Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Обратная связь

   
П
О
И
С
К

Словесность



ТЕБЕ  И  АПРЕЛЮ


 


      * * *

      серый цыпленок рассвета
      наискось клюет пшено сновидений
      с подушки.
      среди твоих разметанных мельниц волос
      сходит с ума
      Дон Кихот в чем мать родила.
      "я" мерцает как крупица марганца -
      вот-вот начнет растворяется в бадье дня,
      чуть-чуть меняя цвет водянистому миру.
      антенна анатомической цаплей глотает -
      мускулистый хрусталь - вазу с кольцом,
      но главный цветок рядом со мной - ты
      распластана,
      подснежник в разрезе снега,
      сонно-зернистом,
      пышешь соблазнительным жаром,
      лисица, уснувшая в распотрошенном курятнике,
      наглая мордочка.
      мне ли ты принадлежишь, плотоядный цветок?
      могу укусить слегка
      дождечервяковый лепесток груди.
      но - приручить зубастый цветок?
      да и нужен ли он мне?
      тебе нравится,
      когда я целую вену на сгибе локтя,
      чувствую себя шприцем с разбухшей иглой.
      я обхаживаю тебя как варан
      умирающего оленя.
      моя слюна отравлена стихами.
      если мои эритроциты
      попадут к тебе в кровь - ты обречена.
      часть тебя останется со мной
      навсегда,
      как мраморная мартышка.
      или змея
      с живыми выразительными глазами,
      с проглоченной крысой, портящей фигуру.

      но цветок, цветок. почему ты стареешь?
      увядаешь? я имею в виду не время, не старость.
      почему ночами я прижимаюсь к тебе сильней,
      чем ковбой в холодных ночных прериях
      к горячим камням погасшего костра?
      что мне с этого?
      кому есть дело во вселенной
      до двух теплых снежинок, которые исчезнут к утру,
      растают без следа в черной мерзлоте.
      но вот - резко - в твоих глазах проносится зелень,
      яд, Амазонка, зубчатый крокодил,
      хищный бросок, но я ловлю
      твое лицо - властно, как ты любишь.
      мы хищники мгновений,
      слепыми львами
      охотимся на антилоп времени,
      косуль впечатлений,
      остановись, мгновение, я тебя сожру.
      и мы пожираем друг друга -
      с любовью, с жадностью, с остервенением,
      без логики, без смысла,
      но оно этого стоит - рассвет,
      горячий пластилин похоти
      чуть липнет к пальцам
      и - волшебный мираж рассеивается,
      туман над деревенькой ночной
      превращается в розово-молочного дракона
      с ожерельями, с лохмотьями сожранных принцесс.
      классный секс -
      тоже зачет.
      иди ко мне...

      _^_




      * * *

      век-мальчишка умаялся за день
      наплескался в реке времени -
      (похожа на зеркальный клей,
      когда нырял - наглотался де жа вю)
      устал загорать под ядерными
      вспышками корей,
      мечтать искусством,
      играть в войнушки - сам с собой.
      всем столетиям одиноко,
      они - сироты вселенной,
      тыняются в громадных одиночных вольерах,
      а сквозь прутья лет должны просеменить мы,
      взявшись за руки или за ружья -
      полубезумные лилипуты.
      протянуть друг другу нужные слова.
      и уцелеть, и не исчезнуть в пути,
      проложенном
      сквозь гудящий пищевод пространств,
      сквозь алые воспаленные глотки
      восходов и закатов.
      но этот мальчишка - особенный.

      век мой, мальчишка,
      давай присядем на берегу,
      посмотрим - что же мы натворили?
      и кто эти муаровые цифровые великаны?
      (танцуют у водопада в ореоле мельчайших брызг)
      мы весело проносимся сквозь мерцающие символы,
      как индейцы сквозь инопланетный дождь,
      а люди неспешно текут по проспекту:
      гемоглобин, цветы на куриных ножках,
      шелестят водовороты взглядов,
      заворотки идей, множатся
      кроличьи ямы внутренних миров
      сотни заминированных планет,
      еще секунда - бах! - и я ничего не пойму,
      и был ли я, и был ли мальчишка-век
      и для кого звенит будильник смерти?
      и удивлюсь: кто же это был и зачем
      нам дают этот день - легчайший
      тяжелый
      солнечный день,
      день наливается неподъемной мудростью,
      ртутной тяжестью,
      капля за каплей, и когда мы умрем,
      оборвется сеть, гамаком
      подвешенная
      к звездным небесам...

      последнее желание перед бессмертием
      - жить с тобой
      за гранью - слов и снов
      этой жизни, точней за следующей дверью,
      а сейчас мы - черно-белая фотография,
      где нам по семнадцать,
      где мы еще луковицы
      тюльпанов в пряной земле...

      _^_




      * * *

      ...у края бездны,
      где люди соскальзывают с оледеневшего водопада
      на саночках смерти, а звезды в небе потеют -
      палачи в серебристых масках -
      вот тогда тебе пригодится всё и все,
      кого ты смог найти и спасти в этом мире.
      не только дерево, сын и книга,
      но и то что ты взял, украл, подобрал,
      "я" как метеорит с штаммом жизни
      несется к несуществующим мирам...
      я смотрю в окно - снег выпал в апреле
      превращая мир в заячьи лапы,
      а небо - в тушку освежеванную заката,
      и я чувствую что-то - точнее не скажешь,
      мелодия снегопада
      нащупывает свое лицо под мокрой вуалью.
      слышу - она открывает дверь,
      звяк цепи, пение соловья (нет, показалось).
      ручка, телефон, сознание как рука
      нащупывает в темноте включатель.
      да будет свет, и я медлю, не выхожу на кухню,
      а смотрю в окно... все что я полюблю,
      осознаю, будет моё,
      игрушками на других планетах,
      которых даже
      в углеродных проектах нет.
      но они есть в моей голове,
      там хватит места и тебе, и апрелю...

      _^_




      * * *

      ...жизнь, неужели это все было со мной?
      первый поцелуй - красный моллюск с мотором -
      или когда вырезали аппендикс?
      или тягостный пилорамный жар,
      горечь несчастной любви
      (влюбился ниоткуда):
      серебряную цепочку - ей купил - проглотил
      со спазмами муки,
      и цепочка прошла через глотку, пищевод и вышла через
      выход. но выхода нет. неужели
      протяжно мычали наши рассветы?
      и ноги, мокрые от росы, исколотые травой,
      уносили нас с планеты,
      вены вспухали - зеленоватые оленьи рога.
      неужели мечты - сиреневые слоны
      на тонких комариных ногах -
      забрасывали нас в облака, искушали,
      кто же тогда разбил мне нос в третьем классе?
      или - это дикое море перевернуло меня -
      песочные часы в плавках -
      накормило сырым песком,
      или утащила подвесная дорога среди облаков -
      гладкие личинки с цветными брюшками,
      протянутые вдоль небес. озираюсь -
      мозг - красный
      взъерошенный освежеванный ежик -
      я только воскрес
      от прожитой жизни. может, смерть - это и есть
      озарение гаснущей спички.
      бабочка истаивает в желудочном соке.
      странный цветок с больным зубом
      является во сне дантисту:
      помоги мне.

      _^_




      * * *

      я
      открыл эту жизнь, как ящик Пандоры,
      но вместо несчастий и бед там лежали
      серебристые радости, игры, печали.
      идеи спали как двухголовые змеи,
      сплелись блестящими телами, символами,
      обнялись крепко, крепче, чем болты с гайками
      на затонувшем "Титанике".
      не отделишь одну от другой.
      я протянул руку вот к этой - зеленой,
      со знаком доллара на выпуклом капюшоне,
      но сиреневая змея породы Есенина
      вцепилась в моё запястье. ай! и не больно.
      бlядь, совсем не больно.
      но сколько других невообразимых игр и сюжетов
      я бы мог на себя примерить?
      это небо -
      манто из меха голубого волка.
      этот город - супермаркет одежды
      для голого наивного короля.
      судьба, тебя выбирают
      как молодую куртизанку в борделе,
      или скаковую лошадь на ипподроме.
      с азартом, с глупостью. с вожделением.
      сплетение судеб. я это вижу.
      судьбы разноцветными проводками
      змеятся, ведут к одной грандиозной бомбе.
      так восхищает звездная бездна,
      пьянящая колдовская панорама
      в ночном поле. да будь же ты благословенна,
      жизнь. на розовом коне. чугунной ранью.
      мир - нежная кожа ребенка,
      легче всего впитывает шрамы.

      _^_




      * * *

      смотри, как красиво увядают розы,
      с достоинством чернеют лепестки,
      будто их поджигают зажигалкой,
      смотри, вчерашний день забуксовал,
      увяз, как слон среди сугробов в зимнем поле,
      там холод, там нас нет.
      и только настоящее - недовоплощенный миг,
      теплый жадный луч - скомканное желание
      все запечатлеть, всем насладиться.
      смотри, наши следы на улице
      запорошило снегом, присыпало пеплом.
      все, что вчера еще прыгало, летало, бегало,
      уже замедлилось, и рыбки в аквариуме
      все реже раскрывают маленькие жабры,
      и ты сама едва моргаешь, и тянешь фразу,
      как жвачку пальцами. теперь мы под водой
      минувшего.
      и ты русалка в алых плавниках халата.
      вчерашний день поплыл -
      свежий натюрморт, оставленный под ливнем,
      уже не пробраться к ромбу зеленого света,
      туда, где светит солнце и буянит жизнь,
      мелькают зарисовки рая и ада,
      там наши минуты весело умирают,
      лопаются пузырьками шампанского в бокале,
      а надежда жирна и надменна,
      точно откормленный каплун.
      там настоящее девочкой с зеркальцем
      старается нас ослепить.

      это импрессионизм энтропии,
      и в портфеле сына
      тетради вновь обращаются в саженцы клена,
      а дерматин капельками нефти выступает
      на лакированных костях стула,
      и жареная курятина в желудке
      уже мечтает себя цыпленком - задом наперед,
      пушистая, бибикает и бегает по траве,
      и я теперь - только твоя паучья любовь,
      нервная голубая молния.
      пройдя свой путь - шаг за шагом -
      мы возвращаем крылья, ноги, когти,
      снимаем с пальцев перстни,
      оставляем добро и зло, которое уже не нужно
      для выживания, для продолжения рода,
      заточенные стрелы вынимаем из груди -
      отверстия от ран затягиваются,
      забвение идет за нами с анти-фонарем
      и острой тьмой выкалывает всем глаза, кто видит.
      медленно ползущий преследует нас,
      исподволь отрастающие ногти хаоса
      настигают. не в силах изменить что-то
      мы можем только любить, творить, глупить,
      запоминать и помнить сердцем...
      и вытворять что хочется. но...
      смотри, как красиво увядают розы,
      с достоинством, чернея по часам...

      _^_




      * * *

      берегу тебя,
      точно окурок с марихуаной
      в старинном серебряном портсигаре.
      спросишь, зачем храню? не знаю...
      "подожди... это я окурок?"
      нет, ты меня не поняла, прости.
      только не злись. или злись,
      та зима была самой длинной из всех зим,
      белый ящер
      с золотыми гноящимися глазами
      мучился, замерзал в собачьей будке.
      серый снегопад шел внутри,
      сек плетью каждое чувство и мысль
      в многоугольной красной черноте.
      ветер наметал в отштукатуренный череп
      горки белой пушистой смерти.
      отчаяние затуманивало взгляд,
      но ты дышала в мои глаза
      когда я сидел на кровати,
      поэт у разбитого монитора,
      чьи руки превратились в рваные сети
      а все золотые рыбки выскользнули за борт
      судьбы.

      ты спасла меня.
      заставила перегрызть жилистую пуповину,
      освободиться от плаценты беды,
      которая утягивала на дно района,
      как черная пудовая гиря на морское дно.
      ты породистая лошадь,
      но я не минотавр.
      я искал твое тело в темноте, как кислородный баллон,
      как подснежник в розовой тьме снегов
      на глубине мира, ночи, рассудка,
      где нечем дышать человеку разумному,
      где полно черных жемчужин,
      где все чужое, чужое, чужое,
      где плавают слепые громадные рыбины,
      похожие на белые рояли,
      сюда влюбленные не заплывают
      за ворованным воздухом,
      философы в черных очках
      не опускаются..

      прости.
      я выкурил тебя как сигарету, когда ломало
      и лихорадило от разбитой жизни,
      сердце бесилось, как обезьяна в клетке
      заброшенной лаборатории.
      звери
      умирали от голода.
      разум, воля, кони, все перемешалось
      в пылающем доме.
      ты мне пригодишься,
      пару затяжек горького счастья и свободы,
      нет, не после смерти, но гораздо раньше,
      между жизнью и погружением в глубину,
      в затонувший заиленный дворец,
      где шевелятся баньяновые корни старости.
      я распахну серебряную раковину,
      достану тебя,
      обхвачу дрожащими губами,
      щелкну зажигалкой, и вдохну - во всю глубину
      гулких высохших колодцев,
      заброшенных шахт,
      все искорки, всех дымчатых привидений,
      и пойму, что нельзя бросить любить,
      бросить жить.

      _^_




      * * *

      а я раньше и не замечал:
      ночной летний сад заколдован.
      пустые бутылки блестят в ведре,
      как стекла очков Гарри Поттера.
      над корабельной пропастью в вышине
      хищно цветут созвездия,
      а внизу, в бетонных домах,
      змеи ночи просовывают раздвоенные языки
      в замочные скважины квартир.
      и пустыни - шершавые зевы барханов -
      исподволь поглощают спящие тела,
      а снаружи, как закипающая смола,
      чадит ночное лето,
      безжизненные планеты мотыльков
      вращаются, крутятся вокруг
      молочно-синей плаценты фонаря.
      и мысль бессонная моя
      парит над войском тьмы,
      над ухающей дискотекой
      в летнем вибрирующем парке,
      /открытые танцы, беспечные ранки
      с веселящимися микробами/.
      скользит в сторону сереющего востока,
      обрастает строками,
      будто мерцающими бородавками.
      так большеголовый восковой зародыш
      в прозрачном пузе черновика
      размеживает веки на миг,
      шевелит безгубым рыбьим ртом.

      _^_




      * * *

      письмо в конверте тихо спит,
      как выводок подснежников под слоем снега,
      фиолетовые пружинки растут.
      слепые дети, накрывшись белым одеялом,
      читают "20000 лье", набранные шрифтом Брайля.
      о письма, письма,
      бумажные дирижабли исчезнувшей эпохи,
      остался проволочный каркас
      и пепел с драгоценным флером:
      все так переменилось,
      все стало электронным,
      а как огонь скучает по славным временам,
      когда мы с радостью сжигали книги,
      когда камин растапливали первым томом
      "Мертвых душ" в блокадном Ленинграде,
      и огненный восьмирук
      с жадностью танцующей
      вгрызался в грибную плоть страниц.
      о, да! огонь любит читать чужие письма,
      да и письма любят огонь -
      для них гниение хуже смерти,
      так для самурая позорно стать крестьянином.
      и что еще? читать чужие письма - трогать птенцов в гнезде:
      они умрут от голода и стыда: их мать не вернется,
      ведь ты оставил запах любопытства
      на пуху и перьях,
      это гибель тайны, так нельзя.

      точно варенный кальмар,
      в комнату вплывает запах печеных яблок,
      а я завис, как Виндоус, над письмом к тебе.
      хотел полить цветок и начал рыть колодец,
      ушел в себя, выкладываю туннель
      мерцающими, как фосфор,
      кирпичиками мысли. я вам пишу... но слова
      тонки, как лед весенний, и под него уйти
      легко и всплыть за тридевять земель
      утопленником смысла синеликим...
      вот письменный стол.
      фруктовый нож лежит рядом с клавиатурой -
      автор ел хурму и оставил нож,
      чем создал жесткое впечатление операционной,
      подхожу к окну. утыкаюсь носом в весну.
      мигает светофор, проспект Ленина
      похож на боксера с поломанным носом,
      тяжело дышит нагретым асфальтом,
      а ловкие птицы порхают сбежавшими веерами,
      и клены вдоль дороги женскими руками
      в бородавках смолы
      пробуют поймать птиц на лету...
      я не знаю, что тебе напишу.
      смотри, уже ничего нет старого под луною.
      мы обновляемся, точно модельный ряд айфонов,
      луноходов, нанорабов, самоходок, самодуров,
      и с этим ничего нельзя поделать.

      _^_




      * * *

      это стихотворение переживет меня,
      как беспородный щенок хозяина.
      мы с тобой снова на ты.
      разорвали сиамских младенцев любви,
      мне досталась большая часть печени,
      тебе же оба сердечка - ледяной королеве:
      скажешь: меньше употребляй хлеба, вина и зрелищ.
      да, уже не мускулистый, оплыл жирком,
      как лом - свечным воском,
      выхожу покурить за угол красного небоскреба,
      который построил Местный Вор,
      в паузах наблюдательности
      выдыхаю струю синего дыма, как кит,
      рассматриваю жизнь, очнувшись от слепоты
      мелкого дождика, косо моросящего в сознании.
      мы в изгнании.
      следуем из Эдема в таинственное будущее.
      но наивно верить, что у нас впереди
      много свободного времени:
      стога рыхлого сена с прелью и паучками,
      серебряными иглами.
      и мы найдем их - рукой, щекой,
      когда нырнем с балки в пахучий ломкий омут сеновала.
      в памяти мерцает
      наш вечный огонек детства.
      отношения натянуты - ну их, приспусти колки струн,
      уже не сыграть нам скандальный блюз,
      эротический вальс.
      только почему мысль о тебе заходит в мой дом
      без спроса,
      шуршит песочной женщиной с рюкзаком.
      и на желтом зернистом лице нет лица,
      угадываются лишь горбинка носа, изгибы губ,
      и песчинки сыплются на ковер.
      подставляю ладони - обжигает горячая дробь.
      одергиваю окровавленные крылья.
      теперь я утка.

      _^_




      * * *

      сколько раз ты бросал взгляд в небеса,
      будто проверял почту, атмосферный е-mail?
      и что ты там находил?
      фотогеничную пустоту
      всех голубых, сине-зеленых оттенков.
      шикарные рассветы и закаты -
      компьютерные заставки для монитора.
      стоматологическую рекламу облаков
      над верхушками высотных домов.
      хакерские атаки голодных стрижей
      неизбывный шелестящий спам листьев.
      а ночью - обширный лунный вирус
      завладевал пространством улиц, правил бал.
      разбрасывал мусор, окурки, пивные бутылки,
      острые осколки электричества.
      так сколько раз ты заговаривал с ним
      по скайпу луны,
      напрягал лобные доли,
      сколько раз молился ему стихами и прозой,
      молчанием, мычанием, истекал вопросами.
      представлял темно-синего великана,
      испещренного огоньками,
      взлетал над звездной бездной синий ребенок,
      смеялся созвездиями,
      и кружилась бессонная голова,
      слегка подташнивало -
      подводил вестибулярный аппарат.
      так молчит ли он?
      шлет электронные импульсы в твой мозг,
      древние кистеперые чувства
      царапают сознание плавниками,
      громадные мысли, как дирижабли,
      величественно проплывают
      сквозь твою дырявую голову...

      с детства ты лепишь Господа, как снеговика
      величиной до луны и обратно,
      шпили соборов щекочут небеса,
      рассветы - серо-оранжевые розы -
      исподволь раскрывают бутоны,
      и что твоя мысль или чувство - снежинка
      бессмертия,
      с ней ты несешься к своему великану...
      так бы яблоневая плодожорка воображала
      лицо Адама,
      а муравей писал четырьмя лапками трактат
      о природе муравьеда, о его мудрости и доброте,
      но все же пока ты жив, он тоже
      существует, ведь правда?

      _^_



© Дмитрий Близнюк, 2017-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2017-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность