Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ПОКОЛЕНИЕ  ПО


ВНИМАНИЕ!
Следующий ниже текст содержит ненормативную лексику. Если вас шокируют подобные выражения, рекомендуем вернуться к оглавлению "Сетевой Словесности".
Приступая к чтению данной публикации, вы делаете это по своей доброй воле и на свои страх и риск.



На станции "Площадь революции" есть скульптура студентки с книжкой. Считается, что прикосновение к ее изящной ножке излечивает от несчастной любви.

Московский миф

ЛУНА

Эня прекрасен. Он стоит в центре мистерии и переиначивает Льва Николаевича: "Все счастливые поэты похожи друг на друга, каждый несчастный поэт несчастен по-своему". В его бокале краснеет амброзия, а темно-лиловая рубашка расстегнута до креста. В глазах - радуга. Эня пьян. Еще чуть-чуть, и он начнет швырять в собравшихся пиитов золото.


В бункере накурено. Здесь - поэтическая студия "Неон". Это место Энечке подарила я. Раньше оно принадлежало кремлевским сатанистам. И хотя сатанистов я отсюда отвадила, память о них осталась: черные стены бункера расписаны белыми пентраграммами.


С Эней мы встретились на станции "Площадь Революции". Была пятница. Он подошел ко мне и сказал: "А давайте быть вместе? У вас самые прекрасные глаза на свете". Эня встал на цыпочки и поцеловал мое колено. Я тут же растаяла, да и растеклась влагой по мрамору. С того поцелуя мы не расстаемся. И не расстанемся никогда. Я его обожаю.


И не только я. Каждый завсегдатай студии хочет заполучить кусочек Эни. Разумеется, пииты спускаются бункер, чтобы обсудить искусства. Но это для вида. На самом деле, они наслаждаются мягким теплом его души. Эня родился в год Неонового Дракона. Сейчас он ему тридцать пять. И он завершает третий цикл с блеском.


Его искренность прошибает даже самых отчаянных. А отчаянных пиитов здесь хватает: некроромантики, нимфоманы, нарконавты. Есть и пидоры. В общем, все двуногие грехи мира. Разумеется, кроме женщин. Сюда им вход воспрещен.


"Почему не хочешь нас, магистр?" - спрашивают некроромантики. "Спать с мужчинами - кармическое уродство. Летите, питарасы, в писту", - мягко отвечает он.


Энечка всегда смягчает. Он милостив. Ведь если твердые согласные обречены на твердость, то обращаться с ними нужно как можно деликатнее. Если Эня и матерится, то исключительно полушепотом: "Плеать... Как вы меня заипали, петушки Москвы. Это просто пистец..."


Слава о "пистатом" постмодернисте Энечке идет далеко. Он - сиддха. У него сверхспособности. Правда, на публике он демонстрирует лишь малую их часть. Например, Эня может определить ценность стиха за секунду. Ему достаточно положить ладонь на распечатку.


"Десница видит: ваши поэмы чудесны". И вот, пожалуйста: пожилой пиит на седьмом небе. Не зря жил. "Десница опечалена". И вот: юный, и все еще подающий надежды пиитеныш бредет к винтовой летнице, ведущей из бункера. Разумеется, бездари на огонёк не заходят. Ну они и так про себя все знают. Хотя объявления о том, что в бункере "Неон" ждут с открытым сердцем любых пиитов, расклеены по всей Москве.


Золота за сеансы магии с разоблачением Эня не брал, не берет и никогда брать не будет. Большой грех, говорит. Хотя я не против. Пусть берет. Лишь бы счастлив был. К тому же - все равно раздаст нищим пиитам.


Сегодня намечается особое представление. Мой бывший приперся. Тоже пиит известный. Я давно от него ушла. После похорон нашей доченьки. В Черном море доченька утонула. Несчастный случай. А этот хромой нелюдь на похоронах даже слезинки не выдавил.


Геня сильно сдал: живот висит, плешь стала шире. И вырядился он, как обычно - как лох. Багровая толстовка с волчьим силуэтом, рваные джинсы на дряблой заднице. Вот только глаза стали еще злее. Ну это понятно. Он же проклятый. Я перед уходом отравила его душу пристрастием к мальчикам. И теперь рукоятку его трости украшает изумрудный фаллос.


"Поставьте, братья, что-нибудь печальное. Что-то я разошелся. Мне надо отемниться", - говорит Эня.


Дрессированная обезьянка, укутанная в оранжевую простынку, ставит пластинку с Пинк Флойдом. Нечеловеческая музыка. Темная сторона Луны.


Подходит черед Гени приблизиться со своими стихами к Эне. Они кивают друг другу и выкладывают ножи на стол. Таково правило неоновой студии: стихи оценивать без поножовщины. У ножика Гени лезвие твердое и железное, а Энино лезвие - медное, помягче. Но взгляды пиитов остры весьма. Таким и ножей не надо.


Лист с поэмой на столе. Эня подносит десницу, чтобы рукоположить, но Геня жестом просит слова. Эня, улыбнувшись, кивает.


"Магистр, - говорит Геня. - Разреши зачитать вслух? Я хочу, чтобы братья тоже услышали слово". "Прежде чем разрешить, я должен спросить... О чем твое слово?" "Как всегда. О войне". "Тогда, брат Гень, давай повременим. Война наступит через час. Пусть солдаты поспят еще". "Слушаюсь".


Уж я-то знаю, каких усилий стоят Гене это "слушаюсь". Но себя Геня сдерживает. Пока сдерживает. Он молча убирает свой железный ножик и садится за стол. Да-да, выпей амброзии, Геня, тебе легче станет.


- Брат Вань? А не хочешь ли ты показать нам свой стих? - спрашивает Эня.

- С превеликим удовольствием, магистр.

- С трибуны? Или хочешь, чтобы я рукоположил?

- Я с трибуны зачитаю. У меня сегодня есть повод для гордости.


Пиит Ваня, одетый в изящный белый костюм, поднимается на дубовую трибуну, украшенную с золотой инкрустацией. Хриплый голос Вани летит в прокуренные сумерки бункера...



* * *

Походкой кастрата шагает Циркуль
По белому тельцу бумажки.
Выглядят жалко его шажки:
Бедняжка, дворняжка
- и Нуль.

Ломкой рукой оригами сверну -
Неделикатными пальцами.
След Циркуля на голодном ветру
Цапает глазом цапли.

Фантиком робким ударит в окно
Птица с пустотной начинкой, -
Вспомню сценарий немого кино
И листопад мертвечинный.

Чувство неловкости, загнанной в брус,
Грозди в запястья на скорости.
Больше сюда ни за что не вернусь -
В самость и боль весомости.


* * *

Пииты чтут тишину. И правильно. Молчание - начало всех начал. К тому же правила бункера запрещают мешать медитации Эни в момент определения ценности. Я читаю на лицах пиитов: стих им понравился.


Эня говорит: "Прекрасно". Ваня расправляет плечи и смотрит на симпозиум с благодарностью. Ну еще бы: братья по оружию.


"Ты написал прекрасный стих. Однако ответь, брат Вань: ты счастлив?" - спрашивает Эня. "Нет. Я печален". "А ты хочешь стать счастливым?" "Конечно, магистр. Я же разумен".


Эня начинает диалог:


- Что есть суть любого несчастья? Уродство. А корнем уродства является больное эго. Эго - зеркало души. Когда душа заболевает уродством, зеркало окривляется. И ничего прекрасного это зеркало отразить уже не может. Брат Вань, почему в своих отражениях ты видишь повод для тоски?

- Я ранимый холерик. Я печален по своей натуре. И я пью.

- А почему ты находишь свои отражения уродливыми? Не потому ли, что твое зеркало - кривое?

- Нет, магистр. У меня с зеркалом все в порядке. Просто я вижу, что мир сотворен не только из красоты. Уродства тоже хватает. И с каждым часом его становится все больше.

- А я вижу в отражениях только прекрасное. Может, с моим зеркалом что-то не так?

- Нет, магистр. Ваше зеркало идеально.

- Благодарю, брат Вань. Хорошее слово и постмодернисту приятно.


"Разрешите вступить в диалог, магистр", - подает голос пиит Луня.


- Разрешаю, брат Лунь.

- Я хочу высказаться по поводу циркового искусства в целом. Хе-хе. Братья, тут есть чему позавидовать. Я завидую умению рисовать круги. Настоящее мастерство. Великое совершенство. Вот только круг начертить может даже школьник. Небольшого ума дело. С такой задачей справится любой идиот. Была бы точка опоры.

- Зависть - близняшка гордыни. А что можешь сотворить ты, брат Лунь?

- Магистр, если я нарисую круг, то кем я стану?

- Ты, брат Лунь, останешься гуманитарием. Поэтому оставим высшую математику в покое. Переходим к надуванию кондомов.

- Магистр, а ты не переборщил с амброзией?

- Не переборщил. По собеседникам и метафоры. К вам, неоновые братья, кондом подходит идеально.


Эня надувает белый презерватив и подбрасывает к потолку. Резиновый шарик плавно летит по кругу, распространяя кокосовый аромат.


- А теперь наполним бокалы сладкой амброзией. Сегодня мы убьем многих зайцев. Ты, брат Гень, можешь налить себе кислой. У тебя проблемы со вкусом, я помню.


Пиит Гень сидит с кривой рожей и пыхтит. Муфлон.


- Милые братья. Скажите, на что похож этот летающий кондом?

- На летающую писту. На прекрасную писту, парящую в хаосе, - говорит Ваня.

- На космос. На космос, оторванный от хаоса, - говорит Луня.

- Надеюсь, цвет кондома значения не имеет?

- Ни малейшего, - ответили пииты дуэтом.

- Чудесно. Слово "писта" мне по вкусу. Ты не против, брат Лунь, если я буду именовать космос пистой?

- Не против, магистр.

- Тогда ответьте, братья, на вопрос: из чего сделана эта прекрасная писта?

- Из резины. Кстати, писта не лопнет? - спрашивает Ваня.

- Пока я с вами, братья, эта писта не лопнет. Итак, мы пришли к выводу, что космическая писта сотворена из резины. Брат Вань, знаешь, почему ты не можешь улететь за своим лирическим героем в невесомость?

- Почему, магистр?

- Потому что ты, брат Вань, уныл. Болезнь твоей души - уныние. Ты печален от созерцания уродства. А что ты сделал для того, чтобы уродливое стало прекрасным?

- Ничего не сделал, магистр. Мне некогда что-то делать. Я пью. Но я себе больше нравлюсь, когда грущу. Я же поэт. Мне можно. Мне нужно видеть уродливое на фоне прекрасного.

- Истинно, брат Вань. А теперь ты, брат Лунь, ответь: у тебя есть своя собственная резина для надувания своей собственной писты?

- Нету, магистр. Поэтому я и хочу завладеть этой пистой. Я хочу стать повелителем писты.

- Завладеть? Повелевать? Ну это запросто. Я не против. Владей и пользуйся. Но только от вопроса не ускользай. Вопрос повторяю: у тебя есть своя собственная резина для надувания своей собственной писты?

- Разумеется, нет. Я же не бог. Сотворить резину может только бог. Но уж больно хочется надуть резину. Прильнуть, так сказать, своими собственными губами к отверстию.

- Перехочется. Если у тебя нет своей резины, то пользуйся той, что тебе подарили. И на чужую не засматривайся. Прекрасной резины на всех хватит. К тому же правильно говорить не бог, а По. Если ты пользуешься русским языком, то называй пустоту правильно - По. Уважай пожалуйста, По, подарившего тебе прекрасную писту.

- У пустоты нет имени, магистр, - отвечает Луня. - Прости меня, но эта истина азбучна. Озвученная пустота - уже не пустота, ибо она наполняется звуком. И почему вдруг По? Я всегда пользовался Омом.

- Братья, сегодня я не собираюсь вам доказывать аксиомы. Я хочу сделать вас счастливыми. Вы хотите стать счастливыми?

- Разумеется. Мы же разумные существа.

- Тогда пустота будет именоваться По. Кстати, братья, а какого пола По?

- Никакого. По беспол. Он никто и звать его никак. Поэтому точнее сказать так: По бесполо.

- Истинно, братья. А теперь я расскажу вам, как появилась на свет эта прекрасная писта.


Обезьянка прыгает на плечо Эни. Животное кушает банан. Эня не против. Он занят созерцанием летающего презерватива.


- Продолжаем постигать счастливую науку. Что мы видим? Внутри писты и снаружи писты - По. Это По никогда не начиналось. По было, есть и будет. По бесконечно. Но само по себе По - весьма одинокая сущность. Однажды По осознало беспредел своей скуки. А что есть скука? Скука - отсутствие игры. Поэтому праматерью всех искусств стала игра. А первое волшебство свершилось в тот момент, когда По озвучило первое правило. Когда именно По свершило магию и положило начало игре, никакого значения не имеет. Нам, сыновьям По, вне игры можно побывать только один раз. В момент просветления. И то - это право надо заслужить. Или получить в дар.

- Магистр, озвучь первое правило. Мы запишем.

- Правило простое. "Играйте, а я посмотрю".

- А если По надоест наша игра? Вдруг По сочтет нас скучными?

- А вы не будьте унылыми. Уныние - вот самый противный грех для По. Унылые игроки мешают игре. Лишние фигуры на доске. Поэтому действуйте. Ваша свобода беспредельна - в пределах правил, разумеется. Играйте, действуйте, творите. И не бойтесь заиграться. Не забывайте, что суть По - Любовь. Как отцовская и материнская. Великое По любит нас всех: и прекрасных, и уродливых. Детей не выбирают. Уж какие получились.


Геня подскакивает и трясет плешью. Слюни капают на красную толстовку.


- Скажи, магистр, а По не будет возражать, если я начну играть по своим правилам? Истинно: у меня нет резины для сотворения своей писты. Но уж свои-то правила я могу придумать? Свои правила пользования вот этой пистой, что мне дали в дар?

- Можешь. По только порадуется за тебя. Но учти: По не любит, когда правила игры навязываются. По подарил людям всего две заповеди. Соблюдая заповеди По, можно стать мастером игры. Ты готов, брат Гень, принять в дар эти две драгоценности?

- Всегда готов.

- Заповедь первая: не навязывай другим свои правила. Заповедь вторая: не мешай играть другим по их правилам.

- Спасибо, магистр. Я утвердился в своей правоте. Я всегда чувствовал свою правоту. Если кто-то приходит в мой дом с огнем и мечом - я не подставляю правую щеку. Я даю сдачи. Потому что они пытаются навязать мне свои правила.

- Истинно. Защита дома - священное право... Но скажи, брат Гень, когда ты воюешь - ты защищаешься или нападаешь?

- Когда как. По ситуации. Но атакую чаще. Атаковать я люблю и умею.

- Ответь: ты счастлив?

- Абсолютно. Да, магистр, я - счастлив. Такова моя поэтическая натура. Ненавижу уродство. И я счастлив на войне с уродством.

- Покажи нам свою войну.

- Магистр, ты позволишь не смягчать согласных? Моя поэма должна выстрелить.

- Жги напалмом, брат Гень. Твой час настал.



МАРС

Ебучий хуябрь. Ебучий город. Под левой ногой - жидкий снег московский. Ебаный черный снег. Что сейчас под моей правой, не знаю. Правую ногу мне оторвало взрывом. По колено. 29 марта 2010 года на станции "Лубянка". Ебучие чеченские смертницы.

И теперь я хожу с тростью. С тростью, да на протезе. Каждый день хромаю на работу. Езжу на метро. Работать удаленно не имею права. Я работаю в оружейной мастерской. Я чиню оружие. Вот этими руками.

Хорошо хоть, проезд бесплатный. Мне как инвалиду положены льготы. Пенсия по инвалидности копеечная. На несколько доз всего.

Метро засасывает. Гнилое болото. В ебаной Москве нет ничего, кроме метро. А в метро пассажиры. Пассажиры - живые мертвецы. Уроды.

В сентябре уроды раздавили мне пару ребер. В то утро столько уродов в вагон набилось, что я аж взвыл. Меня прижало к дверям с надписью "Не прислоняться!" тонной вонючего уродства. Хорошо хоть, я под героином в то утро был. Я только через неделю просек, почему дышать тяжело. Дышать мешали сломанные ребра.

Но под героином в метро каждый день не поездишь. Тяжеловато, да и сердце у меня не двадцатилетнее. Поэтому я обычно коловоротом закидываюсь. Секретный коктейль Венички. Вы про этот коктейль ничего не знаете. Наша семейная тайна.

Летом 1972 года мой дедушка Петр Петрович Огарков, подъезжая на электричке к Петушкам, соблазнился авоськой с двумя бутылями бормотухи. Он не знал, что это Ерофеева авоська была. А Веничка рядом с авоськой валялся в лужице. Дедушка Петя и соблазнился. А кто бы выстоял против такого соблазна? Два бутыля.

Дома мы нашли на дне авоськи мятую тетрадку. Это роман "Дмитрий Шостакович" был. Мне разрешили прочитать его в шестнадцать. Роман, прямо скажем, так себе, да и не роман это, а так, повестюшка. Но зато в тексте есть уникальный рецепт. "Сучий потрох" по сравнению с "Коловоротом" - диетический напиток для почечников.

Готовится коловорот так. Стебли конопли настаиваете на водке в темном месте. Десяти ночей достаточно. Используйте именно стебли. Если в настойку положить анашиные цветочки да шишечки, то у вас получится не коловорот, а нечто совсем иное. Не жадничайте.

Когда стебли отдадут сучью силушку водке, смешайте настойку с самым паскудным портвейном. "Три топора" - идеален. Один к одному. И выпейте незамедлительно. Уверяю вас, что после двух-трех стаканчиков этой амброзии вы будете размахивать руками, как скрипач на цыганской свадьбе.

Коловоротная анестезия - единственный способ пережить поездку в метро. Только эта анестезия и спасает от уродливой мутации.

Пассажиропоток сводит с ума. Особенно когда нечем дышать и болят ноги: левая целая и культя правой. Однако я никогда не сажусь на места для убогих. На места для инвалидов, лиц пожилого возраста и пассажиров с детьми. Я не чувствую себя убогим. Я могу ходить по родному городу. Я свободен.

Но однажды я взорвался. И даже коловорот меня не сдержал. На местах для убогих сидела обезьяна. Раздвинув ноги, обезьяна чавкала жвачкой. А над обезьяной стояла старуха.

Я объяснил, что надо уступить место старшей. Обезьяна посоветовала мне выебать мою мать. Охуеть. Я протез отстегнул да и ебнул с размаху по еблету. Нос сломал. Длинный такой нос. Как у тапира, длинноносой свиньи из зоопарка московского. Обезьяна под героином точно не была, потому что завизжала, как баран на Чурбан-байрам.

Подземные мусора, конечно же, меня отпустили. Еще бы не отпустили. У меня всегда при себе справка, что я - жертва чеченского терроризма. Полезная справка.

Мусора даже попытались меня похвалить. Типа богатырь ты, Генечка, ибо черножопые заебали. Я ответил, что меня заебали все уроды - и черножопые, и беложопые. Мусора потемнели и посоветовали уебывать по-добру по-здорову. Страна советов.

Уродливее обезьян только подмышечники. Их уродство беспредельно. Подмышечники хватаются за поручни и задевают подмышками головы других пассажиров. Подмышечники даже не краснеют. Ни от смущения, ни от неловкости. Они считают, что это нормально - сунуть вонючую подмышку в лицо соседа и спросить: "Вы на следующей выходите?" Особенно заебало вот это "вы".

А еще меня протез заебывает. Он натирает культю и скрипит, как велосипедный насос. Но под героином мне не так тревожно. Под героином скрип, конечно, заебывает, но поменьше. А если и под героином, и под коловоротом, - так вообще все тишайше становится. А я тишину обожаю. Потому на кладбище и хожу по выходным. На ночь я выпиваю три-четыре коктейля. Выкуриваю полпачки. Сигареты меня поддерживают. Но сигареты усиливают паранойю. От них я становлюсь слишком чувствительным. Телепатирую. Я слышу Хаос.

А вот вам, братья, такая сцена. Час пик. Я спускаюсь в холл станции "Пушкинская". Отсюда до "Таганской" минут десять по прямой. Я должен попрощаться с Таганкой. Почему - сам не знаю. Должен и все.

Вхожу в толпу. Пассажиры на перроне стоят плотно. К подъехавшему вагону я не могу даже приблизиться. И к следующему тоже.

Я пропускаю пять или шесть составов. Я выжидаю. Жду, когда толчея пойдет на убыль. Но давка только плотнеет, и пассажиров на станции становится больше, больше, больше. Чертовски больше.

Иду на хитрость. Иду в конец платформы, чтобы сесть в последний. В последние вагоны, как правило, худо-бедно, но пролезть можно. В конце платформы я попадаю в толпу таких умников. Облом.

Я закипаю. Уроды, пропустите ветерана. Я не могу растолкать вас всех. Я должен попасть на Таганку.

Открываются очередные двери. Наваливаюсь на спину лысого мужика и давлю кулаками. На кулаках вся тяжесть моего тела. Лопатка лысого хрустит, он разворачивается и смотрит так, будто я его ебу в жопу. Я отвечаю аденоидным выражением лица - мол, с убогого инвалида и спроса нет. Лысый уходит. Его красный затылок маскируется в толчее. А я - с краснеющими ушами - прячусь за ближайшей колонной. Мне стыдно быть уродом. Но меня вынудили уроды.

И вот я опять у перрона. Пассажиропоток размазывает плоть по нутру станции. Пассажиропоток бурлит. Потоку тесно в станционном котле. Меня несет, меня заносит, - и я падаю с края платформы.

Стою в луже между рельсами, пошатываясь. В левом колене хрустит кость. Хорошо хоть, свою трость я не выронил. Я смотрю на вышестоящих с вызовом.

В ответ толпа оскаливается. И я теперь вижу. На перроне - многоголовая тварь. Тварь, загнанная в каменный мешок. Мать Всех Уродов. Ебучая Гидра Московская. Головы уродов белые, острые и треугольные. Будто гигантские акульи зубы. Человеческих лиц здесь нет. Вместо рук у тварей щупальца с присосками. Мать Всех Уродов буравит меня враждебностью.

Здравствуй, сволочь. Извини, что мешаю тебе. Ты спасаешься из метро бегством. Я знаю. Ты пытаешься доказать теорему побега. Распихиваешь плоть свою поганую по вагонам.

Я - сбиваю отлаженный ритм. Мешаю доказать теорему о том, что из гнилого болота есть выход. Когда урод падает на рельсы, движение поездов задерживается. Движение тормозится. Твою мать.

В тьме вспыхивают фары. Из черной пасти тоннеля вылетает сквозняк. На лице Матери Всех Уродов недовольная гримаса. Еще бы. Если поезд разрежет падшего урода, то начинкой всех забрызгает. По уши в говне все будут.

Мать кричит: "Генечка, милый! Ложись между рельсами! Прижмись к шпалам!"

Выживает сильнейший. Надо иметь мужество и на трусость. И я ложусь в лужу с масляными разводами. До поезда остается секунда. На волнах покачивается гнилая крыса. Между резцами дергается червяк.

А теперь, братья, иду на катарсис.

Практикую тотальный контроль. Героин, пара коловоротов, сигареты. Протез смазываю машинным маслом. Чтобы пидор не скрипел, как велосипедный насос. Век машин.

Теперь я - язычник. Новый вид урода. Я показываю пассажиропотоку язык, - стоя на эскалаторе, идущем вверх. Пассажиры смотрят на голову мою дрожащую. На голову с языком высунутым. Они смеются. Они улыбаются. Уроды язычников не боятся. Уроды никого не боятся.

На Арбатско-Покровской ветке есть станция "Площадь Революции". Особая станция. Храм чудовищной силы. Там моя почка сборки сдвигается. Она всегда там сдвигается.

Эшафот эскалатора. Он поднимает. Москва опоганилась. Уроды вышли из подземелья и захватили город. Уроды теперь везде.

Все говорят: Кремль, Кремль. Вы про него слыхали, но сами ни разу не видали. Так вот. Кратчайший путь к Кремлю - как раз от этой станции. От "Площади Революции" до Кремля три минуты пешком. Если на протезе - все десять.

Объявление по радио. Радио вещает на всю Красную площадь. Голос восторженный, прекрасный, советский:

"Уважаемые москвичи и гости столицы! Уступайте места беременным, пассажирам с детьми и пожилым лицам! Берегите друг друга! Будьте ласковы, приветливы, дружелюбны! Успехов вам в труде и заработной плате! Да возлюбит каждый ближнего своего! Будьте сверхлюдьми! И да будет вам счастье преогромное сверхчеловеческое! Да здравствует эволюция нового мира! Выживают только сверхлюди! Слава Богу! Аллах Акбар! Харе Рама! Ом!"

И мне тревожно. Эти слова слышу только я. Вы не реагируете. Вы проходите мимо. А ведь эти слова приподнимают. И я сейчас взлечу. Я взлечу на огненных соплах. Я посмотрю на вас свысока. Свысока. Я счастлив, наконец, попрощаться с вами.

Прощайте, уроды московские подземные.

Прощайте, уроды московские наземные.

Прощай, Мать Всех Уродов. Прощай, Ебучая Гидра Московская.

И ты прощай, старуха-мать. Ты была человеком.

Я стою в толпе уродов. Уроды ждут открытия Мавзолея. Там лежит Отец Всех Уродов. Уроды жаждут поглазеть на его гнилую тушку. Уроды воняют водкой и табаком. Эту вонь уродам завещал урод Гитлер. А детеныши уродов жуют жвачку. Детеныши уродов матерятся.

Господи! Эти уродливые выродки матерятся с рождения!

В протезе килограмм тротила. Килограмм тротила с болтами да гайками. Обрезки арматуры по вкусу. Коктейль Молотова по сравнению с моим коктейлем - новогодний огонек.

Прощайте, уроды. Поехали!



СОЛНЦЕ

Пииты стонут. Еще бы. Такого багрового катарсиса я и врагу не пожелаю.


Эня хмурится. Помолчав с минуту, определяет ценность поэмы: "Прекрасно".


Геня расправляет плечи и смотрит на симпозиум с торжеством. Пииты отстраняются от него. Еще бы. Даже для андерграундной студии "Неон" такая красота - перебор.


"Не надо лить слезы, братья. Я сыграл по своим правилам. Моя война. Мои правила. А на войне как войне. Цель оправдывает средства", - говорит этот нелюдь. И лыбится ртом кривым.


"Расскажи нам свои правила, брат Гень", - просит Эня.


"Дракон - тот, кто ведет священную войну против Уродства. Поднять людей на войну и скрыть Дракона - вот к чему стремится искусство. Ветеран - тот, кто уже не в силах воевать, но еще способен обучать новобранцев. Высшая форма победы - покаяние. Те, кто не ушли на фронт - дезертиры. Те, кто совершают подвиги, зная, что проиграют - герои. Они победят. Стратег - тот, кто верит: Великая Цель оправдывает средства. Сдавшийся без боя, - смертельно грешен. Войн без правил не бывает. Когда нет правил, наступает Хаос".


"И какова твоя цель, брат Гень? Убить красотой мир? Осчастливить детей страданием? Ты хоть раз бывал в ожоговом центре, Ирод?" - спрашивает Эня. Его десница ложится на рукоять ножа.


"Почему убить? Очистить оставшихся от скверны. От скверны уродства. Глядишь, выжившие уроды покрасивеют. Да, магистр, истинно: красота очистит мир. Даже такая чудовищная, как моя. И не надо теребить свой ножик. Ты меня знаешь. Я не брат Вань. И не брат Лунь. Я отвечу. Даже зная, что проиграю - все равно отвечу. Я - последний некроромантик планеты".


"Ты помнишь рассказ Рюноскэ "Ад одиночества"?"


"Обижаешь, начальник. Наизусть знаю. Обожаю поэтов-самоубийц. Им твое благодетельное По даром не нужно. Они упорядочивают Хаос поодиночке. И один в поле воин".


"Так вот. Теперь ты этот самурайский рассказ выучишь до конца. Прочувствуешь сюжет на своей шкуре. Пшел вон из нашего бункера. Таким сверхкрасавцам здесь не место. Ты безнадежен. И сдай нож. Ножи - только членам неонового клуба. Не достоин ты железного ножа... Ты больше нам не брат".


Я всегда знала, что Геня плохо кончит. Но Геня не был бы Геней, если бы не умел держать удар. Он улыбнулся. Молча положил нож на стол. Молча пошел к винтовой лестнице. Заскрипел протезом. Не обернулся.


За эту твердость я его и любила. За твердость. Но не за жестокость. Если бы на похоронах нашей дочки он выдавил из себя хоть одну слезинку, я бы его не бросила. Иди с миром, Геня. Снимаю с тебя заклятие. Голые мальчики больше не будут тебя преследовать. Найди себе добрую писту. Будь счастлив.


Обезьянка высморкалась в оранжевый платочек и сказала человеческим голосом: "Печальную же сказку ты нам рассказал, Эня".


- Не печальтесь, братья. Грусть пройдет. Грядут перемены. И не забывайте: я обещал вас научить счастью. И хоть нож мой из меди, и не имеет твердости железной, за свои слова я тоже могу ответить. Итак, братья, выслушайте правила праведного Похуизма. Эти правила даруют путь к человеческому счастью. Выслушайте и передайте поэтам поколения По.


Правило первое. Не думай, что ты здесь По. Ты - такое же резиновое изделие, как и все остальные. Просто изделия бывают красивыми и не очень. Но все вокруг тебя - По. И суть По тебе не порвать. Никогда. Но попытаться ты можешь. Идиоты имеют право.


Правило второе. Не завидуй красоте других изделий. Им просто повезло. А резины хватит на всех. Так что научись получать удовольствие от созерцания прекрасного.


Правило третье. Кушай, пей, но знай меру. Если станешь рабом жратвы, твоя резина лопнет. И ты станешь дырявым кондомом.


Правило четвертое. О главном. Помни, что все резиновые сестры - суть По. Так что не мозоль резину без чувств. Влюбленных романтиков По ценит особо.


Правило пятое. Не срись. Срач поганит резину. Разумеется, резине Похуй, ибо она резиновая, но даже после смывания кала запах остается. Не воняй без крайней нужды.


Правило шестое. Не жадничай. Резина тебе не принадлежит. Если тебе приваливо счастье резиновое - поделись с братьями.


Правило седьмое. Не будь унылым. По интересны либо уроды, либо красавцы. Унылое говно попросту смывается в хаос. За ненадобностью. Там ему и место.


Будьте счастливы, братья. Главным по бункеру назначается брат Вань. Может, он соображает не так хорошо, как брат Лунь, но зато любит красоту. И мой тебе совет, брат Вань: бросай пить.


- Магистр Энь, зачем ты нас покидаешь? Ты же не Гень. Ты добр и мудр.

- Сегодня я пребывал в позе учителя обезьян. Мне эта поза неудобна. И я, если откровенно, недолюбливаю вас, неоновых питарасов. Вы - муфлоны, ибо прекрасных женщин не цените. А я в пятницу родился. Моя единственная и неповторимая богиня - Венера. Моя любимая писта нашла меня в момент рождения. И я - бесконечно счастлив.

- Магистр, мы расстаемся навсегда?

- Посмотрим. Я буду наблюдать. Впрочем, пока эта планета вертится, можете меня навещать. Скульптуру найдете на станции "Площадь революции". Сами догадаетесь, где я сижу. И да, последнее: пистолет у Марса не воруйте. Он на вас постоянно жалуется. Вы, петушки московские, заипали его пистолет таскать. Пистолетов на вас не напасешься, питарасы...



ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКТОРА

4 декабря 2011 года я получил электронное письмо. "Доброго дня воскресного. Зовите меня Инессой. Я - богиня. Я выбрала Вас, потому что Вы родились 20 августа 1976 года. Передайте, пожалуйста, людям Письмо Счастья. Вы обязательно станете счастливым, я обещаю. Файл вложен, вирусов нет. С бесконечной любовью, Инесса Шаман".

Я ознакомился с текстом и нашел опус достойным публикации. Также я взял на себя труд исправить некоторые неровности, опечатки, а также подобрать заголовок и эпиграф. После долгих раздумий я отказался от идеи написать подробный комментарий к тексту.

Перед комментатором подобных текстов всегда встают непреодолимые трудности: чтобы сделать понятными читателю снаряды постмодерна, необходимо прибегнуть к толкованию почти каждой фразы и слова. Возникает типичная проблема: объяснение исковерканных имен, иноязычных цитат, аллюзий, намеков, ассоциаций и идейно-эстетических особенностей текста приводит к тому, что комментарий намного превосходит в объеме публикуемое произведение.

Поэтому пусть читатель не сетует, если какое-либо слово осталось за пределами понимания. Есть вещи, которым людям знать не следует. Впрочем, в интернете много прекрасных энциклопедий, словарей и справочников, в которых можно найти ответы на любые вопросы.

Оговорка для лентяев. Не расстраивайтесь. Ведь вам уже подарены две заповеди Неоновой Эры:

1. Не мешайте несчастным.

2. Не мешайте счастливым.


    С уважением,

    Иван Папичев,
    магический террорист пятого уровня.




© Иван Папичев, 2011-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2011-2024.




Словесность