Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



ДАЛЕКО  ЗА  ГРАНЬЮ

(из ноктуариев Ла Страды)


 


      СОН  МАТЬ-И-МАЧЕХИ

      Сон мать-и-мачехи покоен. Берега
      пестрят осокой и тропинками косыми,
      а в речке тонут мозговые облака, -
      все их извилины внезапно стали синими.

      Какой-то ослик примостился за бугром
      и ест растения шершавыми губами.
      На оверловке тёмных ясеневых крон
      возможно рассмотреть изнанку мироздания.

      Под скрипы влезшего в купальники песка -
      дразнить прохожих загорелыми плечами
      и целоваться - до жужжания в висках,
      парней далёких этим приводя в отчаянье.

      Небесный заяц скачет - к солнцу и назад,
      ему не нужно скоро возвращаться в школу...
      А мы заглядываем осени в глаза -
      и видим там друг друга совершенно голыми.

      _^_




      ПРОЛИВНОЕ

      противный маленький мальчишка
      толкнул меня - нарочно - в грязь.

      а в луже небо - близко-близко...
      ты не поверишь: я, смеясь,
      бегу в своём коротком платье,
      раскисшем, как листва осин...
      зачем всё лучшее - бесплатно?..
      а вот спроси меня, спроси!
      зачем у луж глаза раскрыты,
      распахнуты - в хиральный мир,
      где мечутся в глубинах рыбы,
      ещё не ставшие людьми,
      где опрокинутое небо
      несётся вскачь, течёт вода,
      и я, промокшая, как нерпа,
      которой жира Бог не дал,
      бегу, забыв про всё на свете,
      в порыве - стать самой собой, -
      как шторм.
      как ангелы.
      как ветер...

      любовь, о Господи, любовь...

      _^_




      ЭТИ  РАДУГИ  И  ТУЧИ

                Эти летние дожди,
                эти радуги и тучи, -
                мне от них как будто лучше,
                будто что-то впереди.
                  /Семён Кирсанов/

      А губы летнего дождя так широко распахнуты,
      И в них - всё то, чего нельзя: касанья, шёпот, запахи...
      И это меньше, чем любовь, но больше, чем сочувствие, -
      Квохтанье курочки рябой, скрип молодой капусты...
      [Твоё лицо теперь - ничьё.] Вкус сдобных пышек с маслицем...
      Глаза дождя текут ручьём, им время - разливаться.
      Текут - навстречу и вовнутрь. Отвесно вниз - и на тебя.
      Текут - и катятся, как ртуть, дождливые глаза дождя.
      Текут, тебя собой накрыв. Невидимо, - глаза в глаза.
      Прозрачной цепью странных рыб. И даже тем, чем течь нельзя.
      Текут - потоками цветов в кварталах обесточенных...

      А лето - под твоим зонтом.
      И никогда не кончится.

      _^_




      ЛУЖАЙКА  СО  ЩЕНКОМ

      Ты входишь в меня, словно путник в заброшенный дом,
      и говоришь:
      - Вот и я, - встречай, я пришла!
      И всё, что было мной выстроено, вынянчено,
      выращено с неимоверным трудом, -
      тут же рушится, рушится, рушится...
      - и всплывает наверх, как шлак,

      превращаясь в предрассветные неприлично-розовые облака.

      Вместо фундамента - лужайка с дактилорайзами и щенком.
      И ты на траве, обнажённая и открытая всем ветрам, -
      так легка,
      что умчишься за горизонт, стоит лишь коснуться тебя щекой.

      В моём пересохшем горле - слова:
      для тебя, для тебя, для тебя...
      В широко раскрытых глазах, где испуга в помине нет,
      проступает дразнящая девочка, чей огромный взлетающий бант
      - триасовой бабочкой - будит что-то доисторическое во мне.

      А лис одичал и совсем не выходит на голос. Ну вот-те на!
      Позовём его ласково, -
      а вдруг он перестанет прятаться за кусты?..
      Нет, не хочет...

      поскольку знает, что я давно здесь живу - одна,
      и всё, что вокруг, - придумано мной самой,
      даже ты.

      Даже ты.

      _^_




      GOSSAMER

      сегодня мне приснилась осень.

      в глаза ей заглянув поглубже,
      я обнаружила там лучший
      оттенок янтаря...
      послушай,
      найди меня у старых сосен, -
      глядящую, как снег заносит
      пространство, тёплое когда-то...
      сожму озябшие ладони.

      твой голос делает бездонным
      цикорий зимних глаз бездушных.

      упрямый блин луны раскатан
      вдоль разведённых струй заката.
      в спине, надломленная, стонет
      менора мачты. спит подушка,
      глубоководными слезами
      налившись...
      сон во сне - обрушил
      полузатопленную память:

      рраз! - больше нет твоих раскосых.
      два! - улетает паутинка.
      три! - неизбежность карантина
      и поцелуй в одно касанье.
      шепчу: не время для прощаний...
      что будет с нашими мечтами?..

      ведь мне опять приснилась осень.

      _^_




      УНЕСЁННЫЕ  ВЕТРОМ

      головасики мои в лужах поживают.
      сонный пузень прилетел, на травинку сел.
      как им дышится легко - в том далёком мае!
      как на солнце ласково и тепло им всем!..

      лёжа рядом в лопухах, тосковать о чём-то,
      вместе лопать сандвичи, изредка курить,
      обсуждать приятелей и подруг без счёта,
      не бояться герпеса, СПИДа, аскарид...

      как им каждый серый день в семь цветов раскрашен,
      как им небо светится в сказочных огнях!..
      как им было бы смешно - и немного страшно -
      повстречать когда-нибудь
      взрослую - меня...

      _^_




      АНАБЕЛЬ

      Глаза, как ночные колодцы, усыпаны искрами звёзд.

      Язык...
      Языку не даётся - спускаться так низко, всерьёз
      ощупывать ткани волокна, взрывную податливость тел...
      Восторги признания глохнут в словесной серьёзности тем.
      Твой вежливый муж в воскресенье привычно струячит туфту,
      прикованный фибрами всеми к ТВ и плохому софту.
      Отмазку ему промяукай: "С подругой останусь, mon ange."
      А дальше - пусть страсти наука вино превращает в меланж.

      Тринадцать скрипящих ступенек, - и в город ворвётся весна.

      Мы часто бывали без денег, значительно чаще - без сна...
      Слепящие кончики пальцев по тёплому шёлку груди
      танцуют, в беспамятстве, вальсы, пытаются джигу крутить,
      по бёдрам стекая в подвалы, в цветущий зигзаг Бытия...
      Там, где-то, тебя поджидала не дама с песцами, а я.
      Тончайших сиреневых жилок едва различимый узор...
      Мы жили, - вот именно, жили - друг другом.

      Щербатой фрезой
      с надкостниц срезается счастье: хрустящий и муторный звук
      меня разрывает на части. Крапивные вихри - слезу
      смахнут; запоздалая стая умчится туда, где нас нет...

      Я, знаешь, теперь не летаю.
      И даже не плачу во сне.

      _^_




      АМБУЛАТОРНО-БАСЕННОЕ

      я серебряной птицей качалась на ветке.
      ты серебряной рыбой в затоне качалась.
      я тебе поначалу была лишь соседкой.
      ты всего лишь соседкой была мне сначала.
      полохливо взметнулись пернатые мысли,
      сердцевины зрачков полыхнули зелёным...
      я подумала: как различаемся мы с ней!
      и при этом - почти идентичны, как клоны...

      ты успела сказать, что не веришь дантистам,
      не поёшь, до обеда не пьёшь алкоголя.
      я - что в детстве сбегала, как Оливер Твист, и
      не люблю карамели и месячных болей.
      в семь часов был обед: пармезан и спагетти,
      и какой-то ужасный оливковый соус,
      старый фильм - про побег из Варшавского гетто,
      а потом мы, синхронно, вошли в невесомость...

      но пространство, несущее нас, оборвáлось;
      верх и низ поменялись: больницы, курорты...
      рак вначале цеплялся клешнями за палец,
      а теперь мы вдвоём были схвачены, мёртво.
      так становятся, вмиг, персонажами басни -
      щука, скачущий рак и серебряный лебедь.

      ...всё равно всех на свете нежней и прекрасней.
      и пока ты со мной, мои мысли - о лете.

      _^_




      ПРЕДОСЕННЕЕ

      дожди
      бесцветным языком
      промыли лиственную память, -
      и снова на душе легко.

      и цены на любовь упали...

      пошли ей три десятка строк
      и несколько улыбок между, -
      счастливой осени зарок.

      ей льстит нечаянная нежность.

      она надеется,
      хотя
      в твоих глазах темно и сухо...

      и наступающий котябрь
      седым хвостом щекочет ухо.

      _^_




      КТО  ПОВЕРИТ?

      В какой-то лавке за рекой нашлось жемчужное колье -
      довольно тусклое: его давно никто не надевал.
      Хозяин лавки был индус.
      "Чем дальше в лес - тем дальше в лес, " -
      решила я - и, заплатив вполне прилично за товар,
      пришла в гостиницу, где ты ждала меня в тенетах сна.

      Я принесла холодный чай и, поцелуем разбудив,
      спросила - сдержанно - о том, что мне всегда хотелось знать...
      А после, выслушав ответ, прижав лицо к твоей груди,
      лежала, чувствуя игру прохладных пальцев на спине.

      Жара спадала.
      Сквозь окно был виден сказочный закат.

      Над подпирающей щеку рукой - твой снежный взгляд синел,
      и я шепнула: "Вот, смотри!" - откинув волосы назад -
      и демонстрируя колье - довольно тусклое: его
      давно никто не надевал.
      "Хозяин лавки был индус.
      Чем дальше в лес - тем дальше в лес, " - я засмеялась. - "Ничего, -
      давай носить его вдвоём, - оно блестящим станет."

      "Пусть, " -
      сказала ты, - "отныне впредь мы будем связаны сильней -
      передавая каждый день колье из жемчуга!" - и мне
      вдруг показалось, что слова уже я слышала...

      "Забей! -
      Какое, к чёрту, deja vu?! - Ты это видела во сне, " -
      я успокоила себя и, протянув тебе колье,
      стекла губами - к твоему затылку.

      Сладкая волна
      накрыла сердце. Запах трав и тёплой кожи - словно лев
      из одуванчиковой чащи - мягко прыгнул на меня,

      ...и я очнулась - у тебя в объятиях.

      Вечерний свет,
      обрывки музыки и смех - лились сквозь окна. Ощутив
      на шее бусины колье, я удивилась: человек
      не может сбрасывать тела, как змеи кожу, - на пути
      к тому, чтоб вовсе потерять себя - в другом...

      Но, притянув
      тебя плотней, поцеловав поверхность - внутреннюю - губ,
      я убедилась в том, что ты... Да, я могла бы присягнуть:
      мой рот не лгал. Но, значит, я...
      "Послушай, как меня зовут?.."

      Почти стемнело.
      Ветерок, чуть шевелящий складки штор,
      вливался в комнату, где мы - (двутелый серафим? кентавр?..) -
      спасли друг друга от стихий и выжили в постельный шторм...

      Сняв блузку, ты приподнялась - и, языком пощекотав
      мой - (мой?!) - напрягшийся сосок, сказала: "В лавке за рекой
      я обнаружила колье - довольно тусклое: чудес
      ведь не бывает, " - (боже мой!) - "а жемчуг - это не циркон.
      Хозяин лавки был индус...

      Чем дальше в лес - тем дальше в лес."

      _^_




      СНЫ  О  РЕБЕККЕ  И  СЛОНАХ

      Он приходит нечто важное сказать.
      Я - напротив - исключительно молчу.
      Притворяясь, что не смотрит на мой зад,
      он пытается погладить по плечу.
      Стёкла вспыхивают: медь и турмалин.
      В кубе комнаты взрывается закат.
      Нас, обугленных, уносит от земли... -
      Возвратимся ли, хоть мёртвыми, назад?..

      Та, которая могла бы нас спасти,
      в Сибилой фотографирует слонов.
      Он звонит ей каждый вечер, - (вот пастиш!) -
      говорит о нас... Ей это всё равно.
      В прошлый вторник, накачавшись коньяком,
      он расплакался - и до утра бубнил,
      что не сможет жить без нас обеих. Коль,
      мы смогли бы жить и в Африке - одни,
      без тебя. Но воспитание - (увы!) -
      отметает негуманные пути.
      Вот и ты бормочешь: "В чём-то вы правы..."
      Вот и я зачем-то говорю: "Прости."

      Догорает турмалиновый закат.
      Скоро сумерки, как жилки на висках,
      опояшут нас лиловым. Отыскать
      нашу связь - сложней, чем женщину в песках.
      Видно, в этом заключается любовь, -
      та, что всех нас окончательно убьёт:
      Бекка жизнь свою не мыслит без слонов,
      ты - без нас, а я - без снов и без неё...

      _^_




      НЕ  ОТРАЖАЮЩИМСЯ  В  СТЁКЛАХ  ВИТРИН  ДЕТЯМ

      ...а получилось, что времени задан счёт.
      ну, получилось, - задан и задан, - и что теперь?!
      сфера зимы задела тебя плечом,
      только задела и - нате вам - оттепель!

      вилы в бок, - будут новые дырки на поясах.
      парафиновых ванн нерастраченное тепло
      не растрачивай на обогрев мегаполиса.
      научись улыбаться когда ей невесело.

      для чего она спорит, как если бы позабыв,
      что в домах без стен невозможно найти уют?
      поспевай за ней, коли шаг твой, летящий, быстр -
      на пилатес, на йогу, на эпиляцию...

      если в старом лесу невозможно найти грибы,
      значит, биоценоз устарел для плодовых тел...
      а тебе всё равно, - лишь бы верить, казаться,  б ы т ь, -
      провалившись к ней в ельник берёзовый - насовсем.

      и когда у излучины тёмной большой реки
      заблестят топоры, зазвучит лесорубов речь,
      ты ладонь разожмёшь - и отпустишь воздушные шарики...

      и они улетят - в стратосферный её дворец

      _^_




      У  ИСТОКОВ  ХЕВРОНА

        В то время были на земле исполины, особенно же с того времени,
        как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они
        стали рожать им. Это сильные, издревле славные люди.
                    (Бытие, 6:4)

      ...Он пришёл из серой выжженной пустыни.
      Для чего пришёл - о том никто не ведал.
      Резкий профиль, сжатый рот, глаза косые...
      Вечер, волны убывающего света...
      Люди ждали, настороженно сомкнувшись.
      Он сказал: "Теперь я вижу, вы мне рады."
      Мы стояли в отдаленье, вместе с братом,
      Наблюдая вереницы глаз потухших.

      ...Подойдя ко мне, уверенно и мягко
      Взял за рyку и увёл... Толпа молчала.
      Я запомнила манжетку, запах мяты,
      Скрип песка, пустую лодку у причала...
      Я ушла с ним так безропотно, как будто
      Тлен мой создан из ребра, а не из глины, -
      Чтоб поддерживать, служить звездой попутной
      И рожать ему героев-нефилимов...

      _^_




      ПОСЛЕДНИЕ  ЛЮДИ  НА  ЛУНЕ

      ночь.

      опушка леса, где сидят вдвоём.
      выкипает лето, - очень настаёт.
      тонкую палатку морщит на ветру...
      завтра твой любимый нелюбимый друг
      улетает нахрен, в дальние края.
      хули убиваться? - у тебя семья.

      пузырит палатка. крошечный костёр
      в ямке, за камнями, искрами протёк
      в чёрное пространство неба без луны.
      чем тебе не повод, чтоб ещё поныть?
      лунные деревья гнутся над рекой...
      улетает, сволочь. он всегда такой,
      твой дурак любимый нелюбимый друг:
      не боится счастье упускать из рук.

      говорит, заврался. - кто его поймёт?.. -
      не желает видеть человечьих морд.
      тёмные на тёмном, слёзы не видны.
      улетает, сволочь, в небо без луны...
      астронавт несчастный. горе-звездочёт...

      не спеши прощаться.
      посиди ещё.

      _^_




      ВРЕМЯ  УБОРКИ  УРОЖАЯ  СПЕЛЫХ  СЕРДЕЦ

      Время красных сезонных дождей.
      Время лун и потерянных книг.
      Я подвластна твоей ворожбе.
      Независимый дух мой затих,
      Затерялся в мускусных духах
      Тёмных спален, тяжёлых портьер...

      Отдыхать. Нам пора отдыхать,
      Превращаясь в беспечных рантье...
      Человек, заглянувший в вертеп
      Распоясанно-нежных пажей,
      Отразившийся в стёклах аптек,
      Сделал ошеломляющий жест...

      Это я - в бестиарии лиц,
      В средоточии красок и тел?..
      Отплывает коварный Улисс...
      Отправляется в путь - лишь затем,
      Чтоб исполнился мстительный план.
      Пенелопа, отвергнув других,

      Связки писем сжигает дотла,
      Вспомнив свадебные пироги.
      Я войду в твой пустынный альков.
      Я вольюсь в неспокойную кровь -
      Шардонне, Зульфия, Сулико...
      Пробираясь под лиственный кров,

      Распознáю - тончайшую грусть,
      Привыканий симптомы... Сказать
      Не решусь, что уже не вернусь:
      Кто из Капуй уходит назад?..
      И прочувствую сладость твою.
      Мне откроется нежность твоя.

      Нас окутают - страсть и уют.
      Наши пальцы сумеют - ваять...
      И, когда мы изведаем зной
      И мучительный голод птенца, -
      Одиссей, возвратившись домой,
      Ампутирует наши сердца.

      _^_




      ДАЛЕКО ЗА ГРАНЬЮ

      Яркие огромные бестеневые лампы.
      Острых инструментов приготовленный набор
      холодно блестит...

      Давай, не прибегая к штампам,
      завести попробуем серьёзный разговор?
      Ты мой доктор.
      Женщина.
      Корректна и изящна.
      Пол-лица скрывается за маской; пара глаз
      серых и внимательных, бесчувственно парящих
      в небе, завоёванном хирургами - для нас.

      Пальцами стерильными, в резиновых перчатках,
      размечаешь что-то у меня на животе.
      Я кажусь себе смешным, беспомощным початком:
      рос, старался, поспевал и - даже - пожелтел...
      Точный бег зрачков, безукоризненные веки,
      голубой халат, под ним спокойно дышит грудь.

      Я люблю тебя, люблю - легко и беззаветно.
      Ты мой доктор, мой спаситель, к искупленью путь.
      Анестетик действует - и боли нет, но чувство
      жгучей ишемии разливается внутри...
      Говори мне что-нибудь, душевно и искусно.
      Или просто режь - и ничего не говори.

      В бога веришь, нет ли, - мы с тобою иноверцы.
      Жить осталось двадцать пять минут наперечёт.
      Список ампутаций: обе почки, печень, сердце,
      а возможно - склеры глаз и что-нибудь ещё...
      Релаксанты мышц мне не дают сказать: "Послушай,
      если вырезаешь ткани, то - сперва - убей!.."

      Я ещё не знаю: трансплантируются лучше
      органы, изъятые из тел живых людей.

      _^_




      ЧЕТВЁРТЫЙ  ЛЕДНИКОВЫЙ

      "На каждом дереве дух сидит, " -
      ты говорила, когда в кустах
      мы собирали земли плоды...

      Больше не скажешь - сама им став.

      Эльфы ли, гоблины, - не вопрос, -
      гном, великан или, даже, тролль -
      ходят теперь к тебе...

      Чёрный дрозд
      в кроне берёт верхний си-бемоль.
      Ночью морозной к стволу прижав
      руки, копыта, подушки лап -
      спят твои верные сторожа...

      Небо стареет от туч заплат.

      Тусклой луны воронёный серп
      вспорет мой тёплый, живой живот.
      Связаны.
      Связаны - насовсем -
      ветками, венами...

      Через год
      я и сама прорасту сквозь мрак -
      деревом...
      Корни - всегда тебе
      принадлежали, в себя вобрав
      жажду - подняться на твой Тибет...

      Тонкие прутики на ветру
      бьются, как мой учащённый пульс.
      Я не умру:
      если я умру -
      лес твоей страсти лишится чувств.

      Кожа коре отдаёт свой блеск...

      Белые копья январских дней
      нас пригвоздят - и мы, наконец,
      сможем остаться
      н а е д и н е.

      _^_




      СЕРЕБРЯНЫЙ  ГОРОД

      У самого края серебряной крыши
      стояли, друг к другу прижавшись так тесно...

      Сказала зачем-то, любуясь на вышитый
      огнями проспект: "Я могла бы за это
      платить тебе..." - и, задыхаясь,
      целуя -
      до дрожи, до привкуса крови на дёснах
      (как в розовых лунках ногтей стынут вёсны!)
      "Ты хочешь меня?" - Не колеблясь, вслепую
      найти эпицентр внеземного блаженства...
      На западе светится вздыбленным...
      хули
      глазеть - на стеклянный, зеркальный, неженственный?!.
      Твой город звенит от моих поцелуев.
      Твой город звенит от твоих небоскрёбов,
      а я - от твоих невозможных желаний.
      Платить тебе? - Чем??
      Твой мартини прихлёбывать,
      захлёбываться от твоих оправданий,
      но...

      Этого мало.
      Как этого мало!!
      Твой взгляд испугал меня лишь на мгновение,
      придвинувшись - тучей-turbidite-хмарой,
      действительным-тайным-всесильным советником...
      Твой жёлтый бутон.
      Твой октановый морфий.
      Твой город, прилепленный к краешку крыши,
      хрустящий в руках апельсиновых дворников,
      где - я так надеюсь, что я не услышу -
      твой голос, сквозь пение птиц и горгулий...
      твой голос. Зачем ты играешь словами?!
      Твой голос... Молчи, подожди, не могу, нет!..
      Твой голос,

      мешающий мне целовать тебя...

      _^_




      РУФЬ

        Но Руфь сказала: не принуждай меня оставить тебя
        и возвратиться от тебя; но куда ты пойдёшь, туда и я
        пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ
        твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом;
        И где ты умрёшь, там и я умру и погребена буду.
        Пусть то и то сделает мне Господь, и ещё больше
        сделает; смерть одна разлучит меня с тобою.
                  (Руф. 1, 16-17)

      Вино и мёд под языком, но там же - трупный яд.

      Твои кудряшки на висках считая по ночам,
      я слышу тиканье сверчков и трели соловья...
      И понимаю, что нельзя - ни плакать, ни ворчать.

      Забывчивость - великий дар.
      Но им обнесена,
      я разноцветные клубки воспоминаний мну,
      не позволяя им катиться к проруби окна,
      чтоб - отслоившихся плацент кусочками - во тьму
      упасть и не обременять мой воспалённый лоб...

      Ты душераздирающе, мучительно близка -
      и так же недоступна, как селеновый циклоп,
      бросающий свой жёлтый взгляд на нас сквозь облака.

      Впадают в небо кроны лип - живые устья рек;
      в них тёмная вода струится к жужелицам звёзд...

      И если мы с тобой решим синхронно умереть,
      то всё останется, как есть...

      и утро не придёт

      _^_




      РЕМЕДИОС  ПРЕКРАСНАЯ

        Одна лишь Урсула, почти совсем уже слепая, сохранила ясность духа
        и сумела опознать природу этого неодолимого ветра, - она оставила
        простыни на милость его лучезарных струй и глядела, как Ремедиос
        Прекрасная машет ей рукой на прощание, окруженная ослепительно
        белым трепетанием поднимающихся вместе с ней простынь: вместе с ней
        они покинули слой воздуха, в котором летали жуки и цвели георгины,
        и пронеслись с нею через воздух, где уже не было четырех часов дня,
        и навсегда исчезли с нею в том дальнем воздухе, где её не смогли бы
        догнать даже самые высоколетающие птицы памяти.
                /Габриэль Гарсия Маркес, Сто лет одиночества/

      Мой травник, мой гербарий солнечный,
      мой очарованный источник
      кипит вдоль троп её просёлочных,
      цветёт в глазах её песочных -
      сквозь мир, наполненный святынями,
      чьи семена летят по ветру...

      А утром вспыхивает инеем
      сухой чертополох под вербой...
      Она становится на цыпочки,
      вдруг задохнувшаяся ширью,
      и на неё летят, летят клочки,
      летят - большие-пребольшие
      пространства - мрака и бессилия,
      обрывки запахов и звуков,
      потоки микроспор из пыльников -
      всех тех, кто не нашёл друг друга...

      Взлетает на бретельках маечка...
      Она хохочет, так беспечно,
      и вот - уже приподнимается,
      уже летит - над бесконечным
      опустошительным гербарием,
      где листья друг на друге виснут,
      летит путями изобарными,
      летит - и всё яснее видит,
      так безответственно и трепетно,
      так окончательно и просто,

      необитаемого времени
      остановившиеся звёзды.

      _^_



© Чёрный Георг, 2014-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2014-2024.




Словесность