Мы разные, дружок. Младой да ранний -
Ты весь еще восторгом полупьян.
Какой любви под угрями желаний
Клокочет огнедышащий вулкан!
Ах, сердце... Ах, душа... Ах, человечье
Начало под прикрытием тоски! -
Где мысль тревожит и противоречит,
А тело - просит - мысли вопреки...
И, если б только бычье да коровье -
Промеж людей - до судорог в крови,
А не любовь, - лишь глупою игрою
Была бы людям азбука любви.
Мы разные. Моя Держава Детства
Так далеко, что и не снится мне.
Мое слегка поношенное сердце
Уж не грустит о ней наедине.
Как ты живешь, я в детстве и не бредил.
Я худо жил, о юный чудодей.
Мы разнимся на всех, кого я встретил,
На всех - тобою встреченных людей,
На седину, что множится и множит
Печальный круг раздумчивых забот,
На крепость рук и гладкость юной кожи,
На злую суету моих невзгод,
На боль твою: она моей - больнее...
Я к чудесам и гадостям - привык:
И зря не плакать, схлопотав по шее,
И в радости - проглатывать свой крик...
На годы бессознательной боязни,
Где с молоком впитался в сердце страх,
Где Истина - секрет под страхом казни,
А Ложь - на троне и при орденах.
Откуда ж видеть верные дороги?
Такая сволочная штука - жизнь:
Когда грызутся меж собою Боги,
К ним в судьи, смертный, лучше не просись:
Они (когда положено) объявят -
В какого Бога верить правый суд.
Они - кого им надо - обесславят,
И тех вперед ногами унесут.
И только успевай не удивляться,
И только зло случайно не прости -
Так много мерзопакости и блядства,
Что и за вечность их не извести...
Но, может быть, я тем тебя свободней,
Что знаю: как бы ни был чист и прям,
Но, чем твоя дорога благородней,
Тем чаще попадает по соплям...
Вот почему - сквозь причинявших боль мне
Еще ясней провидя правды свет -
Плюю на боль с Высокой колокольни
Моих высот, которых выше - нет.
Мы - будущего верные предтечи.
Вот почему, как болью ни язви,
Поэт - вулкан: его прорвет - и легче
Планете бурь, иссохшей без любви.
Усталая учительница то ли французского, то ли английского,
Удачно купившая три с половиной килограмма хека,
Неожиданно повстречала... не так, чтоб уж очень близкого,
Но все же в достаточной мере знакомого человека.
Чтобы - ей, закаленной в вопросах дидактики,
И в крутом горниле педагогической практики
Непосредственно варившейся немало лет -
Вдруг растеряться, вдруг побледнеть и - нате-ка:
(Господи!) - вспыхнуть как маков цвет...
Словно солнечный зайчик из туманной юности
Чудом протиснулся через года
И высветил какие-то пустяки да глупости,
Которых, может быть, и не было никогда.
Ах, да!.. И окунувшись в какую-то звездную муку,
Вспоминала... Нет - помнила. И уже не замечала,
Как хозяйственная сумка оттягивает руку...
И кивала. И улыбалась. И что-то отвечала.
Значит, "пепел времени" не всё засыпал?
И сколько же это прошло? - Сто лет... -
Как июльской ночью кому-то выпал
Непоправимейший из всех ответ...
"Нет..." - и не напахнуло ни затхлым, ни старым.
"Нет..." - и юную голову закружив,
По каким-то невидимым капиллярам,
По каким-то сообщающимся каналам души
Нежность передавалась - облачками укутала,
Атомами печали серебряно обволокла
И, словно под невидимым мерцающим куполом,
Клюнулась в сердце и проросла...
...И что-то говорилось по мере вежливости,
А что - расспроси, и самой неведомо.
...Впрочем, корпускулярная теория нежности
Нами до конца еще не исследована.
...И шла сквозь город, словно заново перелистывая
Июли памятные, скрипучие декабри.
И что-то теплое-теплое и как бы даже пушистое
Щекотало притихшее сердце и улыбалось внутри.
...И много после: как бы волна случайная
Прихлынет и оставит подобие мерцающего следа
О том, что недавно случилось нечто необычайное
И вроде бы даже праздничное... Ах, да!..
И, кажется, что-то ещё потом приснилось,
Где что-то праздничное едва-едва не сбылось.
А после - успокоилось все. Забылось.
Благополучно изгладилось... И все обошлось.
Если пухнет голова
От печали, от кручины,
Ты утрами - раз-и-два -
Улыбайся без причины -
Как дурак над глупой цацкой, -
Через силу, но вот так, -
Чтоб из зеркала дурацки
Разулыбился дурак. -
Не назло Фортуне гордой,
Но и жлобству не в поклон...
А кто вечно с мудрой мордой -
Может, вовсе не умен?
Жми - от уха и до уха -
А бровей - не смей! - не хмурь:
Лыбься, брат! - и ясность духа
Перекатится вовнутрь.
И тогда уж слушай в оба,
Как внутри (на подвиг скор)
Приподымет крышку гроба
Комсомольский твой задор.
Народ - как бедный родственник России
В смурном пиру, где пьянствуют и жрут,
Куда его не звали, не просили,
И он случайно оказался тут.
Незваному неловко и уныло.
А тех, кто зван, - вельможный взгляд тяжел:
- А это кто с таким суконным рылом?
С такой сермяжной мордой - да за стол?..
А им жратву подносят и подносят.
Но жирный да увертливый лакей
Тебя отведать кушаний не просит:
Мол, кушать - привилегия гостей...
Породисты крутые крупы самок.
А уж самцы - так их крутее нет:
Цвет нации - самейшие из САМЫХ!
И вон как жрет махровый этот "цвет"!
И - натощак - ты рюмку пьешь отважно...-
Но сразу - вопли средь элитных рыл:
- Сермяжный пьян!.. Ты что это, сермяжный,
Всего с наперсток выпил - и поплыл!..
- Да кто ж так пьет?
- Налог ему - и в угол!..
- Он вечно пьян, и это - не секрет!
- Небось, уже бессовестно профукал
Неповторимый наш Менталитет!..
- Он и сейчас не емший ходит даже -
Из хитрости и подлости своей!..
- Сермяжный деградировал!
- Сермяжный рожает недоношенных детей!..
- Да это ж он без Бога - неприкаян!
- Он бездуховен! Это ли не срам?
- Пока мы здесь обедаем, пускай он
Свою дорогу ищет в светлый Храм!..
...В своей родной хоромине - и здрасьте:
Чуж-чуженин... не зван... не ко двору...
Так Одиссей, вернувшийся из странствий,
Случайно оказался на пиру.
А женихи, народец расторопный, -
Галдят, злачёной упряжью слепя,
Куражась перед Русью-Пенелопой,
Её пророча замуж за себя...
Вон как умело жрет собачья стая:
Прилежно - за себя и за народ,
В своем лице старательно спасая
Твои - менталитет и генофонд.
Что за собачья свадьба здесь приспела?
И что за гости, мать твою растак?
Конечно, Одиссей - другое дело,
Но ведь и он был парень не дурак.
И ты, холодной яростью томимый,
Взираешь на непрошенных гостей.
Еще чуток - и вспомнится, как с ними
Однажды разобрался Одиссей...
Для всех, кто проходит по спискам хороших,
Дорога светла, но всего лишь одна.
Зато уж кривых да греховных дорожек
Злодеям - хоть чертова прорва дана.
Плохому, ему и лазейка - дорога,
Где он, хоть подлец, но себе - господин.
Плохому путей - исключительно много,
Хорошему - только лишь верный - один.
Плохой - отродясь бережет свою шкуру
По мере своих нерастраченных сил,
Плохой - не закроет собой амбразуру,
А ждет, чтоб хороший пришел - и закрыл.
В итоге, плюя на понятие Долга
И службу во имя Великих Идей,
Плохие живут исключительно долго -
И в этом заслуга хороших людей.
Широкая и тёплая ладонь
Погладила моё седое темя:
"Давай, парамонариус, трезвонь -
Пока твоё ещё не вышло время...".
* * *
Есть - живым теплом необогреты
В ходе суетливого общенья -
Люди - как слова или монеты,
Стёртые в процессе обращенья...
* * *
...А на стогнах, где гордо и смело
Обличают и нравы, и власть -
Что же бедному Ньютону делать,
Коли яблоку негде упасть?
* * *
Попробуй без обид прожить - не выйдет.
Так береги, коль встретишь, этот дар.
Поскольку тех, кто мухи не обидит,
Случайно может забодать комар...
* * *
Перед тем, как учиться святому искусству
Быть на свете отцом - уточни наперёд,
Что за аист подбросил ребёнка в капусту -
И случайно ль, что именно в твой огород?..
* * *
Придут неприятности - не откреститься,
Поскольку мудрёны они и хитры.
Кто Богом обижен, тот Бога боится.
А кто не сподоблен, тот смел - до поры...
* * *
Не любит время с ним пустой игры.
И ты учти, испытывая трепет,
Что время терпит только до поры,
А как пора - оно уже не терпит...
* * *
Ах, мы всю жизнь - такие да сякие!
На похвалы при жизни нам - табу.
А, в сущности, мы - люди неплохие,
Но узнаём об этом - лишь в гробу...
* * *
Вот и окончен праздник наш.
И память дымкой затянуло.
Лыжня перечеркнула пляж,
Как будто жизнь перечеркнула...
Что мне хорошего в жизни дано?
Вот разве что:
Бабочка залетела в окно.
Бьётся в прозрачную твердь, простодушная,
Выхода к воле не может найти:
Вроде бы, где-то должна быть отдушина?..
...Вот она, милая. Дальше лети!
...И навещают пустые мыслишки:
"Вот бы и нас ухватил кто за крылышки,
Чтобы не тыкались, словно слепцы".
...Выше и выше бабочка вольная,
Вольная - только не шибко довольная
Из-за большого расхода пыльцы...
"Вечно суют их спасать да указывать,
Крылья выламывать, выход подсказывать!
У-у, подлецы!..".
А, может быть, и впрямь - уже века,
Во тьме утрат - и в неге изобилья -
Для сердца бесконечно дорога,
Собаке снится пятая нога,
Как нам когда-то гордо снились крылья?..
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]