Стихи на тему смерти сочиняю,
как предок в изоляции когда-то.
Мой бедный Джаксон, в Болдино осеннем
ты верные рецепты прописал.
Почтенный председатель! Я напомню:
о пандемии чёртовой, нежданной,
узнали мы случайно в Интернете,
безбашенно справляя Рождество.
С хрустальным звоном рюмок восклицали,
под шутки-прибаутки веселились,
урман, меж тем, всех окружал стеною
и чёрной сажей воздух набухал.
Но вскоре известили: Труффальдино
под чёрной маской в Бергамо далеком
скончался от неведомой заразы
и - наступила страшная ухань!
А мы не прекращали пированья
покуда в изоляцию навечно
по самое маруся-не-балуйся
нас не загнали ужас и кранты!..
.....................................................
...И скачет всадник, жаждущий сразиться
с неведомой китайскою чумою,
зеленым фальконетом пролетает
в просторах неба, жалкий и смешной.
Как пламя по запальному шнуру,
пришла беда, помеченная чёрным,
всё в крошечную сузилось дыру,
а было - и свободным, и просторным.
Там, в небесах, творится чёрт-те что,
в завесу плотную надолго солнце село.
И за окном не шелестит авто,
и воробей щебечет оробело...
Зверь в клетке, спёртый воздух, зеркала.
С самим собой - что может быть ужасней?
В напрасном бормотанье "как дела?"
ты с каждым днём становишься опасней.
Бессилие ума... Один, один!..
Свет волчьих глаз и никакого жара!
В непобедимом слове "карантин" -
печальное выхватываешь: "кара".
На двадцать пятом этаже
я к людям вышел в неглиже.
Раздето сердце, лысы нервы,
душа, к чертям, оголена.
Ну что глядите, суки, стервы?
Суть не продажна! Как жена!
Снова ветер, ветер свистит в ночи,
И собака во тьме рычит,
Непогасший отблеск искры свечи
"Выводи машину" кричит.
Прокачу, красотка, садись со мной,
Я-то знаю, что ты не прочь,
Это тачка смерти, но я живой,
Я тебя укачу в ночь.
Опусти стекло, дай вдохнуть, дыхнуть,
Освежи немного меня.
Намотал круги, поломал свой путь,
И внутри не осталось огня.
Только ты качаешь не в такт головой,
Говоришь, что сможешь помочь.
Это тачка смерти, а я живой,
Я тебя увожу в ночь.
Прикоснись ко мне, ты совсем дитя,
Пахнет кожа парным молочком,
Позабуду о смерти, с тобой летя,
И сыграю с судьбой в очко.
Я к началу жизни несусь, заводной,
Чтоб конец увидеть точь-в-точь,
В этой тачке смерти, пока живой,
Навсегда уношусь в ночь.
Мы пляшем, Пегги, модный Totentanz,
гремят литавры, набухают трубы,
танцуют Гильденстерн и Розенкранц,
синеют ногти, багровеют губы.
Танцуют все! - король, солдат, купец,
шейх, кардинал, продюсер, стриптизёрка,
в присядке стар и млад, нам всем шиздец,
за каждым смерть присматривает зорко.
Курносая смеётся, за бока
хватается, трясётся, бьёт по ляжкам,
косой размахивает, пляшет гопака -
шпагат в прыжке, присядка и растяжка.
Вверх задницы, отбросьте ложный срам,
на "раз-два-три" - все хоровод лепите!
В заразный пляс, бесстыдство, тарарам,
исчезните в невидимом ковиде!
"Caramba" ли, "Macabra" - всё равно!..
рефреном - гогот, буйство, пляска смерти,
мы заживо погребены давно
в пластмассовом запаянном конверте.
Мраморные берега станции метро,
браслеты света в чёрном рукаве,
сочит под шпалами шалая вода,
ближе к свету - воробьи и крысы.
Кувалды сбивают накладки с рельсов.
Вырубленные в бетоне могилы зернисты.
Для свежих шпал, новоявленных трупов?
Играет шпала? Своё отыграла?
Прячется ночь желтками яичными,
в голом тоннеле вентиляционные шахты
гонят стужу в метро, в холодных струнах -
долгота, счислимая приблизительно к смерти.
Мир потускнел, стал мокрым, грязно-серым.
Скудеет шарканье в больничных переходах,
Скрипит каталка, чья-то труповозка.
Так в преисподней стонут поезда.
Открой глаза, чтоб их захлопнуть снова.
Приложишь ухо к черноте могильной,
Биенье жизни прожитой услышишь
В ребристом горле скорбного тоннеля.
Ах, огненная гусеница вербы,
Накаливанья нить пушистой лампы,
Светильник в старом храме изваяний
В конце пути - там где-то, где-то там...
Обмяк контактный рельс, "М" кровяная
В палате интенсивной терапии,
Лишь провода от капельницы сбоку
На фото доставляют слабый ток.
Так что же отделяет нас от смерти? -
Свет? Тьма? Чувствительная кожа?
На перепутье призрачные черти?
А, может, ангелы? Да вроде не похоже.
Кричащее пятно вопит в пейзаже,
звук приглушён, иль попросту отключен,
крик чаек омерзительней и гаже
бряцанья размолоченных уключин.
Резной пюпитр, ангельские лики,
промёрзший тамбур Курского вокзала -
в преддверье смерти, как Бергот великий...
Что, что? - Ты видно, Пруста не читала!..
Я не об этом, я - о пустоте,
убийственной в конечной простоте,
влекущей душу в сердцевину света.
В прозорах жизнь мерещится ещё,
и, кажется, на сердце горячо,
да только жаль, что не проверишь это...
Приходит смерть простецки, без затей,
с ней санитары с лицами детей,
(а, может, ангелы - безусы и безбровы?)
Дозатор, капельница, утка, суета,
как демоверсия банальная pieta
(без Микеланджело, Торвальдсена, Кановы).
Замкнулся круг, а, значит, это смерть,
всё мельтешня, ничтожность, круговерть,
а это - Вечность, кем-то прописная.
Потух Везувий, да и ты потух.
Нет, погоди, попридержи-ка дух:
бригада, ПИТ, не точка - запятая!
Провал, простор, свод лабиринтов, тишь...
Ага, очухался, и, как дурак, молчишь:
всё на местах, пыхтит, скрипит! О, чудо!
Свисают кровли заячьей губой,
Ты жив, курилка, ты опять живой!
Скорей бы вырваться, ведь там - весна-паскуда!
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]