1.
Туманность пепельных волос,
И рук красивое сплетенье,
И месяц, вышитый из роз,
Я вспоминаю в отдаленье,
От нашей комнаты ночной,
От наших взглядов полоумных,
От запаха воды речной,
На нежных переборах струнных
Туманность пепельных волос.
2.
Когда приду последний раз с повинной,
И упаду на половик порога,
Когда к тебе с неведомой картины
Cойду. Ты выслушай, послушай, ради Бога,
И мне на плечи руки положи,
Своей косою две судьбы свяжи,
И исповедь мою не прерывай,
Когда приду последний раз с повинной.
Тарту, 1983
_^_
*
Не кутайте душу в шинель,
В исподнем ей легче, поверьте!
Нам всем был обещан апрель,
И мы не умрем после смерти.
Не пачкайте войлоком снов,
Не бейте друг друга ремнями,
Смотрите на время без слов,
Оно постучится за Вами.
Пусть нам выпадает - не быть,
Пусть нам выпадает проклятье,
Не надо Христа материть,
Ему не икать на распятье.
Черляны, 1984
_^_
Последняя осень
Этой осенью думать о Дерпте,
Тополиной желтухой болеть,
Этой осенью помнить о смерти,
Всех оплакать и всех пожалеть.
Этой осенью быть заточенным,
И дышать глубиною могил,
И увидеть как на небе черном
Проступает твой лик, Даниил.
И наполнить моленьем разлуку,
Злому Богу плетя словеса,
И подать своей памяти руку,
И читать, как Псалтырь, адреса.
Этой осенью быть правдолюбцем,
И скулу себе вдрызг раскровить,
Слыть уродом, юродцем, безумцем,
И кирзовые туфли носить.
Этой осенью быть ясновидцем,
Извлекать из глазниц по бельму:
"Возвращение в Дерпт-небылица,
Ты вернешься к себе самому".
И сентябрьскую пить ностальгию,
И в колодец ведерко бросать.
И напившись, впадать в летаргию
Двадцать восемь столетий проспать.
И проспать. И пропасть в круговерти.
Осениться. Ослепнуть. Прозреть.
Этой осенью помнить о смерти,
Этой осенью песен не петь.
Дубно, 1985
_^_
*
Я б многое хотел тебе сказать,
Но исповедь сулит опустошенье,
Не лучше ли испить, как благодать,
Целительную чашу отрешенья.
Я больше не хочу сходить с ума,
Пускай лежат до срока под судьбою
Два черных года, прожитых впотьмах,
И два тысячелетия с тобою.
Кого жалеть? Печальней доля чья?
Кто отягчен утратою прямою?
Рождественских прозрений полон я,
И хвоей напоен глухонемою.
Cегодня в ночь ты все поймешь сама,
Спеши, спеши, верши свое гаданье,
Но чтоб ни напророчила зима,
Я правоту оставлю за молчаньем.
Закончу стих. Ни слова не скажу.
Испитой чашей боль моя согрета,
Ты воздавала золотом пажу,
Брось хоть пятак теперь анахорету.
Дубно, 1985
_^_
*
И в тридцать семь, где черная вода,
Кровить сугроб и тихо падать оземь,
Но, боже мой, как жутко иногда,
И, кажется, убили в двадцать восемь.
Был день другой, не кровь была в ушах,
А долгий вдох и ложе, как могила,
И Навин шел, и солнце нес в руках,
И солнце ему руки пепелило.
Как смерть легка - лишь переплыть паркет,
И как пленительна - лишь губы взять на пробу...
... а девять лет - их не было, и нет,
Ни Болдина, ни сутолоки у гроба.
Дубно, 1985
_^_
*
Есть только голова,
Посаженная в уши,
И мертвые слова,
В которых трутся души.
И есть еще рука,
Роняющая гвозди,
И долгая тоска,
В которой сохнут гроздья.
Есть только Желтый Дом,
Где можно новоселом
Чернилить языком
Печаль по альвеолам.
Есть только летний бег
В сандалях раскаленных,
И голоса калек
В большой войне влюбленных.
И есть еще весна,
Где умерла Фортуна,
И острая струна,
Сгоревшая как шхуна.
Есть только божий дар
Бесплодного витийства,
И рукописный жар
Преступный как убийство.
Дубно, 1985
_^_
Полковой смотр
Морозный строй, и плац, как саван белый,
И скрип кирзы в предутренней заре,
Знаменный шаг, и голос задубелый,
И бездыханно строгое каре.
Во фрунт сердца, ладони, плечи, лица,
И где-то там, над судорогой знамен,
Мерещится мне тень однофамильца,
В узорной славе маршальских погон.
Другой расклад, и времена иные,
Закон суров, и правила тверды:
Солдату - пасть, коню - не выгнуть выи, -
Кремлевским трактом - в марево беды.
Чеканным шагом вылощен булыжник,
Плечо в плечо под смертный приговор,
Качнулся строй, - и как живой сподвижник
Блаженный улыбается собор.
И тишина. Верига транспаранта.
И шевеленье маршальских бровей,
И не сойти. И Спасские куранты
Неровным боем глушат сыновей.
Последний клич трибунный шлет оракул,
И эхо, словно колокол, гудит,
"Ребята, c Богом", - выдохнул каракуль,
И: "Кровь за кровь", - награды на груди.
Вдоль Мавзолея, вдоль стенных надгробий,
Под плотный снег, как под могильный мох...
...Кабы не страх, я бы избег подобий,
Но скрип кирзы - скрещение эпох.
Отечество, ты дождалось Победы,
И пережит твой самый жуткий сон,
Ужели кровь? Ужели вновь по беды,
И непреложно шествие колонн?!
Морозный строй, и в мертвенном обряде
Каре и Время. Паралич лица.
И сам Творец лишь ратник на параде,
И предстоящим бойням нет конца.
Дубно, 1985
_^_
*
Отцы и дети: счеты и долги,
Горячечные споры поколений,
Неистовая музыка борений,
И дети-судьи, и отцы-враги.
Отцы и дети: альты и басы,
Разноголосье родственного хора,
И никотинный привкус разговора,
И слово, покачнувшее весы.
Но шум в крови и набуханье вен,
Пророчат истин лепестки живые,
И блудный сын не может встать с колен,
И дети-дети, и отцы-святые.
Ленинград, 1986
_^_
Пятнадцать строф Уходу
Уходить надолго и быть где-то,
И при этом есть пищу и пить воду,
И при этом курить сигареты,
Год от года, от года к году.
И свои же шаги слушать,
Плыть во мгле городов гулких,
Где-нибудь обретать сушу,
Посредине беды и проулка.
На излете любви и дороги,
В день дождя или в день снега,
Выбивать из груди слоги:
"Слог от Бога, от Бога - к бегу".
И на встречу спешить с кем-то,
И чьему-то внимать слову,
На закате зимы или лета,
Где-нибудь где-то быть снова.
На чужом ли пиру лишним,
С корабля ли на бал, или,
На дуэль выходить с ближним,
И каблук пополам с килем.
Поперек или вдоль - к низу,
Как от злого бежать чуда,
И жестокий забыть вызов
В ледяной духоте блуда.
И при этом иметь веки,
И дар речи иметь тоже,
На закате звезды или века,
На изгибе судьбы или ложа.
Уходить надолго и жить шатко,
Видеть сны и в любую погоду,
Выбивать из груди: "гад - ко ",
Год от года, от года к году.
И когда-нибудь быть в страхе,
И псалмы распевать в храме,
В Рождество ли, в канун Пасхи
Пожалеть о своей Даме.
И когда-нибудь быть в вере,
И покинуть, светясь, клирос,
И к заветной придти двери,
И слагать по слогам: "сбыл -ось".
И впервые за весь ужас
Отчужденности - стать зрячим,
И в косяк упереть душу,
И ступить на порог в плаче.
И услышать ее руки,
Сумасшедшесть ее дрожи,
И в блаженной упасть муке,
Перед ней и сказать: "Боже".
И впервые за все море
Разлученности, - знать твердо,
Что сквозное ее горе
Так смертельно и так гордо.
И к губам приближать губы,
И к плечам прислонять плечи,
И локтями сплетать судьбы,
Говорить будто все вечно...
А на утро накладывать вето
На слова "мой любимый", "милый",
Уходить надолго и быть где-то,
И болеть и просить силы.
Тарту, 1988
_^_
|