Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




В  ПОИСКАХ  ТЬМЫ

(отрывок из романа)


Синий густой дым застилал лес и поле, пугая ежей и оленей. Распевай Распевайлович мчался на одноногом Ящуке. Синий дым застилал глаза его. За спиной Распевая поперек седла подпрыгивала спящая Нюра. Соль соловьев разъела дороги. Но о дорогах сокрушались дубы. А Распевай гнал Ящука по бездорожью.

"О, дороги, куда же вы расползлись? - сокрушались дубы. - Где русский Гоголь, как раки?"

Мысль о Гоголе, как раки, - леденила и согревала сердца дубов, и даже заставляла сиять коронки зубов их.

"Блиц-турнир, блиц-турнир", - щемило в коронках.

Распевай представил себе турникеты, взрывающихся собак и урановую смолу, стекающую со стержня реактора, когда его, стержень, то вставляют, а то выставляют из расплавленного вещества замедлителя. Боль божьей коровки побежала по позвоночнику.

"Не сдадим китайцам", - стиснул зубы Распевай и жестоко обжал шею коня.

Дубы одобрительно закивали. Ящук яично захрипел и стал задыхаться. Через несколько прыжков он не выдержал, посинел и повалился в голубую траву. Распевай с Нюрой полетели через его голову в грязь.

- Ты что?! - закричал Ящук. - Ты чуть не убил меня!

- Прости, прости, - забормотал Распевай, помогая коню подняться.

Синий густой дым облизал его сапоги. Выжившие кроты повылезали вдруг из своих нор и закашлялись.

- Ничего, бродяги, - пнул одного из них Распевай мыском сапога.

Засветились огни святого Эльма. Заплясали светлячками на дубовых русских мачтах, проступавших из синей мглы.

Нюра захлопала глазами, как бабочка. В одной руке она держала бамбуковую флейту, а в другой обезглавленного карпа. Карп был еще жив и слегка подергивался. Нюра крепко держала его за надорванный хвост. Лицо ее, надо сказать, было чудесно. Измазанное в грязи, оно сияло свежей ночной улыбкой. Распевай не выдержал - так было хорошо лицо - и поцеловал ее в губы.

- Потерпи, найдем твоего жениха.

Глаза ее засияли от счастья. Она скрестила флейту и карпа. Распевай наклонился, зачерпнул грязи в ладонь и залепил Нюрин рот. Закинув девушку на коня, он вскочил в седло. Мачты дубов защелкали, выстреливая эльмовских светляков высоко вверх. Истираясь о русский воздух, светляки красиво, радужно светились и исчезали.

- Вот жизнь, - заломил шапку Распевай, любуясь на картину. - Это вам не желуди жрать, - добавил он, обращаясь неизвестно к кому, и тронул поводья.

О, небо, близкое и далекое, очищенное смертью Римской Церкви, о, матушка земля, полная кротов Православия! Горы, ручьи, жаворонки и поля зазвенели и заиграли в душе Распевая. Копья, ножи и пистолеты посыпались из его карманов. Засияла бронзовая распеваевская грудь. Он вынул из табакерки пчелу и закурил. Глубоко вдохнув в себя осиный дым, он прислушался к полю и к козе, одиноко бредущей навстречу ему по тропинке. Вымя ее, туго исполненное молока, засветилось на солнце. Благодарно свесившись, Распевай подоил ее прямо на землю. Коза облегченно вздохнула, подарив Распеваю свой синий прекрасный взгляд. И Распевай бережно укрыл его в своей сути.

Жаворонок уже почти изнемог (был уже почти полдень). И Распевай подоил и его. Он облегчил ему его свист. Цокнули травы. Вечер настал, синяя его дуга охватила пространство.

- Скакать через ночь, скакать через ночь, - прошептал Распевай, - ибо темнота и есть самая синь солнца.

Вскоре закрутилась и железная дорога. Рядом с Ящуком полетели ночные вагоны поезда. Из окон запахло жареной курицей и кальсонами. Люди были тесно набиты по купе. Исполненные водки, сыра и колбасы, оторванные поездом от городов, они неслись горизонтально. Глядя на искры, вылетающие из трубы электровоза, Распевай с печалью подумал о переходе на другие пути.

"Кому качку, а кому и водокачку..."

Голубой шлак выгоревшего угля, рассеянный среди мелких частиц воздуха, налетая, неприятно колол щеки. Ящук захотел было обогнать поезд, как вдруг Распевай заметил в одном из окошек странное зрелище. В гофрированном купе с перламутровыми занавесками четыре молодых человека освежевывали Бычьего Скота.

Набриолиненные молодые люди со светлыми голубыми проборами в волосах, очевидно, пытали его после карточной игры. Во всяком случае, в руках у одного из них был огромный алмазный ферзь. Бычий Скот - упрямый темноволосый, руки его были связаны за спиной - с болью и отвращением смотрел на своих истязателей. Ему уже сделали "охотничьи сапоги" и теперь предстояло "седло". Масло уже было разобрано по стаканам. Тонкие лезвия подвергались ультрафиолетовому облучению в прозрачном водонепроницаемом сейфе. Дезактивацию делали, чтобы случайно не заразить Скота перед смертью какой-нибудь подлой болезнью.

- Встань вот так, - показал первый молодой человек, обращаясь к Бычьему Скоту, - чтобы брызнуло на стекло.

Скот с ненавистью посмотрел на своего палача.

- Иначе будет совсем больно.

Вдруг заиграло радио и в дверь постучали.

- Кто это? - спросил второй, доставая из-под рясы длинный черный пистолет и всовывая его ствол в бычье ухо.

- Это я, проводник, - ответили из-за двери.

- Мы спим, - ответил третий.

- Мне послышался кашель. Откройте, я принес вам таблетки.

Это и правда был проводник, он наклонился, пытаясь заглянуть в замочную скважину, но она была загорожена рясой одного из палачей.

- Нет, нет, спасибо за беспокойство, но мы не пьем таблеток, - ответил четвертый.

- Тогда, может быть, хотите отведать мяса? - настойчиво продолжал проводник и снова постучал в дверь; радио стихло.

- Нет, нет, сейчас пост.

- Не бойтесь, это я, проводник, - прошептал он. - Я ваш друг.

- А как вы докажете, что вы наш друг?

Проводник просунул губы в замочную скважину и продудел:

- Йа-а уа-а-ш Бу-о-ог!

Бычий Скот заревел и, разрывая путы, бросился в окно. Разбив стекло, он вылетел наружу и наверняка размозжил бы себе голову о налетающие рельсы, если бы не Распевай, скакавший под углом зрения ноль. Он подхватил вовремя.

- Молодец, Бычий Скот, не сдрейфил, - прошептал Распевай в его волосатое ухо.

Нюра вытянулась из-за спины Распевая и радостно поцеловала Скота в морду своими шершавыми грязными губами.

- А еще можешь? - жадно попросило ее животное.

Тогда она обхватила Скота за рога и поцеловала взасос.

- Му-а-а-р-рр-г! - заревел Бычий Скот, когда она наконец оторвалась, чтобы отдышаться.

Белки глаз его налились слепым мужским счастьем.

- Ну ты, этова, дури, да не раздуривайся, - сказал Распевай.

- O’key! - закричал Скот и умчался в поля.

Из полей донеслось на чистом, на русском:

- Спасибо!



* * *


Как синь и одинокий остров, на одноногом коне с глухонемой девушкой за плечом возвышался Распевай посреди Москвы. Он приехал искать Вальдемара в стоге сена. Он хотел ресниц на зарницах. Он хотел голубой зари. Башни обступили его. В кристаллы захотели они заключить его, в параллелепипеды смыслов.

- Смотри, - закричали башни. - Мы выше тебя! Хочешь покататься на наших лифтах?

Но не башен хотел Распевай и не лифтов. И он им ответил:

- Я люблю лишь то, что ниже низкого и выше высокого.

И башни отступили.

Тогда к Распеваю подъехали машины - фольксвагены-гольфы, лексусы, форды и мазды и тоже обступили его. А он возвышался над ними на одиноком коне.

- Бросай клячу! - засмеялись машины. - Поехали на нас!

Но Распевай отвечал и им:

- Я люблю лишь то, что медленнее медленного, да быстрее быстрого.

- Обосраться! - захохотали лексусы, фольксвагены-гольфы и прочая дрянь и умчались прочь.

А Распевай лишь бросил им вслед:

- Нет в вас ни сини, ни соли.

Однако надо было спешить, надо было искать Вальдемара. Но где? В бассейнах, в лифтах с кроватями? Распевай задумался. Нет, он не знал, где искать Вальдемара. И, не зная, он задумчиво погладил Ящука между ушей.

- В мусорных баках, - тихо сказал Ящук. - Ибо что еще может быть грязнее грязного.

- Да чище чистого, - тихо сказал Распевай.

И тогда к ним подошли москвичи, и они спросили москвичей, а где тут у них мусорные баки? и москвичи им ответили, что нет, мол, тут у них никаких мусорных баков; а почему? - удивились Распевай с Ящуком; потому, что нет мусора; и грязи нет? и грязи, чисто все, - ответили им москвичи и заморгали, они хотели было уже отойти к магазинам за покупками, но Распевай с Ящуком их остановили: постойте, - сказали они, - а как же окурки, золотце от конфет и собачьи какашки? нет, покачали головой москвичи, нет у нас здесь никаких окурков и золотца тоже нет, - и прищурились, - а кстати, зачем вам собачьи какашки? да ну вы что, - покраснели тут Распевай с Ящуком, - да как вы могли подумать, да не нужны нам ваши собачьи какашки, нам нужны только мусорные баки; а зачем вам наши мусорные баки? - еще пристальнее прищурились москвичи; да мы, понимаете ли, хотим посмотреть, нет ли там случайно Вальдемара; а это кто, дог? нет, не дог; бультерьер? да нет, и не бультерьер; ну, значит, немецкая овчарка? да никакая ни немецкая овчарка! - закричали тогда на москвичей Распевай с Ящуком, - это даже, понимаете ли, не собака, а человек! тут москвичи удивились - человек, в мусорном баке-то? человек в магазине, ну, или в офисе, а это что же это за человек в мусорном баке-то? тут Распевай с Ящуком на москвичей даже обиделись - а как же религия ваша, православие, разве она не говорит, что последние будут первыми? ну так то религия, пожали плечами москвичи, то ж на небе, а здесь, на земле, все наоборот; ах вон оно как, - зловеще усмехнулись Распевай с Ящуком, - ну погодите, будет вам еще и на земле; да что вы нас пугаете-то? - занервничали москвичи, - да кто он такой-то, этот ваш Вальдемар? кто? - рассмеялись Распевай с Ящуком, - ну, скажем так, жених вот этой глухонемой русской девушки! и они повернули свои головы назад и показали москвичам на лежащую поперек крупа Нюру, которая лежала кверху попой; москвичи удовлетворенно сглотнули, перемигнулись и цокнули язычком, - хорошая попа, - сказали они, - сколько вы за нее хотите? да вы что, мы же не продавать ее привезли! - возмутились Распевай с Ящуком, - мы же сказали вам, что мы ищем ее жениха, тут у вас в Москве где-то прячется ее жених, а ну признавайтесь, где вы его прячете? где ваши мусорные баки? а ну-ка несите их сюда! счас будем разбираться! а то ишь ты, пудрят нам тут мозги, что нет у них никаких мусорных баков, что у них тут, понимаете ли, чисто все, что они тут, видите ли, чистенькие такие, а сами, панимаэшь, как увидели попу спящей девушки, да еще русской, да еще глухонемой, так сразу, да, сразу? да какие же вы подлые, москвичи! да пидарасы вы, а не москвичи! грязные пидарасы!

И тут вдруг повеяло неземным - холодным таким, круглым и желтым, так, что один из москвичей вдруг ни с того, ни с сего даже закашлялся и помер, а другого сбил налетающий автомобиль, а еще двое провалились в люк канализационный. И тут уже толпа в ужасе разбежалась.

Распевай посмотрел на небо. Оно было скрыто тучами, но из-за края одной из них, самой черной, сочилась Луна.

- Свое время, - сказал тогда Распевай и достал из-под седла бидон с надавленной клюквой.

Зачерпнув горсть, он бросил ее через плечо. Башни дрогнули, треснули и разломились. Пружины лифтов вылетели из них, и торчали теперь, как из разломанных диванов. Завыли и заглохли машины; из-под их капотов повалил белый пар. Из башенных разломов и трещин откровенно поперла крапива.

- Вот вам и суп весенний парижский, - хмыкнул Распевай. - А не хотите ли?

Он нарвал крапивы и заварил ее в своем бидоне, и даже маленько туда еще и поднассал. А потом вылил состав на мостовую, отчего на мостовой образовалась огромная дыра.




© Андрей Бычков, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.




Словесность