Мне нравятся короткие стихи -
под ежик! - сексуальна, малословна
седая голова, вихры-грехи
сострижены легко, не уголовно.
И авангард сегодняшний - не мы! -
другие, чумовые... Ради денег
я жанр любой использую, не жми
на горло, страх, - бегу от привидений.
Пусть город - лед на невысоком лбу,
и тень моя в нем больше тела весит.
И женщины (здесь на меня табу) -
не грезят обо мне, пусть это - взбесит!
Ну, здравствуй дом, родители!... Не ждал!
И комплексы, привет, я жил здесь вами.
Пейзаж в окне - консервами дождя,
просроченными, в пыльной диораме?
...Смотреть без слов и, лучше бы, - насквозь!
Смотреть без слов и чувствовать - навылет.
Душа летит, возносится - все видит
и строчкой пробегает между звезд.
Я город позабыл, где жить хотел,
и женщину, и важную цитату.
И все не так, и зеркало - предел!
И сам себе: чужой и бородатый.
О, Господи, здесь твой водораздел:
любви и не любви, чем жизнь богата.
Читаю стоя, чтобы не заснуть.
Но и с дыханьем ускользает суть.
Соломинка, что ласточка уносит,
как строчка, про которую не спросят.
Я спал и потому не записал,
не вспомнил, застилая штиль постели,
глотая кофе, дергая гантели,
не отвечая тем, кто ночью звал.
По узким бородатым улицам,
по городу - внутри кишок.
Шажок - и все слегка обуглится,
и вывалишься за шажок -
окаменелостью... Безумием -
сравнишься с Господом самим...
Над головой, о прошлом думая,
крути меня, Иерусалим.
Раскачивай меня бессонницей,
жить не давай - и не прошу.
Пусть неустойчивая клонится
душа - я это опишу:
как примиряет или мучает
и не удерживает в том,
что было смыслом волей случая,
как я беззлобен, невесом.
Я стану старым, цепляться за мелочи стану.
Память мою будет ранить неточное слово.
Ночью, страдая бессонницей, двигаясь к Свану
в паре с какой-нибудь мыслью смешной, пустяковой.
Тысячей глупых вещей отвлекаясь от боли...
И никому нету дела, каким стану старым,
как я смотрю сквозь очки, пропуская по роли
целые фразы, абзацы, и чувства без пары.
Как я сквозь стены родительской тесной квартиры,
детские годы, - увижу свое продвиженье.
Как я один должен справиться с тяжестью мира,
чем-то ответив на смерть ему и на рожденье.
Как исчезает часть жизни, корнями обвита...
Полные горечи фразы светлы на страницах:
"Слезы, как розы, красивы. И так ядовито-
ярко на бледных телах распускаются лица."
Конечно, с Греции начать
и с кораблей в порту,
и с амфоры - на ней печать,
но вкус вина во рту,
и с дымки нежно-голубой,
где юркают слова.
И крылышками вразнобой,
как ссорится, листва.
Продолжить Римом, ядом, сном,
усталостью копья.
Чернила мерзнут. Кровь с вином
прозрачнее, чем я
с уже скопившимся внутри,
разбитым на слои
по правилам не той игры,
где все вокруг свои.
Продолжить домом и страной,
с которых весь отсчет,
детьми, смышленою женой,
что ткет или печет,
любовью, теснотой в груди,
одной оглядкой вспять...
Мужают камни позади
рельефом - не узнать.
По словам не узнаю уже: кто здесь кто -
так словами гриппозно похожи...
УзнаЮ плеск воды, крови легкий приток,
и присутствие Бога, быть может.
Столько ритмов - сбивает, и свой, как не свой,
и, опять же, - похож на другие.
УзнаЮ, как талант и кровавый подбой, -
всю ненужность, но верность - стихии.