Девушка, милая девушка.
Знаю, знаю и видел,
Ты обнимаешь бережно
Плед из волокон, снега и твида.
И аккуратно спрямляются
Волосы терпко-сладкие, карамельные.
Шепчешь - "нет, не влюбляться, не надо влюбляться",
Разлюбишь - ровно на две недели.
Глянь на столбы фонарные -
Сердце не дрогнет, ночь - клином,
Изморозью и киноварью, изморозью и киноварью
Твой силуэт верным сплином,
Холодом под камином.
В памяти собираются
Линии, крапины, точки.
Только бы не влюбляться, только бы не влюбляться,
Это совсем неточно, очень неточно.
Там, где проходишь ветрено,
Розы чуть вздрогнут в луже.
Эра, Медея, Электра,
Нежность - твое оружие.
Сто тысяч вОлков, громко и в унисон,
Черное солнце, закатное солнце - в реку,
Огромное, невыносимое колесо,
Гнет, и гнет, и гнет судьба человека.
Таблетка с ядом - да, раскусите, да,
И ощутите, как разливается мелочь
Из кармана, непрошено, к платформе, где поезда,
И суетится дворник, что постовой без дела.
Сонаров мощность, в микроволновый мир,
И не услышать, и не проведать, и не завесить,
С часу и до восьми, запомните - с часу и до восьми
Жгут фонари, чтобы в городе запахло лесом.
Кривой бочарник - профессии нет много лет,
Старые доски сбивает - причалов утлые души,
На разухабистом в осколках моем столе
Гниют сомнения - вчерашние груши.
Несутся ноги - не гнувшись, конями, вскачь,
А в головах обреченно мысли - опять без толку.
Рэпер в ютьюбе, в картинке бубнит с листка,
Запоминая волка, напоминая волка.
Я не знаю, почему так,
Приходи и не спрашивай,
Я совсем не рыбак,
Но в постели нашей
Сетку моря сплету,
И любви, и света,
Отгоню клевету
И краски лета
В изголовье плесну,
Чтоб тебе было лучше,
Чтоб в объятьях уснуть,
Чтобы солнечный луч
Прикасался нежнее
К меду бархатных губ
Ночи были длиннее,
Ночи, что сберегу
Там, где вряд ли кто сыщет,
Там, где вряд ли найдет,
Это первая пища,
когда холод и лед,
Когда ты - нет, не рядом,
И никто не найдет,
Никогда не найдет...
Как же больно бывает - до новой среды,
Из трамвая в трамвай, из жаровища - в дым,
Из машины в машину, в визжащую осень,
В небытье, в серость, в сырость - не был и не спросят.
Не смотреть на жену, будто мы не свои,
Не желать, не сказать, не в семье - из семьи,
Убегать, убегать, уходить, прогореть,
Нет, не ласку, мне - плеть, подавайте мне плеть!
Из угла, из домин, из уюта - в полон,
Понимать - как бесцелен, когда не влюблен,
Что не дышишь - не ждешь, прикоснуться к руке,
К той руке, что не ведаешь, лучше к реке,
К той реке, из которой тебя обрели,
Ткали, ткали, по коже венцами плели,
Получился чтоб ты, как и все, человек,
Не могу, нету сил, кровью гнев к голове,
Не могу - иссушает меня та река,
Далека-далека, глубока, глубока,
И всего мне хотелось бы больше сейчас,
Утонуть в синеве чудных девичьих глаз.
Ивы тень мелодично склонилась,
На стол снаружи, особо не спрашивая.
Это особая господняя милость,
И ничего не страшно, и ничего не страшно.
Ты упоенно ласкаешь другого -
Как в раз последний, пред Преисподней.
А у меня в груди океанский голод,
А у меня со лба стекают озера из пота.
Ты говорила слова, что не пишут в книгах,
Слова, что могут поведать истину истин.
Простыни неспешно плетут интригу,
Простыни страстно-огненные, простыни чистые.
Сонно потом расскажешь, когда вернешься
Как у подруги скучала, смотря на стены.
Но не обманет, вдруг наполняясь дрожью,
Томно-вишневое тело.
Я не знаю, что произошло,
Ничего не случилось, ничего.
Оно не случилось, его не будет.
Все хорошо, и жизнь прекрасна,
И солнце всходит и заходит.
Оно заходит, оно внезапно,
Оно бессмертно, а вот я нет,
Я не бессмертен, и он, и он, и ты,
Мы все. Мы - нет.
А ты цветешь,
Цирцея, Гелла, Медея, Ксандра,
Каллисто, Кассиопея,
Все вместе,
И нет, не сразу, а иногда,
Все так прекрасно,
Все замечательно,
И ходят ноги
Мои - в нужник,
Твои - к Олимпу,
К Энею, к Зевсу,
К лесным лугам,
Небесным даже,
И к неземным завесам.
И отчего-то так тесно,
И давит грудь,
Когда представлю твою я грудь,
Сплетенье пальцев, дыханье, блеск
Лучистых глаз,
Я не хрусталик в них,
Не отражаюсь, не нахожусь,
Я не песчинка, нет,
нет, не песчинка.
И оттого, что мир таков,
Меня не будет,
Срывают судьбы,
Как ярлыки, как пробки дня
С имен шампанских,
Не приглашают на винный стол,
А я пошел, куда пошел,
Совсем не зная,
Моя кривая
Ведет-ведет,
Назад? вперед?
Нет, не к тебе, и не к тебе,
И не к тебе,
Куда угодно -
В подъезд, в дома, в квартал,
В кредит,
В подлунный, городской портал,
Но там не ты,
Не твой фасон,
Не роза щек,
Не правда губ,
Не нагота,
Ни свежесть ног,
Не сладость рук,
Не нагота,
Нет, не она,
А что-то.
Как объяснить? Не объяснить.
Ну, что-то.
Ты не читаешь скрипящих строк,
Ты не увидишь моей мольбы,
Ты не бываешь, где мой маршрут,
Ты не узнаешь, что я весь твой,
До одуренья, до ноготка,
Я просыпаюсь, и снова твой,
Я засыпаю - обратно твой,
Лежу с простудой чужой, но твой,
Ты скажешь - так не бывает,
Нет, нет, бывает, и потому,
Все хорошо, и даже, кажется,
Все замечательно.
Нет, ты совсем не милая,
Хоть привыкла так думать,
Фотки выкладывая,
Делая в инсте глаза задумчивее.
Ведь ты не ответила
На поцелуй
Тогдашним утром,
Когда, намазав на хлеб
Масло или наоборот,
Позавтракав, я пошел по улице,
Смотря в витрины,
В их пустые глаза.
Витрины хлопали, шевеля ресницами.
Ты шла, нет, плыла по вышним,
По Патриаршим, у нас
Нет места такого в городе,
И никогда не было,
Как и тебя.
Мы столкнулись нечаянно,
Или суждено - кто знает.
Твое лицо - чуть испуганно
И доверчиво
Опрометчиво
Придвинулось.
И не было сил совсем
Сопротивляться,
Я захотел прикоснуться
Губами к твоим губам.
Они звали и приглашали
Насладиться
Их вкусом
Латте и капучино.
Я целовал уже,
А ты не ответила.
А потом смотрела
Чуть укоризненно
И не совсем тепло.
Наверное, не один такой,
А еще восемьсот
Парней, юношей, еще кого
Тебе высказывали
Любовь и обожание
В тот день.
Это как потерять
Воздушный шар
В нежном возрасте,
Потом кричать:
"Мама, купи еще!
В магазин,
Там тетенька
На кассе,
Она обслужит,
Даст новый шар,
И зеленый,
И красный, коричневый
С блестящей нитью".
Я жег затылок
Девушки, не обернулась,
Пальцы скользили
Мотыльками
По телефону,
Копались, перебирали
Имена тех,
Кого не знаю
И не хочу знать,
И не желаю,
А ты живая,
Из крови,
Улыбок,
Не для меня,
Оборок, мильфеев,
Ванильных топов,
Кино без смысла
Про отношения
(Не для тебя,
Конечно).
Давай еще раз
Встретимся,
Когда пойдет дождь,
Забарабанит
Скупой асфальт,
Распустятся
Цветы несмелые
Моих мечтаний.
Я не знаю, за что я влюблён в твой лишь голос,
И в движенья, и в жесты, и пальцев упрёки,
Тонкой нитью, волною струящийся волос,
Огоньки глаз, призывно-далеки.
Мне неведомо, как сотни лет, будто прежде,
Лишь твой образ в пространстве мне путь освещает,
И откуда к тебе необъятная нежность,
И откуда тоска при вечернем прощании.
Это все, как судьбою... К тебе привыкаю,
Голова закружилась - упала ресница,
Ты - мое наважденье, небесная кара,
Галатея и милавица.
Ты не знаешь, родная, как горько, как сладко
Губ касанье твоих - это море ласкает,
Это после утерянных суток награда,
Пряный жемчуг под злыми песками.
Береги себя... Я прорасту тонкой ветвью
Клёна, малой берёзы, неспешной омелы.
Чтоб тебе передать вместе с утренним светом
Сердца верные стрелы.
Хотите, немного я вам про себя?
Про жизнь-бытие - не литавры?
Про ставропольский недоарбат,
Про шорох на домиках ставень?
Про кошку, ловящую небо за хвост,
Про степь, что поет акапельно?
Про чудо-тоску, выносящую мозг,
Иголками бьющую в тело?
Нет, это не надо, не надо совсем
Пусть будет подальше, подальше.
Свою червоточину с ужином съем,
Чтоб на день мне сделаться старше.
Течет по ладоням - не русло реки,
А ржавчина времени-серость.
Матросы, матросы, ну где огоньки?
Куда же, проклятые, делись?
Они, бедолаги, в морской пелене,
Им диск полуночный не светит.
Сижу близ окошка, и кажется мне,
Мы - суки озлобленной дети.
Она - задыхается камнем на дне,
Заходится криком в пустой тишине.
Мы дети, мы сукины дети.
Лежит раскрытая книга, в ней нет никого.
Нет страниц, нет шуток, нет прибауток, никого.
Одинокий бродит монах, пересекая дверь кельи,
Бредет, уходит направо, закрывает на ключ.
Дверь несмазанная, скрипит обязательно,
Скрипит, как пить дать, скрипит, умаялась,
Скрипит, рвется, бумага рвется, альманах рвется,
В нем миллион страниц, в нем нет страниц. Пусто.
Страницы химических атак под Ипром, иприт.
Руины домов, Освенцим, немецкая речь,
И австрийская речь, и китайская речь, и индийский фольклор,
И взмах крыла бабочки, и ранняя песнь жаворонка,
Шорох ползущей гусеницы за бутоном, удар колокола,
Горящие ставни, сожженные села, писатель ослеп.
За окном нет фонарей, они устали, легли спать, накрылись подушкой.
А когда накроешься подушкой, ничего не слышно.
А когда накроешься подушкой, часы замедляют ход и просят перекурить.
А когда накроешься подушкой, нет солнца, оно в закате и не в зените.
Тени смеются, хихикают, рассказывают анекдоты.
Мертвецы шепчут, спорят, доказывают, кто быстрей -
Вот тот дед с водянкой, или молодой и горячий.
Молодой и горячий включает двигатель, проворачивает ключ,
Как ключ, что у монаха, что в келье, где скрипит петля,
Колеса быстрее к женщине с непричесанными волосами,
Пахнет миртом и немного жареной картошкой из кей эф си,
Кей эф си, кей эф си - ключ, дверь, несмазанная петля.
Мужчина ложится к этой женщине на колени, рассказывает рассказ,
Говорит, как ему плохо, прижимается к коленным чашечкам.
Прижимается выше коленных чашечек, остается с ней ночью,
Расстается ночью, считает звезды, но его очень мало, а звезд много.
Считает звезды, чтобы в очередной раз не доехать.
Скрипнули тормоза, монах пробует - не открывается.
Полуночный столб, скорость сто двадцать, болгаркой автомобиль.
А он никакой, отходит, лишь струйкой кровь.
Сегодня Полярная светит, она яркая-яркая и до утра, и до утра.
Сорви эти васильки, и тимьян, и люцерну,
Приложи к сердцу, и не коснись губами,
Почувствуй, как ты бледна и холодна наверно,
Как поезд прошел между нами.
Внезапно пойми, как воск сквозь тепло течет,
Пылает, и каплет, и каплет враз, и мечтает,
Растерянный звездочет -
Лишь он, лишь он ночами летает.
Тебя нежно трогает под лампой ночной неон,
И ветер стальной, неспешный несет спасенье,
Не выходи после двенадцати на балкон -
Там тени!
Не отражаясь, скрываются над землей,
Попеременно, в мякину ложатся шелка.
Бабочки в поднебесье - твое белье
Внезапно милы и колки.
Взрывается ракетами твое существо,
Вниз шеи - огненный заповедник.
Омытая влагою дождевой,
Под душем - кожа сочится из меди.
И пряности успевают на пол упасть,
Когда проходишь, не обернувшись, подспудно
Собой любуясь, мается младость-крупа,
Пересыпая девушку-блюдо.
Из антресолей, кладовок, полуподвалов,
Из подворотен не слышно звука.
Планеты неизмеримо мало,
В кварталы
Стекаются улицы и переулки -
Сонно. Буднично.
Большая уличная
Река.
В ней каждый - остров.
Остров признания или остров отчаянья.
Остров влияния, остров страдания,
Он - один остров,
Один такой.
Каждый остров омыт быстротечной рекой.
Хорошим тоном считается
Поставить на своем острове
Гамак,
Улечься сверху
Тянуть коктейль из трубочки.
Острова тянутся россыпью,
В гости может приехать
К острову другой остров,
Чтоб пообщаться чуть-чуть,
А затем
Вовремя разбежаться краями.
Между нами,
Будь уверен, что между нами
Воды протока,
Бедствие и цунами.
Только между нами,
Только между нами,
Никому не говори.
Река - она внутри.
Она - глубоко внутри.
Нам не передать,
Нам не передать - нет,
Нам не передать - да,
Сколько вреда
Оттого,
Что одни ручейки
Стекаются в последующие
Ручейки улиц.
Все закономерно - все вещи
Схвачены и розданы кому надо.
И нужно быть заведующим
Детского сада,
Открывать столько улыбок
Вокруг себя,
Сколько пятен на солнце,
Сколько тайников в сердце,
Сколько в людском колодце
Родников.
Лучше делать так - не иначе -
Вместо тысячи слов,
Вместо тысячи слов.
Есть репосты и лайки,
Шумиха, хайп и репит.
Помни - не забывай,
Нисколько не жалко,
Река - внутри,
Река - она глубоко внутри.
Делаешь, делаешь, делаешь шаг.
Сквозь водосток,
Расстояние - как пешим во Владивосток,
Через мосток,
С запада на восток.
Мосты - они рушатся,
Мосты - они очень непрочные,
Подвержены волнениям
И настроению.
Сегодня - хочется перейти,
Завтра - не захочется
Совсем.
Вокруг так много проблем,
Вокруг много проблем.
Мы не понимаем,
Что река грязна, она очень грязна,
По ней плывет свинец, олово,
А ведь надо знать,
Мы - порой так грубы и злы,
Что заказали бы голову,
Чужую голову.
Река очень грязна, и в ней
Отсвечивается каждый порок.
Невероятный поток
Следует по дорожной разметке,
Разметке дорог.
Ты выбираешь выбор,
Выбираешь выбор,
Выбираешь выбор.
А потом
Выбор выбирает тебя
Нисколько тебя не любя,
Открыто тебе грубя,
На запчасти дробя,
Переступя
Ложится в уютный гамак,
Пьет свой коктейль,
Медленно, равнодушно -
Просто так.
Неохотно, без чувств,
Без эмоций,
Равнодушно и без души -
Не забьется, захочешь - и не забьется!
Просто так.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
