Хм-м, Юра... Мои припоминания о тебе путаны, обрывочны, недостоверны. Они нуждаются в услугах редактора, а то и переводчика, а то и - в твоих. Я многое помню не так, как было на самом деле, но кое-что всё же оставляю в сохранности. Пример: вижу тебя неприятным подростком в твёрдом потоке света из помещённого позади окна - губы вывернуты наизнанку (обида? удивление? минутное отупение?), глаза опустошены, как у ангела или птицы, игрушечный порез на тыльной стороне правой кисти становится всё более отчётливым и безусловным, в левой руке - ножик... Луч отскакивает от ножика - артистичный досужий просверк - касается чьей-то сетчатки - кому-то завидно.
Блефую: безразлично.
Мне безразлично твоё избранничество, Юра, твои стишки, твои любовные недоразумения. Мне безразлично моё безразличие. Тебя, Юра, для меня нет.
Блефую - мне завидно.
А ранка на кисти, ранка... И ножик, ножик в левой руке...
На расстоянии левой руки - левой руки безразличия, зависти или света - стоит редактор моего мемуария, упираясь двумя ногами и двумя крыльями в твою, Юра, тень.
Ибо, уже тогда.
Уже тогда, безразличный мне родственник по перу, я был уверен, что ты горазд блефовать не хуже меня, что левая рука - это хитрость, надувательство, фокус.
Заняться левой рукой - как бы не так!
Тебе не удалось провести меня, повернуть мне глаза, направить по ложному следу. Не левая рука заслуживала внимания, Юра, и даже (запасной вариант? слишком примитивно, скорее - случайность) не ранка на противоположной конечности, а ножик, нож, ножик.
Я искренен, Юра, мне нет нужды лгать. Поверь или проверь, если можешь: ещё тогда, безупречным июньским полуднем я посмел угадать, что тебе суждена длинная судьба. И не стихи, не бумажные песни должны были вытянуть её - тебе предстояла одинокая, но дивная метаморфоза. Повторяю, мне незачем врать и, Юра, послушай, услышь -
я с грустью открыл в тот момент, чем ты станешь когда-нибудь...
Ножиком, Юра. Ножом.
И твои родители, и Ната, и Борис Алексеевич, и Сергiй могли утверждать после твоего невидимого исчезновения всё, что угодно. Ладно, позволим им утешаться непристойной легендой о том, что ты отправился в продуктовую экспедицию в гастроном на улице Полоцкого и - хе-хе! - не вернулся. Ах, канул сын, любовник, друг, теперь его здесь нет, сквозь землю провалился вдруг талантливый поэт. А новый нож, который твой отец купил именно в тот день - это так, шуточки...
Когда я бываю в твоём доме каждый год тридцать первого сентября - та самая дата - когда мы все собираемся на ритуальную (прости мне это словцо, старик) трапезу,
мне стоит большого труда удерживаться от смеха. Ловко же ты всех провёл!
Юра, это, действительно, поступок гения. Какие там стихи.
Я специально выбираю именно тебя, режу тобой хлеб, чищу колбасу,
лишаю бутылки пробку. Порой ритмично постукиваю тобой по краешку блюдца,
украдкой поглядывая на окружающих...
Что они знают. Что они понимают, говорящие о тебе, вспоминающие тебя иным?
Я вот ещё о чём подумал, Юр. Это глупо, но позволь мне сказать.
А что если - я не считаю, что это истина, это всего лишь гипотеза, застольный бред - а что если ты по какому-то заслуженному выверту обстоятельств сам не подозреваешь о том, что стал ножом? Чтo если тебе кажется, будто ты всё тот же молодой, речь опережающий стихотворец из застёгнутого приграничного городка, а вовсе не узкий предмет
с пластмассовой ручкой?
Каково грезить одному, вблизи от нас?
Нет, я уверен, что всё не так, уверен, что ты сохраняешь трезвое осознание (смрити, awareness) происходящего и можешь при желании дать мне непонятный для других знак.
Упади на пол, порежь неаккуратного меня, Юрик-ножик!
Хочешь, я украду тебя. Наточу острее всех ножей в этом краю.
Никому тебя не стану показывать и только в полнолуние выносить буду на балкон,
чтобы в тебе отражалась и она, и её звёзды?
Я шучу, нож, ты мне не нужен.
Пытаясь разговорить тебя, я начинаю уставать от нас обоих.
Пора. Пора научиться просто выпивать и закусывать тридцать первого
сентября, как и в любой другой день.
Не всё ли равно, чем ты стал?
Не всё ли равно, чем станет каждый из нас, когда придёт его срок?
Чем быть, кем быть
- Натой, нотой, рыбой, ковром,
плачем, Богом, утром, говном -
не всё ли равно?
Быть тем, чем станешь, чем стал.
Чем быть хочется, чем быть можешь.
Чем получится. Чем дадут.
Лишь бы, ножик, оставили в покое все всех -
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
