Рано утром меня разбудил крик: "Серые, серые идут!" На
противоположном высоком краю оврага, на фоне жидкого бесцветного неба,
показались четыре силуэта. Четыре серых кота. Они шли фигурой, которая
в военной литературе именуется "свиньей". Их вел серый кот поменьше других
ростом, но в его походке было что-то устрашающее - его шаг напоминал мерную
тяжелую поступь не знавших поражения римских легионеров. Это был знаменитый
Серый, отмеченный эволюцией кот Аугуста. Кот огорчал старика. С виду обыкновенный
котик, но с ним произошла удивительная вещь: миллионы лет эволюции сосредоточились
в этом коте и выжали из себя новое совершенно качество - он умел нападать
немного раньше, чем это полагалось по правилам, и, конечно, побеждал всех.
За ним шла слава непобедимого бойца, но сам он, видимо, чувствовал неладное
и ушел от Аугуста, стал странствующим котом и редко появлялся дома. Аугуст
догадывался, в чем дело, жалел кота и скучал без него... Странная это особа
- эволюция - она обожает именно такие свойства. Миллионы лет процветания
теперь обеспечены всему роду Серого, хочет он того или нет - ему не свернуть
с предначертанного пути... И никто его не свернет... Скоро я понял, что
ошибался.
Тем временем серые уселись на дальнем краю оврага. Тщетно
выбежавший из дома Аугуст увещевал кота и призывал ею слезливым голосом
в родной дом. Серый твердо решил драться в своем городе. Его прихлебатели
сидели в ряд и ждали привычной победы и разграбления подвалов. На нашей
стороне оврага собрались городские: Вася-англичанин, Серж, Люська... Крис,
с недоеденным куском в зубах, которым чуть не подавился, урча догрызал
на бегу... подошли и другие коты, менее заметные и неизвестные мне. Никто
не спешил жертвовать собой. Обсуждали вопрос, на чьей территории должно
быть сражение, кому пробираться через овраг. Решили, что нападающим приличествует
самим перейти на сторону города и следует подождать развития событий...
Серый начал завывать. Делал он это небрежно и формально,
чем в высшей степени оскорблял городских, но все же никто не решался принять
вызов, зная непобедимость захватчика. Ярость нападающих росла, мужество
защитников города таяло... И вдруг из кустов, что росли рядом с домом,
вышел небольшой черный кот и пошел вниз, в овраг... спокойно, не торопясь,
ощупывая препятствия, как будто совершая утреннюю прогулку. Он спустился
и исчез из виду, но скоро показался на противоположном склоне, не спеша
карабкался вверх, как будто и не было никаких серых. Наконец он выбрался
из оврага, сел - и стал умываться. Он сидел прямо перед пришельцами, и
они окаменели от удивления.
Серый онемел, но скоро пришел в себя и завопил всерьез:
"Э-Э-Э-У..."
Черный кот не ответил, встал и вплотную подошел к любимцу
эволюции. Он в упор смотрел на Серого. Тот завопил еще раз низким и угрожающим
голосом. Эхо разнесло этот вой над притихшим городом. В рядах городских
котов возникло замешательство, победа Серого казалась очевидной. А черный
кот молчал. Он спокойно рассматривал негодяя. Так ведут себя взрослые коты
перед сопливыми мальчишками... Серый был оскорблен и не смог скрыть этого
- завыл отчаянно и визгливо - "Э-Э-У-У..." С ним не разговаривали, а он,
видите ли, к этому не привык. И опять черный кот не ответил ему, все смотрел
и смотрел... Фигура его казалась все внушительней, а молчание стало вызывать
растерянность среди серых. Главный Серый напыжился и затянул снова - "Э-а-а...",
но получилось хрипло и неубедительно, уверенности в его голосе уже не было.
Перед ним стоял старый кот, с железными нервами, и смотрел на него презрительно,
как на паршивого котенка... Серый собрался с силами и попытался издать
свой самый страшный вопль... но у него не вышло, вырвался какой-то жалкий
писк. "Мальчишка... хулиган..." - желтый глаз смотрел не мигая, пронизывал
Серого до костей. Серый понял, что сейчас будут бить, невзирая на заслуги
перед эволюцией, а может, не будут, но унизят до крайности. Он прижал уши,
зажмурился и зашипел. Увидев эти бабские приемчики, его приспешники всполошились.
А Серый шипел, отчаянно плевался, он готов был провалиться сквозь землю,
но не мог, не получалось - эволюция не дала... И везде его доставал спокойный
взгляд черного кота. Серый отпрыгнул в сторону, наткнулся на одного из
своих, в бешенстве дал тому пощечину, и все они обратились в бегство. Черный
кот постоял еще и не спеша пошел вниз, в овраг - и исчез...
"А ведь это Феликс", - сказал Аугуст.
Все согласились, что это был он, и собрались уже по домам,
как вдруг произошло нечто такое, что навсегда запомнилось нам. Как будто
прервалось наше обычное, вяло текущее жестокое время, в которое мы тяжело
впряжены, и тянем его, и вытягиваем, и делаем таким, какое оно есть, мечтая
при этом сделать совершенно иным... На том месте, где сидели серые, была
пустота, и небо начало чуть синеть, предвещая неплохую погоду днем. И тут
мы увидели, как из остатков, из клочьев тумана вышел большой белый кот.
Медленными плавными шагами он шел по краю оврага, дошел до кривого дерева,
загораживающего небо, - и скрылся. Вопль ужаса вырвался из уст всех людей
и котов - у этого белого кота была отрублена голова, большая, лобастая,
с закрытыми мертвыми глазами... никто не успел заметить, как он нес ее,
склоненную к левому плечу, как держал, и держал ли вообще... только видели,
что двигался он осторожно и легко, будто плыл по воздуху... прошел - и
пропал без следа... Это проходил мимо города вечный странник белый кот
Пушок.
Когда-то Пушок был обыкновенным белым котом и жил в нашем
доме у старика на втором этаже. Старик умер, Пушок остался один. Полгода
он ждал хозяина, ходил по одной и той же лестнице, пока не понял, что тот
не вернется. Он был настоящим домашним котом, не умел жить на улице и стал
искать себе новый дом, в котором было бы тепло и люди кормили бы его. Он
ткнулся в богатый дом Анемподиста. Здесь пахло колбасой, служанка готовила
обед, и Пушок решил остаться в этом доме. Анемподист, может, и оставил
бы кота, но он побаивался Гертруду, который мог написать донос, а черный
кот или белый - поди потом докажи... И управдом велел прогнать Пушка.
Была глубокая осень, по ночам заморозки, и кот, не умевший
жить сам по себе, замерз и отчаялся. И вдруг он увидел человека, который
что-то собирал, копался в земле. Травы часто собирал и его старик, и Пушок
радостно кинулся навстречу. Но это был Гертруда, он искал корни валерианы.
Кошкист ударил Пушка острой лопатой, пнул ногой и ушел - он не сомневался,
что убил кота...
Но тело Пушка не нашли, а через несколько месяцев поползли
слухи, что белого кота видели в разных местах. С тех пор все изменилось
в нем - он стал совершенно другим - начал странствовать, нигде почти не
останавливался и никого не боялся... шел себе и шел, от города к городу,
от деревни к деревне, а иногда, примерно раз в год, проходил мимо родного
города. Его боялись и коты и люди и говорили, что он стал призраком. Кто
верит этому, а кто нет, но все верят своим глазам.
Вот, значит, приходил Пушок, и если бы Феликс не победил
Серого, то Пушок прогнал бы, его наверняка... и может, он пришел спасти
нас, но немного опоздал?.. Кто знает...
Через несколько дней, разбитый и уничтоженный стыдом,
в темноте прокрался домой к Аугусту его серый кот. Он не мог больше драться
ни с кем и решил никогда не выходить из дома. Аугуст был рад, что вернулся
его любимец, а я радовался, что эволюция посрамлена и непобедимый Серый
стал обыкновенным серым котом.
Первый визит
Прошло несколько дней, а Феликс, черный кот с разными
глазами, все не появлялся у меня за окном. Говорили, что он живет в подвалах,
иногда надолго исчезает и все-таки возвращается к нашему дому. Жильцы подкармливали
его, оставляли еду в подвале, но слегка побаивались сурового кота, который
ни к кому домой не ходил и вообще к людям не приближался. А я смотрел на
портрет и думал - неужели он? Пытался искать его, но Антон сказал, что
бесполезно - никто не мог его найти, захочет - сам придет...
Как-то вечером я сидел в кресле и читал моего любимого
Монтеня. Легкий шорох за окном, как будто ветка коснулась стекла. Черный
кот снова смотрел на меня. Я поспешил открыть окно, и он вошел в комнату.
Да, это был тот самый кот, который приходил ко мне, и это он шел за Блясом,
и победил Серого - тоже он...
- Это ты, Феликс?..
Быть не может, столько лет прошло... Кот стоял на подоконнике
и нюхал воздух. Он нюхал долго и тщательно и, кажется, остался доволен
тем, что выяснил. Он хрипло мяукнул. Потом я узнал, что мяукал он исключительно
редко, в минуты чрезвычайного волнения, а обычно бормотал про себя, говорил
с закрытым ртом что-то вроде "м-р-р-р", с разными оттенками, которые я
научился понимать.
Он сказал свое первое "м-р-р-р" - и прыгнул. Тело его
без усилия отделилось от подоконника и вдруг оказалось на другом месте
- на полу. В этом прыжке не было никакого проявления силы, которая обычно
чувствуется у зверей по предшествующему прыжку напряжению или по тому,
как легко тяжелое тело взмывает в воздух - прыжок тигра... нет, он неуловимо
переместился из одного места в другое, перелился, как капля черной маслянистой
жидкости, - бесшумно, просто, как будто пространство исчезло перед ним...
он был - там, а теперь - здесь.
Ничего лишнего не было на треугольном черном лице этого
кота. Не мигая смотрели на меня два больших разных его глаза - желтый и
зеленый... в желтом была пустота и печаль, зеленый вспыхивал какими-то
дикими багровыми искрами, но это было видно, если смотреть в каждый глаз
по отдельности, а вместе - глаза смотрели спокойно и серьезно. Короткий
прямой нос, едва заметный, аккуратно подобранный рот, лоб покатый, плавно
переходящий в сильную круглую голову с широко поставленными короткими ушами.
Вокруг шеи воротник из густой и длинной шерсти, как грива, придавал ему
вид суровый и важный. Но линия, скользящая от уха к нижней губе, была нежной
и тонкой - прихотливой, и иногда эта линия побеждала все остальные - простые
и ясные линии носа, губ и рта, и тогда все они казались нежными и гонкими,
а головка удивительно маленькой, почти змеиной, с большими прозрачными
глазами... а иногда тонкие, изящные линии сдавались под напором сильных
и грубых - шеи, переходящей в массивную широкую грудь, мощных лап - и тогда
он весь казался мощным и как будто вырастал... А лапы были огромные, а
когти такие длинные, каких я никогда не видел у котов и не увижу, я уверен...
Он тряхнул ушами - как будто поднялась в воздух стайка
испуганных воробьев. Потянулся, зевнул. Верхнего правого клыка не было,
остальные - в полном порядке, поблескивали, влажные желтоватые лезвия,
на розовом фоне языка и нёба. Теперь он решил помыться. Шершавый язык выдирал
целые клочья - он линял. Наконец добрался до хвоста - и замер с высунутым
красным языком. Он потратил на умывание уйму слюны, стал совершенно мокрым,
блестящим - и устал. Он убрал язык - и отдыхал. Затем встал и пошел осматривать
квартиру. Хвост его был опущен и неподвижен, не так, как у нервного Криса,
и только крохотный кончик двигался, дергался вбок, вверх... а сам он скользил,
переливался, не признавал расстояний и пространства - он делал с пространством
все, что хотел. Потом я узнал, что, понимая это свое свойство, он деликатно
предупреждал, если собирался прыгнуть, чтобы не испугать внезапным появлением
на коленях, или на кровати, или вот на стуле передо мной.
Он пробормотал что-то - и теперь уже был на стуле. Он
сидел так близко, что я мог рассмотреть его как следует... Да, он умел
скользить бесшумно и плавно, чудесным образом прыгать, он был спокоен и
суров... и все-таки это был не волшебный, сказочный, а обычный кот, очень
старый, усталый от долгой беспокойной жизни, облезлый, со следами ранений
и борьбы, и значит, не всегда уходил он счастливо от преследователей, не
умел растворяться в воздухе, оставляя после себя следы спокойной улыбки...
и не мог странствовать неустанно и бесстрашно, как Пушок... И я хотел верить,
что именно он жил в этом доме давным-давно, вместе со мной, в этой квартире
- и потому ему нужно снова жить здесь: ведь все коты стремятся жить там,
где они жили, и не живут - где не хотят жить.
Наконец я очнулся - надо же его накормить. Отыскал старую
миску - его миска? - и налил ему теплого супа. Он не отказался. Несколько
раз он уставал лакать и отдыхал, оглядываясь по сторонам. Доев суп, он
стал вылизывать миску. Он толкал и толкал ее своим шершавым языком, пока
не задвинул под стул, и сам забрался туда за ней, так, что виден был только
хвост, двигающийся в такт с позвякиванием. Наконец хвост замер, кот вылез
из-под стула. Вид у него был теперь самый бандитский - морда отчаянная,
рваные уши, глаза сощуренные, свирепые... Я посмотрел на портрет. Нет,
он был совсем не такой... И почему он не подходит ко мне, не идет на колени?..
Потом, когда я привык к нему и привязался, я понял главную
его особенность - он всегда был неожиданным и каждый день, даже каждый
момент разным, и нельзя было предугадать, как он будет вести себя, что
сделает...
Иногда он был похож на филина, который щурится на свет
божий из своего темного дупла, с большой сильной головой и круглыми лохматыми
ушами...
А иногда его треугольная головка казалась изящной, маленькой,
а большие глаза смотрели, светились, как прозрачные камни, на черном бархате
его лица...
Иногда он был каким-то растерзанным, бесформенным, растрепанным,
с пыльной шерстью и узкими, светлыми от усталости глазами...
А иногда - блестящим, новеньким, быстрым, смотрел вопросительно
круглыми молодыми глазами, и я видел его молодым, наивным и любопытным...
Но бывал также брюзглив и тяжеловат, волочил лапы, прыгал
неохотно-долго примеривался, днем не вылезал из своих укромных мест в подвалах...
он был осторожен... Зато по ночам неутомимо обходил свои владения, двигался
плавно, все обнюхивал, все знал, обо всем слышал - и молчал... и вокруг
него возникали шорохи и шепот, и возгласы испуга и восхищения провожали
его среди загадочной ночной жизни:
"Феликс... Феликс-с-с идет..."
Вот именно, он всегда был разным, и я мог смотреть на
него часами - как он ест, спит, как двигается, - он восхищал меня.
А пока кот был доволен осмотром, сыт и захотел уйти. Он
встал и подошел к двери, остановился, посмотрел на меня. "Феликс ты или
не Феликс - приходи еще..." - я открыл перед ним свою дверь. Он стал медленно
спускаться. Я шел за ним, чтобы открыть входную дверь, но он прошел мимо
нее, свернул к подвалу и исчез в темноте. Я зажег спичку, нагнулся - и
увидел в подвальной стене, у самого пола, узкий кошачий лаз.
Феликс вернулся
На следующий день кот не пришел, и на второй день его
не было, и в третий раз я ждал его - и не дождался. Может, он не придет
больше?.. На четвертый день вечером я заснул в кресле и проснулся глубокой
ночью от слабого шороха. Кот шел через комнату ко мне. Поднялся по лестнице,
толкнул незапертую дверь и вошел... Он шел и смотрел мне прямо в глаза.
Левый глаз светился багровым светом. Подошел, прыгнул - и вот уже у меня
на коленях. Он стоял и рассматривал меня, вплотную приблизившись к лицу.
Обнюхал бороду... И вдруг положил передние лапы на плечо, прижался к груди
и громко замурлыкал. Теперь я узнал его. Он всегда меня так встречал. Я
обнял его, положил руку на голову, погладил мягкую густую шерсть, черную
с коричневатым отливом. Кот замурлыкал еще громче, просто неправдоподобно
громко - ему нравилось, что его гладили. Над левым глазом был старый шрам,
и зрачок на свету не сужался... видно, здорово ему досталось... Он поздоровался,
снял лапы с плеча и стал топтаться, чтобы поудобнее лечь. Я гладил его.
В правом боку обломок ребра торчал под кожей, но не причинял боли - значит,
давно это было. А вот шрам на задней лапе довольно свежий, еще багровый...
Кот все мурлыкал, потом затих. Он был легкий, шерсть сухая,
лапы старые, со стертыми подушечками - пока он засыпал, лапы бодрствовали,
когти то показывались, то втягивались, видно, он всегда держал их наготове,
свое главное оружие... а потом и лапы замерли - он доверился мне и спал,
беззащитный уже, настоящим крепким сном. Он был горячий и согревал меня...
Мы долго сидели так, я тоже заснул и проснулся под утро. Затекла, болела
шея. Кот по-прежнему крепко спал. Вот, нашлось существо... Моя связь с
этим домом, с квартирой оставалась слабой, призрачной какой-то, я попал
в прошлое, которое не ждало меня, а жило своей жизнью, как умело. Я надолго
забывал, не помнил, не вспоминал даже о том, что оставил, так уж я устроен,
да и жизнь не позволяла вспоминать, а вот нашлось существо, которое все
эти годы помнило. Как я ни уговаривал себя, что не виноват, что меня держали
силой и прочее, о чем вспоминать не любил и попросту боялся... как ни убеждал
себя, а комок в горле не исчезал: я все представлял себе, как он каждый
день заглядывает в эту комнату и удивляется - в ней темно и пусто... потом
появился странный человек, чужой - боится его и гонит... Я никогда не надеялся,
что меня помнят, не хотел этого - пусть никто не мучается, пусть лучше
забудут, а теперь я чувствовал, что ничем не могу искупить свою вину перед
ним, и это было ужасно, и необходимо мне. Теперь я никогда его не оставлю...
А он тихо спал: жизнь пошла своим чередом, он победил
и успокоился.
Я коснулся его головы, он сразу проснулся, вздрогнул,
но тут же узнал меня - замурлыкал... потом спрыгнул на пол. Я покормил
его и выпустил, и смотрел в окно, как он спокойно, слегка сгорбившись,
пересекает дорогу и уходит в сторону оврага. Окружающая жизнь оставалась
сложной: он понимал, что его ловят и следует скрываться, и никогда бы не
подбежал к случайному человеку, как это сделал доверчивый Пушок. Но теперь
ему есть куда вернуться. Я был нужен ему и радовался этому - ему хорошо,
и снова ясно, что происходит. Он и раньше знал людей, которые кормили его
и жалели... но они не хотели жить там, где только и нужно жить, и не сидели
в том кресле, в котором только и стоит сидеть...
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]