В оны дни ты мне была, как сын,
из утробных взращена глубин.
Я ловила семя на лету -
ту судьбу сулит, или не ту...
Две души в сорочках кружевных,
сердцевины душ обнажены,
но неймут ни губы, ни глаза,
ни поэта лживая слеза.
Чья душа мне ближе и родней
кружевного облака над ней?
Любовь - это только любовь, не больше,
и даже меньше - голода и озноба.
Я люблю - тебя, как город в Польше,
не взяв на пробу
площадь, ратушу, костел, захристье...
Безошибочно, рефлекторно, млечно.
Даже если рефлекс конечен,
все едино - воистину.
Дом двинулся в четвертом этаже,
мы перешли в гостиную из кухни,
словили птичку в духе Фаберже
и старца на столе, в китайском духе.
Этаж ушел направо и вблизи
маячил парк, аллея и скамейки.
А нас окно ловило, как визир
большой логарифмической линейки.
И рама совместила результат,
мы стали в ней едино-неделимы,
и даже понадеялись, раз так -
нам целостное выдумают имя...
Потом была зима и Новый год,
и между рам запихивали вату,
что, видимо, к неравенству ведет
и окон, и отдельных результатов.
Но принесли фарфоровый сервиз,
две чашки в эксклюзивных канарейках...
Ловить нам утварь, не переловить
за бегающим стеклышком линейки.
Все больше наизусть, не ясно
для глаз колеблются ряды
домов, тасуемых, вдоль трассы,
кустов, недвижных, вдоль воды.
I де ж той погляд? де притулок? -
дрожу, а ты выходишь из
подъезда, арки, закоулка,
всего, чем прочен парадиз,
чем память вымоcтят - на равных
для всех Адамовых колен.
Такого утра, чуешь... ранку,
и не припомню на земле.
Куда нас теперь забросили без штампика в аусвайс -
внебрачную и внекрестную держать круговую связь.
Какие ряды высокие и чистые голоса...
Едва сосчитаю, сколько их - позволят открыть глаза.
До тучки решусь дотронуться, растущей к земле свинцом,
в девятом кругу бессонницы теряя свое лицо.
Себя сосчитаю, нечего кого-нибудь выделять.
Из нашего леса певчего все вырублено на ять,
хоть машет и машет кронами и чешет по облакам
его вещество зеленое, не тронутое пока
распадом и штампом "подлинник". Отпразднуем libert'у
у времени - между полдниками и ужинами - во рту.
Куда нас, разбитых наскоро на теноры и альты -
спрессовываться в кадастры и говеть до второй звезды,
до первой лесной проталины, до после дождя в четверг -
с привычкой, что есть, не маленький, не голос, а человек...
Так живется в секторе противогаза:
без иллюзий, вслушивания, соблазна
дописывать. Так живется - воочию
днем и ночью,
не дыша на зеркало -
в чем сомненье, если в глазах не меркло,
и раскрыты веки.
В чем оно - если веки склеены,
не дрожат, принимают целование как последнее.
С двух сторон деревья - это аллея,
а не продукт брожения, разложения -
деревья. Вне идеи.
Чем под воду,
на корм одичалым скотам Атлантиды,
лучше булькнуть в тире. И на тысячном льё
звуковую волну пережить, и чужую свободу
осязать как спасенье свое.
На катрен,
на одну запятую, а там будет видно...
Зачерпнуть рукавами заиленный шорох равенн,
словоблудьем флоренций
заполнить просветики вен.
Легкий Дант окунется и вынырнет с рыбой во рту.
Но в природу вещей ни один не поверит Лукреций.
Вот и редкая птица: услышала всплеск на лету
и вернулась - всмотреться!
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]