|
Искусство одиночества152 стр.ISBN: 5-902312-88-4Александр Габриэль - мастер, притом самого первого сорта, таких в нашей весьма не бедной литературе наберётся разве что десяток. Жаль, что я так поздно познакомился с его творчеством. И радостно, что все-таки познакомился. Видимо, такой и будет русская поэзия ХХI века.
"Пускай полощет ветер белый флаг умения довольствоваться малым" - говорит автор в одном из своих стихотворений. Совсем не малым довольствуется Александр Габриэль, предлагая на суд читателей свою первую, такую трагическую и выстраданную книгу. И совсем не мало получаем мы, открывая для себя нового поэта, поэта XXI века, русского поэта из штата Массачусетс." (Евгений Витковский)
Вакансии
Вакантно. На душе поют ваганты про власть вина, про глупый политес, про то, как дистрофичные Атланты страдают недержанием небес, про аховые цены на сосиски, про чайку по прозванью Ричард Бах, про урожай бобов в Ханты-Мансийске, который всех оставит на бобах, про то, как Сивку горки укатали, и впереди экзамены опять. И что-то есть в нестройном их вокале, так явно оставляющем желать...
Вакантно. Вместо Гегеля и Канта в душе - сквозняк и тонны чепухи. И в стены слепо тычутся стихи - ублюдочные отпрыски таланта, никчемного значением своим, незримого порою самым близким в преддверии ухода по-английски в безличностный и тусклый прах и дым...
Мне истины милей с обратным знаком, которые не мажутся на хлеб... Я сам себе и житница, и склеп, дожив до сорока с изрядным гаком... И смысла жизни так и не познав, пересчитав потери и убытки, включаю вместо Малера и Шнитке бесхитростный мотивчик "What Is Love?".
"Вакантно" (словно вывеска в мотеле -
мол, есть места, недорого совсем)...
Всё меньше средств для оправданья цели.
Всё меньше жизни. И всё больше тем.
Мы все, Сизифы, камни в гору тащим,
а для меня, вдобавок ко всему,
Придуманное стало Настоящим,
и очень близким сердцу и уму.
В душе с комфортом селятся пустоты,
создав вeб-сайт с названьем "Счастья.net".
A на вопросы: "Что ты?" или "Кто ты?"
пожатье плеч - единственный ответ.
Когда-нибудь, пробыв в небесном трансе,
и на судьбу ничуть не ополчась,
займусь я заполнением вакансий,
но не сейчас.
Простите.
Не сейчас.
На вкус и цвет
Я -
в пустоте окрестной шарящий,
мечтой наполненный объем.
Ищу
на вкус и цвет товарищей,
а их, понятно -
днем с огнем...
Качает клён усталой кроною,
как грешник,
осознавший грех...
Забили почту электронную
посланья
от Совсем Не Тех.
А Те -
давным-давно, наверное,
нашли Своё, чтоб было в масть;
Своё, пусть даже эфемерное,
но не дающее пропасть;
нашли надежду,
чтоб не хмуриться,
дворцово-шалашовый рай...
А мне остались лишь Кустурица,
Озон, Ван Зант и Стивен Фрай.
Те, в ком нуждался,
те насытили
иными встречами сердца...
А я
прошел по классу зрителя,
фантомa,
тени без лица.
Надеющийся,
но скрывающий
свои мечты, как пьяный бред,
я всё ещё
ищу товарищей
на цвет и вкус.
На вкус и цвет.
Промежутки
Серой пылью, травой и прахом
обязательно станет каждый.
Всё исчислено.
А пока что
остаются да Винчи с Бахом,
Модильяни, Рембо, Прокофьев,
Боттичелли, Толстой, Стравинский,
осторожная терпкость кофе
и сугревный глоточек виски.
Остаются БГ и Заппа,
уморительный взгляд коалы,
и хрустальной росы кристаллы,
и пьянящий сосновый запах,
остаются слова и споры,
и грибные дожди, и ветер,
и один человек,
который
стоит всех остальных на свете.
Промежутки всегда набиты
мелочами
и чем-то важным
до момента, когда однажды
мы с последней сойдем орбиты
под прощальный аккорд заката,
отыгравши все ноты в гамме...
Чтоб вернуться назад
когда-то
серой пылью,
травой,
дождями.
За 40
Наверное, мы всё-таки мечтатели...
Не веруя в пророчества и сонники,
мы кузькиной парижской богоматери
языческие верные поклонники.
Мы славно покуражились в малиннике,
немного оцарапавшись крапивою,
но стали ль мы законченные циники
с улыбочкой приклеенной глумливою?! -
навряд ли. Просто дуем на горячее.
Бескомпромиссис - больше нам не жёнушка.
А всё, что остаётся непотраченным,
складируем подстилками на донышко
судьбы, чтоб не впивались рёбра жёсткости
в хребтины сколиозные усталые...
Трёхмерности повыпрямлялись в плоскости,
по краешкам немного обветшалые.
Но всё ж, какими б ни были сценарии,
и на какие б ни бросало полюсы -
не всё мы между пальцев разбазарили,
и истощили вещмешки не полностью.
А взгляд назад - отнюдь не во спасение,
а токмо лишь для восполненья опыта...
Весеннее - по-прежнему весеннее,
от птичьих криков до любовных шёпотов.
Нас ветры жизни чуточку взлохматили,
слегка приблизив ангельское пение...
Наверное, мы всё-таки мечтатели -
потерянное, в общем, поколение.
Хроника трех империй
I
Империя Номер Один - загадка. Замок без ключа. От пальм до арктических льдин - разлапистый штамп кумача. Страна неизменно права размахом деяний и слов. А хлеб - он всему голова в отсутствие прочих голов. Разбитый на кланы народ мечтал дотянуться до звёзд; а лица идущих вперёд стандартны, как ГОСТ на компост. Придушены диско и рок. Орлами на фоне пичуг - Михайлов, Харламов, Петров, Плисецкая и Бондарчук. Но - не было глубже корней: попробуй-ка их оторви!.. И не было дружбы прочней и самозабвенней любви. Хоть ветер, сквозивший на вест, дарил ощущенье вины, холодное слово "отъезд" заполнило мысли и сны. Под баховский скорбный клавир, под томно пригашенный свет нам выдал районный ОВИР бумагу, что нас
больше
нет.
II
От хип-хопа и грязи в метро невозможно болит голова. Что сказали бы карты Таро про Империю с номером два; про страну, где святые отцы, повидав Ватикан и синклит, изучив биржевые столбцы, превращают мальчишек в Лолит; про страну, где юристов - как мух, и любой норовит на рожон; про страну моложавых старух и утративших женственность жён?! О Империя с номером два, совмещенная с осью Земли! - прохудились дела и слова, а мечты закруглились в нули... Но и в ней - наша странная часть, выживания яростный дух, не дающий бесследно пропасть, превратившись в песок или пух... Хоть порой в непроглядную тьму нас заводит лихая стезя - нам судьба привыкать ко всему, потому как иначе - нельзя.
III
В Петербурге, Детройте и Яффе,
наподобие дроф и синиц,
мы не будем в плену географий
и придуманных кем-то границ.
Нашим компасам внутренней боли,
эхолотам любви и тоски
не нужны паспорта и пароли
и извечных запретов тиски.
Пусть услышит имеющий уши,
пусть узнает считающий дни:
нам с рожденья дарованы души.
Говорят, что бессмертны они.
И они матерьялами служат
для Империи с номером три...
Две Империи - где-то снаружи,
а одна -
всех важнее -
внутри.
Обрывки юности
О юность! Праздный хор надежд.
Невнятный стиль. Нечеткий слог.
Сплошной винительный падеж.
Сплошной страдательный залог.
Листок тетрадный. Гладь стола.
Набат часов и пыль в углу.
Она ушла, ушла, ушла...
Осколки жизни на полу.
Всё необъятное - объять.
Любой этюд - играть с листа.
Оценка "кол". Оценка "пять".
Посередине - пустота.
Читать - прожорливо, подряд,
гася в себе страстей пожар:
Аксенов. Кафка. Дюрренматт.
Вийон. Айтматов. Кортасар.
Чужая дача. Стол. Камин.
Четыре пары. Плед. Паркет.
Про капюшон поёт Кузьмин.
За ним Макар - "...не меркнет свет..."
В ТиВи всё те же, без замен.
Обломки цели. Пир горой.
Политбюро понурый член
(по возрасту - Рамзес Второй).
Нагрузка. Комсомольский рейд.
Общага. Бедность. Голоса.
Измятый постер группы "Slade".
Девицы. Водка. Колбаса.
И всё. Затмение. Обрыв.
Сознанье. Долг. Рутина дел.
Баюкает подводный риф
обломки древних каравелл.
О юность, вечная игра,
который век, который год...
И послезавтра - как вчера,
как сотни лет тому вперёд.
Антиосень
Под осеннею пятою нам опять побыть охота.
Кличут осень "золотою", а ведь это - позолота,
в день базарный - пол-карата. Бижутерия. Дешёвка.
Тема в темпе "модерато", Богом сыгранная ловко.
В скверах - бледные поэты рыщут, как в чащобе волки,
хоть давно до них воспеты рыжесть листьев, воздух колкий,
дождь, летящий ниоткуда, лунный серп, что так немолод...
Как вместить в понятье "чудо" эту смерть и этот холод?!
Нас обманывать нетрудно. Мы обманываться рады.
Мы исполнены подспудной, подсознательной бравады,
что живём не в пасторали, что топор примерен к вые,
ибо осень - умирает, ну а мы - вполне живые.
А вокруг - наборы фото. Невесёлые картинки.
И всё та же позолота с темнотою в поединке.
Мир деревьев непотребен, наг и странно обезличен...
И больна в недобром небе птичья стая гриппом птичьим.
Между
Уходит жизнь - по капельке, по шагу,
как в октябре - усталая листва,
задумчиво роняя на бумагу
сомненья, воплощённые в слова.
Уходит жизнь - по строчке, по катрену,
песочком из разомкнутой горсти...
Азарт ушёл. А мудрость, что на смену
ему придёт, пока ещё в пути.
И остаётся, выверяя гранки
прошедших лет, поступков и трудов,
дрожать на завалящем полустанке,
забывшем расписанье поездов.
Бродяжий рок-н-ролл
Никуда не спеши, перекатная голь...
Забайкальская степь, Кострома мон амур...
Ты судьбой изначально помножен на ноль,
и прорехи в штанах - не всегда "от кутюр".
Ты в Рангуне сгорал в малярийном бреду,
нотрдамский собор запирал на засов,
с далай-ламой вдвоем посещал Катманду,
где буддистских святынь - как нерезаных псов.
В Свазиленде война. Ты сбежал в Браззавиль,
а оттуда - на Нил, где живал фараон...
Каждый атом на коже - дорожная пыль
от отчаянной сшибки пространств и времён.
Ты не томный июль, а мятежный апрель,
ибо понял судьбы назначенье и роль:
мол, движение - всё, а конечную цель
кто-то, как и тебя, перемножил на ноль.
Размышления по поводу
I.... успеха
Куда-то вывезет кривая,
к концу спрямившаяся в луч...
Друг усмехнется, наливая:
"Ну ты, братишка, и везуч!
Мы все, как мулы, тянем лямки,
а ты - вот это да! - Поэт...
Назло всему ты вышел в дамки -
четыре сбоку, ваших нет!"
Он пятернёй взлохматит стрижку,
и мы накатим по одной
за эту тоненькую книжку,
ему подаренную мной.
II.... выбора хобби
Что в них, в мечтаньях о небе?!
Зрить нужно пОд ноги, вниз...
Лучше бы делал я мебель -
красное дерево, тис...
Толку-то, чтобы над миром
плыть, как туман и хамсин?!..
Лучше б я был ювелиром
или держал магазин.
Всё для семьи бы, для дома,
чтобы тип-топ и ням-ням...
Только стихи, как саркома,
душу разъели к чертям.
III.... нетворческих кондиций
Стихи нейдут.
Всё хмарь и пустота.
I see dead people в тёмном коридоре...
В едва-едва пригубленном кагоре
жив запашок помойного кота.
Вчера я был.
Но вот - я вышел весь.
Удача - за сто первым километром,
с попутным и таким беспутным ветром
образовав химическую смесь.
А был ли мальчик, а точней, талант?
Когда, в какой момент
игралась тризна?!
А может, я в плену идеализма,
который завещал великий Кант?
Низы не могут.
Не хотят верхи.
Умение писать - ушло к другому...
Лишь бесприютно носятся по дому
слова, не превращенные в стихи.
|