Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Конкурсы

   
П
О
И
С
К

Словесность



НАМОРДНИКИ  И  ЦЕПИ




Чего не может быть между мужчиной и женщиной, так это равного права выбора. Столкнувшись с Азией, невольно ощущаешь, как простые вещи, которые ты воспринимал всю жизнь как должное, обретают первобытный, дикий и даже страшный смысл.



В Якутию меня принесла молодость, необузданное нежелание сидеть на одном месте и ревнивый муж моей любовницы, занимавший тогда довольно важный пост. Ну, мы с корешем моим Касимом двинули, куда глаза глядят. По дороге Касим проигрался в карты и остался где-то между Уральским хребтом и тундрой на диком полустанке, без штанов и средств к существованию, а меня выкинули в республике Саха - в дикий мороз, под хрустальные небеса, в джинсовой, на летней подкладке, куртке и джинсах, обтягивающих меня, как презервативы. На зимовке я попал на три дня в сексуальное рабство к женщине почти двухметрового роста с мускулами Шварцнеггера и темпераментом Тарзана. На четвертый день я сбежал в тундру, прихватив винтовку, четыре банки солдатской тушенки и флягу спирта. Далее кто-то словно сделал монтаж в моем сознании - я очнулся в теплой, с блохами, деревянной хижине среди трескотливых и любопытных, как осенние мухи, якуток и эвенкиек. Косоглазая публика тыкала в меня пальцами, разглядывала, как восьмое чудо света. Причину такого отношения я не понимаю даже сейчас. Нужно отдать должное моей европейско-советской ментальности - я с минуты на минуту ждал, когда с меня снимут скальп и зажарят или сварят в гигантском котле под дикое завывание шамана и его подлых приспешников. Поэтому с перепугу я за неделю нагулял десять лишних кило на солдатской тушенке, просмолился спиртягой и сделался местным суперменом.

Если честно, в этом мире мужчину больше всего занимает тот момент, когда женщина окажется если не на спине с раскинутыми ногами, так в другой более-менее удобной позе. Поэтому я не похотливым, чисто юношеским глазом наблюдал за якутками и эвенкийками. Якутские женщины не могут не восхищать - приветливые и нежные, со стыдливо опущенными долу очами они сходят из ваших грез прямо в вашу постель.

Вы видели, чтобы муравей когда-нибудь сбивался со своего пути? Так и азиатки - они изо дня в день, из года в год, из века в век движутся проложенной и указанной кем-то для них дорогой.

В этом поселке женщины ходили по одной стороне, а мужчины (их почти не было) - по совсем другой. Все чувствовали себя уверенно и уютно, пока однажды к моему лежбищу не явилась делегация женщин Саха. Они сели вокруг - краса к красе, пахли "Красной Москвой" и даже французскими духами, привезенными из Владивостока - и начали рассказывать. Был у них шаман - хороший человек, худой, и помогал, а потом пришел мамонт и забрал его в озеро, в землю забрал. "Значит, помер" - добавил единственный мужчина женской делегации. И потом пришел его сын. Он здоровенный, как мамонт, и воняет, он пьет спирт, много ест и каждый день просит по девочке тринадцати лет. Когда этого не получает, то насылает проклятия. А на самом деле он только и умеет, что спать с женщинами, есть тушенку и хлестать спирт. Понятно, я вызвался им помочь.

Шаман оказался здоровенным, как две бочки львовского пива, инфантильным идиотом. В засаленной джинсовой робе, достаточно недешевой, как по тем временам. Наглым и самоуверенным. Он пытался махать на меня какой-то метлой, но спор разрешила березовая палка по голове - на этом карьере якутского казановы пришел капут. Мне стали приводить женщин, от которых я вежливо отказывался, как и от должности шамана. Но главное не это. Главное то, что путь, который эти женщины преодолевали целыми столетиями, даже до того проклятущего озера, в котором потом и утопили шарлатана-неудачника, завернул в другую сторону. Женщины стали ощущать что-то иное, что-то более реальное, как, допустим, нищие углядели окорок за витриной. Стали заявлять права, предъявлять претензии, указывать мужчинам, которых было не так много в селении. И я опять сбежал - с двумя якутами, которые не могли выдержать тиранию своих жен.



1981 год, Чарикар, зеленка, Афганистан. Если вам скажут, что скорее к войне привыкают мужчины, не верьте. Наибольший кайф ото всего этого получают женщины.

Первые полгода ты еще не напился и не наелся под этим небом, каждый день расцветающим отравленными цветами взрывов, ты пропах опасностью и смертью. Внутри кипят гормоны и война. Эта проклятая смесь не дает спать. "Ханум кам-кам зир-зир" - только и крутится у пацанов на языке.

Афганские женщины - закрытый мир. Кажется, это мир святости и скромности. Все они в длинных одеждах, в парандже, хотя говорят, в Кабуле уже ходят с открытым лицом, и ничего. Пацаны завалили одну, содрали паранджу, а напали на морщинистое лицо беззубой шестидесятилетней женщины. Сейчас они сидят в контейнере, и салабон стучит ломом по простенкам каждые пятнадцать минут. Назим, царанодоец, после первой затяжки плана, начинает рассказывать: "Я закончил МГУ. Я знаю точно, почему их заставляют прятать лица. Знаете, почему? Все 24 часа в сутки они говорят только о сексе - о сношении со скотиной, с мужчиной, просто так. Зря, брат, не веришь, ведь зачем им придумали такие законы, самые жестокие в шариате? Похотливее азиатской женщины нет никого на свете. И более жестокой, и более... - Назим разводит руками. - Дай им только волю! Видел, что они вытворяют в Кабуле?! Вот-вот!"

Сексуальность или сексапильность того или иного народа в первую очередь определяют социальные признаки и вращение в социуме. Специфика окружающего мира вынуждает женщину поступать так или иначе, но азиатам это продиктовано конкретно с вершин иерархии. Я гляжу зачарованно на цвет граната, на зеленку, наверно, думаю о Саха, о шамане и пропащем поселении, что перестало надевать на себя намордник закона...

Много лет я пытался понять, где та грань, которую мы перешли в цивилизованном мире, завалившись феминизированным топ-лесс и чередованием кухни на двоих? Что лучше, цивилизация фригидности и импотенции или устоявшийся азиатский деспотизм, заливший города и материки дикой энергией, несущей смерть и одновременно эйфорическую вакханалию каждого прожитого дня? Запретное - всегда сладкое, как окорок для нищего за витриной.

А по морде?!




© Александр Ульяненко, 2008-2024.
© Евгения Чуприна, перевод, 2008-2024.
© Сетевая Словесность, 2008-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность