Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ЗА  ПРЕДЕЛАМИ  СЛОВА

О двухтомнике Сергея Сутулова-Катеринича "Ангел-подранок" и не только


Одну из своих заметок о литературе А. С. Пушкин озаглавил "О причинах, замедливших ход нашей словесности". Хотя речь в ней шла об употреблении французского языка и пренебрежении к русскому, классик всё-таки подметил леность современника в поиске свежих оборотов слов и языковых форм. Путь к новизне тяжёл и не всегда безопасен для поэта. Могут не понять и отвергнуть, неудачи на этой дороге нередки. К чему это я, собираясь писать вроде бы о конкретном издании? Дело в том, что разговор пойдёт не только о поэте, а о поэзии, языке поэтическом, его выразительных средствах. И здесь без обращения к классикам не обойтись.

В одном из номеров "Литературной газеты" я прочёл подборку стихов незнакомого мне автора со странной фамилией Сутулов-Катеринич. Усложнённая лексика сначала оттолкнула, но цепляли детали, которые придавали стихам особую окраску. Перечитал подборку ещё раз и отложил её в папку своих "избранных поэтов". Буквально через неделю произошло нечто мистическое: я получил приглашение прислать стихи для интернет-альманаха "45-я параллель". Под письмом значилась подпись - Сергей Сутулов-Катеринич. Связался с тёзкой по "электронке", договорились о стихах, сказал ему и о подборке, которую прочитал в "Литературной газете".

В последние годы я часто размышлял о "новом языке" в поэзии, особенно проявившемся после издания в России Иосифа Бродского. Есть поэты, впадая в зависимость от которых, можно потерять себя полностью. Раньше наибольшую опасность для молодых представлял Сергей Есенин. Многих он превратил в эпигонов, одних подчинил окончательно, другие всё-таки смогли преодолеть влияние рязанского самородка. В конце прошлого века таким "губителем" стал Бродский. Действительно, за известным уже всемирно поэтом кинулись тысячи стихотворцев, не обладающих ни его талантом, ни познаниями, ни судьбой изгнанника. Им казалось, что максимальное лексико-семантическое насыщение текста и есть тот путь, по которому надо идти. Естественно, какой-то результат был у немногих.

После того как заочно познакомился с Сергеем Сутуловым-Катериничем, я перечитал его подборку в "Литературной газете" и понял, что задело меня в стихах не совсем близкого мне по стилистике, особенностям отображения реальности собрата. Образы и детали в стихах Сутулова-Катеринича были выхвачены из жизни свежими, "горячими", в каком-то трёхмерном воплощении: зрение, слух, осязание. А если ещё добавить к этому ассоциативные моменты, то получается - четырёхмерном. Строки тревожили воображение и переносили меня как читателя во времени и пространстве: "Растранжирил полжизни на хроники школьных потерь...", "Попрощайся с невестой в речистой ореховой роще...", "Вспоминаю некстати, не в такт, невпопад, / Наугад, ненароком, навскидку, навзрыд, / Прожигает сугробы оранжевый сад - / Абрикосовый сад над позёмкой горит... // Словари проживут битый век без моих / Прокажённых наречий, невнятных имён... / Ах, Рассея, страна нерождённых слоних, / И казнённых икон, и распятых времён...".

Этого было достаточно для того, чтобы понять: поэт обладает редким ареалом познаний - и биографических, и книжных, и ещё каких-то, недоступных лично мне. Самое главное то, что детали и метафоры, при всей необычности, органично вписывались в текст и не раздражали своей нарочитостью. Вдобавок ко всему, строки наполняла такая звукопись, как будто их сопровождала музыка. Невольно захотелось понять, откуда это и почему. И ещё значимо было для меня то, что Сутулов-Катеринич из моего поколения, а не из молодёжи, соблазнённой Интернетом. А возраст - это хоть и не гарантия стабильности мировоззрения, но всё-таки большая вероятность присутствия оного.

Внимательно вчитался и в предисловие к подборке Сергея Сутулова-Катеринича известного поэта и открывателя многих талантов Юрия Беликова. Именно ему принадлежит определение этих затерянных в глубинах русской поэзии многострадальных её служителей, изданных поначалу в интереснейшей книге, составленной Беликовым, - "дикороссы". Антология так и называлась "Дикороссы. Приют неизвестных поэтов". Предисловие к стихам в "Литературной газете" сначала показалось вычурным, и даже каким-то неправдоподобным: "Однажды под горячую руку я нарёк Сутулова-Катеринича "испанским быком русской поэзии". На мой тореадорский взгляд, живущий в Ставрополе Сергей Сутулов-Катеринич - непроходимая (и необходимая) фигура современного поэтического ландшафта. Он пишет так, будто из тела его торчат, покачиваясь, как перья "Незнакомки" в воспалённом мозгу Блока, яростные бандерильи. Всё время раненый. И - готовый к новой схватке". Впоследствии, прочитав несколько книг Сутулова-Катеринича, я понял, что сказанное не случайно. То, чего не хватало современной поэзии, в значительной мере воплотилось в его стихах: всеохватная романтика, иногда по-юношески лёгкая, а порой жёсткая, являющая вызов поскучневшему существованию.

Затем были присланные мне книги "Русский рефрен", "Ореховка. До востребования" и, наконец, двухтомник "Ангел-подранок" - нечто вроде промежуточного итогового издания, о котором и стоит поговорить подробней. Кто же такой поэт Сергей Сутулов-Катеринич: последователь Кирсанова и Вознесенского, как писали некоторые собратья по перу? Или же автор идёт своей дорогой, лишь попутно касаясь творчества тех, кого проще всего назвать его учителями? На первый взгляд, он встаёт в ряд новаторов-авангардистов, стремящихся поиграть словом и звуком. Но это лишь на первый взгляд. У Сутулова-Катеринича все его действия выглядят естественно, непринуждённо. Слово "в его руках" как клинок во власти джигита, именно джигита, а не циркового артиста, то есть он внутренне достиг полного родства с этим инструментом передачи замысла и настроения.

Интересную мысль могут найти многие, даже не связанные с поэзией люди, а вот высказать её с максимальным воздействием - задача иного порядка. "Трудно подобрать слова, чтобы выразить ощущения от чтения этих стихотворений вслух. Такое удивительное чувство слова - дар Божий, ибо его невозможно освоить и подчинить себе. Этот дар - как крест, который Сергею дано нести через пески почти безлюдной пустыни, ибо такой поэт обречён на любовь немногих - тех, кто любит не поэзию вообще, а именно такую поэзию", - сказал о стихах своего товарища другой, недавно ушедший из жизни, поэт Михаил Анищенко в послесловии к сборнику "Ореховка. До востребования". Сутулов-Катеринич не насилует слово, не ищет мучительно созвучия, по крайней мере, это не бросается в глаза. А если даже и достигается такое трудом, он сродни полёту с его лёгкостью, звоном, красотой.

И сразу отмечаешь в стихах выдержанность размера и ритма, строгое, классическое построение строфы. Почти каждое стихотворение имеет название, очерчивающее лирическое повествование. В чём же тогда новаторство? Да его, по сути, и нет в том понимании, которое придают ему авангардисты. Сергей Сутулов-Катеринич просто до предела усилил выразительную сторону слова. Объяснить поиски-находки большинства поэтов, идущих от традиции, можно. Сутулов-Катеринич среди тех, чей талант умом не понять, надо смириться с тем, что он всё-таки выходит из ряда своей необычностью. О Сергее Есенине Горький сказал в своё время: "Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой для поэзии". Наверно, можно сказать это и о Сутулове-Катериниче с добавкой, что он - орган, созданный для такой поэзии, а не какой-то другой.

И здесь нельзя обойтись без ссылок на опыт двух поэтов "серебряного века" - Мандельштама и Анненского. В своей статье "О природе слова" Осип Мандельштам пишет: "Русский язык - язык эллинистический. По целому ряду исторических условий, живые силы эллинистической культуры, уступив Запад латинским влияниям... устремились в лоно русской речи, сообщив ей самобытную тайну эллинистического мировоззрения, тайну свободного воплощения, и поэтому русский язык стал именно звучащей и говорящей плотью...". Эта статья достойна изучения всех, кто попытается прикоснуться к тайнам словесного творчества. Приведу ещё небольшую цитату: "Эллинизм - это сознательное окружение человека утварью вместо безразличных предметов, превращение этих предметов в утварь, очеловечивание окружающего мира". Поговорим именно о предметности, использовании деталей, как выразительного средства, в поэзии Сергея Сутулова-Катеринича.

Его трудно цитировать, поскольку многие стихи Сергея значительны по объёму, но всё-таки для примера необходимо привести несколько четверостиший. Все стихи поэта детализованы на разном уровне, от бытового до философского:

        Вы вспомните его - по скомканной улыбке,
        По синему кашне и спорной ноте "до"...
        Потешный старикан чирикает на скрипке,
        Кивая пятакам тинейджеров и вдов.
            (Ирония богов, или Предчувствие сонета)

        На кухне, где всегда
        Разит валокардином,
        Где между "Нет!" и "Да!" -
        Смертельный поединок,
        Где ржавая вода -
        Альтернатива водке,
        Где фарс, печаль, беда,
        Возник пришелец кроткий.
            (Коммунальный космополит)

        Предавать не умею,
        Продавать не могу
        И бумажному змею
        Никогда не солгу...
        Стонет Анна на шее,
        Стынет водка в снегу -
        Замуруете шельмы?!
        Всё равно убегу.
          (Парашютик из детства)

        ...Проснуться на рассвете от капли дождевой
        И ласточке ответить, пока ещё живой.

        Пейзаж великолепен до Первой мировой.
        Куинджи жил, а Репин - уже всегда живой.

        Играют в тети-мети два пьяных мужика.
        Есенин мчит в карете - ещё живой пока.

        Записки на манжетах читает Вечный Чёрт.
        Булгаков пьёт в буфетах без Мастера ещё.
              (Поэллада "Живой!")

Но в той же статье Мандельштам размышляет и о другом - о форме и содержании. Поэт говорит о том, что фонетика - форма, остальное - содержание, он пытается всё расставить по местам: "Значимость слова можно рассматривать как свечу, горящую изнутри в бумажном фонаре, и обратно, звуковое представление, так называемая фонема, может быть помещена внутри значимости, как та самая свеча в том же самом фонаре". Хочется Мандельштаму "застолбить" формулу поэзии. Но, увы, нет однозначного решения вопроса. Почему? Да потому, что слово в поэзии - не всегда слово с однозначным значением, а звук не только звук, а передача чего-то большего. Всё слишком переплетено через метафоры, сравнения, иносказания и через передачу звуком природных явлений - ветра, грома, пенья птиц, журчания ручья и много другого.

Не подумайте, что я отвлёкся от творчества Сутулова-Катеринича. Как раз о возможностях этого поэта идёт речь. Звучание и смысл, форма и содержание, поиск своего пути и равновесия на нём. Но давайте по порядку. О звуковой переполненности стихов Сутулова-Катеринича сказано уже немало. Но здесь, заканчивая с исследованиями Мандельштама, хочется привести очень важные выводы из другой его статьи "Заметки о поэзии": "Слово размножается не гласными, а согласными. Согласные - семя и залог потомства языка. Пониженное языковое сознание - отмирание чувства согласной. Русский язык насыщен согласными и цокает, и щёлкает, и свистит ими. Настоящая мирская речь. Монашеская речь - литания гласных". Нет, Мандельштам, конечно, не отрицает значения гласных, они связывают речь, но в то же время, говоря его словами, следуя "монашески интеллигентской Византии". И в этом русле поэты часто становятся "тугими на ухо к прибою звуковых волн". А этот прибой и есть живая речь.

"Когда явился Фет, - пишет Мандельштам, - русскую поэзию взбудоражило "серебро и колыханье сонного ручья", а уходя, Фет сказал: "и горящею солью нетленных речей"".

Конечно, одно не заменяет другого, всему своё место. И здесь самое время ещё что-то процитировать из двухтомника "Ангел-подранок":

        Блаженный, как жасмин, послушный словно лён,
        Лелею лунный сплин прадедовских времён.

        Оранжевый бокал наполнен до краёв...
        Авральный мой вокал пугает соловьёв.
                (Восьмая нота)

В первом двустишии преобладание гласных и плавных успокаивающих л, н. Но уже во вторую строку врываются резкие, диссонирующие р, а в двух последующих уже главенствуют, вызывая определённое раздражение: р, ж, г...И так на протяжении всего стихотворения: ш, ж, ч, ц, р... Но вот конец стихотворения - снова обилие гласных:

        Изнеженную грусть оставлю соловью
        И суженой приснюсь мажорной нотой "лю".

В этих строчках и ж звучит иначе, под воздействием лю, подразумевающего любовь, и вовсе наступает успокоение.

Обратимся к другому стихотворению - "черновик раскавычит причину", в котором обилие ч привносит какое-то насмешливое чириканье:

        ...примеряя бекешу с чужого плеча,
        обнаружишь звезду не по чину.
        привечает дивчина, венчает свеча -
        черновик причащает кручину.

А вот "Баллада о седьмой строфе":

        Грех первого стиха. Страх чистого листа.
        Ночей печальных чёт. Свечей венчальных нечет.
        Крах позднего греха. Прах честного Креста.
        Чистилище печёт. Над чашей плачет кречет.

Здесь и вовсе масса звуковых находок: и внутренние рифмы, и аллитерации, и ассонансы. Но стихи всё равно надо читать, поначалу не особо вдаваясь в технические тонкости, а просто впитывая лирическое настроение и смысл прочитанного.

Любой поэт вольно или невольно берёт что-то у предшественников, чаще невольно, поскольку в поэзии уже всё, наверно, было. Важно смешать приобретённое в необходимых пропорциях, уходя от подражания и вырабатывая свой стиль. И здесь невозможно не сказать о другом предшественнике, Иннокентии Анненском, который был выдающимся мастером и теоретиком стиха. В своей книге "Портреты современников" поэт, историк искусства Сергей Маковский пишет: "Не знаю, был ли Анненский очень одарён, как инструменталист стихотворной строки... Стихам его зачастую недостаёт текучести: "не льются"; надо по многу раз вчитываться в них, чтобы за внешней угловатостью услышать внутреннюю музыку..."

Но всё-таки Анненский умел поиграть звуком. Вот одно из стихотворений ("Старая усадьба"), в котором, кроме концевой рифмы, ещё и внутренние в каждой строке. Да к тому же рифмуются они и с соседними строчками:

        Сердце дома. Сердце радо. А чему?
        Тени дома? Тени сада? Не пойму.

        Сад старинный - все осины - тощи, страх!
        Дом - руины... Тины, тины что в прудах...

        Что утрат-то!.. Брат на брата...Что обид!..
        Прах и гнилость... Накренилось... А стоит...

        Чьё жилище? Пепелище... Угол чей?
        Мёртвой нищей логовище без печей.
        ...............................................

"В шестистопных хореях "Старой усадьбы", - пишет об этом стихотворении С. Маковский, - тройная рифма или консонанс. При этом нет звуковой декоративности. Словесное звучание совпадает с образным рисунком..."

К Анненскому я обратился не только потому, что использование внутренних рифм и созвучий крайне характерно для поэзии Сергея Сутулова-Катеринича. В один ряд я поставил бы и звукопись его стихов, и ассоциативность. Аллитерации и ассонансы дают глубину чувствования, а ассоциации - широту отображения и сопереживания. И это, на мой взгляд, не менее значительно для поэта. В ассоциациях выход на ряд сравнений, я бы сказал, второго уровня. Именно через ассоциации перебрасывается вневременной мостик от древности к недавнему прошлому, а затем - к современности и наоборот. Появляется необычайно значимый дополнительный выразительный элемент, который не прост и требует от читателя высокого интеллектуального уровня.

В стихах Сутулова-Катеринича невероятное количество ассоциаций: литературных, исторических, профессиональных... Немало перекличек с другими поэтами, как, например, в стихотворении "Нашенский, хорошенький!": "О сколько дивных производных / Таится в имени твоём..." (кто не помнит пушкинское: "О сколько нам открытий чудных..."), "Капут стране, ломавшей шведа..." (опять Пушкин), "Прощай, распятая Расея!" (здесь совершенно кстати отсылка к Лермонтову). И к месту грустная ирония.

        ...начитавшись Мураками,
        воспарив над облаками,
        ахнул, охнул, ухнул, рухнул,
        крякнул, ойкнул, брякнул, хмыкнул...
        на старуху, брат, проруха -
        старику опять везуха...

        ангелы без крыл, на выход!
            (ангелы без крыл)

Кто здесь, в строчках Сергея С-К, скоморошничает? Уж не Хармс ли?

        Бухой мастеровой в табачном полумраке,
          терзающий резцом кленовую судьбу,
        Доверь диез коту, отдай бемоль собаке,
          бекар нырнёт в камин и вылетит в трубу!
                (Вино витых виол...)

Ну а в этом четверостишии чьи ноты-образы-приёмы проступают? Пожалуй, одним-двумя именами критик-аналитик никак не обойдётся и всё равно в параллелях своих ошибётся, ибо интонации позднего Сутулова-Катеринича являются уже его собственными...

Возможно, иные парафразы и сам поэт иногда не замечает, но, думаю, они всё-таки не случайно всплывают из памяти. Именно ассоциативность мышления надо считать важнейшим качеством поэзии Сергея Сутулова-Катеринича. Вызывая ассоциации, поэт даёт восприятие через освежённое ощущение уже известного ранее. Вячеслав Иванов, подчеркивая такое качество у Иннокентия Анненского, определил лирику поэта как "символизм ассоциативный". Поэзию Сутулова-Катеринича я бы назвал условно "реализмом ассоциативным". Об Анненском Иванов пишет: "Поэт-символист этого типа берёт исходной точкой в процессе своего творчества нечто физически или психологически конкретное и, не определяя его непосредственно, часто даже вовсе не называя, изображает ряд ассоциаций, имеющих с ним такую связь, обнаружение которой помогает многосторонне и ярко осознать душевный смысл явления, ставшего для поэта переживанием... Разоблачённый таким методом объект поэтического созерцания, когда имя его ясно раздастся в сознании читателя, кажется ему новым и как впервые пережитым..."

Такое уж вовсе не наработаешь какой-то тренировкой, это является опять же особенностью таланта и привнесённым жизненным опытом, обилием пережитого и познанного Сутуловым-Катериничем. Вот некоторые примеры: "Под аркой триумфальные подарки" - отсыл к триумфальной арке.

        ...это было давно. бзыковала зима.
        два рубля - на кино. эскимо - задарма.
        на экране - фата. Рим. двенадцатый час.
        фаэтон и фонтан... фильм, конечно, про нас!
        красота простоты. наготы чистота.
        та актриса - не ты. просто ты станешь та!

          хипповал. дурковал. колобродил. чудил.
          и квадрат, и овал выжигал на груди.
            (синема: кинематика без математики)

        гримасы родимых ничтожеств-величеств
        без виз - безвозмездно - в капризах капричос...
        парит над бедламом Плисецкая Майя,
        но в мае погаснет, Кармен вспоминая.
        армянка - сеньора?! гуцул - кабальеро?!
        Святая Мария - единая вера...
        о многом, безбожник, у чаши Грааля
        успеешь подумать, в агате сгорая.
            (в агате сгорая...)

Цитировать обильно ассоциативные моменты в стихах, поэмах и поэлладах излишне, поскольку поэзия Сутулова-Катеринича - сплошные перемещения во времени и пространстве, в атрибутах истории и культуры - это, по сути, и есть его стиль, особенно проявившийся в последнее десятилетие.



Сутулов-Катеринич каким-то удивительным образом втискивает в замысловатую подчас в поэтическую ткань и свою биографию, и свою судьбу - в общем, всё, что работает на общий замысел. Жизнь поломала изрядно и его, и близких людей. Были трагедии и утраты. А что составляет жизненный, переходящий поэтический арсенал Сергея Сутулова-Катеринича? Физико-математическая школа при МГУ, филфак Ставропольского педагогического института, журналистика самая разная, долгое непризнание. Здесь бы подстроиться, делать, как все. Но он поступает на сценарное отделение легендарного ВГИКа и успешно оканчивает его. Да, возможно, это почти надлом, может быть, отчаяние. Но другой вид искусства даёт приток новых выразительных средств, и всё, что было, соединяется в одно. По-другому он писать уже не может, да и не хочет. Что греха таить, зачастую поэты, отыскав удобное русло, не пытаются подпитать его притоками живыми и разными. Сутулов-Катеринич тем и отличается от многих современных стихотворцев, не в унизительном смысле этого слова. И опять же в этом, очевидно, - черта характера. Я бы назвал её творческим трудолюбием или поэтическим любопытством, желанием заглянуть в ту сторону, куда ещё не заглядывал.



Тёплым сентябрьским вечером я возвращался из Ярославля в свой провинциальный Рыбинск. Удивительные, сказочные картины природы возникали с двух сторон дороги. Зрелище было завораживающее. Невероятно тянуло выйти в чудный простор, и я попросил остановить машину. Стоя на обочине осенней шоссейки, на краю поля и лесополосы, я подумал о том, о чём уже размышлял не однажды. Никакой художник-пейзажист не может приблизиться к оригиналу, созданному природой, по одной очень простой причине. Картина не передает запахи, движения воздуха, она выполнена в одном ракурсе. А находясь в живом пейзаже, ты всё это ощущаешь и взглянуть на одно и то же место можешь по-разному, отступив на шаг в сторону или присев на траву.

Но если с пейзажной живописью всё более-менее понятно, то со словом не совсем. Вот, вроде бы, существовала такая женщина, А. П. Струйская. Написал её портрет художник XVIII века Фёдор Рокотов. Но созерцая её на портрете, человек из другого века сказал, как выдохнул:

        Её глаза - как два тумана,
        Поуулыбка, полуплач,
        Её глаза - как два обмана,
        Покрытых мглою неудач.

        Соединенье двух загадок,
        Полувосторг, полуиспуг,
        Безумной нежности припадок,
        Предвосхищенье смертных мук.

Портрет сам по себе не может рассказать о характере, душевных качествах Струйской, перед красотой которой преклонялись многие. Николай Заболоцкий находит такие словесные краски, которые дополняют полотно художника и становятся явлением не меньшим, чем сам портрет. Прибавляются черты, которые поэт почерпнул из других источников и осмыслил по-своему, - судьба этой женщины.

А вот Сергей Есенин:

        Выткался на озере алый свет зари.
        На бору со звонами плачут глухари.

        Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
        Только мне не плачется - на душе светло.

У Есенина - словесная картина природы, но это стихотворение могло быть и иллюстрацией к пейзажу художника. И он становится понятней читателю: свет - выткался, глухари не молчат, - а плачут, иволга - тоже плачет. А это уже добавленная эмоциональная составляющая, которой не может быть на полотне.

Конечно же, я не собираюсь разъяснять известные истины, а хочу поговорить о главном. О пределах, данных поэту в изображении того или иного предмета, события, пейзажа. Они неограниченны, вернее, ограничены только способностями самого автора, выразительными средствами, которыми он владеет. Музыка, многомерность, ассоциативность. Слово становится действующим, наряду с мыслью, образом. Если каждого поэта представить в виде инструмента и один будет фортепиано, другой - скрипкой, третий - гитарой, четвёртый - гармошкой, то Сутулов-Катеринич предстанет оркестром. Инструментарий его стихов необычайно разнообразен. Примеры я уже приводил, но хочется подчеркнуть лёгкость, с которой рождаются музыкальные строки:

        Студентка из ВГИКА. Солоха. Дурёха.
        Этюд полувскрика. Этюд полувздоха.

        На слове "сердечно" фальшивила малость.
        Казалась беспечной. Конечно, казалось...
          (Киннор полувздоха: Адам и Солоха)

Бесспорно, здесь опять имеет решающее значение внутренняя рифма или даже превращение 2-стопного амфибрахия в 4-стопный. И смежная концевая рифма придаёт экспрессию.

А вот другое, и опять та же летучесть, но уже другие выразительные средства в стихотворении памяти Игоря Царёва:

        ...апрельская заря:
        держава без Царя.
        от Ольги до Оки -
        рождение ольхи.

        беспомощность врачей.
        бессмысленность речей.
        астральные грехи?
        авральные стихи.

        честнее пьяных слёз
        молчание берёз.
        над чётками голов -
        печаль колоколов.

Надрыв передают короткие, как выстрелы, строки. Вновь смешение аллитераций и ассонансов. Важно только не переборщить с выразительными средствами, не забыть о содержательной стороне. Но когда читаешь стихи Сергея Сутулова-Катеринича (пример - два только что приведённых фрагмента) сразу же западаешь на содержание (о чём?) и только потом задумываешься (как?).

А нужно ли это - использовать все возможности слова, играть на всех инструментах? Пожалуй, не обязательно. Можно стать виртуозом-скрипачом или пианистом и достигать успеха. Пример - упомянутый уже Михаил Анищенко, который вывернул себя до предела и, собственно, душу сделал тем инструментом, который издавал щемящие звуки. Красноярский поэт Сергей Кузнечихин, пропустив через себя всю красоту и мерзость жизни, выдаёт глубочайшие обобщения. Для этих поэтов не нужно то, что берёт на себя Сутулов-Катеринич. А он взваливает на плечи, показывая многим, особенно молодым, что формальные творческие эксперименты не новы и бесплодны, если за ними стоят только словесные изощрения. Здесь, как я уже подчеркивал, играет роль не всеумность механизма, а стихийность птичьего пения со всеми коленцами, присутствующими в нём.

Метафорой можно оправдать всё, любую заумь. Пример: известные строки раннего Маяковского: "Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; я показал на блюде студня косые скулы океана...". Классиков, я считаю, тоже надо читать, критически оценивая, в том числе и Пушкина с Лермонтовым. Правда, многомудрый Ю. М. Лотман, приводя эти, да и другие строки, объяснял, что у каждого поэта свой мир. Но ведь путь ряда великих известен: ранний Маяковский весьма отличается от позднего, как и Заболоцкий, и Пастернак, который сетовал в письме писателю-эмигранту Борису Зайцеву на исходе жизни: "Но среди огорчений едва ли не первое место занимают ужас и отчаяние по поводу того, что везде выволакивают на свет и дают одобрение тому, что я рад был однажды забыть и что думал обречь на забвение". Пушкин 20-летний и 30-летний - поэты разного уровня и даже мировоззрения.

Сами по себе метафоры и нарочитая звукопись не значат ничего, если не работают на общий образ. Руководитель одного из семинаров, разбирая стихи молодого поэта, увлекающегося метафорами, заметил, что кружева хороши, как отделка, но шить платье из одних кружев излишне. А вот точная деталь, отражающая реальность или состояние поэта, всегда усиливает стихи. Сутулов-Катеринич весь "детализован".

        ...актёр, поющий за стеной,
        попал в запой очередной.

        поэт почувствовал спиной:
        актёр поссорился с женой.
          (Из цикла "Актёр и поэт")

Обильно цитировать не стоит, да и писал я уже об этом, характеризуя подборку в "Литературной газете".

Давно известно, что достигнуть гениальной простоты в поэзии всего труднее. И здесь можно припомнить пушкинские строки: "Буря мглою небо кроет, / Вихри снежные крутя; / То, как зверь, она завоет, / То заплачет, как дитя, // То по кровле обветшалой / Вдруг соломой зашумит, / То, как путник запоздалый, / К нам в окошко застучит". Так наглядно и объёмно может нарисовать картину зимнего вечера только истинный поэт. К тому же и здесь всё-таки очевидна работа над стихом в плане звучания. Не случайно 6-кратное З и даже 4-кратное ЗА. Эта звукопись даёт экспрессию, ощущение тревоги. А вот сравнить что угодно с чем попало и ещё такого добавить, чтобы стихи превратились в ребус, готовы многие в наше время. Но человеческий мозг и человеческая душа устроены таким образом, что могут воспринимать только нечто разумное, а не бред сумасшедшего, хотя иногда он может выдать и что-то яркое, необычное.

То, что до Сутулова-Катеринича, пожалуй, немногие делали с таким упорством и убеждённостью, - это работа существительными. Для энергии, которой требует стих, Сутулову-Катериничу, да и не только ему, не хватает глаголов. Они, как правило, уже затёрты, использованы многократно. И действие начинают выражать существительные через ассоциации, параллелизмы, сравнения, метафоры. А когда и они не могут означить задуманное, поэт превращает их в глаголы, усиливая воздействие, и получается это весьма органично - сущность предмета и действие соединяются в одно целое. Уже работают не существительное + глагол, а существительное-глагол, что привносит в стихи новизну. Возникают и другие словосочетания: числительное + существительное = определение: "сорокаградусный народ". Чем заменить ЭТО определение равноценно? Пожалуй, нечем: пьяный, хмельной - невыразительно и лишено свежести. Или другое:

        ...очень старый дождь в январе.
        очень странный стих без тебя.
        мы увидимся на заре
        сорок пятого дождебря.
            (сорок пятого дождебря)

Встреча в дождливом январе приобретает за счёт словообразования большую пронзительность и даже новый смысловой оттенок. А в стихотворении "ежевечерне..." - уже серия таких ярких находок:

        "ежевечернеалкогольный",
          "ежевечернезабугорный",
            "ежевечернекарамбольный",
              "ежевечернепосторонний",
                "ежевечернекорвалольный".

О влиянии разных блестящих стихотворцев на формирование поэтики Сутулова-Катеринича уже писали, да и я упоминал. Но как может воздействовать тот или иной мастер на ученика, - только пробуждая в нём те стороны таланта, которые могли бы дремать. Напрямую - это невозможно, поэзия - не копирование приёмов, большинство из них известно, а вот способность воспользоваться практически всеми дана немногим. Стихами Сутулова-Катеринича можно иллюстрировать "Поэтический словарь" А. Квятковского. Если внимательно читать поэта, то приходишь к пониманию, что он, пожалуй, не элитарный в основе своей, не книжный. В его стихах много бытовых находок, строк, разговорной лексики и ритмики:

        покурим, милая, на камушках,
        нева ворчит - шалят мосты.

        Мерещатся нелепые обиды -
        И смех, и грех.

        Мороз крещенский пропотел
        И скрылся в башенках скворешен.

        Великое искусство - пить чаи.

        Как на сеновале
        Пили "Цинандали" -
        Шапки набекрень!
        Вольно ворковали,
        Важно толковали
        Целый божий день...

        Чертыхнулся на бумаге,
        Опасаясь четверга...
        И очнулся в колымаге
        Закадычного врага.

Последнее прямо по-пушкински, но не подражание же! Хотя природа стиха Сутулова-Катеринича та же: брать из окружающего мира свежие образы - задачка, прямо сказать, не из лёгких. Проще выдумать какую-то искусственную конструкцию. Иногда поэт и вовсе переходит на частушку, что не столь безопасно, но почему бы и нет, если она так осовременена и индивидуализирована. Вот четырехстопный хорей, но две строки соединены в одну с сохранением рифмы внутри. Короткая строка не позволяла бы так передать протяжённость, бесконечную версту. Если же читать строку медленно, то здесь получается восьмистопный хорей - размер весьма редкий. И дополнительное воздействие параллелизма не лишнее.

        Эротичная покупка - заграничная фата...
        Полуночная попутка - бесконечная верста.
        ......................................................
        От заветного райцентра - сто ухабов наизусть.
        Непомерная наценка - зафрахтованная грусть.

Этот приём поэт использует нередко, что, конечно, опять же говорит о народных истоках поэзии Сутулова-Катеринича. Хотя это условно, все определения для поэзии относительны. О чём, кстати, писал в статье "Выпад" О. Мандельштам: "Какой должна быть поэзия? Да может, она совсем ничего не должна? Нет ничего легче, как говорить о том, что нужно, необходимо в искусстве..."

А вот другое стихотворение Сутулова-Катеринича - "Письмо русского папаши американскому сверстнику/ровеснику/годку":

        ...в час урочный - сон восточный:
        забеременели дочки.
        нюры-дины-милы-юли
        родичей не пiдманули!

        дочки маши - песни наши!
        дочки даши - сказки ваши!
        я - папаша, ты - папаша!
        дочками гордится Раша.

Здесь уже, при том же размере, только с женской рифмой, чутьё подсказывает поэту короткую строку, поскольку мысли укладываются в неё и сам иронический сюжет требует этой игривости.

Иногда поэт даже становится на уровень мудрого сказителя, не опасаясь впасть в прозу:

        Умный сосватал добрую.
        Добрый сосватал сильную.
        Сильный сосватал гордую.
        Гордый увёл красивую.
        Глупый сосватал слабую.
        Слабый сосватал дошлую.
        Дошлый сосватал пошлую.
        Пошлый обманет славную...

И ещё в большинстве стихов Сутулова-Катеринича присутствует тонкий, органичный юмор, ирония, которых поначалу не замечаешь. Этот ироничный взгляд много повидавшего и испытавшего человека - ценность великая, юмор в лирической поэзии вообще штука редкая. Ибо здесь - не поэтический приём, а свойство характера. Даже во множестве названий стихов присутствует живая смешинка: "Ода "вечному" перу, или Путешествие на черепахе в чистый четверг", "Ты моя женщина - вечноколючая", "Коллонтай из села Фатово", "Кофе с муравьями", "Камертон: проверка слуха № 10051952", "Летающая актриса", "Лысая гора. До востребования. Чёрту", "Январёнок, Тать и ключик Ять", "Великий Александр - не путать с Македонским!", "si!-oui!-yes!"... Перечислять можно долго. Учитывая то, что почти все стихи двухтомника имеют названия, - работа для ума и фантазии тоже немалая.

Если же процитировать строчку из "морозного" стихотворения, то можно сказать, что здесь, кроме юмора и соединения числительного и существительного в прилагательное, проявляется и упомянутая уже черта стихов поэта - перекличка с классиком, которая даёт ассоциативные преимущества:

        сорокаградусный народ
              (Сергей С-К)
        узреет истину в стакане.
              (А. Блок)

Далеко не всегда эти переклички лежат на поверхности. Думаю, что многие из них будут просто не замечены и просвещённым читателем.

Ещё в одном стихотворении явно прослеживается тот же пушкинский подход к тексту, или даже сказочная ритмика:

        Вероятность узнавания
        Через век невелика.
        "Ты какого роду-звания?!" -
        Окликают дурака.
        "Ты какого роду-племени,
        Растопырка-борода?!"...
        Но лохматое видение
        Исчезает без следа.
          ("Нулевой вариант, или Фигура умолчания")

А кто-то, может быть, увидит здесь и нечто некрасовское. Но, скорее всего, это идёт от русского фольклора.

        Гордая птаха горлинка
        Каждому в День рождения
        Дарит - на радость, горе ли?! -
        Странные откровения...

        - Ты проживёшь долее,
        А повезёт - баловнем...
        Вольному - море! Добела
        Выскреби рёбра палубы.
          ("Притча о море, небе и поэтах")

Такое свободное обращение с языком мы видим практически в каждом стихотворении. В одном случае это позволяет усилить смысловую нагрузку за счёт повтора глаголов, как, например, в стихотворении "Баллада о невзорванных вагонах": "Заскрипели, закряхтели, загудели... / Замерцали, задрожали, засверкали...", или же определений: "...красный, тревожный, авральный... / серый, унылый, паскудный" ("Стихи, не написанные тобой") с нарастанием воздействия каждого следующего глагола или определения (градацией). А в других случаях необходимый эффект даёт тонкая работа сравнений, как в стихотворении "Мелодия печали и добра": "Метафоры, как вдовы, одолели", или, здесь же: "Из чистого, как детство, серебра", или "Голая пол-литра злее, чем гюрза" ("Правила неотложного выхода из неосторожного "штопора"").

Что-то из того, что сказал о поэзии Сергея Сутулова-Катеринича я, подмечали и другие, например, её кинематографичность. На то, что стихи наших выдающихся поэтов просятся в киноряд, Сергей указал и сам - в "Опыте автобиографии". Возможно, так оно и задумано свыше: все виды искусств - литература, живопись, театр, кино - соприкасаются своими гранями и образуют один большой "организм творчества"

Без личностных моментов творчество Сутулова-Катеринича я представить не могу. Сейчас в поэзию приходит поколение, которое просто не хочет делать биографию, или не желает открыть это читателю. Но что же тогда остаётся? Пустые слова, искусственные обороты речи, которые быстро иссякают. В них нет тех высоток и ложбинок, за которые можно зацепиться. Конечно, "лирические переживания" могут быть и по поводу порванных колготок или укуса комара - и это неприятно. Но испытавший настоящее горе или драму человек едва ли посчитает такие страдания серьёзным поводом для стихов. Детализация мелких переживаний или даже размышления о смерти в общих чертах - тоже ничто по сравнению с тем чувством, когда смерть вошла в твой дом или война пришла на твою родину. Даже любовь надо испытать по-настоящему, чтобы выразить это чувство.

И здесь задумываешься о существенном не только для Сутулова-Катеринича. Оно в том, что окружающая реальность создаёт творца, а дальше он начинает воплощаться в слове. Многие думают, что стихи надо научиться писать, то есть складывать слова в рифмованные строки. Но, как мне кажется, умение - вторично. Поэт, созданный миром, начинает создавать свою Вселенную и оттуда черпает всё, что проявляется в стихах. Вот и Сергей Сутулов-Катеринич создал мир, который стал источником его вдохновения. И чем богаче он, тем совершеннее творения поэта. Один мир - без птиц, деревьев, трав, лишь с размышлениями среди каменных зданий, машин, умных книг. Другой - наполнен звуками, цветами, трепыханием бабочек, любовью и красотой. Откуда можно почерпнуть больше? Ответ понятен. Но надо жить в согласии с ним, что удаётся далеко не каждому.

Можно разделить поэзию по степени сосредоточенности на себе, эгоцентричности. Кто-то любит Есенина, а кому-то ближе Анненский, Блок, Гумилёв - все они разные именно в этом. У Сергея Сутулова-Катеринича здесь определённое равновесие. Известное определение поэзии, данное Николаем Заболоцким, "мысль-образ-музыка", тоже весьма условно и, в общем-то, не говорит о том, что мысль должна стоять на первом месте. Скорее, это предполагает наличие в стихотворении мысли, выраженной образно и оформленной музыкально. Последнее, естественно, должно присутствовать в любом случае, энергия стиха зависит именно от звучания. Но комбинации "мысль-образ" и "образ-мысль" всё-таки отличаются. У Сутулова-Катеринича, в основном, на первом месте стоит "образ", в котором заключена "мысль". А ещё бы хотелось подчеркнуть, что умные стихи - не условие качества. Можно вспомнить пушкинское: "А поэзия, прости Господи, должна быть глуповата" (из письма Вяземскому). Нестандартность выражения, иногда по-детски наивная, привлекает больше, чем тяжеловесный постулат. Всё-таки стихи прежде всего должны воздействовать на чувства человека, а не на голову, хотя и на голову тоже. Но все три составляющие в стихах Сергея Сутулова-Катеринича присутствуют в полной мере.

Есть и ещё одна особенность у стихов Сутулова-Катеринича (впрочем, не только у него), возможно - это веяние времени. Но у этого поэта такой подход объясним. Он берёт некий пласт реальности, больший или меньший, и рисует его, как художник, соответственно озаглавив ("Восьмая нота", "Попытка number...", "Чечётка Вечности", "Соло судьбы в судьбе", "век серебрится стансами", "мелодия из Белого тоннеля" и многое другое). Поэт даёт нам предмет таким, каким он его видит, воспринимает. Какое же у нас будет "лицо" при чтении - это не его проблема. Переживать должен читатель, автор уже пережил. А вот мы способны к переживанию через воображение? Иным хочется, чтобы всё положили в рот и разжевали.

Стихи приходят по-разному: из глубины внутреннего мира самого поэта и свыше, одновременно из двух стихий. И это заметней с годами, когда, собственно, поэт и становится поэтом в полном смысле слова. И, конечно, стихи Сутулова-Катеринича раннего отличаются от тех, которые родились в 2000-х годах, особенно после 2005-го. Я не буду давать оценки, что удачнее, что менее. Но особенная лёгкость ощутима именно в 2000-х. Как пример можно привести строки из стихотворения "Рецепты спасений":

        Безумец, ревнивец, упрямец и дале -
        Печальный счастливец, миндальный идальго,
        Любимец отличниц в шинели Мишеля,
        Личин и обличий - для тыщи мишеней.
        Ревнивец, упрямец (который безумец)
        В портретный румянец вонзает трезубец.

И появление "поэллад" тоже связано с этими годами. Пожалуй, здесь сказалось признание, обретение уверенности, за что надо поблагодарить тех, кто не прошёл мимо "нестандартного" собрата. А ещё хотелось бы отметить, что Сергей Сутулов-Катеринич просто хронически болен выдумкой, которая идёт от желания творить и удивлять. Даже содержание его книг читаешь, как поэму: "Фарс-перелёт Москва - Париж - Лиссабон", "Фотография под облаками", "Бокал берёзового сока", "ALTER EGO: попытка реставрации", "Тост за скобкой", "Завтрак на траве в кругу друзей, дам и теней", "Стоны южного мамонта", "Контрольный поцелуй у Храма Святого Семейства", "светожизни смертотень"... Хотя поначалу думается: зачем поэт столько сил тратит на сочинение названий стихов, но потом понимаешь - не зря. Он такой во всем, до мелочей.

Ещё один вопрос: насколько поэзия должна быть привязана ко времени? Здесь не лишним будет размышление на эту тему выдающегося поэта Марины Цветаевой. В статье "Поэт и время" она раскрывает эту тему ярко и выстрадано: "...крупный художник неизбежно современен", - пишет Марина Ивановна. И продолжает: "Не современных, поныне здравствующих поэтов, могла бы назвать десятками, но они либо уже не поэты, либо никогда ими и не были... Современность не есть всё моё время. Современное есть показательное для времени, то, по чему его будут судить: не заказ времени, а показ... Современность в искусстве есть воздействие лучших на лучших, то есть обратное злободневности: воздействию худших на худших".

Эти слова Цветаевой можно применить и к поэзии Сергея Сутулова-Катеринича, он не в услужении у времени, а является его творцом, выискивая то, что в нём нового, сопоставляя с прошлым и заглядывая в будущее. И ещё одна фраза Цветаевой: "Есть нечто в стихах, что важнее их смысла: - их звучание". Именно музыку нашего времени можно извлечь из строк Сутулова-Катеринича, времени, в котором смешались, как никогда, и дореволюционное, и довоенное, и военное, и постперестроечное, и нынешнее - с душком авторитаризма. Здесь стоило бы по-цветаевски вздохнуть: "Если бы между поэтом и народом не стояло политиков!"

Поиск новых выразительных средств наиболее заметен в стихах 2005 - 2008 годов, когда, очевидно, Сутулов-Катеринич попытался войти в элиту "сетевой поэзии". Надо сказать, что это, пожалуй, удалось. Поэт даёт читателю двухтомника "Ангел-подранок" заглянуть и в начало своего творческого пути. Раздел стихов конца 1960 - 1970-х годов обозначен весьма загадочно: "Бином Морфея". Не буду заниматься предположениями, откуда такое название. А вот стихи стoят того, чтобы их прочитать, - и понять, что всё, заложенное уже в те годы, Сергей Сутулов-Катеринич сохранил и приумножил. Вот примеры:

        Холода изначальные измочалили.
        А любовь изначальная, измельчав, опечалила.
        Уходила ты от отчаянья.
        От молчания. Без венчания.
                (1970)

Здесь, конечно, бросается в глаза звукопись. А вот строки из других ранних стихотворений поэта:

        Забудем о встречах и вспомним о почте:
        Письмо - это легче,
            письмо - это проще.
        Забудем о Боге, забудем о смерти...
        Случайные строки
            в случайном конверте.
                (Начало 70-х)

        Проклятие Вийона -
        Поэты вне закона!
        Привет вам, незнакомка,
        Пришедшая во сне...
        В бокале - рифмы Роны,
        Рефрены, рондо звоны,
        И ню, и "ни", и "не"...
        Мимозы. Зверский холод -
        С мороза рвётся Воланд?!
        Но хохот, хохот, хохот -
        Вийон явился мне...
            (Середина 70-х)

Заметна и культура, постигнутая совсем молодым ещё автором: мифология, книжные и исторические имена и естественное вкрапление их в стихи.

Я не случайно сравнивал возможности живописца и поэта. Да, превзойти природу невозможно. А вот со словом всё иначе: можно в пределах словесного творчества заниматься поисками, а можно выйти за его пределы. Что поэзия - "синтез образа", часто повторял один мой друг. Если же заглянуть дальше, то искусство слова может быть синтезом нескольких искусств и даже отчасти соединяться с наукой, получая дополнительную выразительную силу. Один известный писатель советовал много читать, причём не только художественную литературу, но и техническую, научно-познавательную, медицинскую, а если сказать более точно, изучать жизнь во всех её ипостасях. Тогда, при обилии разных познаний, расширится лексический диапазон, появятся свежие метафоры, сравнения.

Судьба у Музы Сергея Сутулова-Катеринича не будет лёгкой. Об этом я говорю не первый. Некоторые ревнивцы попытаются натужно превзойти его на том пути, какой стал естественным для этого поэта. Только ведь писать так, как пишет именно он, без увлечённости, порыва - невозможно... Да к тому же поэт, не творящий, а собирающий стихи, как некие изделия, едва ли получит от этого большое удовлетворение. Естественно, что и за стихами Сутулова-Катеринича стоит большая работа. Анна Ахматова в своих дневниковых записях вспоминает, что у Мандельштама была даже "теория "знакомства слов"". То есть он говорил о важности столкновения в строке тех слов, которые раньше никогда рядом не стояли.

Попытки выделить язык современной поэзии из поэтической речи предшествующих периодов, пожалуй, непродуктивны. Меняется лексический набор, появляются новые слова, но это было всегда, и в XVIII, и в XIX, и в XX веке. Может быть, сейчас процесс несколько ускорился. У отдельных поэтов это проявляется сильнее по причинам активного выхода в мировое пространство (поездки за границу, общение с иностранцами), а также в связи со спецификой рода занятий и чтения. Другие стихотворцы не слишком охотно пускают в свои тексты новые слова, не видя в этом большой необходимости. Сутулов-Катеринич, скорей, относится к первым, но это в его поэзии вторично, а первичны, как я уже сказал выше, другие творческие моменты.

Когда наступает время резких перемен, оно, несомненно, входит в стихи. И отрезок, где вместилось всё - царская империя, советская власть, авторитарная демократия, - требует своих поэтов, как требовал их период революции 1917 года и гражданской войны. И это были разные поэты: Блок, Есенин, Маяковский, Волошин... Надо было говорить и громко, и объёмно, и с болью... Маяковский даже о Пушкине, - вспоминает актриса Вероника Полонская, да и не только она, - в полемической горячности высказался весьма бесцеремонно: дескать, ритмы Пушкина и его времени далеки от современности, которая обязывает к иной, стремительной стихотворной форме, к рваной строке. Правда, остыв, он признал, что, конечно, Пушкин - гений.

Сергей Сутулов-Катеринич - традиционалист и экспериментатор в одном лице. Понятно, что поиск не всегда гарантирует удачу, можно уйти совсем не в ту сторону, и такое случается в стихах не только Сутулова-Катеринича, например, попытки убирать из стихотворения знаки препинания, как это сейчас модно. Но, думаю, это всего лишь некий соблазн мастера. Русский язык держится на знаках препинания, передающих эмоции, оттенки речи, и убирать их - значит, обкрадывать себя. Не случайно Маяковский стал писать "лесенкой", в том есть и причина определения смысловой значимости слов, но это и при наличии знаков препинания не всегда удавалось. Например, в известной строке из вступления к поэме "Во весь голос" непонятно, на чём делает акцент автор:

        Мой стих
          трудом
            громаду лет прорвёт.

Что подчёркивает поэт: или "мой стих", или "трудом", или "громаду лет"? Здесь, возможно, и стоило поставить какой-то знак.

У любого поэта есть и неудачные стихи, их даже больше, чем удачных. У Сутулова-Катеринича они там, где он идёт от излишнего пересказа. Опасны и повторы приёмов, без внесения какой-то свежинки. Читатель постоянно ждёт её, поскольку поэт спровоцировал такое ожидание. Путь Сергея Сутулова-Катеринича, конечно, вовсе не является столбовой дорогой в поэзии. Но в его стихах заключены разные начала. Я думаю, найдётся профессионал (если они ещё остались), который более системно проанализирует творчество поэта. Задача моей статьи не совсем в исследовании творчества поэта, а, скорей, в постижении явления под "брендом" Сутулов-Катеринич, именно явления, которое воплотилось в конкретном человеке по велению природы.

При таком владении разговорным языком, диалогом Сергей Сутулов-Катеринич мог бы писать достойную прозу (да, впрочем, и пишет) но по своей природе он всё-таки поэт. А талант прозаика, умение выстроить сюжет проявляется в его поэмах и поэлладах. Поэма "Сорок роз" - это, по сути, роман о первой любви, оставшейся в далёкой юности, но, как почти всегда бывает, не уходящей от человека до конца жизни. Подзаголовок "Сентиментальная поэма" грустновато-ироничен, но поэма на самом деле драматична и даже трагична. Это в прологе: романтическая любовь, цветы, начинающий поэт, юношеские мечты.

        Мальчику - шестнадцать лет,
        Девочке - пятнадцать лет.

Всё разбивается о суровую реальность. Хотя лирический герой поэта Сева Светляков сохраняет нежное чувство к девочке Яне Мотыльковой. Сорок роз, сорванных в санатории, за что влюблённый юноша наказан, проходят по всему сюжету, начиная с иезуитского допроса в милиции, превращаясь впоследствии в знаковую цифру "сорок":

        Сорок роз. Вопрос - ответ.
        Проще некуда сюжет...

        Сорок роз. Допрос - в рассвет...
        - Начинающий поэт?

А дальше:

        Год - условно, без медали.
        Минус комсомол и дале...

Девочка Мотылькова Яна-Ева растаяла в розовом тумане юности, оставшись в памяти, как самое светлое, но невозвратное:

        ...Сорок лет прошло с тех пор.

        Сорок роз... Курсив грехов...
        Поседевший Светляков
        Вылетает за границу -
        В первый раз: мечтать? молиться?

        Городок под Сан-Франциско.
        Кладбище без обелисков.

        Водка "Сорок сороков"?!

        Сорок лет и семь шагов...
        Русский шрифт... рефрен богов...
        Медь латиницы, и даже
        Полуфразы из сонетов
        Намекают о пропаже...
        Рябь в глазах, рой силуэтов...
        Знал, зачем летел, - читай же:
        Е-ва-Я-на Фи-о-ле-тоff...

Пожалуй, и фиолетовый цвет символичен, в него перешёл розовый, словно плеснули в эту розовость боли и тоски. А, может, это цвет фиолетовых чернил школьного детства? И разбивка строки-фамилии не случайна, здесь заложен момент прочтения. Герой медленно скользит глазами по надписи на могильной плите, и как бы вся история жизни и любви проходит перед ним, как это бывает в минуты эмоционального напряжения.

И, наконец, завершение поэмы - тоже неожиданное сравнение-параллелизм, возвращающее нас к началу поэмы:

        Проще некуда сюжет:
        Сорок роз - как сорок бед...

В прозе для развития этой драматической истории потребовалось бы написать действительно роман, в поэме всё уместилось на шести страницах.

О поэзии сам Сергей Сутулов-Катеринич сказал просто и очень точно:

        Собираю стихи построчно -
        Им по десять-пятнадцать лет...
        У поэзии паспорт бессрочный:
        Либо есть она, либо - нет!

Качество произведений Сутулова-Катеринича определяет и то, что каждая строфа в большинстве стихотворений самоценна. Это, по сути, маленькое стихотворение, как, например, в "Балладе об учтённых дураках и уцелевшем друге":

        Я врагов сосчитал поимённо -
            хватает на целую роту...
        На могилах друзей
            неизбежен паскудный запой...
        Подлеца назову подлецом -
            потеряю работу:
        Восклицательный знак
            обернётся пустой запятой.

        Новоявленный враг?!
            Рота радостно примет Иуду -
        Рыбаки рыбака
            встретят водкой и красной икрой.
        "Ненавидишь поэта?!" -
            Зачтётся, как высшая удаль!" -
        "По традиции - тост..." -
            "За скорейший его упокой!"

Но, естественно, в итоге получается единый поэтический образ, каждая строка дополняет его. Это - закон создания качественного поэтического произведения. Крупнейший литературовед, филолог, культуролог Ю. М. Лотман в статье "О "плохой" и "хорошей" поэзии" пишет, что к плохой поэзии можно отнести ту, которая не несёт информации или несёт её в малой степени. То есть, если поэт не открывает читателю ничего нового и язык его произведений состоит из общеизвестных штампов, едва ли такие сочинения можно назвать поэзией. В стихах Сутулова-Катеринича обе составляющие выражены в полной мере: и информативность, и яркость поэтического текста с обилием выразительных средств.

Инструментовка стихов Сутулова-Катеринича - это зачастую не просто работа звуком, но, скорее, какие-то семантические, смысловые находки, как в стихотворении "Помощь Божья":

        Целлулоидная дева-уродина,
        Нецелованная, целомудренная.

Читая предисловия и послесловия к книгам Сутулова-Катеринича, естественно, открываешь и то, о чём не сказали другие, хотя и подметили необычность словосочетания или строки. Вот, например, в целом весьма интересное предисловие поэта Юрия Перфильева к книге "Ореховка. До востребования". Но он просто отмечает, как удачную, строку "Капельки крови - "божьи короф-фки"". Мне же при прочтении этой строки сразу бросилось в глаза графическое двойное "ф-ф", напоминающее этих маленьких насекомых, и услышалось шуршание их крыльев. Замени на обычное - "божьи коровки", и эффект исчезнет. К тому же коровки всё равно отдают "коровами". А здесь о коровах забываешь.

Ещё раз подчеркну очень важную черту стихов Сергея Сутулова-Катеринича - кинематографичность, построение видеоряда, некую сценарность (не случаен ВГИК), слияние двух искусств в одно, о чём уже говорили другие. И здесь не обойтись без довольно пространной цитаты, вынесенной на оборот обложки книги "Ореховка. До востребования". Вот что написал о стихах Сергея чрезвычайно наблюдательный поэт и прозаик Борис Юдин:

"Была в моём детстве замечательная вещь: переводные картинки. Это когда квадратик бумаги нужно было намочить в блюдце с тёплой водой, а потом наклеить на чистый лист, на книгу... на куда угодно. После этого оставалось осторожно снять влажный и пахнущий клеем защитный слой бумаги, чтобы возникло блистающее лаком изображение. И это было равнозначно чуду.

Такое же ощущение чуда возникает, когда раскрываешь книгу Сутулова-Катеринича, поскольку Сергей наделён уникальным даром перевода банального в необычное. Поэт, обладающий абсолютным слухом и слышащий симфонизм вселенной, предлагает читателю аллитеративные ряды, возникающие из этой полифонии.

И начинаешь понимать, что человек звучит.

Он - алхимик, смешивающий несовместимое и получающий разноцветие-разнословие. Когда одно слово вступает в химическую реакцию с другим, порождая третье, прежде незнаемое.

Он - физик, организующий словесный поток так, что цепная реакция метафор приводит к эмоциональному взрыву.

Он умеет называть неназванное, высвобождая это неназванное из подсознания".

О поэзии Сергея Сутулова-Катеринича пишут, но пространство таких публикаций, на мой взгляд, пока только узкая ленточка побережья океана. Но и это неплохо, поскольку о ком сейчас говорят обстоятельно? Важно и то, что признают особый дар поэта его современники, тоже претендующие на то, чтобы о них высказались по большому счёту. Подводя итог разговору о творчестве Сутулова-Катеринича, хочу привести ещё одну цитату. Вот что пишет о своём собрате Георгий Яропольский: "Сталкивая слова схожего звучания, поэт высекает из них новые, совершенно неожиданные смыслы, причём множащиеся, перетекающие друг в друга... его стихи представляют собой попытку систематизировать первозданный хаос, который он видит и чувствует в окружающей действительности". Очень точная характеристика, кратко и ёмко высказанная известным поэтом и переводчиком.

Слово человека творящего не бывает случайным, поскольку оно рождается из того воздуха, которым наполнен мир, той энергии, которая его питает. Вот и сходится многое в одно, в те строки, которые отражают состояние автора в этот миг. Как, например, Ад в Раю, естественно, земном:

        Устав от водки, дружб, предательств,
        Устава края, слёз страны,
        Я почитаю вирши Данте
        У переделкинской сосны.

Это то, что творится сейчас в литературе, переполненной грехами, склоками, тщеславием, ненавистью до предела. Действительно Ад, созданный теми, кто должен нести в мир мудрость и осмысление.

Чтобы не создалось впечатление, что я слишком увлёкся достоинствами стихов Сергея Сутулова-Катеринича и почти не говорю о недостатках, опять хочу подчеркнуть, что цель моего эссе - не рецензирование одной или нескольких авторских книг, а размышление о выразительных средствах поэзии на примере творца, воплотившего в своих лучших стихах многое. Если явился собрат со своим голосом, сумел сделать то, что не пытаются или не могут другие, - надо об этом говорить. И слушать, пытаться понять: откуда, что, почему?

Своего читателя Сергей Сутулов-Катеринич будет искать, конечно, сам. Хотя, возможно, и наоборот - читатель найдёт поэта, близкого по мироощущению и мировоззрению. А поэзия уже нашла его и отметила каким-то знаком, только ей одной известным. Недаром мой тёзка выдохнул, решив отказаться от вопросительного знака в конце последней строки:

        что остаётся в остатке (самом сухом) на планете,
        мокрой от слёз Атлантиды, если поэты в ответе
        только за Слово - не больше, но и не меньше, заметьте...

Рыбинск
2014 – 2015




© Сергей Хомутов, 2015-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2015-2024.
Орфография и пунктуация авторские.




Словесность