|
ОДНО СЕРДЦЕ НА ДВОИХ
О книге Стефании Даниловой и Ники Батхен "Москварианты"
М., Всемпоэзии, 2023
|
В этом году выходит уже второй сдвоенный сборник известных молодых поэтесс: книга арфистки Марии Фроловской и сказочницы Натальи Захарцевой "Антоновка с Авалона" – и вышеназванный проект Стефании Даниловой и Ники Батхен, бьющих в солнце-барабан. Первая новинка отводит нас в волшебное пространство европейского фолка, вторая – в древнюю сказку Московского царства. В издании Даниловой-Батхен стихи перемешаны без обозначения авторства (душа в душу, рискованный новаторский ход с отсылкой к коллективному народному началу, архетипическому собирательному образу, разговорно-цветистому языку ярмарочной культуры). Две другие поэтессы расположены каждая со своего конца книжки, как раньше селились деятели литературы на фестивалях – домик на двоих, но вход у каждого свой. Тристановым мечом или прозаической перегородкой между ними служит иллюстративная вкладка. И, если быть откровенной, так для нас гораздо привычнее. Дизайн угадайки "Москвариантов" заведомо предполагает несерьезный подход – это веселая книжка в грустное время, в ней много словесной игры, остроумия, юности, карнавала, такое кэпитал-шоу, где читателя прокатят и денег не возьмут.
Маска Москвы – нарумяненная, беленая.
Сладкие плитки с Наташами и Алёнами,
Черные геленвагены, выбритый в ноль газон,
Голые пустоши, путаница промзон.
Сонные пассажиры в набитых ящиках,
Приторный запах счастья ненастоящего.
Елочные игрушки, корпоратив.
Праздник – убраться к черту, не заплатив,
|
Книжка называется "Москварианты" – а это и "Москвариум" – гигантский развлекательный аквариум для детей на ВДНХ, и "Мультиварики" – детская серия мультфильмов-песенок, и "ква", и несколько путей-развилок – варианты, судьбы, альтернативные реальности. Немного Москворечье – река и речь. Но и напоминание, что сконцентрированный позитив помещен в волшебный шар, замкнутое "сооружение", и в руках его подержать-полюбоваться можно, а вот выплеснуть и залить содержимым всю окружающую реальность – не факт. Кстати, мотив колеса удачи (карусели, барабана, казино – суть одно), вернее, сомнительной удачи, присутствовал и в недавней книге Даны Курской "Спросите Кошкину" – видимо, знак времени. Итак, поднимает настроение каждый мультик, как в известном слогане. Туристический буклет – если быть точным в определении жанра, только это поездка в вечную московскую юность из прозы жизни, а не в медийный образ яркой столицы из затрапезной провинции, как может показаться вначале. Кто боится Веро4ки Полозковой, тот не мы – одно из стихотворений ("Ангел необстрелянных городов") почти тематический ремейк ее известных Проводников ("покуда волшебства не опроверг..."), словно бы в подтверждение напутствующей и сохраняющей функций книжки. А почему нет – молодость может делиться своим опытом и мудростью с юными, помогать им и поддерживать, на определенном этапе жизни такая потребность скорее счастье, чем проблема. Например, "Баллада о домашнем насилии", сюжетно совпадающая со стансами А. Долгаревой "Девочки" ("Яську дед бил-бил..."), разве что менее трагическая, уже не просто поэзия, а попытка что-то изменить, показать путь. Спойлер – конечно же, там хеппи энд.
Были хорошие парни, что предлагали
Марине и руку, и сердце, и жизнь в Москве.
А у Марины свои голубые дали:
Димина кухня, из окон унылый сквер.
Дима Марине часто приносит розы,
Что через день становятся васильки.
Бьет ее и устраивает допросы,
следов краснота превращается в синяки.
|
Да, вообще-то Москва совсем не такая, как в промо для заезжего фехтовальщика, а "Москвариум" – это музей, где объединены рыбы Отчизны, вот только это не обычные рыбы, а отобранные и откормленные, уже давно забывшие ту местность, где родились. Что нужно, чтобы приобрести билет на шоу? Просто желание, посильная сумма и способность радоваться в принципе – и вот уже избранный читатель едет до Хогвартса, то есть до волшебного Московского царства. Две поэтессы поддерживают его въездные теремные ворота, как атланты – небо. Наверное, попадаем мы все же не в настоящую столицу, а в некий ее литературно-театрально-живописный образ, формировавшийся на протяжении минимум ХХ века. И немало зодчих руку приложили, впоследствии некоторых мы за эту руку поймаем. Москва как культурное пространство стала мифом очень давно – и державным, и сентиментальным, и индустриальным, и карьерным, и романтическим, квинтэссенцией всего русского в плохом и в хорошем смысле. Она Арбат Пушкина и Хитровка Гиляровского, кабак Есенина и Коломенское Ахматовой, гульба Толстого и покаяние Бунина, петровская первая отверженная супруга и место кровавых веселых расправ Грозного. Но анекдот и шутка, частушка и потешка, зубоскальство и дразнилка безвременны, никогда не будут избыточными, в отличие от мрачного, низового и трагического. Сейчас мы пришли повеселиться, не будем же слишком строгими к себе.
Снеженственность, снежалость, снежность сна.
Невестная сплошная белизна.
Орут синицы зло и заполошно.
Пожар Москвы давно отполыхал.
Где император ныл и отдыхал,
Теперь и приземлиться невозможно. <...>.
С дарами обмишулились цари.
Нужны пеленки, смеси, словари,
Бутылочка и миска теплой каши.
Снежертва не пойдет. На нас Москва
Предъявит лебединые права
И сказку о Снегурочке расскажет.
|
Вспомнился восточный афоризм: "Вроде и не было ничего – а сколько воспоминаний!" И действительно, такова Москва: в чудо превращается даже покупка блина на лотке, поиск туалета, случайная находка в виде карандаша на улице. Что в любом другом городе просто пустяк, в волшебном пространстве столицы – незабываемая встреча с невероятным. Эти воспоминания хранятся всю жизнь куда заботливее, чем иное обручальное кольцо или пачка купюр, потому что это сокровище души, а не тела. При таком прочтении мы легко совпадаем с авторами: ведь мы современники, чуть ли не ровесники, все же пушкинской и гиляровской Москвы мы не знали, а здесь можем судить как очевидцы. Да, многое похоже на правду. Но все же есть небольшой подлог: обе поэтессы – женщины взрослые, а ощущения во многом детские. Такого восторга ни от метро, ни от карусели зрелый человек скорее всего не испытает в трезвом состоянии, а вот ребенок – да. Однако сии мелочи скорее придирки.
Принципиально веселая поэзия – явление нечастое, воспринимается неоднозначно: мир не цирк, не дурдом, серьезное творчество должно быть серьезным, драматическим – осмысление жизни и эпохи. Даже античных трагиков было минимум трое, а Аристофан – всего один. Шутовство, балаган, дорога глупости, словом, весь этот передвижной праздник – находится особняком в культуре. Он в ней есть, он обязателен, но, как и представленная книга, он час потехе. Сказка, встряска, цветущие сады юности и карусели с петушком на палочке – хороший антидепрессант для унылого, однако как поэтическое явление выглядит больше поделкой, фокусом, экспериментом. "Что такое перед нами?" Солнечный удар позитивом? Или напоминание о том, как скучно мы живем? Вспомним Нату Сучкову: "Вот моя страна... <...> И, в общем, // Грустная она, // А другой не хочешь". Да и Б. Кутенков однажды на замечание, что отечественная литература грустная, ответил, что такова по своей сути любая большая литература. Однако здесь всё наоборот, и читатель понимает – хочется радости. Не всё же рыдать. Но одновременно из ценителя поэзии он превращается в другую ипостась – ярмарочного гостя, словно играет в "день – ночь", он уже не зритель, а участник, чудо получилось. Традиция личины, попадания в иномирие через карнавал, через "горе всем, кто закаруселится" (Евтушенко) – такая же вечная, как булгаковский бал у сатаны, средневековые празднества урожая и скоморошина, об этом можно рассуждать столь же долго, как и о московском мифе. Ясно одно – это закон самой жизни и потребности человека, а не новомодное веяние, книга отвечает потребности читателя, которая уже сформировалась давным-давно.
"Из мая в Измайлово.
Минус заморозки.
Плюс возможность вытащить себя за волосы.
Сесть на пушечное ядро,
Если вдруг не везет метро... <...>.
Вещи валятся, вести верятся,
Крутит мельница наше счастье,
Раздает всем сестрам по скатерти –
Самобранка в семье – самое то,
Особенно спозаранку".
|
Наверное, еще эта книга-бунт о том, что из всего в судьбе можно сделать конфетку, если очень захотеть. Весь твой день состоит из печального пейзажа пререканий с мамой, невзаимности во дворе, тоскливой учебы и невнятной перспективы? Это не навсегда. Есть способ все преобразить, напитав волшебством, наподобие молнии Тора, ударившей в размеренную современную рутину. Героиня (героини) книги – не совсем персонаж Резной Свирели, просто мальчик, который не так уж мечтает о чем-то грандиозном. Здесь в "просто девочке" есть больше. Огромная чувствующая и переплавляющая субстанция ее творческой души наполняет всё светом и смыслом, солнцем бытия – помните, мы говорили про Гарри Поттера? Каждый может стать частичкой огня – вот какой посыл дает автор (думается, образ школьницы-печальницы создан Даниловой), и мы его получаем.
Что происходит с героиней по ходу маршрута – прежде всего, она раздваивается, превращается в близняшек с обложки, и мы не всегда понимаем, то ли перед нами петербурженка, мечущаяся между младшей и старшей столицами, то ли провинциалка, дивящаяся красоте Первопрестольной. Впрочем, это неважно. Посреди вечного московского праздника, не всегда в сути веселого, пролегает путь ищущей себя и общения девушки. Как сформулировал бы беспощадный скоморох: "Молодой крокодил желает обрести друзей". Конечно, не все так саркастично-канонично, извечно. Однако эта вещь скорее про невстречу, про возможность закаруселиться, увидеть прекрасное в ужасном, помечтать и дать себя увести метафорической цыганской свадьбе, – нежели про долго и счастливо. Счастливо, но недолго. Или долго, но несчастливо. Да, жизнь нескладушка, в отличие от пасьянса рыжей книжки. И тем не менее, в ней так много прекрасного, как сказала Цветаева: "Ведь жизнь так прекрасна – не моя, но всё же!" Можно на время стать частью праздника и ощутить его в себе, и увезти с собой, а он останется где-то там, но никогда не перестанет.
"Не сразу Москва строилась. По капле вода камень
точит, а ты пока не трогай его руками.
Тише едешь и будешь в прекрасном своём далёко.
Встань же перед горой этой, как мышь-полёвка.
Вспомни еще пословиц, выучи их назубок.
А остальное, милая, совсем не твоя забота. <...>.
Первый кирпич тобой заложен был из тротила.
Стрелки спешат туда, где ты уже победила".
|
Книгу открывает послание автора, скорее всего, это Стеф – но, возможно, и нет, таково условие игры. Вот о чем это предупреждение: не ждите канона, вам могут сказать шокирующее, но с уважением, Америки не откроют – но, в то же время, мы и сами в некотором роде Америка. А вот второй голос (представим, что это Батхен): сусальный пряник столицы оказался горьким внутри, все шло хорошо, но мимо, и все же чудо присутствовало в гении места, подобно облаку, напоминающему слона. Возможно, способность жизни радоваться живущему (как в стихах о собаке: "Носится по улице собака, // Радуясь – жива, жива, жива!"), без каких-либо поводов, и есть самый большой божественный дар, а не какое-то там повышение, черный лимузин или взгляд красивого парня напротив.
О поэтической географии столицы читатель узнает из текста сам, а вот об аллюзивности можно и посудачить. Богатая живопись языка Батхен то упирается в цветаевскую роскошь присвоения себе всего увиденного, то в обратное – довольствование малым (как в названном стихотворении, надеюсь, оно верно атрибутировано и обозреватель еще не закаруселился). То натягивает почти хлебниковский пугачовский тулупчик: "Краснословит москворечь, // Что еще до дна беречь?// Кивера да ментики...// Ваши документики?". То появляется своего рода антибродский, скорее, это Стефания: "Ты выбираешь себе путь, не он тебя выбирает". Иное стихотворение словно бы зубоскалит над читателем, как девчонка из уральского сказа, например, ст. "Февраль честнее прочих – прогноз не обмануть..." – неизбежно напоминает о Пастернаке, а содержание его таково ("Харе дышать на ладан, да здравствуют цветы! // Московским маскарадом командуют шуты!"), что остается возмутиться или засмеяться, в зависимости от характера. В ст. "Москва-река выходит из Москвы..." проглядывает шмелевская мозаика, "Звонят колокола и звуком алым..." – перекликается с цветаевским "Царь и Бог!..". Ощущение, что перед нами несколько личин, петрушек, говорящих правду под маской обмана, и напротив – по-вийоновски надувающих нас вроде бы истинной историей. "Досье" персонажа тоже "расчетверяется": можно ли сказать, что это про жизненный успех? И да, и нет. Притча про дворника-таджика, переехавшего в столицу – о счастье ли она, обрел ли он то, о чем мечтал, осев здесь, в "центре Земли"? Счастье случилось с ним – но счастлив ли он? Девушка из Рязани встретила в Москве свою залетную любовь, но принесло ли это ей исполнение ее мечты, или горькая правда жизни оказалась совсем иной, как у Курской – "Сняв голову, не плачь по волосам"? Красивая и веселая жизнь юности постепенно превращается в улитку сомнения: "наработала стаж? создала ли патент?// Нет, и нет..." Счастье – что оно: фанера над Парижем или строчка в энциклопедическом словаре; есть, что вспомнить, но нет, чего рассказать, или девчонка, качающая во дворе кошку? Для девушки это чаще личная история, закончившаяся ничем, красиво называемым психологом нового поколения "опытом", но на самом деле не являющимся приобретением, увы. Зато красота и музыка мира от этого нисколько не убыла, невольно вспоминается мысль из недавней книги Р. Ярцева, что в мире было бы все прекрасно, если бы не человек и его запутанная жизнь. Кстати, о музыке – она тоже бывает разной – и флейта, и орган, и ложки, и, прости Господи, гармонь. А как вы думаете, какой инструмент взял этот исполнитель?
"Хрипкий голос речного кораблика,
Одинокий рябиновый куст.
Золотого московского яблока
Зыбкий, пряный, отчаянный вкус. <...>
Чайной ночью вода превращальная
Унесет – на Алтай, на Утришь.
Шаль на плечи – шальная, прощальная.
Лишь о музыке не говоришь –
Тронешь ноту – на шее, где родинка.
Отзовется высокое до.
Не Москва, а речушка Смородинка.
От росы потемнелый подол".
|
© Анна Аликевич, 2023-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2023-2024.
Орфография и пунктуация авторские.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Эльдар Ахадов. Баку – Зурбаган. Часть I [Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной...] Галина Бурденко. Неудобный Воннегут [Воннегут для меня тот редкий прозаик, который чем удивил, тому и научил. Чаще всего писатели удивляют тем, чему учиться совершенно не хочется. А хочется...] Андрей Коровин. Из книги "Пролитое солнце" (Из стихов 2004-2008) – (2010) Часть II [у тебя сегодня смс / у меня сегодня листопад / хочется бежать в осенний лес / целоваться в листьях невпопад] Виктория Смагина. На паутинке вечер замер [я отпускаю громкие слова. / пускай летят растрёпанною стаей / в края, где зеленеет трын-трава / и трын-травист инструкцию листает...] Александр Карпенко. Крестословица [Собираю Бога из богатств, / Кладезей души, безумств дороги; / Не боясь невольных святотатств, / Прямо в сердце – собираю Бога...] Елена Севрюгина. "Я – за многообразие форм, в том числе и способов продвижения произведений большой литературы" [Главный редактор журнала "Гостиная" Вера Зубарева отвечает на вопросы о новой международной литературной премии "Лукоморье".] Владимир Буев. Две рецензии. [О повести Дениса Осокина "Уключина" и книге Елены Долгопят "Хроники забытых сновидений...] Ольга Зюкина. Умение бояться и удивляться (о сборнике рассказов Алексея Небыкова "Чёрный хлеб дорóг") [Сборник рассказов Алексея Небыкова обращается к одному из чувств человека, принятых не выставлять напоказ, – к чувству страха – искреннего детского испуга...] Анастасия Фомичёва. Непереводимость переводится непереводимостью [20 июня 2024 года в библиотеке "над оврагом" в Малаховке прошла встреча с Владимиром Борисовичем Микушевичем: поэтом, прозаиком, переводчиком – одним...] Елена Сомова. Это просто музыка в переводе на детский смех [Выдержи боль, как вино в подвале веков. / Видишь – в эпоху света открылась дверь, – / Это твоя возможность добыть улов / детского света в птице...] |
| X | Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
|
