Казанской Божьей Матери в местном храме. И она, (не я, я только рифмую): похоже, ответила! Они сразу повезли на другую зону по секрету. А в самиздате новая байда, что убили. То есть - в интернете - тоже рифма.
И мне махнут по высшему соизволенью: хорошо, ты обвиняешь или защищаешь? Я вместо ответа зачту из бумажки другую историю. Дима Черепков из Запорожья в армии в учебке, интеллектуал, женатый: все гнутся, а ты ломаешься. Братья Литовцевы с Каховки: чё ж ты на старшину Беженару наезжаешь перед строем, повозбухал бы на дедов в луже крови.
Через 30 лет в фейсбуке пришло приглашенье подружиться от Димы Черепкова с Запорожья и братьев Литовцевых с Каховки, а я ничего не чувствую, как Чехов. Что лучше не надо. Что лучше я 30 лет буду писать в тетрадку другие веды.
Как из западной группы войск приехал цинковый гроб и контейнер книг, и Гены Яневу стало себя жалко, как это, всё будет, а меня не будет, и он наябедничал маме, что Гасилин и Старостин нос разбили. Гасилин и Старостин так били после уроков в 5 классе в парчике в чужом родном южном городе Мелитополе.
Сегодня все и Сергей Бездетный Саню Бенду, завтра все и Саня Бенда Сергея Бездетного, кроме Гасилина и Старостина. Это похоже на Жутина, Шириновского и ток-шоу. Гена Янев решил, что он чмо, и в 10 классе заламывал руки, как вакханка, как девочки в церкви, что все - Бог, такие они красивые были по сравнению с ним, чмошным.
Так что после месяца на губе и года на кухне, я бы мог сказать, что не в луже крови тоже не очень. Но это было только начало: эпилепсия, вялотекущая онкология, остров Соловки в Белом море, где тоже подставляют, неблагополучный барак, последний в Старых Мытищах, жена, дочка, тёща, парки, эвтаназия, обнажёнка, схима, любовь, минутка в других ведах, и 30 лет ксива, как проход в лабиринте, пук и яркость.
И махнут по высшему соизволенью: ладно, ладно, остановись, я понял. Я тоже об этом думал, скажет пантократор. Такой большой допуск: мёртвые хавают живое и даже не понимают. Но ведь в этом вся фишка. Метагалактика номер, надрочка, другие веды, Гена Янев. Живым по кайфу, мёртвым однолуйсвенно. Они в тебе и ты видишь, как на футболе.
Вот почему я думаю, что "Русские веды" - подделка. Это не я, это пантократор. Путей много. Рассмотрим 3. Подзорваться возле обидчика. Смотреть 30 лет в одну точку, стоило или не стоило рождаться. Подставить правую.
Собственно, новый жанр нон-фикшн, кинодрама, пьеса на ладони - и есть русский язык, другие веды, в которых уклад народа, национальный характер, поле, природа, погода - лишь части целого - в истолкованье живущего, мгновенно приобретают странную форму.
Он всё просрал, и он всё починил, хоть ничего не пропало, как Толстой, и не вернулось, как Чехов, только он стал - время.
Подзорваться возле обидчика - нырнуть в анестезию. 30 лет смотреть в одну точку, стоило или не стоило рождаться: когда рождаются - на самом деле - умирают, когда умирают, на самом деле, рождаются. Надо это увидеть как другие веды, русский язык. И поддерживать при помощи поступков до полной анестезии.
Самый лучший способ: подставить правую. Те, кто так не смог, будут беситься на себя, и сбрасывать на других, как ненависть вместо любви, как война вместо счастья, как у готтентотов. Добро это когда наши зажарили и съели - из соседнего племени. Зло это когда нашего зажарили и съели - из соседнего племени.
В армии я понял - нельзя уговаривать. Он потом отдумается за ночь, как Замётов и Раскольников, и вернётся к себе. Гена Янев в учебке умел говорить красиво. Узбеки чуть ему не поверили, что всё - Бог, пока сержанты не стали поднимать по ночам, что всё - западло.
Узбеки потом его презирали. Это теперь у них идеология, у здешних патриотов, что совок развалили розенкрейцеры, а не сталины и гитлеры, которые сначала душат, а потом всем однолуйственно, потому что 100000007 закланных в жертву, их когда 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона рожают.
Они что-то помнят из пренатального периода, как Гена Янев. У них есть правильные веды, русский язык и новая драма: все у тебя на ладони и ты тоже. Как они летели и не долетели до своей звезды, потому что для народного хозяйства ими топили газовые печи и вечную мерзлоту.
Я раньше думал: сколько времени будет обидно, когда тебя обидят, а ты не отомстишь. А потом посчитал в 44:7 минут, пока шёл с Олимпийского проспекта до станции Мытищи. Переростки стебались, ты гандон, нет, ты гандон, с полнапёрстка коньяку. Возможно, это то время, пока твой звездолёт летел в гиперпространстве до своей звезды.
На обратном пути со станции было уже по фигу. Интересно, где это на ночном небе. А впрочем, в других ведах, не русском языке, что видимая часть это даже не плевок со слюнями. Это в настоящей пропорции настолько ничтожная часть, что его можно сказать, что нет.
И вот в этой пропорции брахман, сжатый до точки, подставится или подставит для народного хозяйства и русского языка, как Сталкеровы Мартышки и Жутин.
13 ноября 2013
© Никита Янев, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2014-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
