Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Обратная связь

   
П
О
И
С
К

Словесность




ЕВГЕНИЙ  ЕВТУШЕНКО:
"Социальный тип" советского человека. Модель "человек/социум"


    Социально-политическая картина мира в лирической социоантропологии Евгения Евтушенко является в основном выразителем трагичной разобщенности, духа "небратства" и отчужденности. Эстетическим воплощением настроения и размышлений Евтушенко в этот период становятся: социально-психологическая модель человек-социум, противостояние человек/государство, монологи поэта, содержащие в себе элемент театрализации, персонажи-маски и мозаичность письма. Перед человеком в лирической картине мира Евтушенко возникает дилемма "выбор и альтернативная реальность".


Шестидесятые - семидесятые годы ушедшего и, - уже далекого XX века отмечены "обратным ходом" советской истории, "застойным" временем брежневского "правления". В это время устанавливается жесткий цензурный контроль над печатным словом. Поэтика Евтушенко чутко отреагировала на происходящие социально - политические перемены. Поэтому поэт "в силу своей органической погруженности в современность естественным образом не мог не натолкнуться на воздвигнутые между писателем и читателями преграды" (Прищепа В. П.). Поэт теряет своего героя. В его лирике появляется своеобразный сатирический портрет - "социальный тип" современника. Этому способствует постоянно терзавшее Евтушенко ощущение потери "живой души" человека, ближнего. Сам же он превращается в своего литературного "двойника" - это "оратор - пророк", заблудившийся "в лесах архангельских" ("Долгие крики"), или же писатель, попавший в больницу ("Автор"). Такая "раздвоенность" лирического героя Евтушенко явилась результатом трагической необходимости спрятать "запретные" мысли от цензуры; возникают "зашифрованные" тексты ("Монолог голубого песца...", "Баллада о бочке" (стихотворение "Качка")). Социум в мироощущении поэта несет в себе семантику, наполненную "водой" - символом нестабильности, неблагополучия и безысходности: "сволочь - качка", "волны - волкодавы". По мнению В. П. Прищепа, "эти образы с "затемненным" смыслом - симптом наступления нового периода в творческой эволюции поэта". Смысловое наполнение их - невозможность достижения "искомой правды". Стихи для поэта - прежде всего мощное средство влияния на окружающую его действительность, предпосылка которого - горячее и недостижимое желание её изменить. В его лирике функционирует модель "человек/социум", ведущая роль в которой отведена человеческой личности, т. к. она в художественном мире Евтушенко является центром мироздания. Человек - вот мера всех вещей, его внутренний мир и его сущность представляются для поэта главной задачей и целью художественного исследования. Поэтому Евтушенко создает свою антропологию: выстраивает перед читателем целую "галерею" социальных портретов. Характеры и судьбы, собранные воедино, а также размышления поэта о том, каким бывает человек можно сравнить со своего рода Библией или Новым Заветом. Все социальные явления, присущие советскому государству и соответственно, советскому человеку нашли отражение в его лирике. Недаром поэт отождествляет себя с "проходным двором", через который проходит все человечество: "Ничего, что во мне толкотня, как в аду, - /пропускную систему в себе не введу./ Не боюсь, что я вижу в упор подлеца, -/ведь иначе его не узнать до конца" (стихотворение "Проходной двор" (1979)).

А. Мальгин, автор монографии "Публицистика в поэзии", отмечал, что наиболее силен Евтушенко в двух областях: в обличении и в полемике. Стихотворение двадцатидвухлетнего поэта "Фронтовик" было обличительным. Первым в его обличениях выступает бюрократ. Здесь следует отметить довольно агрессивную позицию Евтушенко, но, несмотря на "перехлесты", осуждаемые критикой, эти стихи искренни и правдивы. В стихотворении "Мёд", таким образом, возникает отвратительная личность - торговец мёда, наживающийся на человеческом горе. Но здесь же возникает и другой персонаж - покупающий всю бочку мёда так называемый "медолюбец". Описание его красочно и подробно, у читателя он вызывает отвращение, но поэт на этом не останавливается, он вынужден добавить: "...но жив он, медолюбец тот, и сладко до сих пор живет". Отметим, что портрет этого "медолюбца" достаточно ярок и легко узнаваем (нам представляется, что поэт имел в виду Леонида Леонова). Подобные образы в лирике Евтушенко встречаются достаточно часто, на них "поэт обрушивается с ненавистью, на какую способен, с сарказмом и убийственной иронией". Было бы неверным назвать стихи этого плана чисто сатирическими, хотя Евтушенко объединяет их иногда в "Сатирическую тетрадь". Это не сатира, а живое, страстное осуждение. "Будь проклят, алхимик и лжечародей, строитель страдающих очередей! Могли ли представить Рублев и Радищев, что ты на их прахе, подонок, родишься" - восклицает Евтушенко, обращаясь к новому герою своей лирики (и соответственно новому герою нашего времени) - отвратительному, циничному "директору хозяйственного магазина". Мысль поэта ясна: Радищев и Рублев, Толстой и Достоевский "не уберегли" человека от морального уродства. Герой поэта - не просто стяжатель, это - новый социальный тип, обладающий реальными преимуществами во всех областях жизни; имеющий (во всяком случае, имевший в конце семидесятых годов, когда стихотворение появилось) реальную, достаточно серьезную силу. Однако подобная "личность" становится стандартной, "массовой" как в жизни, так и в литературе. Как заметил В. А. Грехнев, "массовидное" начало в облике людей, которое насаждается цивилизацией и "возрастает к жизни, все более отпадающей от культуры. Жизненной почвой для типов в новейшей литературе становятся не столько крупно выраженные проявления всеобъемлющих страстей или пороков, сколько усредненные формы того и другого, слабо тлеющая жизнь "толпы", виды духовной стадности"[46].

Обращает на себя внимание некоторая гротескность созданных образов, может быть схематичность или упрощенность. Вероятно, это объясняется демократичным желанием Евтушенко "писать для всех", быть понятным каждому. "Сейчас обличения Евтушенко могут показаться архаичными, но не надо забывать, что поэт обладает способностью не только выявить социальное зло, но и первым заявить о нем, для чего требовалась только ему присущая "пробивная" энергия". Социальное зло в его текстах, постоянно критикуемых за "длинноты" и "разжевывания мысли до состояния тюри", не редко бывает кратко и броско обозначено:


Неужто будет, как душа
исчезнувшего человека,
кружиться в космосе, шурша,
одна квитанция из ЖЭКа?
     "Неужто есть последний час..." (1976)

Стихотворение "Мальчик - лгальчик" (1974) все, начиная с самого названия, состоит из обличительных неологизмов: "подлипала"; "мальчик - спальчик"; "выпивальчик"; "жральчик"; "хват"; "мальчик, ты душою с пальчик"; "ростом дыдловат"; "надувальчик"; "продавальчик"; "беспечальник"; "хамом хам"; "убивальчик в перспективе где - то там"; "сверхначальник"; "книг хороших нечитальчик"; "кричальчик"; "молчальчик"; "трусоват, как все скоты". Последняя строфа подводит этим обличениям итог: "ты ещё непонимальчик, что уже не мальчик ты?". Эту же тему развивает стихотворение "Дитя - злодей". Перед нами предстает молодой, полный сил, неунывающий, ни перед чем не останавливающийся аферист - карьерист, для которого любые средства хороши для достижения "цели". Сытость и благоустроенность - вот его конечная цель. Но также ему необходима власть над людьми, ощущение собственного превосходства. Поэт видит перспективу подобного характера - "убивальщик в перспективе где - то там", и рисует перед нами обстоятельства этого превращения в стихотворении "Пятнадцать мальчиков": "Друг друга душат люди от ущербности:/ в пещере это было, и пещерно, /но есть всегда звериный дух пещерности/во всем, что беспощадно, беспрощенно". Убийство происходит в порядке "убывания", то есть происходит своеобразный "естественный отбор", в котором выживает самый подлый и жестокий: ""Я буду главным в нашей революции... /- сказал один из них./ - Ты будешь замом..."/Другой в момент успел к нему рвануться/ и стал душить:/"Я буду главным самым..."".

Здесь мы видим, как "дело правое" в поэтическом сознании Евтушенко- революция становится предпосылкой нарушения самой главной библейской заповеди - "Не убий", взаимоуничтожение доводит человека до "звериного духа пещерности", деградации человеческой личности. Современный "каннибал" пожирает все, что напоминает о благородстве, разуме, совести: "Ему хотелось быть большим начальством, /за убежденья/ выдать закоснелость./Хотелось обладать таким нахальством, / чтобы нахальство приняли за смелость" (стихотворение "Каннибал на курорте" (1974)).

В своих обличительных стихах Евтушенко оказался необыкновенно дальновиден. Стихотворение "Охотнорядец", написанное ещё в 1957 году, кажется нам в этом смысле уникальным, и не потеряло актуальности, к сожалению, и по сей день: "Он гоготал, что не разиня, / что цепь висит во весь живот, /что столько нажил на России/ и ещё больше наживет./ Доволен был, что так расселся, /что может он под юбку лезть./Уже Россией он объелся, /а все хотел её доесть./Вставал он во хмелю и силе, /пил квас и был на всё готов, /и во спасение России/шёл бить студентов и жидов". Здесь мы узнаём тот самый "социальный тип", который в середине 90 - х годов, уже после развала советского государства, стал называться "новым русским", моральное уродство которого достигло предела. Нам представляется, что характер этого "нового русского" был сформирован достаточно давно, но в условиях советского, тем более постсоветского государства прогрессировала алчность и безнаказанность, переполняющая всё существо созданного Евтушенко образа.

Уродство равнодушных возникает перед нами в стихотворении "Феня": ""Мне, в общем, все до Фени..." - ходячие слова, усмешка сытой лени с оттенком хвастовства". Подобный социальный тип чрезвычайно опасен - ведь на глазах у таких "Фень" совершаются самые страшные преступления, такой подход к жизни противоречит всяким представлениям об обожествляемой поэтом человеческом братстве.

Как видим, в лирике поэта возникает своеобразный "социум", населённый яркими и одновременно негативными "субъектами". Между тем, горячо осуждая подобных типов, Евтушенко считает их недостойными ненависти. В стихотворении "Когда я вижу мелкого мерзавца" (1978) поэт задается вопросом: "Где тот человек, в котором зла всемирного приметы, а не сплошной духовный жалкий ЖЭК?".

Но в этом социуме, как и в реальной жизни, находится место и для светлого, "очищающего" характера. В стихотворении "В церкви Кошуэты" речь идет о художнике Ладо Гудиашвили, который на церковных стенах вместо святых изображал реальных, узнаваемых людей. Известно, что в образе Христа художник изобразил своего ученика, способного скульптора Бидзина Авалишвили. "Прошло уже пятнадцать лет, и благочестивые старухи зажигают свечи перед этим Христом, ничуть не выделяя его среди других изображений божьего сына". Роспись Гудиашвили - тот же мир земных страстей, буйной жизни, человеческих пороков и достоинств. Отметим - в стихотворении в роли обличителя выступает не автор, а его герой - художник, и содержится важнейшая для поэта мысль, своеобразный идейно-эстетический кодекс шестидесятничества: "Мы, лицедеи - богомазы, дурили головы господ. Мы ухитрялись брать заказы, а делать всё наоборот. И как собой ни рисковали, как ни страдали от врагов, богов людьми мы рисовали и в людях видели богов!". К вышесказанному можно добавить такие слова Евтушенко: "Источник нравственности - прежде всего сама жизнь и сами люди, как многоликий, но единый Бог, состоящий из тех, кто борется за освобождение людей от ложных кумиров".Тему "божественного" в человеке поэт развивает в стихотворении "Воскрешение каждого - в каждом" (1980): "Уверяя, что Бог - где-то выше, / в человеке мы Бога теряем./А убийцы, молясь лицемерно, / так хотели бы, чтобы исчезло/человеческое и в Боге!/Дайте мне хоть немножко Бога, /но который бы был человеком...".

В поисках живой народной души поэт отправляется в путешествие по "социуму" на карбасе "Микешкин". Так возникает "Печорский цикл" - коллективный образ народа. Эти полюбившиеся Евтушенко труженики русского Севера дают уроки истинного мужества, ощущение судьбы многолюдной, народной. Это "Баллада о Муромце", "Изба", "Легенда о схимнике" и др. ""Бегство в народ" было тем целительным средством, которое помогло поэту самосохраниться, уберечься от "распада"". Обращаясь к "народному" материалу, поэт начинает создавать один из любимых мифов шестидесятничества: культ народа, культ "простого человека", который всегда являлся основой идеологии всякого тоталитарного режима. Евтушенко больше всего беспокоит образовавшаяся оторванность, разобщенность с "малыми" людьми российской глубинки. Он торопится восстановить эту "народническую" связь: "Голос мой в залах гремел, как набат./Площади тряс его мощный раскат./А дотянуться до этой избушки/и разбудить её - он слабоват". Поэт осознает свою миссию - очень непростую роль связующего звена. Отсюда и название его сборника - "Катер связи".

В океане человеческих судеб, между добром и злом в художественном мире Евтушенко присутствует и его собственная личность. Поэт осуществляет попытку посмотреть на себя со стороны, извне, из "социума" в стихотворении "Автор" (1974): "Но Автор он - / стихов по доброй воле, / стихов о целине, / и о футболе, /стихов о Переделкино, /Фиделе, /о станции Зима, /и о корриде...".

Обратим внимание - несоединимое на первый взгляд, эклектичное, все это находится в органичном единстве для его внутреннего мира, и перед читателем возникает "социум внутри социума", своеобразная маленькая модель современного общества. Переделкино - творческая лаборатория Евтушенко, представляется центром художественного мироздания. Здесь обитает дух "Человека творящего". Стройка на целине и футбол - это те социальные явления, без которых трудно представить жизнь и деятельность советского человека в советскую же эпоху. Станция Зима - Родина поэта, источник и вдохновитель его сил, "фундамент" его существования. Политический лидер Кубы Фидель Кастро олицетворяет собой романтику революционных преобразований в мире, коррида - напоминание о крови. Кровь - жестокое средство воплощения всех романтических идей, она является символом насилия над человеком. Социум, живущий в художественном мире "Автора", необъятен: "Какие необъятные желанья! В них включены Розиты, Дженни, Лани. Какая к братству будущему тяга! В его дружках - аляскинский бродяга, чилийцы, австралийцы, финны, турки, и все марьинорощинские урки, а если верить - так и Маяковский, а вдумаешься - даже волк тамбовский". Обратим внимание, что перечисленные персоналии равны перед поэтом в своей значимости. Уникальное чувство родства и любви, наполняющее поэта, просто потрясает; потрясает оно не только читателя, но и сам социум, который провожает "Автора" удивленным взглядом: "Глядят из окон, / подбирая грыжи, /как он идет/в Нью - Йорки и Парижи, /как оглянулся грустно на аллее, /за свой народ оставленный болея, /но слышен бодрый голос руководства:/ "Ну ничего - /он к нам еще вернется..."".

Здесь проявляется мотив "осиротелости", горького одиночества поэта, уходящего от человечества, от социума, любовь к которому ему чужда и непонятна. В стихотворении "Зашумит ли клеверное поле..." поэт произносит: "Я люблю вас, люди - человеки, и стремленье к счастью вам прощу. Я теперь счастливым стал навеки, потому что счастья не ищу". Осознающий себя частью единого целого, лирический герой очень болезненно переживает свою вынужденную оторванность от него, так как смириться с тем состоянием, в котором человечество пребывает в настоящий момент, он не может.

Между человеком и социумом в художественном мире поэта существует ещё одна субстанция - история. Евтушенко преследует именно эту цель - не допустить искажения реальных фактов истории и реального облика человеческой личности в целом. В стихотворении "Золушка" сам поэт говорит о себе так: "Моя поэзия, как Золушка, забыв про самое своё (!), стирает каждый день, чуть зорюшка, эпохи грязное бельё". Мысль, заключающаяся здесь, стала для Евтушенко главной, составляющей самую суть, сердцевину его творческой деятельности: находить самое больное, сокрытое "эпохи грязное бельё", будь то социальное явление или судьба и характер человека, и в полный голос говорить об этом: "ведь если так полы наслежены, кому - то надо же их мыть?". Стремление приукрасить действительность осуждается поэтом:


В словах мерзавца - пустобреха,
что украшает грязь траншей,
приукрашается эпоха
и этим кажется страшней.
     "Идеи правые, родные..."

"Поэты-шестидесятники создают новую концепцию человека, в которой человек исследуется как бы заново, что видится следствием осознания ими себя причастными к важнейшим историческим событиям. История не была для поэтов чем-то лежащим вне их самих, они ощущали себя ее творцами. Отсюда - стремление через призму собственного "я", через призму сознания и судьбы героев отразить ход самой истории. Герой предстает как самоценная личность, способная воздействовать на обстоятельства, а если надо - и управлять ими" (Прищепа В. П.). История складывается из быстротекущих моментов. Евтушенко это прекрасно понимает: "Я кинооператор твой, история, - иначе бы стихи писать не стоило..." и стремится зафиксировать момент с максимальной полнотой, выразить его в максимальном объёме. Автор статьи "В поисках прочных ценностей" В. Гусев, опубликованной в "Литературной газете" в 1967 году, пишет: "Евтушенко можно отказывать в чем угодно, но не в ощущении скрытости тока, нерва времени, не в органическом чувстве того, что реально, на деле носится в воздухе. Этого поэта можно судить только по самым высоким критериям...". Правдивы и интересны слова Пабло Неруды: ""Евтушенко рехнулся, он просто паяц" - так цедят сквозь зубы. Что ж, Евтушенко, не будем судить и рядить, мы уже все обсудили до пришествия в этот мир, и в стихах у тебя - сияние новой луны, электронные лепестки, локомобили, слезы, а время от времени - але-оп! под купол! и вниз головой! - твои кульбиты, твое возвышенное штукарство... Чем не паяц? В нашем мире нужны и Наполеон, фигляр-баталист (заблудившийся в русских снегах), и Пикассо, космический клоун, отплясывающий на алтаре чудес, и Колумб, тот печальный паяц, осмеянный повсеместно, который некогда нас открыл. Лишь поэту хотят это все запретить, хотят помешать ему кувыркаться, лишают права на сальто-мортале. Я встаю на его защиту против новейших филистеров. Вперед, Евтушенко, продемонстрируем в цирке наше уменье и наше унынье, нашу потеху: играть с огнем так, чтобы истина просверкала между мраком и мраком. Ур-р-ра!.. А теперь выйдем ещё раз, пусть выключат свет, и прожектор озарит наши лица, и явятся людям два крылатых шута, готовых рыдать заодно со всем миром" (книга публицистики "Политика -привилегия всех"). Итак, мы приходим к выводу: именно здесь находит свое обоснование социоантропология Евтушенко как единая эстетическая система взаимосвязи человека и социума, "человеческого" и "общечеловеческого", обнаруживая также "мозаичность" авторского письма как своеобразную реализацию ЛЕФовской традиции. В созданном им поэтическом мире есть место каждому человеку в его соотношении со временем, историей, социально-ролевой позицией.

Жизнь "советской эпохи", воплощенная в полной мере в стихотворениях Е. А. Евтушенко, утрачена Россией навсегда, и "советского" человека, впитавшего в себя все закономерности этой жизни, больше не существует. XXI век диктует свои правила существования, формирует другие характеры и другие нормы функционирования социума. Поэтому эти тексты необыкновенно ценны и дороги для нас.




© Ольга Кравцова, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.

– Поэзия Евгения Евтушенко –



Школьные сочинения: Творчество Евгения Евтушенко




Best Guides предлагает экскурсию: проходные дворы Петербурга. Лучшие гиды!
ОБЪЯВЛЕНИЯ
Словесность