Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность



РАВЕНСТВУ - НЕТ!


 


      * * *

      Тягостно бывает, невозможно жить,
      Если не хватает смелости убить -
      Многих! - тех, что видишь, с коими живёшь;
      Просто ненавидишь, только не убьёшь.
      Ваши или наши - не на высоте;
      Бляди стали краше - эти или те <?>,
      Но не знает идиш каждый иудей;
      Как его увидишь, так его убей.

      Женщины стареют; женщины живут
      Больше, чем имеют интересов тут.
      В них ты ни бельмеса, кроме красоты -
      Жить без интереса привыкай и ты.
      Даже если любишь, сам того не ждёшь:
      Голову отрубишь - после не вернёшь;
      Если даже знаешь, что не из блядей, -
      Если понимаешь - всё равно - убей!

      Ты - в своей основе - добрый... Ну и зря!
      В этом мире крови пролиты моря!
      Надо лишь немного: просто, может быть,
      Попросить у Бога смелости убить.
      С болью! - не иначе! - ибо смертный грех -
      С теми, кто богаче и беднее всех -
      С кем на митинг выйдешь - тех, что послабей, -
      Сколько раз увидишь, столько раз убей.

      Только - не поможет: новые придут -
      Лозунги размножат, песни допоют.
      И в кровавой каше, и в политоте
      Ваши или наши - бляди ещё те.
      Если разрывает, если так болит,
      Что тебе мешает выбрать суицид?
      Хватит этих стонов, плачей и скорбей;
      Никого не тронув - сам себя убей!

      _^_




      МАТЬ

      Когда гуляю по парку,
      я часто вижу её.
      Эта собака
      никогда не подходит ко мне
      слишком близко;
      она похожа на Капитолийскую волчицу,
      вскормившую Ромула и Рема:
      такая же остроухая,
      но маленькая и очень худая.

      "Ушки" - называет её седая женщина,
      которая, как и я,
      кормит в парке бездомных собак.

      Ушки не отзывается на эту кличку
      и так же, как и ко мне,
      не подходит слишком близко
      к этой женщине.

      Поэтому накормить вечно голодную
      и пугливую Ушки
      получается крайне редко;
      местная собачья стая -
      куда её не берут,
      но рядом с которой
      она часто бегает и промышляет -
      относится к ней без сантиментов.

      Стоит, пока поблизости
      нет ни одной бродячей собаки,
      бросить Ушки кость
      или выложить
      принесенное с собой из пакета,
      как, словно из-под земли,
      вырастают полудикие здешние псы
      и отнимают у неё всё
      до последнего кусочка.

      Седая женщина,
      жалостливая и справедливая,
      пытаясь защитить её,
      кричит
      и машет на местных собак руками.

      Это не помогает,
      и Ушки с лаем и рычанием
      отгоняют от места кормёжки,
      а если она пробует опять подойти,
      набрасываются так, что она
      зажмуривает глаза,
      прижимает свои острые уши
      и ложится в траву,
      всем своим затравленным видом
      демонстрируя полное подчинение
      и покорность.

      Иногда её оставляют в покое,
      иногда нет...

      Особенно стараются два брата,
      молодые и недавно принятые в стаю:
      они лают на Ушки громче всех,
      чаще всех кидаются на неё
      и гоняют по территории парка.

      Я помню их
      ещё несмышленными щенками.
      Помню, как Ушки старательно
      прятала их по кустам
      и кормила своим материнским молоком,
      как Капитолийская волчица.
      Но, в отличие от Ромула и Рема,
      они не приходились ей приёмными,
      а были родными
      и горячо любимыми
      маленькими сыновьями.

      _^_




      * * *

      Может, дела нет важней на свете,
      Чем писать - открыто, не темня?
      Я сижу часами в интернете.
      Друг мой милый, видишь ли меня?

      Этот мир стихами не улучшив,
      Всё пишу, - пишу, как заводной.
      Так писал когда-то Фёдор Тютчев.
      Друг мой милый, видишь, что со мной? -

      Не живописать, как неуклюже
      Мы расстались на исходе дня.
      Пишут все. Но пишут много хуже -
      Даже и не Тютчева - меня!

      Под звездой, что говорит с звездою,
      Как благоухал весенний сад!
      Вот тот мир, где жили мы с тобою,
      Милый друг - его не описать!

      Я курил и Беломор, и Данхилл,
      Я хлестал и брагу, и коньяк.
      В этом мире без тебя, мой ангел,
      Я совсем один - ну как же так?!

      Мы без слов друг друга понимали,
      Стали даже больше, чем родня:
      Мы с тобою вместе завязали.
      Ангел мой, ты видишь ли меня?

      Говорят, материя не может
      На земле сама себя избыть:
      Невозможно что-то уничтожить, -
      Можно только видоизменить.

      Потому всегда в начале мая,
      Тёмной ночью или ясным днём,
      Я смотрю на небо, понимая,
      Что едва ли свидимся на нём.

      _^_




      * * *

      Загулял.
      Потом женился.
      Развелись под Рождество.
      В этой жизни не добился
      абсолютно ничего.

      Стал писать.
      В литературу
      просочился между строк:
      поздно поняли, что сдуру
      допустили на порог.

      Вился
      или же не вился
      чёрный ворон надо мной? -
      Я опять потом женился!
      И развёлся на Страстной.

      Жёг, как мог!
      Но мало выжег:
      от утра и до утра
      накарябал восемь книжек -
      не добился нихера.

      Но лишь в том краю,
      в котором
      стану пылью гробовой,
      положу на всё с прибором -
      чёрный ворон, я не твой!

      Думал, что
      переменился,
      что умней с годами стал;
      как всегда - опять женился
      и на Пасху загулял.

      К дуракам меня
      причисли:
      с головой, мол, не того!
      В этой жизни - в этом смысле -
      не добился ничего.

      Но писать
      не разучился:
      наивысшей правоты
      пару раз в стихах добился!
      А чего добился ты?

      _^_




      * * *

      Однажды напишут, какой идиот
      Я был - за годиной годину.
      Пусть мама услышит, пусть мама придёт
      К родному, любимому сыну,
      Что снова нажрался в говнину.

      Она приходила; а я исходил -
      В периоде полураспада -
      Парами этила, которыми жил
      В огне персонального ада;
      И плакала - надо-не надо.

      О сколько их было - таких матерей!
      Ходило, терпело упрямо
      Парами этила живущих детей -
      Погибших, не имущих срама;
      Я выжил, прости меня, мама.

      Прости меня, если - как бросил я пить -
      Ещё за меня ты в ответе;
      Мы оба воскресли. Нам порознь не жить:
      Ведь так не бывает на свете,
      Чтоб были потеряны дети.

      И мысли, как гири: ты сходишь во сне
      В какие-то мрачные трюмы -
      В московской квартире, в ночной тишине
      Тяжёлые думаешь думы,
      Что снова с тобою в аду мы.

      Поблёкла порфира на тех упырях,
      Которым - годами в угоду! -
      Мы ровно полмира держали в зубах -
      Не зная о выборе сроду,
      Мы выбрали, мама, Свободу.

      Налево - Маммона, направо - Аллах,
      Повсюду - горящие шины;
      У шаткого трона мы - не при делах:
      Так будем в надежде едины,
      Что не доживём до говнины.

      _^_




      * * *

      Каждый поэт -
      Суперзвезда!
      Ревности - нет!
      Равенству - да!
      Если он - сир -
      Плох его стих -
      Есть "Новый мир" -
      Он для таких.

      Мемориал
      Жалких судеб -
      Всякий журнал
      Нынче, как склеп;
      Чистое зло
      И чертовня:
      "Знамя" взяло
      Даже меня.

      Всякий журнал -
      Утильсырьё -
      Верный провал
      В небытиё;
      Не подведут -
      Даже на гран -
      Только Facebook
      И Instagram.

      Вот где пиар!
      Кабы - ту мач! -
      Не холивар,
      Троллинг и срач.
      Где - как поэт,
      Так и звезда!
      Равенству - нет!
      Ревности - да!

      _^_



© Максим Жуков, 2021-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2021-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах [Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...] Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём [Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...] Алексей Смирнов. Два рассказа. [Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...] Любовь Берёзкина. Командировка на Землю [Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.] Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду [Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.] Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней. [Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...] Аркадий Паранский. Кубинский ром [...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...] Никита Николаенко. Дорога вдоль поля [Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...] Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц) [О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.] Дмитрий Аникин. Иона [Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
Словесность