КОММЕРЦИЯ НЕСТОРА
Двое поджидали поезд.
Милиционер, прогуливавшийся по платформе метро, нахмурился при виде землистой, задубелой фигуры, наряженной в пальто с чужого плеча и вязаную шапочку с чужой головы. Существо пропахло спиртосодержащей пищевой добавкой "Наполеон".
Вращая дубинкой, милиционер весело заспешил к Нестору, но тут же перехватил покровительственный взгляд второго субъекта - респектабельного, с иголочки одетого молодящегося барина с длинным старомодным зонтом. Зонт приподнялся, приветствуя родственницу, дубинку. Та, сомневаясь, поникла. После секундного колебания шикарный джентльмен дотронулся до Нестора и потрепал его по плечу. Нестор посмотрел милиционеру прямо в глаза, оскалил могильный рот. Сержант, проходя мимо, напустил на себя надменный и безразличный вид.
Подозрения не покидали его. Он повернулся на каблуках и присмотрелся, но сразу же окончательно разочаровался. Из рук Нестора так, что казалось, будто из самого нутра, свисали ленточные языки бактерицидного пластыря. "Торговец", - наполовину негодующе, наполовину удивленно подумал милиционер. И перешел к размышлениям о бесполезности пластыря, ибо тот, будь он действительно бактерицидным, не замедлил бы сказаться на Несторе, и убил бы его, и тем осуществил свое гигиеническое предназначение.
Мало того, что Нестор держал пластырь - он еще и прилепил его себе под глаз, поверх фонаря, демонстрируя практическое использование.
О личности щеголеватого покровителя сержант уже не успел задуматься. Подошел поезд, и оба вошли в вагон. Милиционер успел заметить, что спутники разделились. Барин, имея вид неприступный и непричастный, прислонился к надписи "не прислоняться". Нестор перекрыл проход и стал откашливаться, пока машинист предупреждал о закрывании дверей. Милиционер заметил что-то грязное, ползущее на скамеечке о четырех колесах, забыл про нелепую пару и быстро зашагал к заранее посмурневшей жертве.
Нестор же, едва вагон окутала резиновая тьма, вострубил:
- Граждане пассажиры, минуточку внимания. Транспортная торговля приносит свои временные извинения и неудобства. Предлагаю вашему вниманию незаменимую, уникальную вещь: бактерицидный пластырь. Он абсолютно незаменим в домашнем хозяйстве, на рабочем и семейном месте. В магазинах города и на лотках этот пластырь - ни для кого не секрет - стоит от двадцати до тридцати рублей, мы же работаем напрямую со склада и предлагаем вам его... - Нестор сделал ликующую паузу. - ...Всего за десяточку! Итак, пожалуйста...
Пассажиры сидели мрачные и воротили от Нестора носы. Тот, покуда произносил речь, перетаптывался на месте. Дистрофичные ноги, обманчиво полные в широких, негнущихся от выделений штанах, заканчивались ботинками в предпоследней стадии распада.
- А дайте-ка мне, - вдруг прорезался спесивый голос. Респектабельный спутник Нестора ожил и протянул новенькую десяточку. Пассажиры оживились. При виде спроса со стороны столь видного и ладного, наверняка обеспеченного мужчины, многим невольно захотелось уподобиться ему в покупательной способности. Лапы, руки и дамские пальчики потянулись в карманы и кошельки.
Нестор доброжелательно раскланивался и скалился, продавая пластырь. Щеголь небрежно засунул ленту в карман пальто и, казалось, утратил к Нестору интерес. Он отвернулся, созерцая канализационный пейзаж. Зонтик мелко подпрыгивал в такт беззвучной умственной песенке. Перегон был длинный, и Нестор успел удовлетворить всех желающих. Бесстрастный лицом под шапочкой, он расслабился, готовясь к выходу. Нарядный джентльмен лениво отлепился от надписи и тоже приготовился выходить. Замелькали кремовые колонны, машинист объявил станцию. Нестор и джентльмен вышли; ступив на платформу, они вдруг сорвались с места и поспешили к следующему вагону. Затормозив у разных дверей, оба приняли обычные для себя позы и вошли внутрь: Нестор - с видом человека, имеющего при себе приятный сюрприз; щеголь - равнодушно и чопорно.
История повторилась.
Джентльмен, стоявший вполоборота к предыдущему вагону, заметил, что прежние попутчики кивают на него и, возмущенные обманом, показывают пальцем. Он презрительно отвернулся.
- ...Всего за десяточку! - воскликнул Нестор.
- А дайте-ка мне, - проснулся джентльмен.
...Они работали в паре уже вторую неделю. Джентльмен по фамилии Николашин подобрал Нестора в самом запущенном углу парка, где тот мирно обедал в обществе себе подобных - Гагарина, Натоптыша, Олега - некогда женщины, а также завернувшего на огонек Царя Эдипа, приемщика утиля. Имя Царя, как он объяснял, происходило от повелительно-пожелательного "Иди б". "Иди б ты куда-нибудь", - говаривал приемщик. С этими личностями Нестор вел свое ненатуральное хозяйство. Николашин, восходящая звезда транспортной торговли, остро нуждался в напарнике. Напарник ему виделся непритязательной, послушной фигурой, готовой довольствоваться жалким процентом. Поэтому он сразу отверг кандидатуры коллег, которые, прознав о его замысле, потянулись к нему наперегонки. Жадный Николашин не собирался с ними делиться, благо запросы сослуживцев были немногим ниже его собственных. Отказывая одному рылу за другим, среди которых попадалось много битых, порочащих звание торгового работника, Николашин сообразил, что можно подыскать еще хуже, и успех, подкрепленный тандемом, никуда от него не денется.
Он отправился на поиски, и поиски не затянулись. Они завершились, едва начавшись: Николашин шел через парк и остановился, привлеченный компанией отталкивающих уродов, пожиравших и попивавших несъедобное.
- Здравствуйте, люди, - приветствовал их Николашин, прибегнув к обращению, позаимствованную из книг о тюремной жизни.
Чудовища перестали жевать и опасливо подобрались, прижимая к себе пищу. Николашин обводил их придирчивым взглядом. Нестор показался ему самым разумным.
- Хочешь заработать, друг? - Простые слова, понятные отребью, давались Николашину с трудом. Он выговаривал их с ненатуральными интонациями.
Нестор философски молчал, облизывая ложку, которую только что вынул из ужасного цвета банки.
- Ну? - отозвался он с недоверчивым сомнением.
- Пойдем со мной, - нахально велел Николашин.
Головой и шеей Николашин походил на мозг с рисунка из анатомического атласа. Выпуклый лоб, почти полностью совпадающий очертаниями с передним мозгом; тесное нагромождение мелких, вдавленных черточек лица, напоминающих подкорковую неразбериху; тонкие губы, верхняя из которых нависала над нижней, и все это плавно, не задерживаясь на отсутствующем подбородке, перетекало в сплющенный кадык, повторяя контуры животворящего мозгового ствола.
- А кто ты такой? - Царь Эдип встал и упер руки в боки. - Ты козырной, да?
- Пиковая дама, - насмешливо отозвался тот. И понял, что переборщил.
- Вали отсюда, - сказала Олег. - Девушка, падло.
- Я серьезно, мужики, - смутился Николашин. - Мне нужен помощник.
- Кто тебе тут мужик? - прохрипел Натоптыш.
Видя, что дело принимает скверный оборот, охотник достал пятьдесят рублей и показал их Нестору.
- Идем, - сказал Нестор.
- Меня возьмите! - встрепенулся Гагарин, крайне довольный тем, что не повел себя грубо и промолчал.
- Мне один нужен, - извиняющимся тоном возразил Николашин, обмирая при взгляде на Гагарина.
Нестор уже стоял, глядя на друзей просто и без всякого превосходства. Довольный Николашин обошел вокруг него, попросил отряхнуться и осведомился о документах. Нестор распеленал какую-то заплеванную, истертую бумажку, которую тот отказался смотреть. Тогда Нестор уныло развел руками.
- Ничего страшного, - Николашин был весел. - Я так и думал.
Он не договаривал, скрывая бессовестный план, по которому только один будет числиться в торговой компании, тогда как трудиться будут двое. "Десять процентов, - прикидывал Николашин. - Нет, два процента. Хватит с него и двух".
...В конторе на Нестора посмотрели косо. Николашин уже начал раскаиваться в том, что вообще привел его на смотрины. Нестора можно было никому не показывать, а просто возить с собой в качестве рабочего инструмента.
- Вы за него ручаетесь? - спросили у Николашина.
- Рублем, - сказал тот отважно. "Одним", - добавил он про себя.
- Пусть переоденется.
- За этим дело не станет, - пообещал Николашин.
Он сдержал слово и подарил Нестору дедовское пальто. Пальто благоухало нафталином, не раз и не два выблеванным отравленной молью. Шапочку Нестор наотрез отказался снимать, оправдываясь тем, что она давно приросла к облысевшему черепу. По требованию Николашина он вымыл голову вместе с шапочкой и подпилил ногти.
Первый же выход принес доход, какой Николашину и не снился. Помимо торговой потенции, заложенной в дуэте, делу способствовало неожиданное обаяние, которое прорезалось в Несторе. Пассажиры воротили носы, но быстро подпадали под действие невинного и доброжелательного шарма продавца. В конце рабочего дня Николашин отобрал у Нестора деньги, пересчитал их и выдал две пятидесятирублевые бумажки. Нестор, не вступая в пререкания, сграбастал заработанное, сунул в карман. С вокзала, где находилась торговая база, он отправился прямиком в аптеку и купил, предвкушая банкет, товаров, которых ему хватило бы на завтрак, обед и ужин. В парке его уже не ждали, один Гагарин твердо верил в счастливую звезду Нестора.
- Что я вам говорил? - закричал он, тыча пальцем в холодные сумерки.
Взволнованный Нестор, у которого от успеха и от покупок кружилась голова, присел на колоду и, стараясь оставаться невозмутимым, аккуратно скатал авоську, словно чулок. Олег ахнула, Натоптыш глотнул до того громко, что породил эхо. Гагарин заурчал и погрузил руки в пузырьки, как в золото, нажитое неправедным трудом. Олег же погрустнела.
- Теперь у тебя своя компания, - просипела она. - Чего доброго, угол снимешь.
...Пир был скоротечен, напоминая расправу исступленной толпы. Он не оставил о себе памяти, кроме ослепительной вспышки ужаса и ностальгии.
Нестор проснулся на рассвете. Укрывшись в жиденьком шалаше среди товарищей, разметавшихся в жарком сне, он долго лежал на боку, не думая ни о чем и не реагируя на странный, забытый зуд подсознания. Вдруг он вспомнил, что ему пора на работу. Это было настолько же тягостно, насколько заманчиво. Занятость надмевала. С великим усилием сложив, перемножив и поделив плюсы и минусы, Нестор убедился, что плюсов больше. Он заворочался, встал на четвереньки, сгреб пустые пузырьки, слил капельки в один - их хватило, чтобы приятно опалить язык, переродившийся в неопалимую подошву.
Транспортная торговля явилась для Нестора примерно тем же, чем становится для сидящего в яме нижняя перекладина спущенной лестницы. И вот из дыры высовывается всклокоченная голова. Смертоносное дыхание косит лютики, ромашки и одуванчики; пунцовое солнце в ужасе приседает над горизонтом; птицы, насекомые и мелкие сухопутные твари бросаются врассыпную. Земля летит комьями из-под копыт Георгия, который спешит поразить копьем внезапного гада. Возможно, это Руслан. Голова хлопает глазами, испытывая острое желание нырнуть обратно и удовольствоваться сомасштабными отбросами.
Второй рабочий день принес Нестору меньше радости, чем предыдущий. Его угнетало возобновление давно истребленного в себе правила вставать и куда-то идти под игом долженствования. Оскорбительный аспект парного труда, заключавшийся в том, что Николашин выгодно контрастировал с продавцом, возмущал Нестора, хотя возмущение это он без труда подавлял, понимая, кто он и что он. Оно, однако, отравляло даже прелести стабильного заработка, ибо Нестор, питавший слабость к философии, еще умел объективизировать ситуацию и ощутить всю горечь навязанной роли. Не мог он не заметить и того, что отношение к нему Николашина стало меняться. Первоначальная предупредительность постепенно испарялась по мере того, как руководитель дуэта убеждался в прочности крючка.
Через несколько дней, при неизменном объеме продаж, гонорар Нестора сократился на треть, а после - еще на четверть от базовой тарифной ставки.
- Высокие заработки не идут тебе на пользу, - высокомерно заявил Николашин, раздувая ноздри и обоняя утреннего Нестора.
Нестор не смел возразить и помалкивал. Мука усугублялась тем, что в Николашине, пребывая с ним в спайке, он усматривал свое второе "я" - благополучное и преуспевшее, своеобразное суперэго. На свалке Несторовых воспоминаний еще сохранились те, что касались его прежней жизни, молодые годы которой вполне могли потягаться благопристойностью с годами Николашина. При виде партнера Нестор словно смотрелся в зеркало и видел себя потенциального, но уже импотентного и невозможного.
Николашин, не встречая сопротивления, наглел с каждым днем. Вне вагона метро его общество становилось невыносимым. Он постоянно насмехался над Нестором, унижал его, обижал его и даже пару раз стукнул. Цивилизованное, высокоразвитое alter ego забирало над Нестором все большую власть, неумолимо и последовательно вминая в грязь низменный придаток к своему существу, который тем временем выполнял основную, черную работу. Николашин не любил вспоминать, как на заре эволюции лично таскал коробки и сумки, как персонально натуживался, симулируя товарно-денежный оптимизм.
Так продолжаться не могло.
Поздними вечерами, отдыхая в кругу друзей от дневных трудов, захмелевший Нестор сначала скупо, а потом все пространнее жаловался на дурное обращение.
Воинственнее всех на эти сетования отзывалась Олег, чьи тормоза давно растворились в злых бытовых субстанциях. Примитивизм и кровожадность ее бессильных угроз ошеломляли даже Нестора, давно не реагировавшего на пустые филиппики. Натоптыш и Гагарин только вздыхали, ссылаясь на заведомую беспомощность униженных и оскорбленных. И только Царь Эдип, сохранивший благодаря заведованию утилем известную связь с большим социумом, сумел предложить нечто дельное.
- Покупает у тебя, значит? - прищурился Царь Эдип на излете очередного ядовитого ужина. - И пользуется, небось?
Нестор пожал покатыми плечами:
- Может, пользуется, а может, опять на продажу пускает.
Николашин пользовался. Постоянное соприкосновение с хламом заставило его полюбить хлам и возжелать хлама.
- Заныкай какую-нибудь хрень, - распорядился Эдип, запуская на удивление длинный язык в аптечную склянку и там шуруя. - Принеси мне, и я подумаю.
Через пару дней Николашин столкнулся с хитроумными каверзами, которых никак не ждал. Зажигалки взрывались у него в руках, авторучки пачкали дорогую одежду, бритвенные станки снимали щетину с мясом, бактерицидный пластырь отклеивался, таблетки для отравления комаров дымили и воняли. Нестор с невинным видом рылся в пакетах и заменял товар, но как-то получалось, что всякое новое приобретение Николашина оказывалось бракованным, нередко - с опасным для жизни изъяном. Николашин едва не выбил себе глаз зонтиком-автоматом, а после воздушных шариков полчаса полоскал рот холодной водой, чтобы унять нестерпимое жжение.
Нестору, человеку беззлобному, было довольно тягостно осуществлять эту месть. Он симпатизировал навозным жукам и певчим птицам, тайно любил все живое и даже мертвое, а потому неизменно вздрагивал, получая от Эдипа очередной сюрприз. Что до Николашина, то он был достаточно умен, чтобы сложить один и один. Наблюдая за корявыми манипуляциями Нестора, напарник вскоре убедился в реальности злонамеренных актов. Он поколотил Нестора, изругал уродом и лишил суточного жалования, чем привел в исступление обитателей парка.
Царь Эдип снабдил Нестора новой ловушкой, замаскированной под простенький бытовой прибор, которых Нестор продал мало - их осталась почти полная сумка.
- Надолго запомнит, - веселился Эдип.
Нестор, однако, не решился продать Николашину эту вещь и спрятал ее поглубже, где та затерялась среди безопасных близнецов. Через пять минут Нестор забыл о ней, ибо по свойству памяти, которое воспитывал в себе уже давно при помощи лаков и морилок, он плохо запоминал недавние события, о чем не жалел, и только далекое прошлое исправно грело его несуществующими лучами.
Торговцам повезло, они уже покинули поезд, когда проданное устройство сработало, состав остановился в туннеле и простоял там полчаса в ожидании воспламенения.
Николашина и Нестора вызвали на ковер.
- Коммивояжеры долбаные! - орали на них, топоча ногами и призывая в свидетели угрюмых южан, которые толпились вокруг, недобро посматривая на провинившихся и готовые приступить к расправе по первому знаку единоплеменного хозяина.
Николашин спас Нестора - иначе бы тот, способный оперировать сугубо метафизическими категориями, в земном же плане ограничивший свой практический разум знанием цен на бытовую химию, обязательно стушевался бы, заикаясь и мямля, тем самым ясно указывая на вмененный ему в вину истребительный умысел. Николашин, честно хлопая глазами, заявил, что знать не знает ни о каких изъянах. Более того - потребовал компенсации морального ущерба, так как подвергался опасности наравне с рядовыми пассажирами-потребителями.
Компенсацию ему никто не дал, но само требование успокоило начальство.
- Я тебя выручил, скотина, - шипел Николашин Нестору.
Он перестал пользоваться товарами, купленными у напарника; в конце трудового дня Николашин со змеиной улыбкой выгребал из карманов дребедень, возвращал Нестору и тут же штрафовал на соответствующую сумму - так, что тому вскоре стало нечем угостить друзей.
Николашин же не верил даже лотерейным билетам, боялся их. Один такой билет он вернул Нестору вместе с кипятильником; билет прилагался к последнему в структуре рекламной акции "Приблизь свое будущее". Ниже шел слоган поскромнее: "Раздвинь себе горизонты". Вечером, печально отдыхая в группе товарищей, Нестор показал им билет, а Гагарин, Натоптыш и Олег, поддерживая в Несторе бодрость, дружно глумились над этим билетом. Но Царь Эдип задумался и пообещал покопаться в свежей макулатуре, поискать там тиражную таблицу.
- Чем черт не шутит, - сказал Царь Эдип.
И черт пошутил неожиданным выигрышем. Нестору выпал участок на кладбище - собственность, все шире входившая в моду и уже не вызывавшая насмешек.
Призер огорчился: прошло много лет с тех пор, как он продал себя медицинскому институту, завещал.
Полученные деньги он потратил на что-то редкостное в его быту, исключительно вкусное и в малых дозах даже полезное для органов и систем.
Выигрыш Нестора ошеломил общество. Просвещенный Эдип отметил, что речь идет о единственном, пожалуй, случае частной собственности на землю, когда этой собственности не грозит отчуждение, связанное с переменами в политическом климате, а если и грозит, то наплевать.
- На твой век хватит, - утешил он Нестора, не замечая некоторой бестактности своих слов.
Олег, не столь подкованная в политической экономии пеленочного капитализма, смогла-таки уловить и оценить "частную собственность".
- Это ж какие деньжищи, - выдохнула она, и от дыхания ее, волной покатившегося по парку, отдаленные лютики-ромашки спрятались.
Тревожные тучи, теряя клочья, неслись по сумрачному небу. Заря, по причине дезориентации беседующих в сторонах света, была простой зарей, не утренней и не вечерней, да и вообще не просматривалась, ибо содружество сидело, околдованное разверзшейся перспективой.
Гагарин хлопнул Нестора по плечу, чавкнувшему в ответ.
- Можешь, друг, больше не работать!
Нестор рассеянно улыбался, скребя под шапочкой.
- Однокомнатная квартира, - подхватил Натоптыш. - А что? Мне батя часто снится, покойный. Зовет меня, говорит: не задерживайся, я тебе однокомнатную квартиру приготовил.
- Можно поменять на коммунальную с доплатой, - сказал Гагарин, надкусывая кем-то недоеденную и выброшенную шоколадку с орехами. - Так все делают. Там есть братские могилы?
Нестор еще не знал, на каком кладбище ему выделен приз, надо было звонить устроителям лотереи, а звонки в круге Нестора были делом редким и дорогостоящим.
- Должны быть, - уверенно продолжал Гагарин. - Ну и вот...
- Кто его пустит, могилы-то осквернять? - перебила Гагарина Олег. - Это же мученики.
- А он не мученик? - не сдавался Гагарин. - Черт его знает, кто там зарыт. Туда, знаешь, волокли не разбирая...
- Эх, да помирать нам! Рановато! - затянул Натоптыш без особого пиетета к призывам скучающего родителя.
Нестор протяжно откашлялся.
- Не продам и не поменяюсь, - заявил он твердо.
- А ну и хер с тобой, - равнодушно отозвался Гагарин.
Эдип заинтересовался:
- А почему, братан?
- Это же землица, - блаженно ответил Нестор. - У меня никогда не было землицы. У меня вообще ничего нет.
- Низы проснулись, - буркнул Натоптыш.
- Нет, - возразил ему Нестор, склонный к абстракциям. - Они еще спят. И им снится.
Речи Нестора, сдобренные спиртовой кулинарной пропиткой, вызвали всеобщее уважение.
- Ты же без документа, - осторожно напомнила ему Олег. - Ничего нет и не будет.
Друзья Нестора страдали теми же провалами в памяти, что и он, а потому обид друг на друга никто не держал, хотя недоразумения случались.
- Документ есть, - Нестор, кряхтя от тугоподвижности пальто, полез за пазуху и двумя пальцами вынул ту самую жуткую бумажку, бережно завернутую в целлофановый пакет. Бумажка оказалась справкой о усиленном досрочном освобождении из колонии условного режима. На сгибах рос мох, документ благоухал грибами и прелой землей. Имелась даже черно-белая фотография.
Ее сразу начали сравнивать с оригиналом, и вспыхнул спор, переросший в ссору. Нестор, спасая бумажку, отполз подальше и смиренно смотрел, как Олег дубасит Натоптыша, который сперва прикрывался локтями, но быстро опомнился и отвесил обидчице две размашистые затрещины. Царь Эдип, ухая, бил в ладоши, как в бубен, а Гагарин уснул.
Чувство собственности, пусть и не обналиченной, вселило в Нестора достаточно гордости, чтобы на следующий день он остался в парке и не пошел к Николашину.
Тот рассвирепел. Вынужденный трудиться в одиночестве, отвыкший от сумок, Николашин еле дождался сумерек. Вооружившись обрезком какой-то трубы - больше для вида, - он вошел в парк и начал высматривать, не копошится ли где что-нибудь низкое, презренное, ежедневно заслуживающее зеленых чертей. Нестора, сливавшегося с корягами, пнями и сотрапезниками, он обнаружил не сразу, и то лишь по запаху.
Численное превосходство противника слегка охладило Николашина, хотя и не слишком. Правда, трубу он выбросил. Зато оставил знаменитый зонт, которым угрожающе помахивал.
- Встань, животное! - гаркнул он, обращаясь к Нестору. - Где тебя носит? Допился?
- Не пыли, - миролюбиво ответил Нестор и помахал лотерейным билетом.
- Что это еще? - презрительно осведомился Николашин.
- Тут теперь животных нет, - нагло сказала Олег. - По имени-отчеству просим. Какое у тебя отчество?
Нестор задумался.
Николашин, ожидавший четвероногого пресмыкания, смутился.
Жалея, что с ними нет вразумительного Эдипа, Гагарин со вздохом встал и, держась за ствол молодого тополя, пустился в разъяснения. Еще до того, как они были закончены, Николашин сообразил, что Нестор что-то выиграл; от этой новости непрошеное суперэго совершенно расстроилось.
"Зачем же я отдал билет?" - убивался Николашин.
Услышав, что Нестор выиграл не какой-нибудь холодильник, а целый земельный надел, хотя бы и под могилу, он зажмурился, как будто в глаза ему швырнули песок.
- Послушайте, Нестор, - сказал Николашин как можно деликатнее. - Зачем вам участок на кладбище? Все равно на вашу могилу никто не придет.
- А вот тут ты ошибаешься, друг, - захрипела Олег. - Мы все придем. Мы ему генеральские похороны устроим. Ты что - думаешь, что если в парке гуляем, так мы и не люди?
- Боже, боже меня упаси, - засуетился тот.
...Даже обычному смертному, худо-бедно остающемуся на плаву, бывает нелегко получить законный выигрыш в лотерею. Казалось, что для Нестора на этом пути возникнут непреодолимые препятствия. Помог Царь Эдип, который прямо и косвенно уже столько сделал для друга, что запросто мог рассчитывать на долю в собственности, но Эдип благородно отрекся от этой доли, которой ему, впрочем, никто и не предложил по причине непрекращающегося угара.
Во-первых, Эдип устроил смотр своему тряпью и подыскал Нестору платье, лишь самую малость отдававшее псиной и осенью человечества - для посещения инстанций.
Во-вторых, везение, раз начавшись, не прекратилось: выигрыш пал на погост, где у Царя Эдипа водились знакомые. В этом, правда, не было ничего удивительного, ибо они, как сам Эдип, имели дело с утилем. Царь Эдип завел с могильщиками серьезный разговор. Поговорив для вежливости о глинистой почве, Йорике и курином гриппе, он перешел к серьезным вещам.
- Пусть владеет, коли выиграл, - согласились могильщики на исходе второго литра. Они имели право решающего неформального голоса при решении важных вопросов. Перед смертью все едины, а могильщики едва ли не с рождения отождествляли себя со смертью. - Пусть лежит с миром.
- Ну, положим, он не всегда лежит, - осторожно заметил Эдип.
- А и не все лежат, - поддакнули могильщики. - Иные бродят.
Царь Эдип торжественно перекрестился.
- Не балуй, - сказали ему строго.
- Пусть осваивается, - разрешили ему чуть позже, уяснив, что Нестору еще рано вставать и бродить. - Только один уговор. Бывает, надобно кое-кого подложить. Вот если он не возражает, тогда и нам интерес, потому что, как-никак, законный участок. Именной.
- С чего бы ему возражать? - поразился Эдип. - Хоть всех закопайте. Он парень покладистый и любит коллектив.
- Добро, - солидно кивнули могильщики, делая окончательный выбор в пользу добра - не без заведомой к нему склонности, ибо характер работы требовал, чтобы оно неизменно прослеживалось в бесконечных деяниях зла. Выпитые литры, в которых содержалась истина мироздания, немало тому помогали, но вынуждали ко вдумчивому хождению по лезвию ножа. Вино, освященное Создателем, при разумном употреблении приоткрывает лишь одну, благую часть этой истины, зато при неразумном - всю целиком.
На этом везение закончилось.
В первом же учреждении, где Нестор вынул свою страшную бумагу, зажали носы. Не помог даже подарочный литр, на который скидывались всем миром.
А потому Николашин, предусмотревший такой поворот дела, возобновил свои домогательства.
- Оформим на меня, - втолковывал он Нестору, и тот подставлял под коварные струи дрожащий пластиковый стаканчик с глубокой трещиной. - А владеть будем пополам. Соорудим вам доверенность на предъявителя.
- Предъявителя чего? - с надеждой осведомился простодушный Нестор. Ему приелось уныние, мешавшее выпытывать у природы исчерпывающие ответы на бесхитростные вопросы.
- Чего угодно, - рот Николашина растянулся в обнадеживающей улыбке, отрезая подбородочную шею от головы. - Все будет замечательно, что ни предъяви.
Он искренне планировал оговорить все это в письменном виде и столь же искренне рассчитывал избавиться после от Нестора каким-нибудь незатейливым способом.
"Спрятать сумку с товаром и свалить на него. Его посадят!" - ликовал Николашин.
- А ты кто вообще? - Олег приподнялась на локте и тут же, обессилев, упала назад, весьма блаженно.
Николашин натянуто улыбнулся.
Натоптыш погрозил ему пальцем:
- Нас не нагнешь!
Сказав это, он волшебно зевнул, подтянул к себе украденную из приемника-питомника подушку, но ложиться не стал, ибо уже лежал.
- Никогда, - Николашина передернуло, когда он ощутил омерзительность подобного действия во всей его буквальности и предполагаемых последствиях. Он изготовился к уговорам, но к вящей досаде своей увидел, что собеседник лишился чувств, так и не попрощавшись с явью не то что в подобающих выражениях, но даже мимически.
Тогда Николашин пустился на ловкий трюк. Явившись спозаранку и растолкав аудиторию, которая так и не уловила паузы в беседе, он самым дружеским тоном излил на нее свою благодарность.
- Не пыли, - застонал Гагарин, участвовавший во вчерашних дебатах утомленными мыками. - За что спасибо-то?
- Но как же? - Николашин изумился очень естественно. - Мы, кажется, все уладили к общему удовольствию сторон. Дружище, - позвал он Нестора с нескрываемой лаской, - потрудись привести себя в достойный вид. Нас ожидают сильные мира. Это не займет много времени.
Николашин подкрепил сказанное сторублевкой: помахал ею; к нему потянулись руки в яростном желании стать крыльями.
- После дела, - значительно возразил Николашин.
Умоляющие междометия и жесты, замелькавшие на парковом пятачке, понудили Нестора сложить оружие. Он и сам понимал несовместимость своих верительных грамот с хищническими запросами делопроизводства.
Царь Эдип, однако, завернувший на огонек под вечер, когда все уже было кончено, заявил, что так он этого дела не оставит.
- Я приготовлю кое-какие гарантии, сюрприз, - изрек он, сгорая от ярости. - К неудовольствию пайщика.
- Я тоже, - кивнул ему Нестор, и это было совершенной неожиданностью. - Пусть мертвецов хоронят мертвые.
Собравшиеся слушали его с раскрытыми ртами, зная по опыту, что мудрость - наследие дней благоденствия Нестора - уже начинается и скоро взорвется звездою надежды.
- А живые будут жить, - молвил Нестор твердо и скромно. Видя непонимание, он уточнил: - Там жить.
...Исход из парка, не откладывая, осуществили дня через три-четыре. Никто не считал этих дней на пальцах. Значимость путешествия отразилась в подземной поездке на метро, где Гагарин, к примеру, не помнил, когда и был в последний раз, а остальные - за исключением Нестора - не помнили о метро вообще ничего. Нестор провел друзей под пристальным и неодобрительным взглядом милиционера, продолженного в дубинку. "Транспортная торговля", - прохрипел Нестор, тыча пальцем в живот Гагарина.
На кладбище все четверо появились вконец утомленные и злые. Царь Эдип, лучась неземным светом и подмигивая, встретил их у главных ворот.
- Идемте, божьи люди, - возгласил он с гостеприимными нотками начальника утиля. - Ступайте за мной - и вы обретете вечную память.
В его речах угадывалась доброжелательная ирония. Натоптыш упал, и Царь Эдип, порывшись в карманах, оказал ему первую безвозмездную помощь переливанием из полупустого в порожнее.
- Никогда не понимал людей, которых не радует наполовину полный стакан, - прочувствованно заметил Нестор, гладя шапочку, но не ту, что на голове, а красную, готовую к употреблению волками, которым после разные охотники до морализма и судебно-медицинских открытий вспарывают поджарые животы.
- Вас, друзья, ждет много удивительного, - не сдержался Эдип, обращаясь к ним уже в манере сверчка-долгожителя перед холстом с нарисованным очагом.
И в самом деле: их взорам предстали удивительные вещи.
Процессия растянулась; то одним, то другим приходилось останавливаться в ожидании упавших; когда же дошли до участка, который Николашин бесстыдно переписал на себя, уже никто не сумел устоять на ногах при виде надгробья - хотя бы и старенького, не выходившего из обращение последние двести лет. Древние надписи затерлись, зато красовалась новая, позолоченная: "Нестор"; ее, чуть кривую, подпирала резная веточка с двумя неприличными желудями; ниже был обозначен год рождения, за которым следовал многообещающий прочерк, а еще ниже - "Ты всегда с нами": слова, до которых подпоенные Эдипом словорубы становились тем охотливее, чем больше пили.
Эдип собственноручно насыпал уютный холмик и возложил венок, украденный по соседству. На траурной ленте еще удавалось прочесть: "Дорогому отцу и сыну от Академии тыла и транспорта".
- Я хотел поставить стопарик и положить корочку, - повинился Эдип, - но у нас уже ничего не осталось. Я хотел зажать остатки, но люди отказались рубить "с нами".
- Ну и хорошо, - успокоил его растроганный и великодушный Нестор. - Вышло бы еще лучше.
- Оградка-то, оградочка, - шептала Олег, щупая подрагивающими руками ржавую, скособоченную оградку - тоже позаимствованную у кого-то безответного.
Ей вторили стонами слабые мира иного - во всяком случае, хотелось в это верить, иначе бы звуки, долетавшие до новоселов, оказались слуховыми галлюцинациями, а шевеление окружающей почвы - зрительными.
- Высадим цветочки, - приговаривала Олег и вдруг, осознав обстановку, зарыдала, рухнула наземь и обняла надгробье, призывая недосягаемого Нестора.
- Тут я, тут, - сумбурно топтался Нестор. Его утешения звучали неуклюже и не вредили оплакиванию.
Оставив Олега погоревать о женском и неизбывном, все остальные наладили бивуак. К закату, когда Олег вздремнула, не выпуская ледяного камня, пришел Николашин. Отработав день в одиночку, он завернул полюбоваться на место под солнцем, похищенное у жалкого довеска.
Обустройство могилы ошеломило Николашина. Правда, неудовольствие было непродолжительным, ибо Николашин быстро увидел всю тщетность этих стараний, так что оно его рассмешило. Досадовал он только на предстоящие хлопоты с выселением, но в самом успехе последнего не сомневался.
- Земля вам пухом, - он искривился в саркастической улыбке.
Кладбищенские вороны, встревоженные кощунственностью его слов, снялись с горевавшей липы и гневно залаяли - таким был их праведный грай, благо вороны - известные собаки среди птиц.
Нестор втянул голову в плечи.
Натоптыш не без наглости привстал, прихватив по пути стаканчик:
- Помяни покойника, - велел он сурово.
Могиловладелец хмыкнул, сбил шляпу на лоб и почесал в затылке.
- А что? - воскликнул он бодро. В предложении Натоптыша он учуял пророчество как руководство к будущим операциям с недвижимым Нестором. - И выпью, по-нашему, по-православному.
Он опрокинул стакан и, непривычный к выпитому, вытаращил глаза, схватился за горло. Стаканчик упал, и скорбный ветер понес его прочь, баюкая и напутствуя. Николашин стал оседать.
- Зажуй, - Натоптыш протянул ему что-то черное.
Николашин, синея лицом, не отвечал.
- Эй, друг, - забеспокоился Гагарин и приподнялся так, что присел на корточки.
Обидчик и насмешник опустился на холм, дернулся, пустил пенные пузыри и затих.
- Ну, приплыли, - сказала Олег, выдергивая из-под него ногу. Той же ногой она пнула Николашина в мертвое ухо.
Гагарин вскочил на ноги.
- Быстро! - призвал он, качаясь. - Где тут заступ? Его надо поскорее зарыть. Пока нас на собачьи консервы не переделали.
- Где зарыть-то? - спросил Натоптыш, тупо глядевший на Николашина и постепенно проникавшийся уверенностью в смертоубийстве.
Гагарин упер руки в боки и захохотал:
- Где? - передразнил он, срываясь на вой. - Где мы, по-твоему, отдыхаем?
Царь Эдип сбегал за инструментом, и через час исступленных земляных работ Нестор проводил свое суперэго в последний путь.
- Он хотел от меня невозможного, - сокрушенно признался Нестор. - Мне не будет его не хватать. Потому что мне себя много.
В последующие дни, потянувшиеся мятой лентой с грибными красными шапочками по обочинам, Нестор вставал и ложился с приветственными и прощальными словами.
- Здравствуй, Нестор, - он кланялся надгробью, где за черточкой обозначился текущий год.
Всходило солнце, и Нестор, озирая нагромождение могил, не переставал удивляться тому, как низко пал Утренняя Заря вчерашним вечером.
- До свидания, Нестор, - кланялся он на закате, потрясенный неизбежностью нового утра.
- Что ты, что ты, Нестор! - причитал и сучил ногами ночью, разбуженный призраками.
Днями он пропадал у словорубов, с которыми крепко сдружился.
- Слово не воробей, - похвалялись словорубы и в доказательство показывали зубило и молоток. - Вырубишь - не воротишь.
- Меня отменно вырубили, - соглашался Нестор.
Иногда он поправлял новых товарищей:
- Вы путаете. "Что написано пером, не вырубишь топором" - вот как правильно.
- Это неправильно, - негодовали те. - Как это не вырубишь?
И обводили окрестности царственными жестами.
Нестор, боясь немилости, не перечил.
- Верно, - говорил он. - В начале было Слово. И ничего не начало быть без этого слова, - добавлял он, мысленно возвращаясь к надгробной надписи, унесшей непрочную толику его бытия.
май - июль 2005
© Алексей Смирнов, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
