Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




КАБЕЛЬ


Работа не задалась с утра, Баденкову отдавило ногу. Кадин толкнул катушку, нога высвободилась, но Баденков ее не убрал, ступня погрузилась в грязь, а он уставился на нее, матерясь; Кадин сунулся посмотреть, убрал руку, и катушка наехала снова, Баденков взвыл, ругаясь дальше уже сдавленно, будто его душили, монотонно, кря-кря-кря. Мокрунов, бригадир, подошел вразвалочку, навалился плечом.

Дальше уже не работали; катушка осталась наростом на пустоши, словно забытая огромным котом. Баденков дохромал до бытовки, сел на ступеньку и, что-то сквозь зубы свистя, стянул сапог. Ступня налилась фиолетовой кровью.

Развели костерок, пацан вынес бутылки, стаканы. Открыли консервы, разломали хлеб. Небо провисло серым мешком, ветра не было; не то накрапывало, не то испарялось и плавало. Баденков прискакал на одной ноге. Грузный Мокрунов неуклюже оседлал доску, положенную на пару камней. Эти камни перевозили с собой давно, еще с Пятой Натяжки. Кабель тянули, а равнине не было конца и края, камней не видать.

Кадин разлил вермут, Мокрунов посмотрел на часы.

– Давай политинформацию, пацан, – бросил он и вылил в себя стакан.

Пацан был приблудный. Бегал за бутылкой, да подставлял жопу, когда на бригаду накатывала тоска. Ему и вменили в обязанность проводить обязательные пятиминутки.

– Полные Штаны – наша цель! – послушно откликнулся олигофрен. – Мы уверенно шагаем навстречу Десятой Натяжке...

Мокрунов хмуро пялился на ослепительно влажную траву. Кадин зевнул и поскреб седую щетину. Баденков пробовал играть синюшными пальцами.

– Дальше, – бросил Мокрунов, когда молчание пацана затянулось. – Где мы сейчас находимся?

Пацан моргал, находясь в замешательстве.

– Где-то в Германии, – подсказал ему Кадин. – Раньше была тут. Или в Польше. Хер его знает, бригадир, чего ты спрашиваешь.

– А того, что через час приедет Нуляр и даст всем просраться, если спросит.

Кадин умолк. Баденков пошарил вокруг себя, подобрал какую-то ветошь и занялся бинтованием. Мокрунов пошарил вилкой в консервной банке, что-то съел, банку отставил и уперся ладонями в неестественно вздернутые колени.

– Слушай давай, безмозглый, – обратился он к пацану. – Были страны. Потом не стало. Проснулись – и нет никого. Только мы. Россия то есть. Запоминаешь, что сказать?

Пацан кивнул и пустил слюну.

– Поначалу маленько прихуели, конечно, – продолжил Баденков. – Ты так не говори – скажи: удивились. Самолеты в воздух, ракеты на старт, население под ружье. Потом осмелели, высунулись. Пусто!

– Голая степь, сколько хватает глаз, – подхватил Баденков. – Полынь да ковыль. Местами ландыши. Ну, потом кое-где – леса и реки, как раньше. Но ровное все, как блин. Не сразу поверили, но со спутника передали – все правильно, нет никого. И никаких тебе дорог, деревень, городов. Кроме наших. Все наше на месте. А ихнее испарилось.

– Хорош ему объяснять, – отчаялся Кадин. – Посмотри на него – он же ни хрена не понимает.

– Ладно, – сдался Мокрунов. – Скажи тогда одно: что есть Полные Штаны?

– Победа, – пискнул пацан.

– Правильно. А почему Штаны?

– Надевать чтобы.

– Да. Может, и доживешь до Полных. Штаны это мы сами. Надеваемся на глобус... бля, ты же не знаешь, что это такое. На земной шар. На землю, короче! На все вокруг натягиваем портки, – Мокрунов обвел ручищей пасмурные окрестности. – Сколько было Натяжек?

Пацан наморщил лоб, уставился на свои пальцы, стал загибать.

– Девять, – вздохнул Кадин. – Сейчас Десятая. Чем важна Пятая?

Тот потупился, совсем обалдев.

– Тем, что прошла по старой границе. Еще советской. А Шестая уже за рубежом.

– Откуда ему знать, что такое советская граница? – хмыкнул Мокрунов. – Ты глянь на него.

– Ну, глянул. Между прочим, к нему есть вопросы. Ты вот знаешь, откуда он, кто?

– На хрена мне это знать?

– Ты же его пригрел. Он, может быть...

– Ага, конечно, – отмахнулся Мокрунов и взялся за вермут. – Он же по-нашему говорит.

– Можно и насобачиться.

– Ему-то? Он даже считать не умеет.

– Это мы так думаем...

– Заглохните, – вскипел Баденков, которому надоело баюкать ступню. – Хера с нас взять? Мы кабель тянем. Кому мы нужны?

Мокрунов с натугой поднялся, ушел в бытовку. Вернулся с мешком угля, надорвал, досыпал в костер. Пламя взвилось, рассыпая искры. Мокрунов погладил усы, наподдал головешку и огляделся. Степь раскинулась, сколько хватало глаз. Навозная, местами рыжая, пропитанная водой, с грязевыми проплешинами. Обшарпанная голубая бытовка смахивала на инопланетный корабль. Неподвижная катушка – на якорь. К бытовке был прилажен плакат, призывавший к Полным Штанам.

Кадин пожамкал пачку, вытряхнул папиросу. Закурил.

– Я вот считаю, – сказал он веско, – что все они и правда где-то прячутся.

Пацан, услышав это, занервничал и принялся озираться.

– Ссышь? – усмехнулся Кадин. – Правильно, ссы. Сидят себе в другом измерении, выжидают. А потом ударят. Мало не покажется, это точно. Они сбежали, потому что Правда глаза колола. А Правда – вот она, здесь. Ни перед чем не остановятся, только бы извести. Так что кто тебя знает, пацан. Может, ты и есть из ихнего измерения. Докладываешь, как мы тут кабель тянем. А куда мы его тянем – как доложишь? Хуй его знает – вот как надо отвечать...

– Они на том свете сидят, – буркнул Мокрунов. – Их же предупреждали, что сдохнут все. Вот и сдохли.

– Они и с того света ударят, – возразил Кадин и выдохнул рваный дым. – Нас первыми положат. Огораживание еще когда произведут.

– Колючки не хватает, – сказал Баденков. – Ее еще в начале израсходовали. Ведь оцепили всю страну дополнительно, да еще стенку поставили.

– А иначе никак, – рассудил Кадин. – Иначе все разбегутся – ищи их потом. Земля большая.

Баденков первым услышал рокот мотора. Он сделал ладонь козырьком, хотя солнца не было. Вдали обозначилось пятнышко, оно постепенно росло.

– Нуляр, – пробормотал Баденков. – Прячьте бутылки.

Кадин свистнул пацану. Тот похватал посуду и метнулся в бытовку. Мокрунов принялся месить ногами костер и стал похож на страшное божество, окруженное искрами: пляшет в огне, огромный, в зловещем молчании. Баденков остался сидеть с ногой напоказ: травма. Уазик приблизился, затормозил. Вышел Нуляр – невысокий, при погонах с миниатюрными катушками. Соломенные волосы выбивались из-под фуражки без кокарды. Кожаный плащ был распахнут, сапоги в грязи. Нуляр объезжал передовую и успел навестить кого-то еще.

Он подошел. Брезгливо спросил:

– Хули тут у вас?

Не дожидаясь ответа, схватил за ворот Кадина, толкнул.

– Замаскировался, гад! – Нуляр потеребил кобуру, выдернул пистолет. – Руки на голову! Пошел!

Бывалый Кадин спорить не стал. Старый уже, сутулый, ломаный-перебитый, он сцепил на затылке кисти и зашагал к машине.

Нуляр, до поры о нем не заботясь, поворотился к остальным.

– Сколько раз предупреждать? Мало их, измерений? Четвертое, пятое, двадцать пятое... расслабились, ебена мать! На небо гляньте – вон оно как растопырилось, того и гляди, разойдется, и хлынет сюда мало ли что!

Он больше ничего не сказал и пошел к уазику. Кадин уже сидел внутри, за решеткой. Пацан придурковато таращился, а остальные – тоже.

Баденков опомнился первым. Он встал, поморщился и, подволакивая ногу, направился к катушке.


февраль 2021




© Алексей Смирнов, 2021-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2022-2024.
Орфография и пунктуация авторские.




Словесность