Наш бригадир бывший спортсмен,
чемпион по лыжам на долгие дистанции. Очень
пузатый коротышка. но сильный, берет подмышки по
мешку зерна и несет - "вот, - говорит, - Арон,
как надо..." Он почему-то все время забывает, как
меня зовут. Я не Арон, но устал его поправлять.
Какая разница, через неделю уедем учиться, а он
останется со своей неубранной картошкой с
зерном-то мы ему помогли. Мы берем с Вовиком мешок
за уголки, вдвоем, конечно, и несем из угла на
тележку. Бригадир смотрит насмешливым глазом -
"тебе надо тренироваться, Арон.." Вовика он
не замечает, а меня почему-то полюбил. Вообще-то
он неплохой парень, раз в неделю привозит хозяйке
для нас большой кусок мяса и бидон молока. Мы
живем с Вовиком на хуторе. Здесь тихо, ночи уже
темные, слышно как капдет вода в колодце, шумит яблоня
под окном, время от времени срывается яолоко и с
тяжелым стуком падает...
- Как они здесь живут? - удивляется Вовик, он
городской человек Я тоже городской, но помню нашу
дачу. Мы снимали за городом, мно лет десять было,
только там не яблоня росла, а слива. Я
подкрадывался в сумерках, чтобы не заметила
хозяйка из кухонного окошка, и срывал - одну, две,
три, еше немного отовсюду, чтобы не было заметно.
Она утром все равно замечала, но поймать не могла.
Такая же была темнота, я ждал школу, в конце лета
мне становилось скучно, Теперь я долго лежал,
смотрел в окно, мне скучно не было, Вовик сразу
засыпал, а я слушал, ждал, когда раздастся легкий
топот, и шуршание - это приходил еж, он долго
возился с яблоком, недовольно ворчал - тяжелое...
Пишали мыши, какая-то птица вскрикивала, пролетая
над крышей, еж удалялся, волоча яблоко, начинал
накрапывать дождь... Мы уедем, а это все останется
и будет точно также, и так везде, где я буду
когда-нибудь - эта мысль не давала мне покоя.
Мысль болела как рана, что-то не складывалось, не
укладывалось во мне, мир противоречил моим
взглядам. Я его должен был победить, завоевать, а
он не сопротивлялся, расступался передо мной,
и сзади снова смыкался, и ни следа, словно по воде
прошел...
- Ты большой философ, Арон, - говорит
бригадир, - тебе надо научиться делу..." И я
чувствую, он прав, наш лыжник, хотя совершенно
другое имеет в виду. Мы с Вовиком берем мешок за
уголки, вдвоем, конечно, и несем, грубая ткань
выскальзывает как живая, пальцы разжимаются.
- Не так, смотри, Арон! - он берет один
мешок, второй, и, наклонясь вперед, несет, брюхо
мешает ему дышать, но он не подает виду, ему нужно
что-то доказать мне, он ведь чемпион. Беда с этими
чемпионами, кудa-тo все исчезает у них, получился
коротышка с большим пузом, а ведь прилично бегал
когда-то. Он показывает газету, на фото какой-то
малый, фамилия та же...
- Это я!
- Был. - уточняет Вовик.
Был... - повторяет бригадир, бережно
складывает газету и сует в грудной карман куртки.
Он весь в муке, и лицо белое, он трет нос и чихает.
- Я научу вас работать, - говорит, - и
тебя! - он свирепо смотрит на Вовика, впервые его
заметил.
- Нельзя так было, - я говорю потом, когда
он с треском разворачивается на своей таратайке
и мчится за бугор к соседнему хутору, там у него
тоже дела, - нельзя в больное место бить.
- Ничего, пусть, - ухмыляется Вовик, -
что он, твоего имени запомнить не может?
Вечером мы идем в магазин. Перед дверями
на пыльной площадке всегда людно, многие тут же
выпивают, и он здесь, наш спортсмен, лицо
багровое, но держится моподцом.
- Что вы сюда ходите, разве я вас плохо
кормлю? - он берет Вовика за плечо, щупает мышцу,
- тебе надо тренироваться, парень...
Вовик вежливо отстраняется - "мы за
конфетами..."
- А, конфетки... - хохочет бригадир, -
маленькие детки...
Он не задирается, он шутит. Мы покупаем
соевые батончики, дешевые, и идем обратно,
босиком по теплой шелковистой пыли, по дороге,
уходящей в темнеющее небо. Наконец, из земли
вырастает наш хутор, яблоня, колодец...
- Подумай, - я говорю, - мы уедем, может,
всю жизнь проживем где-то далеко, а это вот
останется, и будет стоять - и яблоня, и дом, и этот
бугор, и даже еж, такой же, будет собирать
яблоки... Это страшно.
Вовик думает, зевает - " ну, и пусть
себе останется, мне не жалко." Он живет
легко, я завидую ему, тоже стараюсь, но не
получается, чувствую, жизнь как вода, смыкается
за спиной, и как я ни барахтаюсь - нет следа...
Ночью шумит яблоня, падают капли в воду, шуршит
еж, по железной крыше накрапывает дождик, потом
проходит, вскрикивает птица...
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
