Archive: |  1  |  2  |  3  |  4  |  5  |  6  |  7  |  8  |  9  |  10  |  11  |  12  |  13  |  14  |  15  |  16  |  17  |  18  |  19  |  20  |  21  |  22  |  23  |  24  |  25  |  26  |  27  |  28  |  29  |  30  |  31  |  32  |

V (Tuesday, August 25, 1998 03:53:13)

Детство (продолжение)

Палочка затерялась среди находок? Была похищена многочисленными друзьями? Отдана?
Скорее всего, вернулась в свою эпоху, во время, в котором было ее законное место. Ведь была она не только дорогим для меня предметом, сквозь крохотную линзу которого буквы на пергаменте приобретали особую живость и глубину, но имела свой смысл, свое рождение, как часть целого, разбитого временем или судьбой.

Позже, когда мы переехали из старого дома в новый, я уже чувствовал скрытые в стенах клады и бросал завистливый взгляд на дома, в которые не войти.
Дом, в который мы въехали, был, естественно же, еврейским, а каким же еще, если не польским или еврейским, он мог здесь быть. Жил в этом доме зубной врач, пережил бы спокойно все смутное время, если бы не подвалы, в которых прятались то ли родственники, то ли знакомые, то ли просто жрузья и чужие люди. Уже близок был конец войны, но тайна раскрылась, возможно, по чьему-то злому доносу или навету. Что стало с людьми из подвала – не знаю, возможно, немцы их расстреляли, как многих других, после чего этот врач удавился на кожаном ремне в крохотной кабинке удобств во дворе...

Дом этот после нескольких найденных ранее тайн хранил одну для меня. Уже после нескольких лет жизни в новом доме мой взгляд на чердачную комнату с улицы застрял на длинном ряде досок, который уходил в глубину, в узкое и темное пространство над этой комнатой. Балки, на которые опирались доски, были явно разнесены и скрывали внутри загадку – пространство, возможно пустое, возможно, забитое книгами или золотом. Последнее меня интересовало весьма в малой степени, но вот книги, книги...

Что-то пружинило под отверткой, которую я вводил в узкую щель между досками. Из-под них, оторванных не без труда, были извлечены залитые маслом коробки, хранящие детали от довоенного автомобиля. Позже и сам автомобиль показался на фотографиях, а также здания, лица ушедшей семьи, поздравительные открытки, виды старых курортов, снимки начала войны на обезлюдевших улицах, кажется, чей-то паспорт, возможно, и не один, школьные документы и всякая детская и и взрослая мелочь...

Книг, собственно, я не нашел, зато прикоснулся ко времени и любовно сделанным гайкам, болтам, пружинам, пережившим свой век. Документы и записи были отданы туда же, куда и пергамент когда-то. Открытки начала века – кусочки чьей-то коллекции, и открытки нашего города, возможно, еще можно найти.

Книги были отысканы позже, когда я в компании уже забытых друзей забрался ночью в подвальный провал костела и протиснулся в последнюю комнату, выбрасывая из головы черный покров на россыпях случайных костей. Именно здесь через несколько лет после войны были найдены чьи-то останки – девять или больше совершенно разложившихся к тому времени трупов, возможно, советских. Меня же в данный момент интересовала небольшая боковая каморка, которую некто удачливый открыл, выбив часть подвальной стены. Каморка, в которой мерещился замурованный труп, естественно, была совершенно пустой, но мощные лучи фонарей вырывали из темноты остаток стены с возможно пустым пространством внутри.

На вторую, как кажется, ночь, сторож, скрытый где-то возле монастырских ворот, не услышал, как наши злобные челюсти все же выгрызли стенку из польского кирпича. В обнаруженной нише нашлись остатки, какая-то мелочь после явно найденных кем-то раньше вещей. Кто-то, более удачливый или точно знающий, что он ищет, был уже здесь. Возможно, поэтому польский кирпич и поддался.

Все же в самом низу обнаружился тонкий пласт из отлежавших возможно десятилетия книг. Даже не книг – мелких брошюр, служивших, по всей вероятности, просто подстилкой для главного содержимого тайника. Что-то о польских церковных братствах, какая-то переписка, тощие книжицы, а среди них -- "Правда о русской революции", странная польская брошюра двадцатых или тридцатых годов, которую я читал, как фантастический бред. Но фотографии, некоторые общеизвестные факты придавали правдоподобность всему остальному тексту.

Я сначала не мог понять, как такая старая книжка о первых делах революции может быть настолько антисоветской. Возможно, воспринимал все через призму зазубренных в школе понятий и представлений.
Я и отбросил ее после нескольких первых страниц, понимая, что в стройном здании моего представления об истории открывается отвратительная ошибка, ущерб, излом, из-за которого все это здание может не устоять и рухнуть. Поэтому, инстинктивно и очень уверенно, несмотря на всю готовность воспринять самую откровенную информацию, и не только на коротких волнах, я запихал эту книжку куда-то подальше, в кучу старых и никогда не востребованных бумаг и записок.

"Правда о русской революции" обошла меня стороной, хотя, возможно, все мои поиски вели меня именно к этой книге.

Но давно уже был забыт старый пергамент, давно потерялась волшебная палочка из слоновой кости, которая могла оживить старые снимки и придать живость буквам. Мир звал меня в другую сторону от дома, где уже не было достаточно места для кирпичей, ветхой сырости старых подвалов, книг и чужого золота.

Много позже еще одна стена в старом карпатском монастыре позвала меня сгустком скрытого кем-то знания. Стена была слишком тонкой, чтобы прятать книги, кроме того, шар сгущенной энергии висел как бы за пределами здания. Я все время помню об этом, но была ли эта тайна предназначена мне?

Монастырь, вернее, монашеский скит, основанный выходцами из Беларуси, нашел это место по особому знаку и расположению. Святость места, однако, не уберегла его от ужасов войн, и в память этих событий в боковой стене монастыря, в комнате, был устроен малый музейчик. Если смотреть прямо от входа, то взгляд упирается в три копья, висящие друг над другом – польское, русское и австрийское.

Польское копье выглядит самым изящным, хотя и опасным, австрийское – несет больше металла, кожи и смотрится, как сделанное с умом. Русское копье – толстый, грубый на фоне западных конкурентов деревянный предмет с веревочной петлей и затупившимся металлическим наконечником. Вспомните крупный пожарный багор и узнайте в нем это копье.
И это война далеко не вчерашнего дня, и едва ли был замысел столкнуть лицом к лицу две отстоящих эпохи.

"Мир отчетливо разный, но мир не меняется", -- подумалось мне, а калейдоскоп воспоминаний стал звать в другие картинки детства...

V


высказаться

V (Tuesday, August 25, 1998 03:50:57)

Детство (про книжки)

Первые мысли о еврейском мире, о котором я практически ничего не знаю до сих пор, посетили меня достаточно давно. Дом (на Чапаева, а старого названия улицы я не знаю), с двух сторон окружали еврейские развалины. Скорее всего, даже с трех сторон. С третьей (чуть впереди справа и дальше, виднелся остов разбомбленной в войну синагоги, рядом довольно большое пространство развалин и запредельные края, куда ходить надо было весьма осторожно.

Другие развалины уходили в сторону города и просматривались из одного из окон. Они представляли из себя возвышение из чудовищно перемешаных останков стен и кирпича, в котором скрывались практически недоступные подвалы. В других местах, неподалеку, подвалы, подземные переходы и многое другое, напротив, было вполне доступно. Впрочем, до момента, пока некая уже забытая техника не разровняла все это кирпичное побоище под мелкие огородики.

В сторону речки, за которой виднелся старый костел и монастырь, было еще некоторое количество развалин.

Синагога, церковь и несколько закрытых костелов образовывали подобие треугольника; дом, как кажется, был на длинной его стороне. В костеле за рекой громадные почерневшие картины и росписи стен немо смотрели на залитые ружейной смазкой тракторные шестерни и детали.

Выброшенного органа уже не было и следов, но в подвалах еще лежали вполне человеческие останки, тайники – скрывали достаточно многое, а недоступные отсеки подвалов, подземные ходы и чердак ждали своих исследователей. Возможно, костел уже снова ожил, как три с половиной столетия назад, шестерни выброшены, а старые картины бережно реставрированы.

Так вот, развалины, которые уходили в сторону дальнего костела, были наиболее любопытны.
Их какое-то время закрывал временный соседский сарайчик, жизнь которого подошла к концу. Внутри скрывалась оголившаяся часть бывшего дома и множество бывших же вещей и предметов. На эти останки пришел и я, вернее, остававшийся без присмотра слегка полноватый мальчик, уже начинающий исследования окружающего пространства. Пространство тянуло меня безудержно возможностью найти книги, а также золото, о котором наверняка какие-то ушлые дети говаривали не раз.

Книг на непонятном языке, вернее, остатков, отрепьев разного размера, действительно было немало. Золота, естественно, не было, вернее, счастье улыбалось более удачливым детям, которые непрерывно что-нибудь находили. Подтверждением слухам был найденный в дальнем соседском дворе горшочек, набитый чуть ли не золотыми монетами, и масса добра от первой мировой войны, разбросанного повсюду; вторая мировая война оставила кое-что, но земля открывала, как правило, более ранние вещи. Соседка по парте показывала чудные, пролежавшие бог знает сколько лет часы, найденные на уже обжитом огородике. Крышки соскальзывали, как чешуя, открывая нетронутый механизм, а отъеденные временем стрелки начинали свой прерванный путь.

Кое-что находил и я; отважные пограничники временами отрывали бессчетные клады, и тогда только у самых ленивых не было медной мелочи Великого Княжества, на которой всадник образца 1556 или около этого года неутомимо скакал на запад. Мешочек с такими монетами имелся и у меня – подарок, или удачный обмен, просто не помню. Болталась и серебряная монета со всадником; одну из таких монет наука впервые открыла не так уж давно.

Вещь, найденная в еврейских развалинах, застала меня врасплох. Мой склонный к анализу времен и событий ум немалое время потратил, чтобы прийти в себя; затем вернулся и дар речи. А нашел я не много, но и не мало – слегка проржавевший меч из тонкого железа или жести, меч, весь поперечно-желобчатый, как стиральные доски, теперь, видимо, вышедшие из употребления. И меч этот так меня поразил, что я думаю даже, что некоторая более поздняя способность к философии и обобщениям прямо связана с этой находкой: после немалого размышления я пришел к выводу, что раз эти развалины еврейские, то и меч, стало быть, тоже еврейский.

Сильные чувства охватили все мое естество при виде этого меча. Горькое сожаление о всем еврейском народе, которому даже нечем оборониться от злых и жадных соседей, выдавила из меня короткую слезу. Но тут же мысли заметались в решении сложной задачи, итогом которой было понимание, что еврейский народ, хотя и не может воевать, откупается от врагов, поскольку имеет золото, а мы, то есть все остальные, воюем и пускаем в ход танки, которых вокруг великое множество.

Понял я также своим явно недетским умом, что евреи сильно отличаются от нас, всех остальных. То есть, отличается именно еврейский народ, располагающийся за пределами воспринимаемого пространства, поскольку местные евреи просто несколько отличались по виду, но это и все. А вокруг было еще некоторое количество поляков, да и другими нациями бог эту землю не обидел. За речкой в отдельном доме жили армяне, с которыми мы в школе дружили, наверняка были и другие, отличные, -- главным образом внешне. Хотя, возможно, это только на мой детский ум и врожденную толерантность.

Меч, естественно, я оставил, и он остался лежать в развалинах, как яркое свидетельство разности мира. Более поздний мешочек с медными денежками явно был сменян еще кому-то, серебряная монета в числе многих других – подарена или отдана и исчезла с линии жизни. Все в прошлом...

Довольно много найденных вещей под неодобрительные взгляды родителей перекочевало в комнату, которая постепенно становилась моей. Заметной и достойной восхищения вещью был акварельный набор, в нижней части которого, в бронзовых корытцах, помещалась вполне пригодная краска, а в верхняя представляла собой или просто сложный орнамент, или некий магический знак, способствующий проявлению скрытых талантов. У тех, естественно, кто этот знак понимает. Я же – не понимал.

Мой интерес к набору резко упал, когда я школе увидел еще такой же, при этом, как кажется, даже с большим количеством краски. Зато пергамент с еврейскими письменами и волшебная палочка из слоновой кости были только одни.

Вот, еще ближе к речке, то ли потому, что пространство понемногу расчищалось под новое строительство, то ли из-за приобретенной ветхости упал или был снесен совсем еще жилой дом. Опять же, после набега удачливых и более взрослых детей, полуоткрытый и засыпанный кирпичом подвал был открыт любому и каждому; терпение и желание ковыряться в обломках и поистине железных польских кирпичах могло быть немало вознаграждено.

Невиданную крепость кирпичам, как говорили позже, обеспечивали добавляемые во множестве яйца – этому верили безоговорочно, поскольку, во-первых, другой явной причины не было, а во-вторых, все, что было раньше, было гораздо более крепким, заманчивым и богатым. Да и травы такой густой, из которой я таращился в одиночестве в пустынное небо, не было уже никогда.

Книги, вернее, остатки книг, да и все мои находки отдавали влажным и прелым духом, который немного менялся, когда драгоценные предметы попадали в старый трофейный чемодан. Весь дом, кстати говоря, во множестве состоял из трофейных предметов; трофейный немецкий радиоприемник захватывал волны до 25 метров и вложил немалую лепту в мое антисоветское образование. А не было бы приемника – вырос бы я как все, тем более, что все склонности к этому были.

Итак, нужно было юркнуть в подвал через сломанный в горькой улыбке подземный рот и там, пригибаясь и растаскивая кирпичи, искать книги и золото. Кажется все же, что к золоту я уже давно не стремился, придя к какому-то окончательному, хотя и поспешному выводу.
В одну из вылазок именно в этот подвал была найдена странная свернутая трубочка, в другую – тонкая, тоньше карандаша светловато-желтая палочка, которые я и унес домой для более тщательного рассмотрения.

Беловатая трубочка после просушивания и развертывания превратилась в чудный, с полторы ладошки размером кусочек пергамента, которого я раньше видеть не мог, но о пергаменте говорили школьные книги. Нежно-коричневый текст не выглядел рукописным, и был на том же еврейском языке, как и все остальные книги, хотя, кажется, там были еще какие-то мелкие надписи.

Эти буквы были вполне знакомыми и встречались еще на стене в двух местах, вернее, в одном и том же месте, возможно, слева от входа, в углублении с овальным верхом, в котором мне помнится голубая краска. Еще один такой остаток стены был почти в центре города, пока с течением времени не исчез вовсе, был снесен, как многие непригодные ни для чего развалины.

Последующий сквер на этом месте был всегда по-дурацки пустынен, возможно потому, что именно на этом месте было расстреляна уйма народу и было фактически кладбище. Уйма народу была расстреляна и за городом, в районе еврейского кладбища, которое привлекало мальчишек торчащими в стороны надгробными памятниками, лежащими почти как книги странными плитами и черепами, периодически обнажавшимися в песке. Машины, которые приезжали за песком, все ближе и ближе забирались к надколотым плитам; черепа все чаще и чаще торчали из песка одинокими грибными макушками.

Кого-то в какой-то момент этот ужас пронял, и машины совершили короткое возвратное движение. Затем ужас вернулся близким к высокому краю кладбища углублением, из которого, видимо, снова был взят песок. В мелкой, с зелеными водорослями продолговатой луже возились страшно распухшие адские головастики, а повсюду были раскиданы скотские кости, которые еще какая-то машина во множестве вывалила в освободившееся пространство.

Вечерняя добрая женщина из крохотной деревни поблизости за рекой рассказывала, как их, возможно, евреев, а, возможно, и всех, среди которых были евреи, выстроили рядами, как затем расстреляли, засыпав землей, как земля потом колебалась – от крови, ужаса или последних усилий живых людей среди трупов и мертвого золота...

Пергамент был отдан еврею-учителю, который, по всей вероятности, знал древний язык в совершенстве. А как по-другому? Он учил, например, русскому языку, хотя сам начинал не так уж давно, и учился читать по газетам. Газеты на русском пришли сюда до войны, но учился, я думаю, он уже после того, как война отгремела.

Палочку из слоновой кости в средней части насквозь проницала линза. Что это был за предмет, какой магической частью восточной шкатулки была эта крохотная этажерная ножка, что это вообще такое?


высказаться

Маша (Monday, August 24, 1998 17:57:38)

Коперника, в общем, посадили в тюрьму... Что-то я чувствую такое, в воздухе.


высказаться

PH5 (Monday, August 24, 1998 13:19:36)

Люди - растворы? Как научники довольно давних веков поступили с теорией Коперника, так и мы, наверно, будем поступать с этой идеей. Мы ее будем использовать как очень удобную гипотезу.
Например, рассказ Филиппа Дика про Вуга. Предположим, что Вуг - кристалл, тогда человек, скушавший Вуга - это пресыщенный раствор (пресыщенный: 7 на 60 - это практически всегда пресыщенный раствор), в который поместили зародыш кристалла, и человек начинает кристаллизоваться. И превращается в Вуга. То есть не превращается в Вуга, а Вуг превращает в себя человека.
А вот более совершенный пример: человек, не сильно злоупотребляющий питием, годам к 30-ти разучивается блевать, то есть становится более стабильным раствором. Но до кристалла ему все равно далеко - кристаллическая форма более совершенна, как следует из вышеприведенного примера.


высказаться

Антипод (Monday, August 24, 1998 04:13:44)

Маша, по отношению к Вам мне вовсе не резон быть Антиподом, иначе и это место не подошло ба для публикации моих соображений, давайте вместе рюхать "Язык Ветвей".

Что же касается частей речи, которые вы очень верно подметили, то это лишь атрибут того рудиментарного языка, которым мы пользуемся сейчас. Он подлежит полнейшему искоренению в соответствие с программой ОЯД.

Хотел бы ещё раз вернуться к одному отношению эквивалентности (антиподству). Я не совсем понимаю, как такой термин (кстати, я не хотел бы затрагивать сущность этого понятия, по крайней мере, ту, что вкладывает в него г-н Андреев) мог прижиться. По моему в предложенном слове корень ЛИТЕРА, то есть буква, символ, заменен корнем СЕТЬ. Мне кажется, что как раз от букв то отказываться никто не предлагает... Неприемлемо таким взрослым и уважаемым мэтрам русской словесности пользоваться терминами с проихождением, имеющим явно узбецкие корни (шашлык - машлык, секир - башка, литература - сетература). Нужны другие слова, как то американское - литерасупер, или может быть просто современная литература.

Сегодня по теме я не подготовлен, поэтому позволил себе небольшое отступление.


высказаться

Маша (Monday, August 24, 1998 01:05:53)

М. - я честно стараюсь оставаться нейтральной в этой книжке и не апеллировать к личностям. Это - единственное место - где мне не нужно было быть резкой, и не нужно было обороняться. До последнего времени.
Здесь - можно было быть самой собой. Чем это заканчивается - вы видите. И я знаю - чем это закончится. Победой третьего закона термодинамики. А пока он не победил, и эти вселенные еще разбегаются - я стараюсь сохранить свою форму - чтобы не раствориться, как кусок соли в супе. Если я перестану это делать - я, да, вскорости услышу музыку. Небесных сфер.


высказаться

Бук (Sunday, August 23, 1998 19:41:33)

Маша,

Точно так же, как люди растворы для вас, для меня они - сгустки слов.

Вы слишком концентрируетесь на СВОИХ вИдениях мира. Мне так кажется. Я не знаю, есть ли у вас в химии компромиссы, но хорошая литература и ищет этого - компромиссов между разными психиками. Бэкграундами. вИдениями. Любовями.

Не будьте так резкИ, и музыка заиграет сама. А пока у вас какая-то затянувшаяся пауза. И в письмах ваших на личном уровне, и в постах сюда.

Я не со зла, поверьте. Просто так Вас ощущаю. Застопорившейся. Резко-категоричной, непрощающей других форм ощущения - жизни, людей, языка.

Если хотите, переходите на мыло.


высказаться

Маша (Sunday, August 23, 1998 18:41:54)

Реальному животному: Не надейтесь.

Антиподу: А-ааа! О-ооо! Как замечательно.
А вы Антипод - по отношению ко мне, - или по отношению к ним? Потому, что тогда можно развивать протоязык, по-прежнему оставаясь в рамках так мудро введенных вами ограничений. Например, мы имеем уже существительные и глаголы, производные базовых эволюционных понятий, так остроумно вами предложенных. Можно попытаться ввести наречие, и таким образом определить кто, и кому антипод. Наречие может быть производным слова "здец" - и станет протословом "здесь". По поводу наречия "когда" тоже есть соображения.


высказаться

Реальное Животное (Sunday, August 23, 1998 16:55:36)

А не кажется ли вам господамы, что вы занимаетесь интеллектуальным омонизмом? Маша, отчего вы говорите "этот такой, тот другой"? В реальной жизни вы так не делаете, я надеюсь? Отчего вы навязываете свою точку зрения - не оттого ли, что в реальной жизни никого она не интересует и вы являетесь объектом потребленя?


высказаться

Антипод (Sunday, August 23, 1998 12:24:46)

В то время, когда Андреев и иже с ним ломают свои головы и костные пальцы-языки над обогащением словесности (они называют этот проект СЕТЕРАТУРОЙ) за счёт применения сетевых технологий, Антипод предлагает совершенно иного рода проект, направленный напротив в сторону оскудения (скорее даже оскудёживания) нашего лексикона.
Окончательной целью и задачей данного движения видится отыскание некоего единого всеобъемлющего корня (протослова), способного заместить все остальные слова,
или, что более реально, слова, которое можно было бы подразумевать в качестве однокоренного источника всего остального набора слов языка.
Дабы не быть голословным и принести хоть какую-то пользу своей репликой, предлагаю вашему вниманию историко-филологическое обоснования тождественности матерных лексем .ля и ..ать. Итак, если предположить, что вторая из них приобрела начальную свою букву вследствие придания доисторическому протослову "бать" эмоциональной окраски, то, произведя из вышеуказанного глагола в современной его форме (то есть с приставкой) существительное, и избавившись от осовреенености, легко приходим к требующемуся однокоренному слову .ля.
Попробуем привести одну из посылок, приводящих к разрешению ещё одного вопроса (встающего в другой области языкознания) на основе предложенных предположений. (Заранее прошу всех удавшихся и не удавшихся математиков не судить слишком строго, во-первых - не интегральчиками балуемся, тут об абсолютно истинных рассуждениях говорить не приходится, а во-вторых теория находится на стадии альфа-тестирования, так что полезнее будет найти в ней как можно больше как положительных, так и отрицательных сторон.)
Увлёкся комментариями - проклятая шизофрения...
Так вот, если где-то там бывать, но очень хорошо, то это уже не бывать получается, а ебывать (воспользовались вышеописанным приёмом), именно этот корень и следует употреблять с приставками с-, на-, за-, а ни в коем случае не корень "ябывать", поскольку эта гласная не способна придавать столь яркую эмоциональность, которую содержит "е".

Итак, можем сформулировать гипотезу о том, что на основании введённой терминологии данные слова являются однокоренными.

Подобными шагами необходимо добиться объединения всего языка, что будет, безусловно, говорить и о его целостности и неразделимости.

Член Общества Языковой Деструкции (ОЯД) Антипод.


высказаться

Маша (Sunday, August 23, 1998 05:20:05)

Вот Сорокин, Маша Даль, в лучшем из своих проявлений http://www.netslova.ru/readmain.htm, - Заседание завкома.

Но в связи с новой Луной, ее влиянием на людей, которое некоторые упрямо не признают - и почему-то называют менструальным, - что за мысли? - а также в связи с вашей, Маша Даль, записью в канувшем архиве - мне пришла в голову совершенно естественная мысль:

ЛЮДИ - ЭТО РАСТВОРЫ.

То.е., общеизвестный факт - если мы хорошо высушим человека любым из 9 доступных химику способов, то получим в результате довольно плотный кирпич, килограммов 7 весом, не очень сложного материала с преобладанием С,N,P,S и O, то.е. - легких элементов. Я никогда не могла понять, почему люди, в основном, так привязаны к этому безымянному кирпичу, который и является ими самими? Я всегда объясняла это влиянием Луны.
Далее, - оказалось - такой подход к вещам очень плодотворен. Вернувшись к конденсату, полученному в результате вышеописанной операции высушивания статистического человека - мы с изумлением обнаруживаем, что можем легко решить проблему реки, ее потока и точки входа в нее, опять-же любезно поднятую Машей Даль в канувшем архиве.
Поскольку - человек это раствор, - то конденсат, все его 60 литров, - это вода, а вода, не имеющая вкуса и запаха (хим. энциклопедия), с веселым журчанием устремляется в реку, не создавая ни проблемы "момента входа" ни проблемы " момента выхода" - ибо и является собственно, самою рекою.
Видите - как все просто! - а ведь нужна-то была - единственная правильная дефиниция. Люди - это растворы.

Остановиться в дефинициях, как оказалось, - теперь не представляется возможным. Например - а по каким законам живем мы, то.е. - люди-растворы? А законы давно описаны.
Например, закон поддерживания динамического равновесия Ле-Шателье."Если на некую систему (например, человека-раствор) производится действие, нарушающее состояние равновесия, то система эта отвечает действием, компенсирующим оказанное, и стремится к положению равновесия".
Вы только подумайте, Павлик, Профессор - а вы о самолюбии, гордыне,и нужно или не нужно отвечать на насилие! Оно отвечает само, - и неважно в данном случае, произойдет ли действие в реальности. Потому, что оно уже произошло. Кстати - нет-ли среди нас психотерапевтов? Они знают о теории поддерживаемого "среднего" состояния человеческого (раствора) духа. Так, мы не можем долго находиться в состоянии высокого счастья - и лихорадочно ищем, чем его модерировать - и вернуться в среднее состояние духа. Будучи же в состоянии глубокой подавленности - мы бессознательно генерируем вещи, скрашивающие его - и возвращающие нас в среднее состояние. И это - наводит на мысль о маятнике - о котором мы здесь все говорили, а также о спирали, - а значит мы все здесь говорим об одном и том-же.

Далее - груши падают с дерева, просто прямо в руки - вот, что значит стукнуть по стволу в правильном месте.

Принцип кристаллизации растворов Оствальда: "когда в растворе начинается кристаллизация - первыми образуются структуры с наименьшей внутренней энергией. Затем рост других структур приводит к одновременному существованию различных состояний. При сосуществовании нескольких маленьких кристаллов, больший из них растет преимущественно - за счет растворения маленьких, пока все маленькие не будут растворены."

Мне очень нравится перевод названия последнего закона нашей с вами жизни растворов с английского: Ostwald Law of ripening. Закон обдирания, раскалывания.

А вы говорите. Пьют они, значит, 60 литров нашей воды без вкуса и запаха. Едят они значит 7 килограммов простого вещества нашего тела. Кому это понравится? Но ведь дело - не в том, нравится или не нравится.


высказаться

Маша Даль (Sunday, August 23, 1998 00:59:29)

Сорокин, Воровкин, Кашкин, Варилин, Деткин, Кормилин…. Поридж из овечьего молока, поставленный допревать в сумку кенгуру - любимое блюдо беглого австралопитека.
Вспомнила разговор на одной из ленинградских кухонь. Два интеллигентных человека спорили о "джентельменском наборе" культурного человека. "Разве может культурный человек не прочитать Достоевского?" - вопрошал один. "А как же Пушкин?" - после некоторой паузы парировал другой.
Казалось бы один про Фому, а другой про Ерему. Однако в пространственно-временной структуре культуры, по-видимому, можно подобрать условия, при которых Пушкин, не читавший Достоевского, не может считаться культурным человеком. Парадокс? Скоро мы поговорим и об этом.
Про себя скажу, что сочинения профессора Персикофф знаю и люблю. Прочитав три раза подряд (в порядке появления) его последнее выступление, была тронута доверительной интонацией и глубиной суждений. Представила Интернет -лагерь им. Сашка с модератором Травкиным. Недурная картинка.
А про Сорокина слышу второй или третий раз. Кто такой? Турист, Бук, Молодая крыса или опять какой городской? Много их, городских! Что нам своих не хватает?


высказаться

Pakin Stulys (Saturday, August 22, 1998 22:04:54)

...пардон. Ну и денек...

Сильно присоединяюсь. Дребезг в буквах. Читать:

Персикофф, Ваш опять выкинуло!


высказаться

Маша (Saturday, August 22, 1998 17:44:34)

Павлик, просто надо выдохнуть хорошо. И вспомнить, зачем все. Но какое-то время это отнимет, да.
Почитайте - чем-то меня это утешило:
http://www.philosophy.ru/library/arcad/lingv.html

Персов любит Сорокина. А Персиков? И в этом, я думаю, все дело.


высказаться

T.I. (Saturday, August 22, 1998 04:50:13)

ей, братцы, вы че это? так луна только на женщин действует, да и то в приливах менопаузы....

ну ни хрена ж себе... мы все куда-то шагнули...


высказаться

Pakin Stylus (Saturday, August 22, 1998 03:38:28)

О, узнаю брата Колю! Как я рад! Все течет... один лишь архив постоянен!

Наш Нерсикофф, Ваш опять выкинуло!

Но! ("но" в начале предложения -- штампомер радостно хрюкает и записывает это "но" в свое цифровое нутро).
Но! Появление загадочной фигуры "писатель Персофф", --это как понимать? Архив уже скрыл этот факт, сталь закалилась (возможно), вчера тоже исчезло, но не все имена пропали.

Потом -- что же случилось с Павликом? Смотрит ли Павлик на календарь?

Я -- смотрю. На моем Луна 21-го -- черный шарик. Или кружок. Или знак. Черный диск раскаленный...

Как бы там ни было, именно в этот день, или ночь, накануне, как кого заберет -- тонкой нитью, лучом, поводком, если хотите, Луна призывает, заставляет, как кукловод, плясать, играет с нашей душой.

Я раньше не знал, теперь -- ощущаю моменты рождения, знаю точно, что время, когда ущерб превращается светлым диском, или, напротив, мертвой дырой исчезает в небе -- время Луны.

Возможно, это ужасно-- чувствовать привязь, но лучше знать, чем маяться неизвестным. Главное -- посмотреть в календарь.


высказаться

Персикофф (Saturday, August 22, 1998 02:05:31)

Не знаю, как получилось удвоение, пардон. Ну и денек.


высказаться

Немедленно выкинутый в архив Профессор Персикофф ([Написать письмо]; Saturday, August 22, 1998 01:51:55)

Набираюсь наглости повториться, но уж больно резко, вот так вот сразу в архив. Тем более, что не знаю когда еще свидимся.


Роман про ... сталь, ну его.
Продолжение не следует.
Приступ графомании миновал, вздохнем полной грудью, Маша , надеюсь не обиделась.

Прощальное.
Вправо-влево, вверх-вниз, или вперед -назад колышется маятник сознание, приливы-отливы, и в состояние равновесия, исподволь, надо полагать, но входит иногда, а может и в ступор, так, что и неясно, нужно-ли равновесие. Слова, как слова, преломляются сознанием на разной амплитуде раскачки, проходит как срез через пласт текста или образа и не всегда, понимаешь, что это кусок, осколок, другого более целого, лучшего или худшего, но целого. А вот другой осколок, он ведь и режет через всего тебя корявым острым краем, осколок чего? Чего-то? Увидев целое можно понять, если есть это стремление понять, но маята зачастую, да и но не всегда возможно, рецепторов-ли нужных нет, раскачка -ли маятника не та, маятника сознания влево -вправо, блево браво, вверх-вниз, вперед-назад. А ведь иногда и понимать-то нечего, никакой философии, <убийца-ибийца он, батюшка, душегуб<, ничего более, да и не осколок это, - осиновый кол мертвой души.
Вот казалось закаляешься в годами, отталкиваешь осколки, а некоторые даже босиком по ним умудряются без последствий,- отключи маятник, друг, гипноз счастья, летим.

Ру
Ну, ладно, вот - НЕТ: инет, рунет, радость наша. Можно говорить, совок не совок, отрадно вот, что есть вроде отдельные пространства, достигающие доверительный уровень искренности. И ты тут. Но откуда в России добра столько, что залежи злобы, кажутся неистощимы. То тут, то там посверкивают корявые бутылочные осколки на пляже-ли , на душе-ли. Можно конечно, бомбу-какую взорвать терроризм и терроризм, вот когда лезвие в школьные перила вставляют, это и не бомба, но может и хуже. Малолетство простительно, да шрамы остаются.

Чат.
Вот вне далее как вчера, прохожу по инету, захожу в некий русский чат, здороваюсь. Молчание. Так между собой народ короткими выражениями перекидывается, типа - Ну как? ,- Да ничего? , - А чего? , - Да ничего. Ну и в этом духе. Я там и раньше бывал несколько раз, и пару раз удачно, в смысле рассматривая чат как форму сетературы, если правильно настроить маятник. Ну, так вот , ни ответа , ни привета, но это неважно. Открываю я сознание свое и получается некая фраза, о кораблях там, или облаках, не помню, но поэтическое что-то. Настраиваюсь. Вдруг, мне - Это что за коментарии???
Мне же не до того, фокусирую образ. Вдруг ба-бах, кикают меня и выпихивают довольно злобно. Такого со мной еще не случалось ни разу. Интересно стало. Захожу снова. Говорю, ты че, голубчик, болен? И казалось, ну зачем, и так все понятно. Но самое интересное происходит дальше. Он говорит, - я не болен, я дежурный и кого-то еще пинает. Самодеятельный такой модератор. Ну не понял он о чем это я говорил. Ну ладно. Тогда, я говорю, - Может тебе отдохнуть пора, передежурил? Обычно я не трачу время на подобные диалоги, ну когда хамят там, я всегда вежливо, работает железно. А тут че-то, засвербило видно. Вдруг , еще один модератор-доброволец, скажи, говорит спасибо, что вообще не заделали, так, что костей не соберешь.
Мне бы наверное спасибо сказать, а гордыня уже не позволяет, а кроме того ребенок проснулся, одной рукой укачиваю, отвлекаюсь. А там другой виртуалий, которого пинают, кричит, - За что, братцы, что я сделал. Вот я несчастному тому и говорю, наверное гормональный уровень у молодежи нынче повышенный, вспоминается мне, говорю, ситуация Мартышка и очки. Но развить мысль о пользе технологии не успеваю. Оказывается тут этих дежурных, больше чем беседующих, просто они сидят, молчат и наблюдают за порядком. Мой первый модератор, чувствую думать начал. А тут новые два, видят, что пинал меня их сородич, наваливаются, пингуют там, краш насылают, баннят, и главное матюками кроют, хамства всякие говорят. Добросовестные как менты. Добровольно причем, и не важно почему, причина найдется. То бишь ходют люди в чаты, заслуживают право пасвордов и давай служить. Откуда же эта ментальность ментовства?

Урок
Вспомнился один случай из детсва. Был я в каком-то пионерском лагере, в красивом лесу под Бузулуком, что в Оренбургской области. Все бы хорошо, но был я застенчивым, и сам по себе, в команду не входил, все в лесу торчал, насекомых собирал, следил за кротовыми проходами, охотился на жука-оленя, крупный такой с огромными рогами, в коробке потом жил. Был у меня только один приятель- Травкин. Я ему рассказы всякие о животных где нибудь под сосной. Вот однажды вдруг пионерноважатый наш, боксер - перворазрядник крупный мужчина, внеочередное купание в местной речушке решил устроить. Собрали отряд, меня нет, стали искать, минут двадцать потеряли, ушли без. Ну ясно , вечером делать нечего , атаман наш Сашок, у его старший брат в колонии, и деревенские как свои. Руководит. Не знаю произносил -ли он зажигательную речь, но думаю, вряд-ли, не такого типа руководитель.
Его боялся даже наш порновожатый, ну это я потом понял, а был-то Сашок ростом с вершок. Ну короче, приказ дал по отряду бить меня. С ужина приходим,, я не догадываюсь. Красновожжатый наш в другое здание уходит. Двери закрываются, мне говорят,- Ты вот сука , ну и че то еще я не помню. - Шас пиздить будем. Ну а я не вникаю, стою по середине казармы в кольце (два кольца, посередине - гвоздик), но лиц, как бы, не различаю, все вроде как стена.
Стою, ничего не говорю, и наступает такая тяжелая тишина, только сопение. Никто не решается первым ударить. Да и многие из моего из города- двора, из школы моей. Сашок за этим наблюдает, ну потом кому то приказывает,- Ты давай. Ну, и понеслось. Там уже легче пошло, подскакивает один- трах и назад, за ним другой, в очередь. Я не говорил ничего, прощения не просил, не плакал, не защищался, но устоял на ногах через все невеселое побоище наше,все, наверное, от неописуемого удивления. Это было первый раз , и мне, выросшему до этих лет в другой стране , побывавшему новичком в семи разных школах, не был знаком закон стада и загнанное сознание урки. Били все , бил и Травкин. Но только это ведь ни как не изменило меня, ни лучше я стал, ни хуже. Не стал я их ненавидеть, а себя жалеть, это не была трагедия. Я только думаю, что мне повезло, я не был тем, кому Сашок сказал, - ты давай.

Чего ж это я? Учить? Ни-ни. Это безгрешный пусть бросит камень. Да и перевариваешь это внутренне, стараешься дальше не выпустить, но куда там. Вон давеча Бука обидел, не сдержался, уж очень резануло по Машиной открытой шее, корявым осколком, неожиданно это было. А я сделал только хуже, прости Бук.
Вон ведь и МашаДаль насколько сильней оказалась.
Но маятник качается туда-сюда. И пусть качается, так и хорошо. Лишь бы качался.
Тяжелые бывают ощущения и слова горькие, как от недавнего Павлика или у Туриста. Но это так и проходит сквозь, вибрируя, это нормально.
это, Я ПОЛАГАЮ, и есть bios , ну по крайней мере одна из граней ея.


Вот , Турист, к слову, к рассказу вашему, одно примечание.
Стоп машина
Никогда отчаянье или тяжесть не давали мне суицидальных намерений, но помню один случай, много лет назад. (Маятник, однако, куда качнулся.) Был я не-то, что бы в депрессии, но скверно было ужасно и без определенной причины, ну, конечно, там проблемы всякие были, но в тот момент, ни одна не казалась настойчивой, а был хмурый долгий серый день, хотя одиночество никогда не тяготило. Главное было очень пусто. И к вечеру я забрел на какой-то сеанс в кинотеатр, и фильм оказался чудовищным, нет, не просто плохим, а почти никаким, никчемным, и потому совершенно отвратительным. И вот, помню поднимаюсь по лестнице полутемного подьезда, пролет за пролетом, и вдруг ощущаю, что ничего внутри не осталось. Пустота заполнила до краев, меня-ли, вселенную-ли, уже не важно. Стало обсолютно безразлично, ни горечи , ни печали , вакуомизация сознания, маятник, встал. Я смотрел в окно лестничной площадки, вниз на кособокий, покареженный, затертый дворик наш, и все приборы зашкалило, и не было ничего. Это был финал. И мне показалось, что я шагаю сквозь это окно, и это тоже было не важно, никчемно, пустая формальность шага. Я не знаю сколько это длилось, и, наверное, маятник качнулся и тогда подумал я, - А может быть так и происходят самоубийства, не от отчаянья или горя, а от безразличности, пустоты. И начал я думать об этом ,и потянулись ниточки памяти, ассоциаций, снов, мира, и стал раскачиваться мой маятник как заводной, и нажал я на кнопку лифта и в ту ночь спал легко.

Разошелся я, осознаю, извините великодушно. Прощаюсь со всеми.
Успехов, всяческих удач, качайся маятник, качайся, легких снов, хороших анализов, выигрышей в лотереи, счастливых встреч, виртуального бессмертия, живи книга, Аминь. Ваш Персикофф.


высказаться

Немедленно выкинутый в архив Профессор Персикофф ([Написать письмо]; Saturday, August 22, 1998 01:51:17)

Набираюсь наглости повториться, но уж больно резко, вот так вот сразу в архив. Тем более, что не знаю когда еще свидимся.


Роман про ... сталь, ну его.
Продолжение не следует.
Приступ графомании миновал, вздохнем полной грудью, Маша , надеюсь не обиделась.

Прощальное.
Вправо-влево, вверх-вниз, или вперед -назад колышется маятник сознание, приливы-отливы, и в состояние равновесия, исподволь, надо полагать, но входит иногда, а может и в ступор, так, что и неясно, нужно-ли равновесие. Слова, как слова, преломляются сознанием на разной амплитуде раскачки, проходит как срез через пласт текста или образа и не всегда, понимаешь, что это кусок, осколок, другого более целого, лучшего или худшего, но целого. А вот другой осколок, он ведь и режет через всего тебя корявым острым краем, осколок чего? Чего-то? Увидев целое можно понять, если есть это стремление понять, но маята зачастую, да и но не всегда возможно, рецепторов-ли нужных нет, раскачка -ли маятника не та, маятника сознания влево -вправо, блево браво, вверх-вниз, вперед-назад. А ведь иногда и понимать-то нечего, никакой философии, <убийца-ибийца он, батюшка, душегуб<, ничего более, да и не осколок это, - осиновый кол мертвой души.
Вот казалось закаляешься в годами, отталкиваешь осколки, а некоторые даже босиком по ним умудряются без последствий,- отключи маятник, друг, гипноз счастья, летим.

Ру
Ну, ладно, вот - НЕТ: инет, рунет, радость наша. Можно говорить, совок не совок, отрадно вот, что есть вроде отдельные пространства, достигающие доверительный уровень искренности. И ты тут. Но откуда в России добра столько, что залежи злобы, кажутся неистощимы. То тут, то там посверкивают корявые бутылочные осколки на пляже-ли , на душе-ли. Можно конечно, бомбу-какую взорвать терроризм и терроризм, вот когда лезвие в школьные перила вставляют, это и не бомба, но может и хуже. Малолетство простительно, да шрамы остаются.

Чат.
Вот вне далее как вчера, прохожу по инету, захожу в некий русский чат, здороваюсь. Молчание. Так между собой народ короткими выражениями перекидывается, типа - Ну как? ,- Да ничего? , - А чего? , - Да ничего. Ну и в этом духе. Я там и раньше бывал несколько раз, и пару раз удачно, в смысле рассматривая чат как форму сетературы, если правильно настроить маятник. Ну, так вот , ни ответа , ни привета, но это неважно. Открываю я сознание свое и получается некая фраза, о кораблях там, или облаках, не помню, но поэтическое что-то. Настраиваюсь. Вдруг, мне - Это что за коментарии???
Мне же не до того, фокусирую образ. Вдруг ба-бах, кикают меня и выпихивают довольно злобно. Такого со мной еще не случалось ни разу. Интересно стало. Захожу снова. Говорю, ты че, голубчик, болен? И казалось, ну зачем, и так все понятно. Но самое интересное происходит дальше. Он говорит, - я не болен, я дежурный и кого-то еще пинает. Самодеятельный такой модератор. Ну не понял он о чем это я говорил. Ну ладно. Тогда, я говорю, - Может тебе отдохнуть пора, передежурил? Обычно я не трачу время на подобные диалоги, ну когда хамят там, я всегда вежливо, работает железно. А тут че-то, засвербило видно. Вдруг , еще один модератор-доброволец, скажи, говорит спасибо, что вообще не заделали, так, что костей не соберешь.
Мне бы наверное спасибо сказать, а гордыня уже не позволяет, а кроме того ребенок проснулся, одной рукой укачиваю, отвлекаюсь. А там другой виртуалий, которого пинают, кричит, - За что, братцы, что я сделал. Вот я несчастному тому и говорю, наверное гормональный уровень у молодежи нынче повышенный, вспоминается мне, говорю, ситуация Мартышка и очки. Но развить мысль о пользе технологии не успеваю. Оказывается тут этих дежурных, больше чем беседующих, просто они сидят, молчат и наблюдают за порядком. Мой первый модератор, чувствую думать начал. А тут новые два, видят, что пинал меня их сородич, наваливаются, пингуют там, краш насылают, баннят, и главное матюками кроют, хамства всякие говорят. Добросовестные как менты. Добровольно причем, и не важно почему, причина найдется. То бишь ходют люди в чаты, заслуживают право пасвордов и давай служить. Откуда же эта ментальность ментовства?

Урок
Вспомнился один случай из детсва. Был я в каком-то пионерском лагере, в красивом лесу под Бузулуком, что в Оренбургской области. Все бы хорошо, но был я застенчивым, и сам по себе, в команду не входил, все в лесу торчал, насекомых собирал, следил за кротовыми проходами, охотился на жука-оленя, крупный такой с огромными рогами, в коробке потом жил. Был у меня только один приятель- Травкин. Я ему рассказы всякие о животных где нибудь под сосной. Вот однажды вдруг пионерноважатый наш, боксер - перворазрядник крупный мужчина, внеочередное купание в местной речушке решил устроить. Собрали отряд, меня нет, стали искать, минут двадцать потеряли, ушли без. Ну ясно , вечером делать нечего , атаман наш Сашок, у его старший брат в колонии, и деревенские как свои. Руководит. Не знаю произносил -ли он зажигательную речь, но думаю, вряд-ли, не такого типа руководитель.
Его боялся даже наш порновожатый, ну это я потом понял, а был-то Сашок ростом с вершок. Ну короче, приказ дал по отряду бить меня. С ужина приходим,, я не догадываюсь. Красновожжатый наш в другое здание уходит. Двери закрываются, мне говорят,- Ты вот сука , ну и че то еще я не помню. - Шас пиздить будем. Ну а я не вникаю, стою по середине казармы в кольце (два кольца, посередине - гвоздик), но лиц, как бы, не различаю, все вроде как стена.
Стою, ничего не говорю, и наступает такая тяжелая тишина, только сопение. Никто не решается первым ударить. Да и многие из моего из города- двора, из школы моей. Сашок за этим наблюдает, ну потом кому то приказывает,- Ты давай. Ну, и понеслось. Там уже легче пошло, подскакивает один- трах и назад, за ним другой, в очередь. Я не говорил ничего, прощения не просил, не плакал, не защищался, но устоял на ногах через все невеселое побоище наше,все, наверное, от неописуемого удивления. Это было первый раз , и мне, выросшему до этих лет в другой стране , побывавшему новичком в семи разных школах, не был знаком закон стада и загнанное сознание урки. Били все , бил и Травкин. Но только это ведь ни как не изменило меня, ни лучше я стал, ни хуже. Не стал я их ненавидеть, а себя жалеть, это не была трагедия. Я только думаю, что мне повезло, я не был тем, кому Сашок сказал, - ты давай.

Чего ж это я? Учить? Ни-ни. Это безгрешный пусть бросит камень. Да и перевариваешь это внутренне, стараешься дальше не выпустить, но куда там. Вон давеча Бука обидел, не сдержался, уж очень резануло по Машиной открытой шее, корявым осколком, неожиданно это было. А я сделал только хуже, прости Бук.
Вон ведь и МашаДаль насколько сильней оказалась.
Но маятник качается туда-сюда. И пусть качается, так и хорошо. Лишь бы качался.
Тяжелые бывают ощущения и слова горькие, как от недавнего Павлика или у Туриста. Но это так и проходит сквозь, вибрируя, это нормально.
это, Я ПОЛАГАЮ, и есть bios , ну по крайней мере одна из граней ея.


Вот , Турист, к слову, к рассказу вашему, одно примечание.
Стоп машина
Никогда отчаянье или тяжесть не давали мне суицидальных намерений, но помню один случай, много лет назад. (Маятник, однако, куда качнулся.) Был я не-то, что бы в депрессии, но скверно было ужасно и без определенной причины, ну, конечно, там проблемы всякие были, но в тот момент, ни одна не казалась настойчивой, а был хмурый долгий серый день, хотя одиночество никогда не тяготило. Главное было очень пусто. И к вечеру я забрел на какой-то сеанс в кинотеатр, и фильм оказался чудовищным, нет, не просто плохим, а почти никаким, никчемным, и потому совершенно отвратительным. И вот, помню поднимаюсь по лестнице полутемного подьезда, пролет за пролетом, и вдруг ощущаю, что ничего внутри не осталось. Пустота заполнила до краев, меня-ли, вселенную-ли, уже не важно. Стало обсолютно безразлично, ни горечи , ни печали , вакуомизация сознания, маятник, встал. Я смотрел в окно лестничной площадки, вниз на кособокий, покареженный, затертый дворик наш, и все приборы зашкалило, и не было ничего. Это был финал. И мне показалось, что я шагаю сквозь это окно, и это тоже было не важно, никчемно, пустая формальность шага. Я не знаю сколько это длилось, и, наверное, маятник качнулся и тогда подумал я, - А может быть так и происходят самоубийства, не от отчаянья или горя, а от безразличности, пустоты. И начал я думать об этом ,и потянулись ниточки памяти, ассоциаций, снов, мира, и стал раскачиваться мой маятник как заводной, и нажал я на кнопку лифта и в ту ночь спал легко.

Разошелся я, осознаю, извините великодушно. Прощаюсь со всеми.
Успехов, всяческих удач, качайся маятник, качайся, легких снов, хороших анализов, выигрышей в лотереи, счастливых встреч, виртуального бессмертия, живи книга, Аминь. Ваш Персикофф.


высказаться

Дальше: стр. 34