Задний двор светлой кладки
В наивной стране,
Виноградные прядки
На кирпичной стене,
И в окне Генриетта,
Став на утро старей,
Скрутит лето рулетом
Пыльной шторки своей.
Вороват да не пойман
Луч по окнам скользит,
Разомлевшую фройляйн
Ветерком просквозит,
И ветвист, как коряга,
В комнатном далеке
Генриеттин муж-скряга
В ночном колпаке.
Горизонт в сдобном тесте,
Звонких пташек парад...
Всё, как сто или двести
Лет (поверь мне!) назад.
Если мы будем ловки
И забывчивы впредь,
Жизнь в такой постановке
Нам все лето смотреть.
Не успеваем мы до Покрова
стихнуть смириться прoгнуться пригреться
у свитерка растянуть рукава
чтобы припрятать кленовое сердце
впрок укрепить взгляда горизонталь
как бы не сбили его перекрёстным
вот и пробился парок изо рта
вот и морозца гнилая короста
вдоволь всего в одноствольном дупле
новые шкурки пошиты ль по мерке
это не шутки а плач о тепле
это суровость последней поверки
сам за себя а крепка ли спина
прищур звериный и посвист патрона
ты для того им давал имена чтобы теперь забивать поимённо
тронешь плоды пропадёшь к лебедям
детское тело когтистая тема
сумерки воли
и где ж ты Адам
прятки напрасные в кущах Эдема
Почтение моё, сентябрь - червивый книжник,
Библиотечный дух с жужжаньем спелых мух,
Глоссарий голосов, рой бликов неподвижных,
И лёгкий пыльный свет в кокошниках фрамуг.
Почтение моё... Ты вывел нас за двери,
В лоскутные леса для пробужденья сонь,
Вокруг пирует день, где каждому по вере:
И райские сады, и сны, и бледный конь.
Но нет - Танатос пьян рябиновою кровью,
А Эрос утолён водой реки рябой...
Почтение моё - прочтение с любовью
Любых твоих страниц, разрозненных тобой.
Разбужен горячим ветром, зрачком бессонным,
Того чье имя - и вправду - большая птица,
Глядишь вослед прощаньям произнесенным,
И понимаешь, что это не возвратится.
И кто-то уже гоняет его в поле чистом
С целью, слегка ощипав, нанизать на вертел,
А мы сосчитаем буквы, как талмудисты
И слово "счастлив" окажется словом "смертен",
А слову "вечер" равняется слово "светел",
И ты по горизонту проводишь взглядом,
Чтобы вернулся пыли нанесший ветер,
Свернулся травой засохшей, улегся рядом...
Вот и нету тепла... Опустел Муми-дол.
Муми-мама готовит постели,
А потом все садятся поспешно за стол,
Пока сумерки не загустели...
Из цветастых подушек потянутся сны,
Переливы уютного храпа.
Перед тем как уснуть "Не будить до весны!"
На двери начертал муми-папа,
Он придумал пословицу: "Чем никогда,
Лучше рано - проснемся ж в апреле!"
А за муми-окном покачнулась звезда,
На которую не поглядели,
Потому что не время: лишь летом грозят
Их мохнатые тушки паденьем...
А сейчас, милый, спать. И будить нас нельзя
До весеннего чая с вареньем.
С перил, стряхнувши снег, слепив в ладони ком,
Кем чувствуешь себя: портретом или Греем?
Зима катит в глаза створоженным деньком,
Кадит печным дымком богам Гиперборея.
В такую благодать нырнул и был таков,
Соседа повстречал, купили с ним "Мягкова"...
Ты вышел из песка, а он из родников,
Чтоб жажду утолить ему не нужно Слово.
Но городской пейзаж: дворы, дома, дымы -
Вас уравнял, шутя, в бредовых нудных преньях:
В начале было все, но не было зимы,
Хватило ли семи
дней на её творенье?
Вот и небо отлетовало,
Будто каждый лист литовало,
Что пора поднести к глазам,
Птичьим клином салютовало
И вернуло опять к азам:
К написанию букв с наклоном
Под небесным набухшим лоном,
Счёту в столбики на меже...
Заполнять переплёт оконный
Мы с тобой доросли уже.
Или всё-таки нет - нам рано,
Подорожник слюна и рана
Занимают тебя вполне,
И в зрачке синевы - ни грана,
Перелётной, в подарок мне.
Что не суета сует,
То чепуха чепух,
И не надо здесь лютой притворяться тоской!
Кролик даёт банкет,
Не пойдём туда, Пух?
Кролик умный: он знает, что круто, а что - отстой...
Он скупал гектары,
Заказывал пиар
И от слов то таких мне страшно, уж лучше без...
Как говаривал старый
Милый ослик Иа,
Ребята, любите наш, ну пусть даже чей-то лес,
С его мёдом и пчелами
На вкус и на нюх,
С его елками и палками, и с таким постаревшим мной...
Давай будем весёлыми,
Медвежонок Пух,
И с твоими кричалками пойдем по лесу, родной.
Мы пойдем не в гости
И не по утрам,
По следам, протоптанным каким-то забытым зверьём.
Обнаружим мамонта кости,
Это - древний слонопотам...
летний потный и теплый
вечер поверх балконов
по Саксаганского толпы
в сумерках от стадиона
из надтреснутой чаши
с ядом с кровью с елеем
Город болел "за наших"
мы с тобой не болеем
просто проводим взглядом
что же в этом плохого
над тополиным стадом
небо ещё пуховей
не по делам удобно
грешным нам между прочим
видимость бесподобна
(слышно правда не очень)
до сигаретной искры
до тротуарной бровки
толпы текут небыстро
тают на остановках
вроде они не в мыле
и благодушны даже
значит "мы" победили
счет нам с тобой не важен
И смешным хвастовством, и нехитрым уменьем,
"В шумном платье муаровом, в шумном платье муаро..."
(Это рамочка... точно в тетради по пенью,
В нашем мире орнамент сменяется трауром)
Не спеши покорять, утверждаться и властвовать.
Я поверю и так, я вообще легковерная.
Приходи иногда виновато и ласково.
Не каверна любви. Море, берег, таверна...
Всё, что надо, зажило до свадьбы,
Что не надо - вылечить не вам.
Варежки мешают... потерять бы!
Да пришиты обе к рукавам.
"Бабушка, а где теперь фашисты?
Бааабушка! Уже домой? Назад?.."
Снег идёт. Он белый и пушистый,
Разве что, чуть-чуть холодноват.
Скверики в дворах сырецких. Тупо
Из окна: "...ремифасоляси".
Чинят трубы здесь - находят трупы.
А другого детства не проси.
В этом дом. И лестничная клетка.
И снежок печеный в кулаке.
И за шкаф заброшена таблетка,
И не сняты пенки в молоке.
В этом всё, что мило-простовато:
След горяч, а стыд бесстыже мал.
Шапкою в рукав (прости - цитата!)
Закупорен в памяти провал.
Ушанка простодырая
И варежка разинута;
Но здесь тепло и сыро, и
Какие нынче зимы то.
Навстречу тени-странники
Походкой лёгкой, девичьей,
А наступают на ноги
Почище Собакевича,
Подруга ли, подельница,
Волна бежит от ботика,
Крылом возденет мельница
Луну на шпили готики,
Ей в переулке каяться
За равнодушье летнее
Чего не намечтается
Все тише и запретнее.
Зима, на март похожая,
Пробежка ксилофонная...
Душа ли толстокожая
Тоска ли заоконная
Пятый угол искал, а медвежий нашёл, говоришь?
Комом блин, говоришь; но расплющился - в блин - колобок,
Укатали его. Ни тайга не нужна, ни Париж,
Он у лобного места коровьей лепёшкой прилёг.
Бывший живчик, горячая кровь. Что же будет потом,
Когда здесь поутру зашумит хамоватый базар?
Тоже мне! - отвечаешь цитатой - Ньютонов бином,
Это место бывает ли пусто у нас, у татар?
Нам почти всё равно... Только вздрогнешь от крика "Распни!"
И мелькнёт сожаленье: тот, едва ли, бродяга и вор,
Уж скорее простак. Кто бы ни был - увы его дни!
И закатное граффити наш покрывает позор.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
