Правда откроется, если долго молиться
у алтаря мемориальных комнат поэтов:
Прекрасные Дамы являют свою изнанку.
Для этой правды понадобился целый век
венков поэзии, декорированных лобзаний,
шепота, не исчисленного в децибелах,
причуд индивидуальности, чтобы позже,
забывая собственный голос, ее ети
жалким и скулящим словно цербер,
с голой спиной, на горле с железной удавкой.
Так классики совокуплялись невзирая,
что дальше будет агония и все умрут.
Правда, просеяна через мелкое сито,
аккуратно заклеена, уложена в короб,
под нетающим спудом белой немой жестянкой
лежала столетие и долежала до нас -
точь-в-точь до отточий на экране айфона,
до гиперссылки на мене мене текел фарес:
я люблю тебя, но я тебя не желаю,
я приму тебя, но я тебя не беру.
У каждого есть священное право
выражаться коряво,
особенно если дела твои плохи,
если дела твои швах.
И реку жизни дано переплыть
только на крепких словах.
Смотри на глобус, моя Россия -
водка, душа, дислексия.
Это и это и это и это -
как объяснить тебе, бро?
В каждом подъезде, в каждом такси я
слышу вот этот подстро.
А тот, кто не коверкает темы,
не лепит фонемы, морфемы,
кто ходит по правилам и не способен
на колоратурное "мля" -
у того из зада торчат микросхемы,
он не с планеты Земля.
Чирикает соловей и поет вибратор.
Я хочу сегодня стать твоим медбратом,
если шансы стать любимой невелики,
чтоб во всякий час лечить твои недуги,
целовать яремные вены, надбровные дуги,
поворачивать на спину и кормить с руки.
Твое тело не врет, и я не боюсь быть правой,
и на всем пространстве от левой ноги до правой,
остро согнутой - там, где сладкий теплый живот
и пониже родинка, и газонная шерстка,
и ложбины кофейного, глубже алого шелка, -
пусть язык мой властвует, тонет и плывет.
Не спеши.
Мы друг в друга врастаем,
мы единой плотью замрем и растаем.
Просто дай мне выбрать весь мобильный лимит,
дай чирикать мне, пока гудит твой вибратор
и пока не разъединит нас оператор
или смерть, быть может, не разъединит.
Не могу забыть лицо пожилой испанки.
Ее родители умерли от испанки,
ее старший брат воевал в Гренаде,
подорвался там на ручной гранате.
Она смотрит на фото семьи и брата,
словно все это было давно и неправда,
словно бы и не с ней самой - только странно вроде,
переносицу долго трет и хмурит брови.
А вокруг полыхает ночь в воздухе медовом,
и фиеста, и фейерверк в небе как зарница,
и, маня разноцветным зонтиком, Альмодовар
выбирает, что мне и тебе в эту ночь приснится.
Там живут совершенно другие люди,
совершенно другие другие люди:
совершенство - это свойство Другого
вызывать зависть у каждого Я.
И у них совершенно другие лица,
совершенно другие другие жесты,
совершенно другие другие песни:
раз-два,
раз-два,
раз навсегда,
раз-два,
раз-два,
раз навсегда.
А патанатом сказал - инсульт,
но мы-то знали: цирроз.
И тронулись с Богом в последний путь:
венки из тряпичных роз,
в узлах погребальное шапито -
корейка, водка, пшено
и прочая снедь - оттеняя то,
что Им же предрешено.
Нас семеро. Нам не лень идти,
скорбеть со слезой и без
под синим небом: при жизни ты
не видел таких небес,
ты жил в каморке и глухо пил,
смешно и нелепо врал,
и так никто тебя не любил,
как Тот, Который прибрал.
Помянем, подкатит к горлу комок.
Вот памяти скорбный врез:
на двадцать минут остановка "Морг",
а дальше нам снова в рейс.
Есть такой маленький закон РФ
о неизменном оптимизме даже под давлением обстоятельств
(полностью опубликован не был, состоит из двух вариативных частей -
первая: ____________;
вторая: ____________).
Когда засияли небесные лучики веселья,
тогда к лежащему под бетонными плитами
ангелы прилетели и облепили меня,
ангелы провели консилиум:
"Жив будет и не узрит смерти во веки".
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
