Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ЭПОХА  РИНДЗАЙ
или  КОНЕЦ  РУССКОГО  РОК-Н-РОЛЛА


"Когда искренний человек исповедует ложное учение, оно становится истинным, а когда неискренний человек исповедует истинное учение, оно становится ложным". Чжао Чжоу


  • Пять неискупимых грехов Риндзай-року
  • Риндзай-року и психоанализ
  • Биофильное и некрофильное в рок-музыке
  • Сергей Калугин: введение в Риндзай-року
  • "Рок-н-ролл мёртв": от теории к практике
  • "Конец русского рок-н-ролла": от практики к теории
  • Алексей Евстратов: Жизнь после смерти


  • Считается, что одной из важнейших составляющих идеологии рок-н-ролла являются нонконформизм и борьба с социальной несправедливостью, что наглядно продемонстрировали американские хиппи шестидесятых и английские панки семидесятых. В нашей стране этот, по выражению известного радиожурналиста Всеволода Новгородцева, "рок-посев", как казалось, должен был дать особенно буйные всходы, что и реализовалось в годы перестройки творчеством таких групп, как "Аквариум", "Алиса", "Кино", "Телевизор" и, несколько позже, "Гражданская оборона". Однако, трудно отрицать, что современная отечественная рок-поэзия находится в полосе упадка. Закономерность это или случайность?

    Мне кажется, ответ на этот вопрос лежит в области не только социально-экономических изменений, постигших в девяностых годах нашу страну, но и оставшейся незамеченной эволюции ценностных ориентаций рок-н-ролла. Поэтому я попробую осмыслить эту проблему с несколько необычной стороны - с точки зрения буддистской школы Линь-цзи (Риндзай) и психоаналитической теории Эриха Фромма. На мой взгляд, понимание такого неоднозначного культурного явления, каким является рок-н-ролл, при помощи именно этих философских учений может привнести немало нового.





    Пять неискупимых грехов Риндзай-року

    Записи бесед с буддистским монахом Линь-цзи И-сюань (умер в в 867 году) "Линь-цзи лу" (в японской традиции - "Риндзай-року") известны российскому читателю, в основном, по роману Юкио Мисима "Золотой Храм":

        "Смотри по сторонам, и назад смотри, и убей всякого, кого встретишь", - вдруг отчетливо услышал я первую строчку. Знаменитое место из "Риндзайроку"! Слова полились без запинки: "Встретишь Будду - убей Будду, встретишь патриарха - убей патриарха, встретишь святого - убей святого, встретишь отца и мать - убей отца и мать, встретишь родича - убей и родича. Лишь так достигнешь ты просветления и избавления от бренности бытия".

    Как мы знаем, герой Мисимы понимает слова Линь-цзи буквально и сжигает храм, что позволяет Мисиме толковать эту цитату как призыв к святотатству. Но насколько верно такое толкование доносит до нас учение Линь-цзи? Ознакомимся с оригиналом:

        Достопочтенные! Только совершая пять неискупимых грехов, можно обрести освобождение. Некто спросил: "Что такое пять неискупимых грехов?". Наставник сказал: "Убить отца, убить мать, пролить кровь из тела Будды, нарушить мир и согласие в сангхе, сжечь священные писания и иконы - это и есть пять неискупимых грехов".

        "Что такое отец?" - спросил некто. Наставник ответил: "Неведение есть "отец". Когда ваше сознание сосредоточено в одной точке и, где бы вы ни искали, нигде нельзя найти места для возникновения и исчезновения, подобно эху в пустоте; когда везде и всюду покой и недеяние - это и называется "убить отца".

        "Что такое мать?" - спросил некто. Наставник сказал: "Алчность и страсть есть "мать". Когда сосредоточенным сознанием вы вступаете в чувственный мир страстей и желаний и пытаетесь найти эти страсти, но видите лишь пустотность признаков всех дхарм, когда нигде нет привязанностей - это и называется "убить мать".

        "Что значит пролить кровь из тела Будды?" - спросил некто. Наставник сказал: "Когда вы вступаете в мир чистых дхарм и сосредоточенность вашего сознания не порождает объяснений (т. е. мысленных интерпретаций)... - это и есть "пролить кровь из тела Будды".

        "Что значит нарушить мир и согласие в сангхе?" - спросил некто. Наставник ответил: "Когда, сосредоточив сознание, вы правильно постигнете, что страсти, препятствующие просветлению, подобны пустоте и не имеют никакой опоры - это и есть "нарушить мир и согласие в сангхе".

        "Что значит сжечь священные писания и иконы?" - спросил некто. Наставник сказал: "Узрев, что причинно-следственные связи пустотны, сознание и дхармы пустотны, мгновенно одним решительным ударом разрубить все кармические связи и внезапно прекратить всякую активность (обрести не-деяние) - это и есть "сжечь священные писания и иконы".

        Достопочтенные! Если вы сможете постичь это, то вас уже не будут сковывать внешние преграды из слов "обычный" и "священный".

    Последние слова этой пространной цитаты раскрывают нам суть учения Линь-цзи. Оказывается, мудрец призывает убить не Будду, не отца и не мать, а лишь сами эти и другие слова, понимаемые как метафоры - для того, чтобы избегнуть догм и принимать учение Будды не отягощённым схоластическими спекуляциями. И, действительно:

        Я, горный монах, считаю, что нельзя что-то любить или ненавидеть. Если вы любите "священное", то это есть лишь название "священное"... Только когда вы осознаете это, у вас появится умение правильно читать тексты, излагающие суть Учения, и вы начнете правильно понимать его, не вводя себя в заблуждение различными "священными" именами"... В этом мире и вне его нет Будды, нет Дхармы, поэтому она не может проявиться, как не может и исчезнуть. А если и есть что-то, то все это является лишь словами и наименованиями, фразами и предложениями, которыми завлекают маленьких детей, или же лекарством для исцеления определенных болезней, проявляющимся в виде наименований и фраз. Но сами по себе наименования и фразы не являются реальностью. В действительности только вы сами, функционирующие передо мной явно и сокровенно, видите, осязаете, слышите, сознаете и, отражая вещи, устанавливаете все наименования и фразы.

    И далее, уже в более резкой форме:

        Изучающие Путь! Не связывайте себя тем, что я вам проповедую. Но почему же? Потому что мои проповеди не имеют опоры и пристанища, они подобны схемам и картинам, в определенное время возникающим в пустом пространстве (воздухе), или раскрашенным разноцветными красками статуям, или различным притчам и иносказаниям. Изучающие Путь! Не делайте из Будды конечный предел. Я считаю его не чем иным, как дырой в отхожем месте, а бодхисаттв и архатов невольничьими колодками-вещами, которые закрепощают людей.

    Таким образом, идеалом Линь-Цзи является "бездомный" бродяга-буддист - некий экзистенциальный медведь-шатун, убивающий на своём пути все встреченные "священные слова", а Будду и вовсе считающий "дырой в отхожем месте":

        Человек же, который действительно покинул свой дом, должен постичь обыденное истинно-правильное прозрение и различать Будду и Мару, истинное и ложное, обыденное и священное. Только когда достигнуто такое постижение, адепта можно назвать действительно "покинувшим свой дом". Если же он не различает Будду и Мару, то его нельзя считать "покинувшим дом", ибо, покидая один дом, он вступает в другой.

    По мнению Линь-цзи, только погружение в себя и выход за пределы рационального могут привести к просветлению:

        Искать Будду - значит потерять Будду; искать Путь - значит потерять Путь, искать патриарха - значит потерять патриарха.

    Вероятно, "Риндзай-року" можно трактовать исключительно в философских категориях, однако, трудно не заметить, что идеи Линь Цзи, попадающие в социальное пространство, ориентированное на гуманистическую аксиологию, могут подействовать, как разорвавшийся снаряд (нетрудно догадаться, что мишенью Линь Цзи является, например, конфуцианский культ сыновней почтительности). "Риндзай-року" - это абсолютно [i]сознательная[/i] провокация человеческого сознания, направленная на его освобождение и развитие ("просветление") - и Линь Цзи, являясь интуитивным психологом, вряд ли мог полностью спрогнозировать психотерапевтический эффект от своих идей. Зато этот эффект можно проанализировать, взяв на вооружение методологию психоаналитической школы Зигмунда Фрейда и его последователей - прежде всего Эриха Фромма.





    Риндзай-року и психоанализ

    Считать Эриха Фромма достаточно компетентным специалистом в области анализа учения Линь-цзи позволяет одна серьёзная особенность его школы. Занимаясь проблемами личности в современном мире, этот учёный сумел не только отойти от христианской шкалы ценностей, во многом определяющей взгляды того или иного исследователя (что особенно отразилось в работах Эриксона и Маркузе), но и сумел внести немалый вклад в изучение, собственно, психотерапевтического аспекта буддизма. Об этом особенно красноречиво свидетельствует совместный сборник лекций самого Эриха Фромма, известного японского философа и богослова Дайсэцу Судзуки и некоторых других авторов под общим названием "Дзен-буддизм и психоанализ".

    Как известно, Фрейд считал Танатос, влечение к смерти, и Эрос, влечение к жизни, основными инстинктами, присущими любому биологическому существу. Придерживаясь взглядов своего учителя, Эрих Фромм идёт дальше, вводя в науку так называемые "модусы бытия" - структуры человеческого сознания, определяющие личностный смысл всех явлений, событий и, как следствие, мировоззрения. В контексте влечения к жизни и смерти эти модусы были названы, соответственно, "биофилия" и "некрофилия". Посмотрим, как сам доктор Фромм объясняет сказанное.

        Некрофилия представляет собой основополагающее ориентирование, она является как раз тем ответом на жизнь, который находится в полном противоречии с жизнью; она является наиболее болезненным и опасным среди всех жизненных ориентирований, на которые способен человек. Она является настоящей перверсией: хотя некто жив, он любит не живое, а мертвое, не рост, а деструктивность. Если некрофил отважится дать себе отчет в собственных чувствах, то лозунг своей жизни он выразит в словах: "Да здравствует смерть!". Противоположностью некрофильному ориентированию является биофильное ориентирование, которое по своей сути есть любовь к живому. Как и некрофилия, биофилия не состоит из одной-единственной существенной черты, но представляет собой тотальное ориентировчние, полностью определяющее образ жизни человека. Оно утверждает себя в его телесных процессах, в его чувствах, мыслях, и жестах, биофильная ориентация выражается во всем человеке. В своей самой элементарной форме она проявляется в тенденции жить, что можно обнаружить у любого живого организма. В противоположность теории Фрейда об "инстинкте смерти", я разделяю точку зрения многих биологов и философов, что имманентное свойство любой живой субстанции - жить и сохраняться в жизни.

    Какую же первую, непосредственную реакцию может вызвать призыв к пяти неискупимым грехам "Риндзай-року" у биофилов и некрофилов? Это нетрудно предугадать.

    Вероятно, у биофилов, если они придерживаются гуманистической системы ценностей, провокационные заявления "Риндзай-року" должны вызвать отторжение - ибо сама идея смерти таким людям несвойственна. С другой стороны, при понимании второго, более глубокого смыслового уровня "Риндзай-року" для биофила, вероятно, открылось бы то самое просветление, о котором говорил Линь Цзи: то есть, стала бы ясней суть вещей при изменении или утере имён, тянущих сознание в схоластику и догму (вспомним, что по Фромму, для некрофилов характерна страсть к дисциплине и консервативность).

    Увы, противоположную реакцию мы бы увидели у человека, ориентированного на некрофилический модус бытия. Некрофил, скорее всего, истолковал бы "Риндзай-року" как карт-бланш не только на экзистенциальное убийство отца, матери и Будды, но и на самоубийство, как конечную цель убийств вообще и высшую точку мудрости, в частности.

    Как ни странно, последовательную реализацию этих двух противоположных идей мне удалось увидеть в российском рок-н-ролле, культурном явлении, развивающемуся по законам, вряд ли имеющим даже косвенное отношение к "Риндзай-року".





    Биофильное и некрофильное в рок-музыке

    Интересно, что рок-н-ролл (я буду и далее так называть субкультуру отечественной рок-музыки) имеет целый ряд ярко выраженных одновременно и некрофильных и биофильных тенденций - трудно даже сказать, каких наличествует больше.

    Биофильная основа рок-н-ролла восходит к пращурам этой культуры - американскому джазу и блюзу, подразумевающих чувствование музыки необходимым элементом её исполнения. Ещё в 30-х годах придуманный Дюком Эллингтоном лозунг "It dosn't mean a thing, if it ain't got that swing" ("Это не значит ничего, если в нём нет свинга") стал главной заповедью любого музыканта. К этой же области можно отнести крайне распространённое в те годы мнение, что белый музыкант не способен играть блюз, поскольку не может его чувствовать, как негр.

    В 60-х годах англоязычная рок-музыка достигла своего расцвета, перемешав все установки и догмы. На первое место выдвинулись новые основополагающие термины, не потерявшие и сотой доли актуальности и по сей день: "drive", "jam" и "session". Поскольку эти слова в транскрипции перешли вместе с рок-музыкой в российскую реальность, далее мы будем их писать кириллицей.

    "Сейшн" - базовое понятие рок-бытия, означающее любое взаимодействие музыканта и слушателя. И если первоначально этим словом обозначались студийные сессии, то впоследствии слово стало означать и концерт, и хэпепенинг (спонтанное действие) и даже репетицию.

    Понятие "джем" несёт в себе большую конкретику, означая коллективную импровизацию нескольких музыкантов (иногда прежде даже не репетировавших вместе). Широко известны джемы Хендрикса и Мориссона и т.п.

    Слово "драйв" (аналог джазового "свинг" и вообще имеющее массу синонимов), судя по всему, является главным в рок-н-ролльной реальности, обозначая некую точку перехода музыки из количества в качество. Вероятно, такое состояние в крайней точке Линь Цзи мог бы назвать просветлением (хотя это ещё большой вопрос, как древние буддисты могли бы отнестись к рок-музыке как медитационной практике).

    В то же время, в рок-н-ролльной реальности немало и некрофильных элементов, основными из которых являются мифотворчество, культ умерших музыкантов, меломания. Увековечивание славы любой ценой, характерное для рок-н-ролла, использует историю лишь как средство перехода из настоящего в прошлое. Однако, в то же время нельзя сказать, чтобы рок-н-ролл был полностью подчинён некрофильным тенденциям. Обычно биофилические тенденции в рок-н-ролле преобладают, что связано, вероятно, с тем, что всё-таки основная функция рок-музыки не развивающая, а рекреативная (развлекающая).





    Сергей Калугин: введение в Риндзай-року

    Надо сказать, что в истории отечественной рок-музыки всё-таки есть одно произведение, имеющее прямое отношение к Риндзай-року, и не процитировать его - невозможно. Речь идёт о песне московского музыканта, авторитетного как самого по себе, так и в составе созданного им проекта "Оргия праведников", Сергея Калугина - "Убить свою мать" (альбом "Оглашённые, изыдите!", 2001 год).

    Текст композиции предваряется устным рассказом автора об истории вопроса - с солидной по размерам цитатой из "Риндзай-року" (правда, в несколько ином переводе относительно того, что процитировано мной в начале статьи, но идентичность фрагментов не оставляет сомнений):

        Горный Китай, монастырь Чжоан Чжоу. Год от Рождества Христова 853-й. Некто спросил Линь Цзы: "Что такое мать?". "Алчность и страсть есть мать, - ответил мастер, - когда сосредоточенным сознанием мы вступаем в чувственный мир, мир страстей и вожделений, и пытаемся найти все эти страсти, но видим лишь стоящую за ними пустоту, когда нигде нет привязанностей, это называется убить свою мать!..".

    Заметим, впрочем, что название монастыря было всё-таки Линь-цзи-юань (или Риндзай-ин, если следовать японской традиции); а именем Чжуан Чжоу звали другого буддистского проповедника, более известного как Чжуан-цзи и жившего несколькими сотнями лет позже. Далее идёт, собственно, текст песни.

          Я сомневался, признаюсь, что это сбудется с ним,
          Что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым,
          Но оказалось, что он тверже в поступках, чем иные в словах.
          Короче, утро было ясным, не хотелось вставать,
          Но эта сволочь подняла меня в шесть тридцать пять,
          И я спросонья понял одно - меня не мучает страх.

          Когда я выскочил из ванны с полотенцем в руках,
          Он ставил чайник, мыл посуду, грохоча второпях,
          И что-то брезжило, крутилось, нарастало, начинало сиять.
          Я вдруг поймал его глаза - в них искры бились ключом,
          И я стал больше, чем я был и чем я буду еще,
          Я успокоился и сел, мне стало ясно - он убил свою мать!..
          И я смотрел ему в глаза - в них искры бились ключом,
          И я был больше, чем я был и чем я буду еще,
          И я сказал себе опять: "Невероятно! Он убил свою мать!.."

          И время стало навсегда, поскольку время стоит,
          А он сказал, что в понедельник шеф собрался на Крит,
          Короче, надо до отъезда заскочить к нему, работу забрать.
          И он заваривал чай, Он резал плавленый сыр,
          А я уже почти что вспомнил, кто творил этот мир,
          Я рассмеялся и сказал: "Ну, как ты мог, она ведь все-таки мать!"
          И он терзал на подоконнике плавленый сыр,
          А я уже почти припомнил, кто творил этот мир,
          И я сказал ему: "Убивец, как ты мог? Она же все-таки мать!"

          И он сидел и улыбался, и я был вместе с ним,
          И он сказал: "Но ты ведь тоже стал собою самим!"
          А я сказал: "Найти нетрудно, но в десятки раз сложней не терять.
          И будь любезен, прекрати свой жизнерадостный бред!
          Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет.
          Твоя ответственность отныне безмерна - ты убил свою мать!
          Изволь немедля прекратить свой жизнерадостный бред!
          Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет.
          Твоя ответственность безмерна - ты свободен, ты убил свою мать!"

          На дальней стройке заворочался проснувшийся кран.
          Стакан в руке моей являл собою только стакан,
          И в первый раз за восемь лет я отдыхал, во мне цвела благодать.
          И мы обнялись и пошли бродить под небом седым,
          И это небо было нами, и мы были одним.
          Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать.
          Да, мы обнялись и пошли гулять под небом седым,
          И это небо было нами, и мы были одним.
          Всегда приятно чуть подольше быть с тем, кто убил свою мать...

    Этот текст не так легко поддаётся трактовке, как хотелось бы - хотя эпатажный замысел его очевиден: философия Линь-цзи, помещённая в контекст современных рабочих буден, безусловно, лишается своего оригинального аксиологического наполнения и звучит провокационно (расчёт, который делал и сам Линь-цзи). Возглас негодования и удивления героя песни: "Убивец, как ты мог? Она же все-таки мать!" в ответ на "просветление" его товарища, - вполне естественная реакция человека, взращённого на гуманистической системе ценностей.

    Дальнейшие две фразы диалога "Но ты ведь тоже стал собою самим" - "Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет" являются очень уж общими рассуждениями, и остаётся не вполне ясным, зачем выбран такой безнадёжный способ защиты тезисов "Риндзай-року": очевидно, что просветление одного буддиста ничем не поможет другому буддисту. Но, вероятно, для героев рабочих буден это имеет большую логическую обоснованность, хотя возглас "Твоя ответственность безмерна - ты свободен, ты убил свою мать!" возвращает диалог в серьёзную плоскость и даже заставляет вспомнить идеалы экзистенциальной философии.

    Последний куплет, на мой взгляд, наиболее примечателен, поскольку конфликт в нём преодолевается ("в первый раз за восемь лет я отдыхал, во мне цвела благодать") и подводится шокирующий слушателя-гуманиста вывод: "Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать". За этими яркими моментами совершенно теряется ключевая фраза куплета - "мы были одним", неоспоримо доказывающая, что всё сказанное ранее было лишь внутренним диалогом двух "Я" героя, проверяющим истинность учения дзен.

    Однако, песня "Убить свою мать" имеет отношение, скорее, к собственному эмпирическому мировоззрению Калугина, пробующему на вкус те или иные идеи и учения. К пониманию самосознания русского рок-н-ролла этот текст ничего не добавляет, а историческим источником не может служить из-за недавнего времени создания. Поэтому, поблагодарив Сергея за интересную пищу для размышлений, двинемся дальше.





    "Рок-н-ролл мёртв": от теории к практике

    Своим собственным "Риндзай-року" для рок-н-ролла стала или, скажем, могла стать песня Бориса Гребенщикова "Рок-н-ролл мёртв", записанная в 1983 году на альбоме "Радио-Африка":

          Какие нервные лица - быть беде;
          Я помню, было небо, я не помню где;
          Мы встретимся снова, мы скажем "Привет", -
          В этом есть что-то не то;
          Рок-н-ролл мертв, а я еще нет,
          Рок-н-ролл мертв, а я;
          Те, что нас любят, смотрят нам вслед.
          Рок-н-ролл мертв, а я еще нет.

          Отныне время будет течь по прямой;
          Шаг вверх, шаг вбок - их мир за спиной.
          Я сжег их жизнь, как ворох газет -
          Остался только грязный асфальт;
          Но рок-н-ролл мертв, а я еще нет,
          Рок-н-ролл мертв, а я;
          Те, что нас любят, смотрят нам вслед.
          Рок-н-ролл мертв, а я еще нет.

          Локоть к локтю, кирпич в стене;
          Мы стояли слишком гордо - мы платим втройне:
          За тех, кто шел с нами, за тех, кто нас ждал,
          За тех, кто никогда не простит нам то, что
          Рок-н-ролл мертв - а мы еще нет,
          Рок-н-ролл мертв, а мы;
          Те, что нас любят, смотрят нам вслед.
          Рок-н-ролл мертв, а мы;
          Рок-н-ролл мертв, а я еще нет,
          Рок-н-ролл мертв, а я;
          Те, что нас любят, смотрят нам вслед,
          Рок-н-ролл мертв, а я...

    Надо сказать, что идея "мёртвости рок-н-ролла", по-видимому, пришла к Гребенщикову в качестве отзвука панк-революции, к которой он был близок не по эстетике, но по убеждениям. Трудно, правда, судить, по этой ли причине музыка песни практически полностью совпадает с мелодией и аранжировкой композиции Патти Смит "Easter" ("Пасха"), также являющейся антисоциальным гимном. Не исключено, что данный вольный или невольный плагиат намекал на происхождение идеи: ведь Патти Смит сама была одним из героев панк-революции.

    И всё же, идея Гребенщикова была адресована, в первую очередь, русскоязычному слушателю, никогда не слышавшему Патти Смит. Является ли эта песня философской провокацией, как "Риндзай-року"? Трудно сказать наверняка, но многое, в том числе очевидная беспредметность большей части слов песни, свидетельствуют как раз об этом.

    Тексты Гребенщикова вообще трудно толковать с позиций рационального смысла. Можно лишь догадываться, что строки "Я сжег их жизнь, как ворох газет // Остался только грязный асфальт" означают отказ от догм и "священных слов", а строки "Локоть к локтю, кирпич в стене; // Мы стояли слишком гордо - мы платим втройне" повествуют о многолетней подобной догматичности, отказ от которой необходим, но даётся тяжело.

    Тем не менее, историю постепенного расслоения русского рок-н-ролла на биофилическое и некрофилическое начало необходимо начать с этой композиции. Гребенщиков расколол рок-н-ролльный мир на три лагеря: тех, кто не верил, что рок-н-ролл мёртв и считал песню святотатством; тех, кто решил, что Гребенщиков изобрёл слишком уж сложную метафору для высказывания какой-то одному ему понятной идеи; и на тех, кто давно уже знал, что рок-н-ролл мёртв, но вдруг нашёл подтверждение этой идее из неожиданного источника, который вполне можно охарактеризовать как "стан врага".

    К последней группе помимо различных контркультурных групп Москвы ("Мухомор"), Ленинграда ("Автоматические удовлетворители") и прочих, можно было смело отнести и сибирский "рок-н-ролльный фронт" под негласным руководством Егора Летова. В своей философии сибиряк пошёл значительно дальше Гребенщикова, провозгласив всеобщий суицид как единственно возможный метод освобождения, призвав, таким образом, к убийству не только рок-н-ролла, но также самой идеи и её носителей. Убийство идеи выражалось обычно в контрастной непоследовательности: заявив о своих анархических убеждениях, Летов тотчас добавлял, что "я не верю в анархию", а в начале девяностых после полутора десятков лет противостояния коммунистическому режиму вдруг принял коммунистические убеждения (после чего лично для меня перестал быть интересным объектом для исследования).

    Тотальная некрофилия сознания проявлялась у Летова не только в экстремальных призывах. Даже в отношении ко времени Егор (если он, конечно, не подстраивался под упомянутую книгу Фромма) демонстрирует клиническую некрофилию:

        Человек - это существо, которое наделено логическим сознанием - и в силу этого не может жить здесь и сейчас. Поэтому он погружен в прошлое или в будущее. Здесь и сейчас живут только дети.

    У Летова нашлись последователи - как теоретические, так и практические. Из наиболее трагических попыток утверждения летовской философии на практике можно считать, по-видимому, самоубийство Янки Дягилевой. Она же, ещё до знакомства с Летовым, разработала для своих произведений специфический поэтический метод, который я, как психолог, склонен называть "некрокодированием".

    Суть данного приёма заключается в том, что в текст, переполненный некрофилическими призывами, вставляется несколько символов детства, которые вполне могут быть истолкованы личностью как биофилические. В результате, невольно ослабляя свою защиту, сознание пропускает внутрь вместе с биофилической символикой некрофилическую, которая, в итоге, всегда оказывается сильнее и истолковывает те же образы детства уже в своём ключе. Вот как это выглядит, например, у самой Янки:

          "Железный конь, защитный цвет, резные гусеницы в ряд,
          аттракцион для новичков, по кругу лошади летят,
          а заводной калейдоскоп звенит кривыми зеркалами,
          колесо вращается быстрей, под звуки марша - головы долой"
          ("На чёрный день", Янка Дягилева)

    Совершенно очевидно, что биофилические символы "карусели" и "аттракциона" в данном случае должны снять психологическую защиту личности для проникновения более многочисленных и агрессивных некрофилических символов!

    Интересно, что, начиная с альбома "Прыг-скок", записанного уже после смерти Янки, Летов отказался от агитации идеи всеобщего суицида и сам перенял Янкину технику "некрокодирования":

          "Плюшевый Мишутка шёл войной прямо на Берлин,
          смело ломал каждый мостик перед собой,
          превращался в дуло, чтобы поседел волос,
          чтобы пожирнел палец, чтобы опалил дождик"
          [b] ("Плюшевый Мишутка", Егор Летов)

    Основав свою собственную философскую школу и тотчас разрушив её, Егор Летов наполнил страну своими вольными или невольными учениками, принадлежность которых к пути своего духовного наставника теперь часто уже не была столь очевидной, как в 80 - 90-е года. Лишь один метод "некрокодирования" по сей день остаётся главным диагносцирующим элементом, благодаря которому острая родственность к Летову открывается, например, в творчестве барда Александра Непомнящего:

          "Как Золушка танцует в придорожном снегу,
          и туфельки месят солёную грязь,
          ей плевать, что нет билета на бал к королю,
          короля побил туз, и фея умерла"
          ("Сказка", Александр Непомнящий)

    Талантливый поэт и музыкант, Непомнящий обнаруживает некрофилический модус бытия практически во всех своих песнях - в целом, более выраженный, чем даже у Егора Летова. Вместо апелляции к мало кому известным теоретикам анархизма применяются средства агитации из арсенала Национал-большевистской партии, что, безусловно, переходит негласные границы допустимого в рок-н-ролле эпатажа. Многие песни Александра призывают к активному насилию - "Лимоновский блюз" ("Я социально опасен!"), "Убей янки!", "Когда ты идёшь по своей земле" и пр. Кроме того, Непомнящий использует в своих песнях образы детства более последовательно и тонко, чем это делали его предшественники, включив, таким образом, "некрокодирование" в свой авторский стиль. Многие поклонники творчества Александра сравнивают его песни с сильнодействующим наркотиком...





    "Конец русского рок-н-ролла": от практики к теории

    Что же произошло с русским роком, когда долгожданная свобода - пусть не в полном объёме и не так, как в песнях Летова - но всё-таки была завоёвана?

    Я не согласен с бытующим мнением, что рок-музыка - это культура протеста, изжившая саму себя в современном российском "правовом" обществе. Скорее наоборот, советское общество было обществом протеста против рок-музыки; в самом же рок-н-ролле не было заложено ничего, кроме обычного человеческого желания понравиться окружающим людям (особенно это заметно по репертуару "Машины Времени", во многом сумевшему донести биофилический дух рок-н-ролла шестидесятых до наших дней). Именно потому так называемый "русский рок" после распада СССР не деградировал, как считают многие: он просто стал таким, к какому он стремился всё это время.

    Конечно, разные рок-музыканты по-разному реализовали свой потенциал. Некоторые, как "Чай-Ф" и "ДДТ" нашли себя в граничащей с популизмом просоциальности (у Шевчука, как мне кажется, кризис сознания дошёл до особенно тяжёлой формы: трудно поверить, что строку "Hе yмиpай, твой потолок возвpащается в небо!" написал психически уравновешенный человек). Другие, как Вячеслав Бутусов, прошли долгий путь от тончайшей философии и эстетики до поверхностной и безвкусной попсы. Немногие остались теми же (трудно припомнить кого-нибудь, кроме того же Макаревича).

    Вполне показательными в этом смысле можно считать два рок-коллектива - "Чиж и Ко" и "Сплин", достаточно харизматичные и мало подвергавшиеся ранее анализу.

    Некрофилическая натура Сергея Чигракова, лидера группы "Чиж и Ко", воплотилась во всех ранних записях - думаю, об этом даже нет смысла говорить, песни "Хучи-кучи мэн", "Мышка", "В старинном городе О." и другие наркоманско-алкоголические агитки достаточно неплохо это демонстрируют. Однако, наиболее интересным текстом для меня лично остаётся песня "Она не вышла замуж", в которой излагается история девушки, брошенной бродягой-музыкантом, сбежавшим после гастролей в Данию. "Говорят, музыканты - самый циничный народ", - поёт Чиж. Но неужели это что-то наподобие "Риндзай-року" - отказ от священного слова "рок-н-ролл" во имя свершения нравственного суда? Ничуть нет. "Ну, конечно, там - рай, а здесь - ад. Вот и весь разговор", - подытоживает Чиграков, оставляя гуманистически настроенного слушателя в недоумении.

    Песня "О Любви" расставляет всё на свои места: оказывается, Чиж не пытается утвердить, что "рок-н-ролл мёртв", а всего лишь констатирует реальность. Действительно, как может быть неправым музыкант, который "...играл буги-вуги, пел блюзы и рок'н'ролл, // Он курил анашу, пил вино, употреблял димедрол"? Это всё мелочи! Рок-н-ролл умер настолько давно, что никто не помнит, когда это произошло; самое главное сейчас - это вернуться к рекреационной, развлекательной функции рок-музыки - понравиться поклонницам, чтобы занять своё место в пантеоне героев своего времени:

          А не спеть ли мне песню о любви
          А не выдумать ли новый жанр
          Попопсовей мотив и стихи
          И всю жизнь получать гонорар

          Мою песню услышат тысячи глаз
          Мое фото раскупят сотни рук
          Мое солнце мне скажет: "Это про нас!"
          Посмеется над текстом лучший друг

          Я стану сверхновой суперзвездой
          Много денег, машина - все дела
          Улыбнувшись, ты скажешь: "Как Крутой!"
          Я тебя обниму: "Ты права!"

          Напишу-ка я песню о любви
          Только что-то струна порвалась
          Да сломалось перо, ты прости
          Может, в следующий раз...
          А сейчас пора спать...

    Более поздний образец рок-эрзаца, "Сплин", доводит эту идею до логического завершения ("Звезда рок-н-ролла должна умереть. Аксиома") и чуть ли не в каждой новой песне провозглашает модель идеального человека-потребителя, бездарного, как таракан и похотливого, как кролик:

          И может быть ты не стала звездой в Голливуде
          Не выходишь на подиум в нижнем белье
          У тебя не берут автографы люди
          И поешь ты чуть тише, чем Монсеррат Кабалье

          Ну так и я, слава Богу, ни Рики ни Мартин
          Не выдвигался на Оскар, французам не забивал
          Моим именем не назван город на карте,
          Но задернуты шторы и разложен диван

    (орфография и пунктуация на совести создателей официального сайта группы "Сплин")



    Но призыв к самоубийству всегда рано или поздно порождает самоубийство. Думаю, теперь о смерти субкультуры рок-н-ролла можно говорить как о свершившемся факте... Интересно, что близкие по эстетике к рок-н-роллу и довольно некрофильные по своей сути "Мумий-Тролль" и Земфиру никто даже и не пробовал называть русским роком - настолько эта субкультура дискредитировала себя систематическим самоуничтожением.

    Песня Александра Непомнящего "Конец русского рок-н-ролла", записанная ещё в 1995 году, выглядит закономерным итогом истории отечественного рок-н-ролла - и это констатация не только смерти, но и самоубийства субкультуры. Символично, что сейчас музыкант тяжело болен (у него опухоль головного мозга) и друзья собирают средства на лечение Александра (nepomn.lenin.ru/help.html). Как и все, кто знаком с Александром, я искренне желаю ему выздоровления и призываю всех, кто может, оказать ему помощь. Но, увы, никто не может дать гарантии, что, окончательно вернувшись к жизни (а болезнь, по его словам, практически смертельная - см. www.livejournal.com/~nepomnyashy/17862.html), Непомнящий станет хоть немного более её любить...

    Я хочу привести текст "Конца русского рок-н-ролла" полностью - для того, чтобы проиллюстрировать, что один русский рок-музыкант может рассказать о других русских рок-музыкантах, и почему это неизбежно.

          Hемного гpyстная истоpия - сплошное стебалово
          Hемного смеpтей - гоpаздо больше скандалов
          Коpоче pаз тонyла в Волге Желтая Подводная Лодка
          "Пива и зpелищ, " - оpал тpетий Рим,
          Летели чепчики и лифчики хотя Рим был глyхим -
          Давай на "бис" - на "бис" и так, пока не пошла кpовью глотка.

          Изготовление винта, домашние yсловия
          Схождение с yма товаpища Цикоpия
          Acid - High life - жизнь от yкола и до yкола
          Hа Беpлин идyт атакой pyсские панки
          Джонни Роттену с Москвы нyжен счет в ихнем банке
          Дело Тpоицкого или конец Рyсского pок-н-pола

          Романтический геpой в чеpном плаще
          Покоpил сеpдца, захватил все места в хит-паpаде
          Hо это в песнях... А в жизни, y него - лаpек,
          К немy по вечеpам подъезжает дpyжок на тачке,
          С дpyжком, pазyмеется, бляди

          А дpyгого pаскpyтили на обе столицы,
          К немy подъезжали pазличные лица
          Говоpили: Все, бyдет нyжен демо в новом пpоекте
          Говоpили: "Мудак, скоpее пишись,
          Твои песенки - хиты", не заметили лишь
          Что эти песни все - где-то междy жизнью и смеpтью

          Жизнь и смеpть - две дамы, почти тpеyгольник
          Как они yдивились, что как-то pаз с пеpепоя
          Он понял вдpyг, что с Одной все не так,
          А pаз не так, то так надо и отпpавился спать со Втоpою...

          Школа, аpмия, семья, сослyживцы, pодители,
          Хоpошие подpyги, дpyгие "благодетели".
          Человек - один - они его загоняли
          А тепеpь, как вам ни стpанно, он сидит на игле,
          Емy скyчно жить без ЛСД
          Полyчите, pаспишитесь, спите спокойно - загнали.

          Человек здесь только собиpательный обpаз,
          Всего-то и было что гитаpа и голос,
          А где это было? В Питеpе, Москве или в Калyге?
          А y нас зато шикаpный повод для пьянки,
          Hапpимеp, концеpт памяти Янки
          Под нее, говоpят, хоpошо танцевать бyги-вyги...

          Смеpть yже пpодана - легко pифмовать
          Словечки "насpать" и "yмиpать"
          Особенно, если это делать в майке с поpтpетом Егоpа.
          И песенки пели и как шелyха
          Слетало с них что-то - веpоятно Дyша
          И исчезала пpочь за далекие гоpы

          Hо никто и не заметил по пyти в гастpоном,
          Что так давно yже пахнет вином
          Наш кpyтой пpотест в пеpеpывах попойки...
          И мы споем лихyю песню пpо андегpаyнд,
          Хотя никто здесь не выйдет на последний pаyнд -
          Hам и так хоpошо на нашей pок-н-pольной помойке!

          Мы споем еще на раз на нашей pок-н-pольной помойке
          Мы споем еще на бис на нашей pок-н-pольной помойке

    Очевидно, что Непомнящий утверждает "конец русского рок-н-ролла" на своём собственном весомом примере (не внушает доверия только слишком уж выпяченное тщеславие музыканта, откровенно "топящего" своих более известных учителей Егора Летова и Янку Дягилеву). И то, что Непомнящий вообще исполняет эту песню, означает, что нет, ещё не конец. Пока есть, кому петь русский рок-н-ролл, он не разрушится полностью и будет дальше влачить своё печальное существование, упиваясь своим физическим и нравственным разложением.





    Алексей Евстратов: Жизнь после смерти

    Эту статью было несправедливо закончить на столь печальной ноте. Бросив свой вызов, подобный "Риндзай-року", Гребенщиков вызвал не только некрофильные тенденции, подписав, в итоге, приговор собственной же сфере обитания. "Мудрый человек скромно делает свое дело. Он не хвастает своими достижениями", - учит нас Кэмпо, и такие люди, действительно, нашлись и находятся постоянно.

    Какая же идея могла стать продуктивной для психологически благоприятного прочтения тезиса о том, что "рок-н-ролл мёртв"? Ответ я нашёл, читая стихи современного поэта Алексея Евстратова (www.lito.ru/avtor/evstratov).

    Базовая установка многих (хотя и не всех) стихотворений Алексея - это тоска по потерянному рок-н-ролльному детству. Лёгкое, едва уловимое сентиментальное чувство поначалу возникает лишь от недостатка прежнего, легкомысленного уклада жизни:

          * * *

          Смешное было время, где
          мы раздавали обещанья
          гуляли, пили пиво
          на скамейках...
          А было вот как:
          в груди щекотка, ветер впереди
          общаг очаг, друзей портреты -
          Где это
          все?
          Не знаю...
          Было так:
          до утра не пили,
          а спорили;
          весною
          подолы задирали взглядом
          Словом, жили.
          Тайны все покрыты шоколадом -
          Где тайны те?
          Не знаю...
          Помню, верили
          и в карму, и гитаре
          давали жизни
          улицам ночным
          стихи писали,
          кольцами пускали
          время по мостовым -
          Где время то?
          Не знаю...
          Друзей уход, полеты наяву
          и девушки с родными голосами,
          судьба без края...

          Где это? Это было все?
          Не знаю...

    Иногда к ощущению недостатка потерянной жизни добавляется ощущение смертельности происшедших изменений (возникающее, по-видимому, от необходимости адаптации к миру через понимание законов бытия и вечности).

          * * *

          И все умрут. И мы умрем.
          И девушки умрут, которым
          кончали в теплую ладонь;
          и те, с которыми не стоит,

          и не стоИт... И тишина
          укроет мир подбоем алым.
          Деревья сплюнут семена,
          а нас - не стало.

          И что-то важное пройдет,
          судеб завертится окрошка.
          Уже нам не перепадет
          ни крошки.

          Мы воробьи. Мы никогда.
          Мы ветер в ивах над водою;
          мы мелкой вписаны строкою
          в непрожитые года.

    Тогда, ощущая своё одиночество и беззащитность, лирический герой пытается возвратить потерянный рай, но всё это приводит лишь к безжалостному самоанализу и пониманию невозможности перемен:

          * * *

          Идешь и покупаешь песни
          в которых ключ к весне чудесной,
          перебираешь сидюки
          на рыночном прилавке пёстром -
          такие аккуратные,
          квадратные
          пластмаски.

          Надо же
          как прошлое бывает радужно!

          А в настоящем были матовые,
          окутанные сладкой ватою,
          окуренные анашой
          виниловые полнолуния,
          весенние полубезумия
          с намаявшейся душой

          Там стекла рушились, кусая
          мы извивались на полу...
          - Ты любишь? - Не скажу. Не знаю!
          Трезвея, продолжая
          игру

          в снегу, под яблонями. Дымка.
          Водка. - Блядь, жизнь!
          Крутись, пластинка!
          стучись
          под сердце, мать его в оранжевую душу
          так,
          чтоб помнить то, что в молодости слушали
          оставшиеся века!..

          ...Придешь домой; судьба за пазухой,
          откроешь пиво, и пока
          компьютер слизывает насухо
          с руки таблетку сидюка,
          пока разглядываешь яркие
          коробки с буквами знакомыми
          становится немного жарко и
          готов к свиданию с обломами,

          И ждешь. И все как будто правильно -
          вот только музыка не та.
          Знакомая. Живая замертво.
          Заученная пустота.

          Не то пришло, что помнилось,
          не то, что ожидал -
          скорее, что-то кончилось
          скорлупкой о причал.
          И огорчиться хочется,
          и разозлиться, но
          не хочется морочиться:
          все равно.

          Отступишься. И двери намертво срастутся
                                   во мгле.
          Лежит, чужая как пришельцев блюдца,
                                   на столе,
          твоей рукою разворошена

          мозаика
          чужого прошлого.

    Таким образом, рок-н-ролльные иллюзии и надежды на возвращение в детство постепенно умирают. Но всё-таки остаётся что-то другое, какая-то иная формация сознания, позволяющая лирическому герою, не теряя ни личностной целостности, ни богатства чувств, реализовывать своё "Я" здесь и сейчас. Это маленькое "что-то" - ощущение реального времени и пространства, вновь обретённое за счёт разрушения привычных стереотипов сознания и переноса источника информации о жизни из памяти в область непосредственного восприятия. И иного результата не может быть, когда сентиментальность, по Евстратову - это всего лишь повторяемая при помощи рефлексии сложная дорога взросления, с анализом всех обстоятельств и объективных сложностей складывающейся жизни. В своей поэзии Алексей словно повторяет главный принцип фрейдовской психотерапии: осознать - это, значит, выжить и победить.

    Поэтому нет ничего удивительного, что Алексей так упивается счастьем, когда пишет о свободе восприятия мира, лишённого кунсткамерных бирок и подписей. То, что видит он, не способен увидеть ни один человек по той простой причине, что у каждого - своя жизнь и свой собственный взгляд на мир, ведущий либо к самоубийству, либо к счастью. Но зато невозможно не поддастся этому соблазну рассмотреть в постылом месиве общечеловеческих стереотипов и комплексов своё собственное мировосприятие!

          * * *

          Вечер наступает по рябинам,
          собирает впрок
          на ходу закуривая,
          кладет в мешок:

          в нем такие перегоны, дожди и близи,
          и разные звоны
          многих Киргизий!
          Вся музыка там - как небо над рвами

          Большеглазых дам на диване с нога-
          мимолетно крадет задумчивый вече-
          рябиновые карте-
          чирикнули, зверь кричит:
          - рано! ра-
          но вечер уже горчит
          Днем барабанов.

    Пример Алексея Евстратова далеко не единственный. В России до сих пор продолжается рок-движение, в котором задействованы тысячи никому неизвестных, но реально существующих поэтов и музыкантов. И неважно, что для массового слушателя они, скорее всего, останутся "неизвестной землёй" (по названию ярославской рок-группы): главным мотивом их деятельности является не осознание своего величия, а любовь к своему делу.

    Мне хочется верить, что этот "посев" ещё даст свой урожай, - какой и не снился Всеволоду Новгородцеву.







    © Алексей Караковский, 2004-2024.
    © Сетевая Словесность, 2004-2024.


    – Русский рок-н-ролл –
    – Русская рок-поэзия –





    Словесность