Листва на деревьях дышит, птица поет, только зачем
Облако набегает, и длится, длится
Бесконечность песни, сухой ручей
Как пустая выпавшая страница
Я ли тебе виновата, что голоса нет
Слова ли нет, чтобы сказать на пальцах
Птица, не покидая ветвей, поет,
Не видно ее, можно лишь догадаться,
Что она есть, продолжает свое житье,
Отделившись от голоса, где-то жилье сплетает
Вот уже и совсем не видно ее,
Не видно дерева, сумерки наступают
За поворотом, а ты еще не успел
До конца понять, где порвались цепи той звенья...
...И огонь погас, лишь маленький язычок
В темноте все лизал да лизал смелей поленья...
Мало чего о мире могу сказать, и вообще
Слов моих, сокрушенных на глади моря,
Столько же, сколько оставленных вещей
В комнате умершего от горя.
Поток дождя волной накроет
Ступеньку дачного крыльца
Она мне столько раз приснилась
И будет сниться без конца.
Здесь солнце замерло до срока
Стоит печали торжество
Река бежит к своим истокам,
Не понимая ничего
Проснуться, больше не надеясь,
Войти, не открывая глаз
Моей души коснулось тело
И мир обрушился на нас
Жизнь уже прожита, уже облетает картинка.
В уголке моей памяти нет больше места для снимка
Для того последнего, где кружится лист над водою,
Где только ты и я, и никого со мною.
Ты заплачешь, по дереву дрожь пройдется
От всего, что было с нами, не остается
Ни имен, ни мест, ни городов весенних,
Ни печали майской, ни мглы осенней.
То ли птица поет, то ли русалка стонет
То ли память стоит и ждет, пока этот лист потонет
В глубине пруда, в котором нет отражений
И во мгле ни цветов, ни отсветов, ни движений.
Мир стал дробным. Швы на цветной картинке
Разошлись. Кусочки и половинки
Больше ничего уже не означали
Вместе. Как это было в самом начале.
Я вижу флоксы, торчащие вдоль дорожки
Из-за угла приходили соседские кошки
В марте. И налипавшие комья грязи
Не удавалось с ботинок отчистить разом
И виноград струится и будто плачет
И небеса не боятся весну обозначить
И, замирая в медленном ветре, птица
Ни умереть, ни упасть уже не боится.
На дереве девять лун
И месяц стоит июнь
А в тоненьких небесах
Серебряная черта
А ночью вокруг моста
Скользящая чернота
А утром туман в полях
И небу легко без звезд
И я на мосту лежу
И слушаю телом мост
И как же мне без меня
Которая на мосту
Куда понесу теперь
Горячую пустоту
Что вспыхнет опять во мне -
Лишь ветер с холмов придет
Что тянет меня к словам,
Да падает мимо нот
Тело мое дурное нелепое никакое
Что прилепилось ко мне, что делаешь тут со мною
Что прилепилось к душе как на карнизе гнезда
Что растворилось во тьме
Берег реки замерз, но шест в глубину уходит
Лодка скользит по воде, но дна не видит
Ближе и ближе берег, где лес без снега
Замер и ждет. И скоро мой день рожденья.
Значит, скоро в пятнадцатый раз рождаться
В холод и в грязь, в обмирающее безмолвие
Душа моя, оглянись, но во сне не надо
Во сне я тогда не пойму, как же мне обратно
Начинаешь помнить, как снег начинает падать
Полчаса еще не прошло, и уже ни ворот ни сада
Я хотела б тебя забыть, да только
Никогда не поедет Марина к Рильке
И висок расцветает незримой болью
Оставляя во тьме все то, что было
Отплывала лодка
С берега видна
Легкая походка
Легкая волна
Маленькие руки
Шьющие шелка
Будто нет разлуки
Будто на века
Подплывала лодка
К берегу скользя
Будто невозможность
Оправдать нельзя
II
Разлука вечная порой
Ничто без времени для нас
Когда ни рук уже ни глаз
Ни стрел ни каменных сердец
А есть награда и венец
За то что кончится сейчас
III
Любовь моя приди за мной я здесь
Сойди на дно, усталое движенье
Мне кажется что нужен я не весь
Лишь залитое кровью пораженье
Больной души сверкающая смесь
Опавших звезд слепое притяженье
Ежевика и орешник
В летнем воздухе живет
Солнце к темени скворешни
Прикоснулось и поет
Как мы жили, как мы пели
Не касалися земли
Деревянные надежды
Расписные корабли
Старые дома возвращают тебя себе
Но такого себя ты не можешь себе простить
Такого себя ты не можешь позвать в себя
Остается то, что не может быть
Получается, это уже не ты
В мутном зеркале, притягивающем взгляд
В этих снах и падениях с высоты
В этих промельках вниз, вперед, назад
Я всегда знала, что поэзия - одна из высших форм компенсации за кратковременное, но такое неподъёмное пребывание в "юдоли скорби". Тяга к творчеству дана человеку во искупление, а не в нагрузку. И творчество - некий особый, автономный энергоблок душевной жизни. При блочной схеме оборудование установок в составе, например, электростанции не имеет между собой технологических связей. Но выработка электричества при этом не прекращается. Так и поэт может отличаться девиантным поведением, страдать неизлечимой болезнью или служить бухгалтером. Он компенсирован за счет работы своей незапрограммированной "турбины". Лермонтов, говорят, отличался вздорным характером, а Некрасов шельмовал за карточным столом. Ни то, ни другое обстоятельство, даже если они и имели место, а не придуманы лишёнными дара современниками, ни малейшего отношения не имеют к их поэтическому гению. Поэт, конечно, не есть инструмент языка, как плотник не может быть "инструментом топора", однако способен сработать Кижский погост. Но Слово в его сакральной сущности обладает преображающей силой и в этом смысле - выше бренного человека.
Поэт далеко не всегда осознаёт эту силу личного - и ничем не заслуженного - "4-го энергоблока" - как правило, созидательную, но иногда и разрушительную, чернобыльскую. Но не осознаёт только до того момента, пока не постигнет масштаба катастрофы - близости смерти, которая оставляет поэзию за границей "разрастания сути вещей". И непонимание поэтом собственной силы - великая самосохранная тайна словесного творчества:
Река бежит к своим истокам,
Не понимая ничего
Стихи Аси Климановой лишний раз меня во всем этом убеждают. Никакая телесная немощь, равно как и никакая физическая крепость, никак не влияют на поэтический слух и зрение, на вербальный жест и завораживающую интонацию, никак не расслабляют душевной организации, а зачастую действуют в обратной пропорции. По большому счету физиология вообще мало связана с процессом творчества - они разной природы, хотя и селятся под одной "крышей":
Тело мое дурное нелепое никакое
Что прилепилось ко мне, что делаешь тут со мною
В стихах Аси много воды - главной стихии поэзии, как я выяснила для себя много лет назад: "Обступает река уводящих смыслов"; или: "Лодка скользит по воде, но дна не видит". Слово само по себе текуче, ипоэтому над ним не властно течение времени. А душа крылата, по выражению, судя по всему, очень важного для Аси поэта - Марины Цветаевой. То есть летуча. Способностью перемещаться в пространстве течением и полётом одновременно обладает из всех искусств только поэзия. Высокая христианка - и замечательный переводчик - Наталья Трауберг разделяла поэзию на "райскую" и "адскую". В этом нет оценочного мотива, но лишь констатация того непреложного факта, что путь ко Спасению у каждого свой.
Ася Климанова мученическою жизнью и несбыточно катарсическим творческим деянием безусловно заслужила место в поэтическом раю:
Вы не плачьте не мешайте душе к господу лететь
Душе к господу лететь
Больше мира не хотеть
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
