Кто там лежал? Мертвый? Живой?
Не в нем дело. А дело в том - кому быть.
Он открыл окно и впустил ветер.
Тынянов "Восковая персона"
<...> Все это приснилось мне в неулыбчивых сумерках. Я проснулся с сухими глазами, давно ненужными мне, и, зная о том, что сон держится в человеке первые пять минут после пробуждения, стал вспоминать события сна.
Мы жили в старом деревянном доме возле леса. По ночам дом приподнимался и парил над теплой землей, рассказывая скрипучим голосом одну и ту же историю. Нас никто не беспокоил, разве что изредка забредали добродушные пьяные грибники - попить чайку и с гордостью продемонстрировать огромный мухомор. Все, что нам действительно было нужно, росло само собой на маленьком огороде, и в город мы ездили только за солью, крысиным ядом и фруктами. Ты частенько покупала на последние деньги два-три апельсина, грушу, банан, чтобы перенести их светящиеся изнутри бока на холст, в двухмерный масляный рай, навсегда оградив от времени, гниения, червей. Ты писала фрукты мастихином, быстро и неряшливо - тебе не терпелось съесть их. Всякий раз, наблюдая за тобой, я думал: наверное, это здорово - писать фрукты, зная, что съешь их.
На ужин в тот день была перловая каша с крапивой, подгоревшая оттого, что мы занимались любовью и опять все на свете проглядели. Намазывая хлеб вареньем, ты рассказывала о своих подругах, оставленных в городе - так, будто ты виделась с ними накануне и в курсе всех их запутанных дел.
Я не знаю, сколько времени мы прожили там. Все часы в доме давным-давно встали. Боюсь, истинная топография рая так и осталась для нас загадкой - до такой степени нам было наплевать на все, что находилось дальше зеленой рейчатой калитки.
Никогда я не был счастливей, чем тогда. Никогда я не был счастливей, чем тогда.
Я вышел покурить на веранду. Полуторагодовалый сын возился в мягкой пыли на тропинке у крыльца. Я окликнул его на языке, известном только нам двоим. Он не обернулся - он был занят важным и увлекательным делом: кормил плюшевого медведя, бывшего некогда заводным и умевшего открывать розовую пасть, кубиками от "лего". Я вспомнил, что в детстве у меня был точно такой же медведь, и точно так же я пичкал его всякой дрянью, пока он не сломался. Пришлось прибегнуть к хирургической операции, но это нисколько не помогло.
Я окликнул Илюху еще раз, и - странное дело - он посмотрел на меня с вызовом, не оставляя своих занятий. Я впервые видел на его потешной рожице такое взрослое выражение. Но все вокруг лежало так тихо и немного устало - наверное, нужна была хоть какая-то царапинка на матовой поверхности этого дня. Я ограничился тем, что мысленно надрал маленькому засранцу уши, а вслух сказал: "Я люблю тебя".
От опушки леса отделилась тень. Прежде чем я успел что-либо сообразить, сын закричал - пронзительно-торжествующе. Это была собака - неопределенной пыльной масти, крупная и тяжелая в поступи. Сын, в отличие от меня, обожал собак и всех их без разбора называл "вава".
Собака шла по тропинке к дому. Шагах в двадцать она остановилась и села, несуетно почесываясь.
- Вава, аф-аф, - серьезно и нежно сказал сын и побежал, вытянув ручонки с растопыренными пальцами. Сейчас он коснется этими пальцами, будто вылепленными из мягкого мрамора, пыльной бородатой морды со свисающими желтыми слюнями. Надо было что-то сделать, крикнуть, схватить вон то суковатое полено, спугнуть бездомную, клыкастую и наверняка заразную тварь, но ноги будто вросли в дощатый пол веранды, а язык намертво прилип к горчащему никотином нёбу.
Сын бежал, постанывая и приседая на бегу от нетерпения. Вава покорно ждал, свесив набок широколобую башку. Он чуял запах маленького существа, но это не был обычный человеческий запах - запах трусости, смешанной с дегтем, порохом и махрой. Думаю, он был в некоторой растерянности.
Их разделяли всего два-три спотыкающихся шажка, когда зверь поднялся и побрел обратно в лес. Только тут я понял - по отвислому заду и прямой линии загривка - что никакой это не вава. Это был волк. Сын заплакал, и сразу вслед за ним заплакала ты.
Все это я увидел в неулыбчивых сумерках, глазами, давно ненужными мне <...>.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
