Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность



МЫ  ВЫРОСЛИ


 



      * * *

      Облетает с кленов хохлома.
      Кошка, щурясь, как от фотовспышки,
      думает: вот-вот придет зима
      делать черно-белые делишки.

      Кошке с подоконника такой
      открывается пейзаж - хоть в рамку вешай;
      здесь, за МКАДом, вольность и покой,
      тротуар разбит и воздух свежий.

      Надевай колючий свитерок,
      подышать сходи на дворик школьный,
      ветерок доносит матерок:
      детский, позволительный, футбольный.

      Оглядись. Неспешно покури
      с угостившим "Явой" футболистом,
      не горят на поле фонари,
      сыро и голы не задались там.

      По октябрьской затверделой тьме
      возвратись, озябший и угрюмый.
      Кошка размышляет о зиме,
      дай ей корму, ни о чем не думай.

      _^_




      * * *

      Он не умел крутить "солнышко" на качелях
      и боялся взрывать за стройкой карбид,
      у него был тяжелый советский велик -
      от двоюродных братьев доставшийся инвалид.

      К тому же он посещал воскресную школу,
      где давали пряники и теплое молоко,
      ему никогда не хватало на жвачку и колу
      и все, что носил он - было слегка велико.

      Там, где я вырос, считалось совсем беспонтовым
      с такими дружить. У него было много книг,
      мы сошлись на Стругацких, я брал том за томом:
      Жука в муравейнике, Град обреченный, Пикник...

      Недавно, приехав туда на праздник,
      я узнал, что он умер. "От синьки скопытился чёрт", -
      сообщил мне случайно встретившийся одноклассник,
      ставший ментом и с шахи пересевший на форд.

      _^_




      * * *

      Я иду мимо школы 6-ой -
      в просторечье - "дебильной".
      Отправляет сюда город мой,
      обветшалый и пыльный,
      недоумков своих на постой.

      Здесь беседка-грибок
      со скамейкой и гном из фанеры
      зазывает на школьный порог -
      ручки сломаны, как у Венеры,
      покосился, поблёк.

      Солнце выжгло листву,
      прошуршу до конца сквозь аллею,
      где воспитанники наяву
      приобщаются к пиву и клею.
      Я неправильно как-то живу.

      У кого поучиться, в какой
      такой школе дебильной? Не знаю.
      Расскажи-ка мне, гном расписной,
      ну хоть ты, пока здешний вдыхаю
      теплый воздух, дымок торфяной.

      _^_




      * * *

      Перрон типовой постройки, стоянка две-три минуты.
      Старухи с кастрюлями успевают браниться
      и продавать свою снедь. Они круглый год обуты
      в какие-то чуни. Их недолюбливают проводницы.

      В городке одно развлеченье - глазеть на составы,
      пока отгорожен от прочего малолетством,
      плюя вниз и мечтая: вот прыгнуть с моста бы
      на крышу вагона и где-нибудь на Павелецком

      очнуться, но трусишь. Скачет, как мячик
      по окрестностям грохот товарняков и скорых,
      сообщения о прибывших и отходящих
      произносятся дважды. Выводишь внизу, на опорах

      моста свое имя, как на рейхстаге,
      краской, забытой бригадой рабочих,
      предполагая, что те, кто на тепловозной тяге
      проносятся мимо - сумеют понять твой почерк.

      _^_




      * * *

      Трудно полюбить, а ты попробуй,
      этот черный мартовский снежок,
      на котором старый пес хворобый
      подъедает скользкий потрошок.

      Около размокшего батона
      воробьиная серьезная возня.
      Трансформаторную будку из бетона
      украшает экспрессивная мазня:

      с ведома муниципалитета,
      где за лучший двор ведут борьбу,
      рощица берез в лучах рассвета
      тянется к районному гербу -

      так задумано в муниципалитете,
      что какой-нибудь чиновный патриот
      вспомнит невзначай березки эти
      на чужбине и слезу смахнет.

      Дремлет пес, кредитные девятки
      пререкаются из-за парковки с ленд
      ровером, и ветер треплет прядки
      выцветших георгиевских лент.

      _^_




      * * *

      Вот оно, одиночество: когда человек
      в ночном супермаркете покупает
      корм для кошки, разглядывает чек,
      прячет сдачу в карман и мыслям своим кивает.

      А ты просто в очереди, позади,
      добравшись за полночь до своего Подмосковья,
      берешь пива к ужину и по пути
      выпиваешь одно на морозе, не бережешь здоровья.

      Вокруг тебя многоэтажки, в которых спят
      тысячи хмурых мужчин и поглупевших женщин.
      Господи, пожалей бедных своих ягнят.
      Но если бог здесь и есть, то он - как Сенчин.

      Потом под соседские пьяные голоса
      разогреваешь еду, открываешь вторую бутылку,
      вспоминаешь того, в магазине: ему хорошо бы пса.
      Ныряешь к подруге в постель, губами - к ее затылку.

      _^_




      * * *

      мы выросли и стали мудаками.
      мир нас поймал со всеми потрохами,
      перефразируя г.с.сковороду.

      пришлось идти работать муравьями:
      нас подсчитали, уплотнили, уровняли
      и взяли на полставки за еду,

      где мы состарились и скоро миновали.
      мир нас поймал, мы в мире мировали,
      и перед сном читали ерунду.

      _^_



© Григорий Медведев, 2011-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2011-2024.




Словесность