* * *
Жизнь свою сложив в ладошки,
протянуть их, не жалея:
-Вот, возьми себе немножко,
Если можно, поскорее.
Забирай, что только хочешь:
вот сомненье, вот тревога,
и тоска бессонной ночи,
непроезжая дорога,
мимо храма, мимо дома,
только масок круговерти,
сила нежности бездонной,
сон уставший глупой смерти,
вот любовь бездомной кошкой
средь осеннего безлюдья,
и надеждой осторожной
семизвучия прелюдий,
слов, развеянных по свету,
до смятенья одиноких,
несложившихся сонетов
воскрешающие строки...
Все возьми себе на память.
Тяжело тебе? Ответь мне.
А ведь все, что было с нами
лишь спасение от смерти...
Сойти с ума - нелепое занятье,
намного лучше просто вышиванье,
оно дает хоть форму, коль не знанье,
и облаченье, коль не восприятье.
Сойти с ума - нетрудная работа,
здесь просто взять и перепутать краски,
и кисти разбросать по дому наспех
в тревожном ожидании кого-то.
Сойти с ума - смешное увлеченье.
Кто первый? Вы? А я? Я тоже с Вами.
Мы все запутаем бредовыми словами
гремучей смесью страха и влеченья.
Сойти с ума - непреходящий случай,
наивно полагать наличье мысли
и опыта, пусть в самом лучшем смысле,
в желании и возвышать, и мучить.
Сойти с ума - обычная картина.
Кто не писал по памяти, с натуры
нелепые застывшие фигуры,
что прошлое закроет паутиной.
Сойти с ума - жестокая удача.
Перед безумным преклоня колени,
сойдет с ума, как сходят со ступеней,
сама судьба... И от любви заплачет...
_^_
На перекрестке оживала птица
на дне асфальтовом у города в плену.
Светлели лица и мрачнели лица,
приняв ее как дар и как вину.
Как отпущенье горестной молитвой
от зла, от скверны, от ненужных слов,
скрип тормозов был гимн минувшей битве,
освобожденье от чужих оков.
От крыльев радужных алел холодный вечер
и чистой музыкой рассыпался полет.
Святой тоской на миг пронзила встреча
и тут же пепел превратился в лед.
И тут же руки повстречали руки,
от тонких пальцев запах сигарет
прикосновенье вырвав у разлуки,
перешагнуть назад. На сколько лет?
На сколько дней, не превращенных в годы,
на сколько слов, несказанных отстать?
"Какая нынче дивная погода.."
А эта мука - тоже благодать?
_^_
Вот, возьми мою любовь, сердцем бьющуюся на ладони...
"VR"
Камнем канет на дно в темный омут речной.
Птицей легкой вспорхнет от тревоги ночной,
От вчерашней немой и глухой пустоты,
да от детской игры: ты да я - я да ты.
Торопись не успеть, не сумей объяснить.
Как различны штрихи у этюда "любить".
Оставаться смешно у другого огня.
Любит? Кто же из нас: я - тебя - ты - меня?..
_^_
Тихий вечер мне наградой
за дневные пустозвоны:
и сверчковые рулады
гимном полночи бессонной.
Прикасаясь к тонким строкам,
на излом слова пытаю,
то, что помнится без срока,
как надежду оставляю.
Не пустое посуленье
неизбежности удачи,-
тайна, ночь, сверчок за пеньем,-
то ли смехом, то ли плачем.
Звезд летящее дрожанье
будит августовский вечер.
Вот и снова - провожанье,
жалко, что теперь - без встречи...
_^_
* * *
Пойдемте с нами листьями шуршать
в сентябрьский парк прозрачным ранним утром.
Я в сотый раз вам расскажу опять,
все то, что мной рассказано кому-то.
Смотрите: лист, как скорчившийся звук,
не понят, позабыт и еле слышим.
Он пеплом рассыпается из рук...
Не он ли мне слетел на счастье свыше?
Так каждый год: мне осень, как финал,
в ней взгляд от старости бесстрастный и печальный.
Вот лист кленовый. Он меня узнал.
Мы с ним весной поссорились случайно.
Прости меня,- ему скажу опять.
Зонтом накрою откровенность желтых веток...
Пойдемте с нами листьями шуршать.
Потом вы мне расскажете об этом.
* * *
Неужто так странно, что жизнь выше правил?
Что был без оглядки день начат и прожит?
Неужто так трудно в покое оставить
Того, кто летит и других не тревожит?
Взгляните сквозь дырки, всмотритесь сквозь щелки,
сомкнитесь рядами в смятеньи бессильном,
сплотитесь глазками, цепочками щелкнув,
в глухом осужденьи улыбок красивых.
Залейте елеем притворных сочувствий,
судите судом всех разгневанных судей.
А вдруг вам грехи все за это отпустят?
А вдруг благодать подадут вам на блюде?
И выпишут счет за чужие просчеты,
И выдадут милость, не милуя дальних...
А что вам до ближних? Не ваши заботы,
кто свет потревожил в глазах беспечальных.
Вам легче? Ну что вы... Не все разложилось
по полочкам вашим, так праведно- липким.
А этот, смотрите: как жил, так и жив он,
всего лишь печальней поет его скрипка.
Поет, будто плачет, поет, будто знает:
не вечны рассветы дареного лета.
И снова в который он раз забывает
про вас помянуть в продолженье сонета.
Обидно? Терпите. Конечно, терпите...
Ну что с него взять? То ли глуп, то ль блаженен?
Вы хлопните дверью и снова судите
без лишних, ненужных хлопот и сомнений.
А вдруг побоится? А вдруг он устанет?
Смотрите: не к вам ли дорожку направил?
Все будет, как было... Лишь скрипки не станет...
Неужто так странно, что жизнь выше правил?
ЖЕЛТЫЙ СВЕТ ФОНАРЕЙ
Желтый свет фонарей. Расставание звуки погасит.
У дождя попросить передышки аккордом одним.
Говоришь ты: "не зря"... Я поверю и вечер мой скрасят
новой песни слова. Ты придумаешь музыку к ним?
Так легко понимать с полуслова, с полвзгляда, с полтона.
Зарифмуем ноябрь, на шесть струн прошлый день положив.
Здесь тепло у огня и гитары венчальные звоны
отмечают часы: "это встречей и музыкой жив".
Отнимать и дарить - это, в общем-то, старые шутки,
веселится судьба, нам бросая дежурную кость.
мало толку гадать: превратятся ли в годы минуты.
Желтый свет фонарей. И ночной неожиданный гость.
* * *
Между строками дней
возникают мгновенья стихов
и опять возвращают к началу, к истоку, к рассвету.
У театра теней
черно- белая музыка слов
незаметно растает торжественным: "многая лета"...
Но смеется январь,
Рождество разливая у луж:
- Что, хорошие, что? Ах, беда ли: погоды капризы.
Погасите фонарь -
нам не видно свечения душ,
придержите судьбу - я немного пройду по карнизу.
Тут всего только шаг
и в стекле отраженье узнать,
обернуться назад: удержите хоть лаской, хоть силой.
И отчаянный страх:
не сорваться и не закричать,
и еще: не предать, спотыкаясь о горькое "было".
Улыбнуться легко,
все прощая, привыкнув прощать.
Там внизу суетой расплывается брошенный вечер
Близко ли, далеко -
Вряд ли можно отсюда узнать.
Это просто игра. Что нам выпадет: чет или нечет?
...а пока облачность без антрактов
и короля играет окружение...
С. Динабург
Что ж роли розданы... Звонок. Кулисы. Свет.
Вновь окруженье короля играет.
Пока на сцене королевы нет,
пока ему все это позволяют.
Роль королевы - призрачная власть,
фальшивый вздор... Трагична и нелепа
родов древнейших болестность и масть,
пороков прошлых величавый слепок.
Продуманы и жесты, и наряд,
столетьями расписаны движенья...
И слышит подбалконный дальний ряд,
кому и вправду служит окруженье.
Смотрите: как играют! Как идут!
В поклоне как угрюмо замирают...
А это кто? А это просто шут.
Его обычно сам король играет.
_^_
"Кто это у костра? Может, моя сестра?
Может, моя жена? А рядом, конечно, я."
Три листа пожелтевших на ветке - из осени знак.
Вроде рано пока, где-то август еще за порогом.
И в подаренном дне лишь немножечко что-то не так,
остальное - судьба от извечного "ходим под богом".
Остальное - улыбка и встреча, и струн перебор.
Старых текстов слова так давно повязали нас вместе.
- Что стряслось?
- Ничего. Просто странный у нас разговор. Ты со мной?
- Я с тобой. Хочешь, я сочиню тебе песню?
"Три листа пожелтевших на ветке - из осени знак.
От потерь каменеет душа и не спится ночами.
И судьба - не судьба, значит это положено так:
Возвращаться к себе, сентябрем новый год отмечая."
_^_
Угли сыпятся золой,
Ты. Да я. Да мы с тобой.
Больше некому.
И слова-то не о том,
что по краю крыто льдом.
прежде - реками.
Было ль не было - прошло,
как руками развело.
Не обижен ли?
Ни ответить, ни простить,
значит так тому и быть...
Имя - выжило.
_^_
Светлане Динабург
В луче луны летит большая птица...
A.A.
Ну, кто меня за "сразу все" простит?
Ах, этот взгляд лохмато-удивленный,-
так смотрит пес до нежности смышленый,
и точно так же пристально молчит.
Пусть не поймет, а что тут понимать?
Я просто буду возвращаться чаще
и новым лицам распахнувшись настежь,
вновь хвастать ею (и местами врать).
Что там еще? Была, и есть, и пусть...
А что до "нынче, в трудную минуту",
так мне прощаться глупо почему-то.
А вдруг я ей когда-нибудь приснюсь?
_^_
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]