Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность



М Е Д Е Я




КОРМИЛИЦА
О, если бы корабль Арго не миновал
свинцовых Симплегад, в Колхиду пролетая,
и в горных долах Пелиона не была бы
повалена сосна, влагая вёсла в руки
отважнейших мужей, за золотым руном
для Пелия отплывших! Госпожа моя,
Медея, башен бы Иолка не достигла
с душой, израненной влечением к Ясону,
не принудила дочерей бы пелиевых
к отцеубийству, не жила бы здесь, в Коринфе,
с детьми и мужем, вызывая радость граждан
своим изгнаньем и прибытием в страну их,
Ясону самому во всём способствуя.
Конечно, это благо величайшее,
когда жена в раздоре с мужем не живёт.
Но нынче всё вражда. Всё чахнет, что любимо.
Предав своих детей и госпожу мою,
Ясон ложится спать на ложе царское,
взяв дочь правителя земли, Креонта, в жёны.
Медея, жалкая и обесчещенная,
кричит про клятвы, про рукою правой данный
обет любви, богов зовёт в свидетели
отплаты, от Ясона получаемой.
Лежит не евши, тело мукам уступив,
течение часов слезами растворяя,
с тех пор как разузнала о неправде мужа,
не поднимая глаз, не отводя от пола
лица, подобно камню или же морской
волне внимает увещаниям друзей,
лишь повернёт порою шею белую,
себя оплакивая и к отцу взывая,
к родной земле и дому, ею преданным –
всё ради мужа, что теперь её бесчестит.
Узнала, бедная, от этого несчастья,
насколько важно не бросать своей отчизны.
Детей же ненавидит, виду их не рада.
Боюсь я, как бы не задумала чего-то,
опасен дух такой, и обращенья злого
не вытерпит – её я знаю, и страшусь:
меч заострённый в печень не вонзила бы,
проникнув тайно в дом, где ложе застлано,
не умертвила бы царя и жениха,
а после не подверглась горю большему.
Она ужасна. Нелегко столкнуться с нею
и выйти из сраженья победителем.
А вот и мальчики, пробежку завершив,
идут, никак не разумея материнских
несчастий: детский ум не любит горевать.
 
ПЕДАГОГ
Семьи господской достоянье давнее,
ты что перед воротами осиротело
стоишь, самой себе на беды жалуясь?
Зачем желает без тебя побыть Медея?
Корм.Старик, детей Ясона обучающий,
беда, на долю выпавшая господам,
хорошим слугам тоже сердце сдавливает.
Дошла я до такого исступления,
что захотелось мне земле и небесам
сказать, придя сюда, о доле госпожи.
Пед.Ещё страдалица не прекратила стонов?
Корм.Завидую тебе. Пока нет и полгоря.
Пед.Ах, глупая – коль можно так назвать господ:
она не знает ничего о бедах новых.
Корм.Каких, старик? Не откажись поведать мне.
Пед.Да никаких. Жалею и о сказанном.
Корм.Я, сорабыня, бороды твоей касаюсь!
Молчанье, если нужно, сохраню об этом.
Пед.Я слышал, притворяясь, что не слушаю,
к столам приблизившись, где старики сидят,
играя в кости, у священных вод Пирене,
что хочет из страны коринфской мальчиков
с их матерью изгнать правитель этих мест,
Креонт. Правдив рассказ ли этот, я, конечно,
не знаю. Мне хотелось бы сказать неправду.
Корм.Потерпит ли Ясон, чтоб сыновья такое
перенесли, пусть он и с матерью в раздоре?
Пед.Для новых уз должны распасться старые,
он больше дому этому не дружествен.
Корм.Итак, погибли мы, коль новым горем нас
зальёт, а мы и старого не вычерпали.
Пед.Угомонись, не время нашей госпоже
об этом знать, храни в молчании рассказ.
Корм.Вы, дети, слышите, каков для вас отец?
Будь проклят… нет, не будь: ведь он мой господин,
однако с близкими он дурно поступает.
Пед.Не как любой из смертных? Разве ты не знала,
что всякий самого себя сильнее любит
(одни заслуженно, другие же корыстно),
что сыновьям отец постель предпочитает?
Корм.Ступайте, дети, в дом. Всё будет хорошо.
Насколько можно, ты держи поодаль их
и не води к разогорчённой матери.
Я видела: уставится на них по-бычьи,
как будто замышляя что-то. Не закончит
яриться, верно, не сразив кого-нибудь.
Пусть на врагов набросится, не на друзей!
МЕДЕЯ (внутри дома)
Увы,
как несчастна я, как я страдаю,
горе, горе мне, как мне погибнуть?
Корм.Так вот, детки: у матери вашей
наливается бешенством сердце.
Поскорее ступайте в покои,
на глаза вы ей не попадайтесь,
не входите к ней, остерегайтесь
нрава дикого, страшного свойства
своевольного сердца.
Убегайте скорее вовнутрь!
Поднимается и набухает
туча плача, и скоро зажжётся
большей яростью. Как же поступит
воспалившаяся, неспокойная,
поражённая горем душа?
Мед.Ай-ай,
как я мучаюсь, как это стоит
плача громкого! Дети проклятые
ненавидимой матери, сгиньте
вместе с вашим отцом и всем домом!
Корм.Ах, беда-то, беда! Ах, страдалица!
Разве дети в проступках отца
виноваты? Зачем ты клянёшь их?
Дети, как же боюсь я за вас!
Повелителей страшны желанья:
мало слушаясь, требуя многого,
вспышки гнева им трудно гасить.
Приохотиться к жизни на равных –
вот что лучше. Пускай без величья
в безопасности я постарею.
И названьем воздержность победна,
и на деле всего остального
превосходней для смертных. Чрезмерность
не идёт человеку на пользу,
ухудшая беду, если ярость
божества нависает над кровлей.
 
ХОР
Я услышала голос, я услышала крик
несчастной колхидянки: она ещё
не утишилась? Скажи же, старуха!
Рыданье внутри двухдверного дома
услышала я, и не радуюсь, женщина,
несчастьям семьи,
с которою связана дружбой.
 
Корм.Той семьи больше нет: развалилась.
Мужем царское ложе владеет,
а жена губит жизнь свою в спальне,
госпожа – её сердце словами
никого из друзей не смягчилось.
 
Мед.Ай-ай!
Пусть мне голову пламя небесное
пропалит! Что мне толку от жизни?
Горе! Горе! Развязана смертью,
ненавистную жизнь я покину!
 
ХорСлышите, Зевс, и Земля, и свет,
какое рыданье исторгает
злосчастная молодая жена?
Что же за страсть такая
к неприступной постели, безумная?
Ты смерти наступление торопишь?
Об этом не моли.
Если твой муж почитает новое ложе,
ты на него за это не сердись –
Зевс тебя защитит.
Не изнуряй себя, печалясь о супруге.
 
Мед.О, Фемида великая и госпожа
Артемида! Как сильно страдаю я,
а связала ведь страшными клятвами
мужа мерзкого! Только увидеть бы
крах его, и невесты, и дома,
причинивших обиду мне первыми!
Мой отец, город мой, на позор
вас я бросила, брата убив!
Корм.Слышите, что твердит, призывая
берегущую клятвы Фемиду
и обетов блюстителя Зевса?
Невозможно, чтоб чем-нибудь малым
госпожа свою желчь укротила.
 
ХорОтчего же не хочет в глаза нам
посмотреть, и слов произнесённых
принять звучанье,
как же угрюмый гнев
и дерзость души смирить ей?
Конечно, моя благосклонность
ни за что друзей не оставит.
Иди же, сюда её выведи
из дома, скажи, что и мы ей друзья,
спеши, пока вреда не причинила
тем, кто внутри: скорбь её сильно кипит.
 
Корм.Всё исполню. Боюсь, не услышит
моя госпожа.
Потружусь я, однако, для вас,
хоть и взглядом рожающей львицы
дико смотрит на слуг, если кто-то
приближается к ней со словами.
Называя неумными, тёмными
предков наших, ты не ошибёшься.
Для пиров они гимны сложили,
и для праздников, и для обедов –
благозвучные радости жизни,
но никто не узнал, как проклятые
скорби музыкой и многострунными
кончить одами, так что и смерти,
и несчастья дома сокрушают.
Принесло бы лечение песнями
пользу смертным: на щедрых пирах
для чего же горланить напрасно?
Ведь в самом изобилии пира
заключается радость для смертных.
 
ХорЯ слышала рыданий звук многостонный,
восклицанья громкие, тяжкие проклятья
предателю брачного ложа, супругу негодному.
Натерпевшись обид, она взывает к богине
Фемиде, дочери Зевса, клятв хранительнице,
приведшей её в Элладу, напротив лежавшую,
по солёной пучине ночной, через горький,
непроходимый ключ Понта.
 
Мед.Коринфянки, из дома вышла я, чтоб вы
меня не порицали. Знаю, многих смертных
надменность заражает – и вдали от взглядов,
и вне дверей. А прочие, ступая тихо,
бесславие приобрели себе и леность.
Ведь справедливости в глазах у смертных нет:
иной, нутра не постигая человека,
глядит с гадливостью, никак им не обижен.
Во всём пришелец должен с городом смиряться,
я не одобрю горожанина-спесивца,
своим невежеством согражданам он горек.
А мне такая вот напасть негаданная
разбила душу. Я раздавлена, и жизни
оставив радость, умереть хочу, подруги.
Ведь тот, в котором всё казалось мне прекрасным,
подлейшим оказался из людей – мой муж.
Из всех одушевлённых и разумных тварей
мы, женщины, что ни на есть несчастные.
Сперва за деньги непомерные должны мы
купить супруга, а потом себе над телом
поставить господина, что ещё сквернее.
Вот состязанье величайшее: плохой ли
найдётся муж или хороший, ведь разводы
не красят женщин, и нельзя отвергнуть ласки.
Средь новых нравов и обычаев нам нужно
провидеть, дома этого не выучив,
как лучше управлять своим супругом.
И если мы усердно трудимся, и мужу
приятен брак, и он не силой лямку тянет,
наш век завиден; если нет, погибнуть надо.
Мужчина, домочадцами обременён,
на стороне досаду сердца утишает,
заходит либо к другу, либо к сверстнику,
а нам в одну лишь душу надобно глядеть.
Нам говорят о нашей жизни безопасной:
мол, дома мы сидим – они ж копьём дерутся.
Какие дурни! Я три раза со щитом
стоять бы предпочла, чем раз рожденье дать.
Но твой рассказ и мой неодинаковы.
Сейчас есть город у тебя, в отцовом доме
прибыток жизни и сообщество друзей,
а я одна, без родины, обиды мужа
терплю, из варварской земли привезена,
меня ни мать, ни брат, ни родственник не сможет
в иную гавань увести от этой бури.
Итак, тебя лишь об одном я попрошу:
коль средство или замысел отыщется
по правде отомстить за бедствия и мужу,
и дочь женившему, и замуж вышедшей,
молчи! Ведь женщина во всём полна боязни,
негодна и в сраженьи, и при виде стали,
но если терпит в браке оскорбление,
ни у кого нет сердца кровожаднее.
ХорВсё сделаю. Воздашь ты мужу справедливо,
Медея. Не дивлюсь, что плачешь о судьбе.
Но вот Креонт, земли властитель этой,
идёт сюда решений новых вестником.
 
КРЕОНТ
Угрюмой и на мужа затаившей гнев
Медее эту землю я велю покинуть
изгнанницей, забрав своих двоих детей,
и чтоб не медлить! Я распорядитель слова,
мной сказанного, и не возвращусь домой,
тебя не выгнав за пределы государства.
Мед.Ай-ай! Совсем погибла я, несчастная!
Враги плывут, ослабив парусный канат,
нет от беды легкодоступного исхода.
Терпя обиды, я спрошу тебя, однако:
зачем ты гонишь из страны меня, Креонт?
Кр.Боюсь я – и не стоит прикрывать слова –
что дочке ты непоправимо навредишь.
Есть множество причин для страха этого:
умна ты от природы, сведуща во зле,
притом горюешь, ложе мужнино утратив.
И, слышу, ты грозишь, так сообщают мне,
отцу невесты и невесте с женихом
устроить что-то. Это я предотвращу.
Мне лучше, женщина, тебе быть ненавистным,
чем слабость проявить, а после горько плакать.
Мед.Увы! Увы!
Креонт, не в первый раз такое происходит,
мне слава часто приносила много зла.
Не нужно здравомыслящему человеку
своих детей чрезмерно образовывать,
ведь, кроме праздности, они у горожан
враждебную к себе воспитывают зависть.
Невежам предлагая мудрость новую,
негодным прослывёшь, немудрым от рожденья,
а если что-то дельное изучишь лучше
людей учёных, станешь городу противен.
И я сама такую участь разделяю:
поскольку я умна, одним кажусь противной,
другим – тихоней, третьим же – наоборот,
четвёртым – чёрствой, но не так уж я умна.
Боишься ты. Чего? Что будешь мной расстроен?
Не в состояньи я – ты не страшись, Креонт –
на царственных правителей набрасываться.
Меня ты чем обидел? Дочь ты замуж выдал
по воле сердца. Я супруга ненавижу,
а ты, конечно, поступил благоразумно,
и счастью твоему я не завидую.
Женитесь, процветайте! Но позвольте мне
остаться жить в стране. Хоть и обижена,
молчать я буду и сильнейшим уступлю.
Кр.Мягки слова твои, но в сердце у меня
таится страх, что ты замыслишь нечто злое,
и даже меньше верю я тебе, чем прежде.
Ведь вспыльчивую женщину (да и мужчину)
стеречь удобней, чем безмолвно-мудрую.
Давай, скорее уходи – довольно слов!
Всё твёрдо решено: ты хитростью не сможешь
при нас остаться, будучи ко мне враждебной.
Мед.Колен твоих касаюсь – ради новобрачной!
Кр.Напрасно слов не трать, меня не убедить.
Мед.Меня ты выгонишь и просьбы не уважишь?
Кр.Тебя люблю не больше дома своего.
Мед.О родина, как вспоминаю я тебя!
Кр.Вслед за детьми она всего милее нам.
Мед.Увы! Увы! Эроты смертным – зло большое!
Кр.Зависит это, думаю, от обстоятельств.
Мед.О Зевс, не дай уйти виновнику беды!
Кр.Ступай, безумная, избавь меня от мук!
Мед.Сама я мучусь, и твоих мне мук не нужно.
Кр.Смотри, сейчас тебя взашей прогонят слуги!
Мед.Не надо этого, прошу тебя, Креонт!
Кр.Ты будешь, видно, докучать мне, женщина.
Мед.Уйду я. Не об этом я молю тебя.
Кр.Чего же пристаёшь и не отпустишь руку?
Мед.Один лишь этот день позволь остаться мне,
чтоб я смогла моё изгнание обдумать,
оставить детям средства к жизни, ведь отец
никак не беспокоится о сыновьях.
Ты пожалей их – ты же сам отец детей,
и для тебя естественно благоволить к ним.
Не о своём изгнаньи я переживаю:
по ним я плачу, что им тоже горе вышло.
Кр.Совсем не наделён я волею тирана,
моя покладистость мне много раз вредила.
Я вижу, женщина, что делаю ошибку,
но будь по-твоему. Тебя предупреждаю:
увидит если приходящий факел бога
тебя с детьми в пределах царства моего,
умрёшь ты. Сказано нелживо слово это.
Останься, если нужно – за один лишь день
не натворить тебе того, чего боюсь я.
ХорГоре! Горе! Теснимая бедами,
злополучная женщина,
ты куда обратишься? Для гостеприимства
либо дом, либо край, от напастей спасителя,
ты отыщешь ли?
Будто бог в безысходную бурю несчастий
вверг, Медея, тебя.
Мед.Дела повсюду плохи. Кто иначе скажет?
Но всё не так уж скверно, вы не думайте.
Есть испытания ещё для новобрачных,
для родственничков бедствия немалые.
Да стала бы я перед ним заискивать,
не ожидая прибыли, не строя козней?
Не обратилась бы, не тронула руками.
Но он такого скудоумия достиг,
что, в состоянии постичь мои решенья,
изгнать меня, он уступил мне этот день,
когда в три трупа превращу моих врагов:
отца, и дочь, и мужа – всё же моего!
Для них имея множество путей смертельных,
не знаю я, какой мне предпочесть, подруги:
спалить ли комнату их брачную огнём,
вонзить ли заострённый меч им прямо в печень,
проникнув молча в дом, где застлана постель.
Но тут помеха: если буду поймана,
прокрадываясь в дом с коварным умыслом,
то, умерев, моим врагам дам повод к смеху.
Уж лучше путь прямой, где от природы мы
всего искуснее – перетравить их ядом.
Пусть будет так!
Мертвы, допустим. Но какой нас примет город?
Какой же друг, убежище и верный дом
нам предоставив, это тело защитит?
Нет никого. Итак, немного подожду я
и, если башня крепкая появится,
убийство это совершу коварно, тихо.
А если безысходность вынудит меня,
сама взяв меч, хоть и погибнуть предстоит мне,
зарежу их, дойду до крайней дерзости.
Никто из них – клянусь владычицею, чтимой
превыше всех, мной взятою в помощницы,
Гекатой, в углубленьи очага живущей –
не будет ликовать, изранив сердце мне.
Я горьким брак им сделаю и гибельным,
родство их горьким, и моё изгнание.
Ну что же, ничего не пожалей, что знаешь,
Медея, всё продумай, будь во всём искусной!
Вперёд, на риск! На состязанье мужества!
Ты видишь ли, что терпишь? Но посмешищем
тебя не сделает сизифов брак Ясона,
дочь знатного отца и внучку Гелиоса.
Ты понимаешь всё… К тому же рождены
мы женщинами, на добро негодными,
а лишь на козни всякие способными.
 
ХорВверх отступают воды священных рек,
всё, справедливость включая, повёрнуто вспять.
Коварны решенья мужчин, и во имя богов
принесённая клятва не держится вовсе.
Но жизнь мою к славе молва обратит,
честь приближается к женскому роду,
злословье уже не коснётся женщин.
 
Музы древних певцов прекратят
воспевать моё вероломство.
В спутники нашему разуму не дал
лиры божественную песнь
Феб, повелитель мелодий: я бы откликнулась гимном
в ответ мужскому роду. Длительный век многое может
об участи, выпавшей нам и мужчинам, сказать.
 
А ты от родного дома отплыла
с неистовым сердцем, разграничив
сдвоенные скалы моря: и в чужой
обитаешь земле, утратив брачное ложе
ради постели без мужа, беженка бесправная,
из страны изгоняемая.
 
Клятв отошла благодать, и совсем стыда
не осталось в Элладе обширной, улетел он на небо.
И нет у тебя отчего дома,
несчастная, где можно укрыться,
как в пристань, от бедствий: другая царевна,
лучше тебя для замужества, домом повелевает.
 
ЯСОН
Не только ныне, но и часто наблюдал я,
что дикий пыл есть зло неуправимое.
Ты эту землю с домом удержать могла бы,
легко перенеся решения сильнейших,
а будешь выдворена из-за тщетных слов.
Мне, в общем, всё равно: вовек не прекращай
талдычить, что Ясон – сквернейший человек.
Такого ты наговорила про царей,
что почитай за выгоду своё изгнанье.
Без устали правителей разгневанных
я успокаивал, чтоб ты смогла остаться.
А ты не оставляла глупостей, твердя
дурное о царях – за то тебя и гонят.
Но даже тут своих я близких не покинул,
пришёл вот, о тебе заботясь, женщина,
чтоб ты в безденежьи с детьми не уходила
и не нуждалась, ведь изгнанье привлекает
немало бед. И пусть меня ты ненавидишь,
тебе я никогда не мог желать дурного.
Мед.Поганейший! Вот всё, что можно языком
сказать о том, кто весь пропитан малодушьем.
Пришёл ты к нам, пришёл, став ненавистнейшим
богам, и мне, и человечеству всему?
Подобное не мужество и не отвага:
родным наделав гадостей, глядеть в глаза им,
а худшая из человеческих болезней –
бесстыдство. Хорошо ты сделал, что явился.
Я душу облегчу, наговорив тебе
плохого, ты же пострадаешь, слушая.
Начну рассказывать я с самого начала.
Тебя спасла я, что известно тем из греков,
кто странствовал с тобой на корабле Арго,
отправленного огнедышащих быков
запрячь в ярмо и поле смертное засеять.
Дракона, золотое взявшего руно
во множество колец, недремлющего стража,
убила я, подняв тебе огонь спасенья.
Решившись предать и отца, и дом родной,
я в пелиев Иолк с тобой приехала,
влекома больше рвением, чем разумом.
Я Пелию дала ужаснейшую смерть –
от рук его детей, весь дом его развален.
Всё это получив, подлейший из людей,
меня ты бросил, новый брак себе устроил,
хотя у нас есть дети! Был бы ты бездетным,
понятным было бы твоё желанье брака.
Не стоит верить клятвам. Я не понимаю:
ты мнишь, уже не правят боги прежние
иль новые теперь даны законы людям –
ты сознаёшь ведь, что свою нарушил клятву.
Ах, правая рука, сжимаемая часто,
колени, так задаром обнимаемые
негодником, вот и лишились мы надежд!
Давай по-дружески с тобой я поделюсь.
(Чего ты, впрочем, сделаешь хорошего?
Да пусть! Расспрошен, мерзостней покажешься.)
Куда ж мне плыть? К отцову дому, к родине?
Их предала я для тебя, сюда приехав.
К несчастным Пелиадам? Славно же они
меня приветят в доме, их отца убийцу.
Вот так: и дома я у близких вызвала
вражду, и тех, кому вредить не надо было,
услугу оказав тебе, врагами числю.
За это-то, по мнению гречанок многих,
меня ты осчастливил. Вот какой чудесный
и верный муж мне подвернулся, горемычной,
когда уйду я, выброшена из страны
и лишена друзей, одна, с детьми одними!
Хорошенькая слава для молодожёна,
чьи дети и спасительница нищенствуют.
О Зевс, зачем ты золота поддельного
дал явные приметы человечеству,
а чтоб злодея различить среди людей,
нет оттиска на теле от рождения?
ХорУжасен, трудноисцелим бывает гнев,
когда друзья с друзьями в ссоре сходятся.
Яс.Я должен, видимо, не худо говорить,
но так же, как и добрый кормчий корабля,
на верхней кромке лишь полотнища уйти
от болтовни твоей бурливой, женщина.
В такую высь возводишь ты свою заслугу,
а ведь Киприде я обязан избавленьем
на море, никаким другим богам и людям.
Бесспорно, ум твой тонок, только мне противен
рассказ о том, что принудил тебя Эрот
потоком неизбежных стрел спасти мне жизнь.
В подробности не буду слишком я вдаваться:
где вправду помогла ты, всё неплохо было.
Но больше ты, взамен спасенья моего,
приобрела, чем отдала – как объясню я.
Во-первых, ты живёшь не среди варваров,
а на земле Эллады, зная справедливость
в согласии с законами, не ради силы.
Твой ум почувствовали греки, ты известна.
Живя на крайних оконечностях земли,
предметом разговоров ты не стала бы.
Ни золота иметь я в доме не хочу,
ни песни петь великолепнее Орфея,
в удел не получив прославленной судьбы.
До этих пор я о своих трудах тебе
рассказывал: ты начала ведь битву слов.
В женитьбе царской упрекнула ты меня,
а я вот по порядку покажу: я мудр,
благоразумен и влиятелен, как друг
тебе и сыновьям моим – да помолчи же!
Я из страны сюда приехал иолкийской,
увешан множеством непоправимых бед,
чего же более удачного найти мне,
чем брак с царевной, если стал я беглецом?
А ты не злись: не презирал твоё я ложе,
к невесте новой не был страстью уязвлён,
не рвался состязаться в многодетности –
довольно нарожали мы, не жалуюсь.
Я, главное, хотел, чтоб жили хорошо мы
и не нуждались, потому как понимаю,
что всякий друг от неимущего бежит,
детей вскормить достойно дома моего,
посеять братьев от тебя рождённым детям,
их сделать равными, свой род объединить,
и процветать: ещё детей тебе ли нужно?
А мне полезно предстоящими детьми
помочь уже живущим. Плохо ли решил я?
И ты кивнула бы, не будь за брак сердита.
Дошли вы до того, что, если ложе прямо,
то мните, женщины, что всё имеете,
а если приключается беда на ложе,
вы лучшее, славнейшее враждебнейшим
зовёте. Смертным надо как-нибудь иначе
детей рожать, чтоб рода женщин не было.
Тогда не станет людям никакого зла.
ХорЯсон, свои слова ты выстроил красиво,
но я скажу, пускай и против ожиданья:
жену ты предал не по справедливости.
Мед.Да, многим я от многих смертных отличаюсь.
По мне так умно говорящий негодяй
наносит самому себе урон крупнейший –
хвалясь, что языком прикроет злодеянья,
дерзает гадить, но не слишком он умён.
Таков и ты. Не выступай тут благовидно,
одно лишь слово – и ты будешь на лопатках.
Не будучи мерзавцем, ты меня склонил бы
к своей женитьбе, не скрываясь от друзей.
Яс.А ты, конечно, крепко поддержала бы
известие о браке – даже и сейчас
ты в сердце не смиришь бушующего гнева.
Мед.Не в этом было дело: варварка-жена
под старость доброй славе не способствует.
Яс.Запомни хорошо, не ради женщины
взял царское я ложе, что теперь имею,
но, как и раньше говорил, спасти желая
тебя, и сыновьям от семени того же
произвести царей-детей, защиту дома.
Мед.Не нужно мне унылой и богатой жизни,
не нужно счастья, разрывающего сердце.
Яс.Узнай, как измениться и мудрей казаться,
пусть дельное не представляется печальным;
живя в достатке, не считай себя несчастной.
Мед.Давай, глумись: ты получил убежище,
а я страну покину в одиночестве.
Яс.Твой это выбор, никого и не вини.
Мед.Что сотворила я? Женилась, изменила?
Яс.Царям бросала нечестивые проклятья.
Мед.Всё так – проклятье я и дому твоему.
Яс.С тобой не буду это больше обсуждать я.
Но если хочешь детям и себе в изгнаньи
взять у меня деньгами вспомоществованье,
скажи: готов я щедрой дать его рукой
и знаки выслать, запросив друзей радушье.
Отвергнуть это будет глупо, женщина.
Ты злиться перестань, и выгадаешь больше.
Мед.Ни от друзей твоих мне ничего не нужно,
ни твоего я не приму, не предлагай.
В дарах плохого человека пользы нет.
Яс.Я всё же божества в свидетели зову,
что всячески хочу помочь тебе и детям.
Хорошее тебе не нравится, надменно
друзей ты отвергаешь. Что же, мучься больше.
Мед.Проваливай! Девицы новоукрощённой
уже ты жаждешь, столько мешкая вне спальни.
Любись: быть может, если богу то угодно,
ты так наженишься, что будешь рад разводу.
 
ХорЭроты, толпой налетающие, ни почётом,
ни достоинством не наделяют людей, но если умеренно
приходит Киприда, никакая другая богиня так не прелестна.
Никогда, владычица, не выпускай в меня из лука золотого,
намазав её желанием, стрелу неизбежную.
 
Пусть обо мне заботится благоразумье, прекраснейший дар богов.
Пусть никогда влечений сомнительных, ссор ненасытных,
смущая мой дух чужими брачными ложами,
на меня не набросит Киприда опасная, но, почитая мирные браки,
проницательно различает замужества женщин.
 
О родина, о дом, пусть никогда
не стану я изгнанницей,
влача в беспомощности труднопроходимый век,
плачевнейшую из печалей.
Пусть смертью, смертью прежде буду я укрощена,
день этот завершив:
из горестей ничто не превосходит
лишения родной земли.
 
Мы это видели, не над чужим
рассказом я раздумываю:
тебя ни город и ни друг не пожалел, стерпевшую
ужаснейшие из мучений.
В неблагодарности пускай погибнет он, кому возможно
друзей бесчестить, чистого
ума их отворив засов –
такой мне другом никогда не будет.
 
ЭГЕЙ
Медея, здравствуй! Лучшего вступления
никто не знает для приветствия друзей.
Мед.Сын Пандиона мудрого, ты тоже здравствуй,
Эгей! Откуда ты приходишь в эту землю?
Эг.Оракул Феба стародавний я покинул.
Мед.Зачем же вещий пуп земли ты посещал?
Эг.Узнать, как семя обрести, детей родить.
Мед.О боги! Всё бездетным жизнь свою ты тянешь?
Эг.Бездетным, божества какого-то веленьем.
Мед.Жену имеешь или брака не изведал?
Эг.Не отпряжён от ложа я супружеского.
Мед.И что же Феб тебе о детях вымолвил?
Эг.Слова мудрее толкованья человека.
Мед.Законно ли узнать мне изреченье бога?
Эг.Конечно. Тут как раз смышлёный нужен ум.
Мед.Что ж он изрёк? Скажи мне, если можно слушать.
Эг."Не распускать ноги висящей бурдюка…"
Мед.Чего не сделав? Не придя в страну какую?
Эг."…к родному очагу опять не возвратившись".
Мед.Зачем же ты по морю в этот край приехал?
Эг.Питфей тут есть один, земли трезенской царь.
Мед.Сын, молвят, Пелопса, благочестивейший.
Эг.Реченьем бога с ним хочу я поделиться.
Мед.Он мудрый и в делах подобных наторелый.
Эг.Из всех он самый близкий друг мне по копью.
Мед.Удачи! Пусть достигнешь ты, чего желаешь.
Эг.А почему твой взгляд размыт, лицо потухло?
Мед.Эгей! Супруг мой – самый худший из людей.
Эг.Что говоришь ты? Разъясни свои несчастья.
Мед.Несправедлив Ясон, хоть не обижен мною.
Эг.Что натворил он? Расскажи мне внятнее.
Мед.Другая женщина теперь хозяйка дома.
Эг.Да ну! Как он посмел подобный срам устроить?
Мед.Знай точно: мы без чести, не семья ему.
Эг.Влюбился он? Твою постель возненавидел?
Мед.Так разлюбился, что неверен стал родным.
Эг.И шут с ним, если он, как говоришь, дрянной.
Мед.Влюбился он в своё родство с тиранами.
Эг.А кто отец невесты? Договаривай!
Мед.Креонт, правитель этой вот земли коринфской.
Эг.Тогда печаль твоя понятна, женщина.
Мед.Я кончена! Меня к тому же изгоняют.
Эг.А кто? Уже о новом горе повествуешь.
Мед.Креонт велит уйти мне из страны коринфской.
Эг.Ясон же соглашается? Не одобряю.
Мед.Словами нет, но хочет всё он претерпеть.
Молю тебя вот этой бородой твоей,
коленями твоими я молю тебя –
ты сжалься, сжалься надо мною, злополучной,
не наблюдай, как гонят одинокую,
прими в свою страну и дом просительницу,
и пусть твоё желание детей богами
исполнится, и сам ты пусть умрёшь счастливым!
Не знаешь ты, что за находку обнаружил:
бездетность кончу я и семена детей
посеять дам тебе – известны мне лекарства.
Эг.По многим я причинам сделать эту милость
желаю, женщина: во-первых, для богов,
затем, для возвещаемых семян детей;
как мне добыть их, я ума не приложу.
Такое дело: если ты в страну прибудешь,
попробую тебя принять, что справедливо.
Но наперёд скажу тебе я, женщина:
уходу твоему способствовать не буду.
Из царства этого сама направь стопы;
когда сама придёшь в мой дом, останешься
нетронутой, тебя не выдам никому –
невинным я в глазах друзей желаю быть.
Мед.Да будет так. Ещё бы мне ручательство,
и буду я тогда совсем тобой довольна.
Эг.Ты что, не веришь мне? Какие тут проблемы?
Мед.Я верю. Но враждебны мне дом Пелия
с Креонтом. Если будешь связан клятвами,
то из страны меня не дашь им вывести.
Сказав одни слова, богами не поклявшись,
их другом стать захочешь, о переговорах
начнёшь выведывать, пожалуй: я слаба ведь,
а с ними обеспеченность и царский дом.
Эг.В твоих словах предусмотрительность большая;
раз ты так хочешь, уклоняться я не стану,
поскольку это даже безопаснее –
я для врагов твоих предлогом заручусь,
и ты спокойней будешь. Назови богов.
Мед.Клянись равниною Земли и Гелиосом,
отца мне давшим. Призывай весь род богов.
Эг.Что сделать мне? Чего не сделать? Говори!
Мед.Что ты ни сам не выгонишь меня из царства,
и никаким врагам не дашь меня забрать,
покуда будешь жив, по своему желанью.
Эг.Клянусь Землёю, ярким светом Гелиоса,
богами всеми – я исполню то, что слышу.
Мед.Довольно. А нарушив клятву, что потерпишь?
Эг.Что выпадает нечестивцам между смертных.
Мед.Иди же, радуйся: теперь всё хорошо.
А я приду в твой город как смогу скорее,
закончив что хочу и получив что нужно.
ХорМайи сын, властелин и сопутник,
да приблизит к отчизне тебя,
да исполнишь ты всё, что задумал,
потому что тебя благородным
человеком считаю, Эгей.
Мед.О Зевс и Справедливость Зевса, Солнца свет,
теперь мы победим своих врагов, подруги:
всё сбудется,на путь уже ступили мы –
надеюсь, что враги получат наказанье.
Ведь этот человек в наитягчайшем горе
явился гаванью для замыслов моих,
к нему вот и привяжем кормовой канат,
придя в столицу и владения Паллады.
Сейчас раскрою я все замыслы тебе,
прими слова мои, приятного в них мало.
Послав кого-нибудь из слуг моих, Ясона
прийти поговорить со мной я позову.
Когда придёт, скажу я сладкие слова:
мол, кажется и мне, что план его хорош –
с царями браком породниться, предав нас –
что обстоятельства продуманы прекрасно.
Но чтобы дети здесь остались, попрошу:
не бросить я хочу во вражеской стране
детей моих на поругание врагам,
а хитростью своей прикончить дочь царя.
Итак, я их пошлю, в руках дары несущих
невесте, чтобы их не гнали из страны,
изящный пеплос и веночек златобитный.
Но если кожу облечёт нарядом этим,
сгорит живьём – и всякий, кто её коснётся,
такими зельями я намащу дары.
Пока оставлю, впрочем, этот разговор.
Стону я оттого, какое дело нам
отныне предстоит, ведь я детей убью
моих – от этого никто их не избавит.
До основания разрушив дом Ясона,
страну покину я, скрываясь от убийства
сыночков – нечестивейшего злодеянья.
Невыносимо вражий смех терпеть, подруги.
Ну и пускай. Что в жизни мне? Ни родины,
ни дома нет, ни отвращения несчастий.
Ошиблась я, когда навеки отчий дом
покинула, поверив грека болтовне,
который, с божьей помощью, за всё заплатит.
Детей, рождённых от меня, уже не видеть
ему живыми, а детей от новобрачной
не нарожать, поскольку гадкой гадко
погибнуть предстоит от снадобий моих.
Пускай никто меня безвольной не считает,
тщедушной и смиренной, но как раз напротив –
к врагам безжалостной, к друзьям же благосклонной:
таким вот людям жизнь славнейшая дана!
ХорПоскольку с нами речь свою ты разделила,
помочь тебе желая и законы смертных
поддерживая, говорю: ты это брось!
Мед.Иначе быть не может. Извинительны
твои слова, моих страданий ты не знала.
ХорТы, женщина, своих детей убить посмеешь?
Мед.Так мой супруг больней всего изранен будет.
ХорПри этом став несчастнейшею женщиной.
Мед.Пускай. Все разговоры между тем излишни.
А ты иди скорей и приведи Ясона;
во всём ты помощь, что доверья требует.
Ему не раскрывай моих решений, если
ты женщина и думаешь о госпоже.
 
ХорЭрехтеиды, счастливые в древности,
дети блаженных богов, из священной,
неразорённой земли впивающие
прославленное знание, всегда сквозь яснейший
эфир нежно ступающие, где когда-то девять
чистых пиерийских Муз, говорят,
светло-русой Гармонии дали рожденье.
 
Из потоков прекраснотекущего Кефиса,
согласно легенде, воды зачерпнула Киприда
и выдохнула над землёю умеренные,
приятные дуновенья ветров: надевая всегда
на волосы благоуханный венок из цветущих роз,
восседать возле Мудрости она посылает Эротов,
содействующих любой добродетели.
 
Как же тогда
этот город священных рек,
эта страна, друзей охраняющая,
тебя, детоубийцу нечестивую, примут
в свою среду?
Подумай – детей умертвить!
Подумай – какое убийство!
Не надо! Мы обнимаем колена твои,
мы всячески умоляем тебя,
не убивай ты детей!
 
Откуда возьмёшь присутствие духа,
сердца, руки решимость,
чтобы против своих же детей
совершить ужасное злодеянье?
Как, обращая глаза
на детей, долю их – убийство –
бесслёзно воспримешь? Не сможешь ты
кровью детей, припавших к тебе, умоляющих,
оросить губительную руку,
ведомую дерзновенным гневом!
 
Яс.Звала ты – я пришёл. Твоей враждебности
препятствием тебе не стать. Я буду слушать:
чего ты нового желаешь, женщина?
Мед.Ясон, тебя прошу я сказанное мною
простить. Мой гнев тебе перенести пристало,
ведь между нами много было доброго.
Я тут сама с собою разговаривала,
кляня себя: "Упрямица, зачем бешусь я,
сержусь на тех, кто всё так здорово задумал,
зачем враждебна я правителям земли,
супругу, что для нашей пользы трудится,
беря царевну в жёны и рожая братьев
моим же детям? Не пора ли отстраниться
от гнева? Что со мной, не благосклонны ль боги?
Нет разве у меня детей, не знаю разве,
что мы, изгнанники, нуждаемся в друзьях?"
Всё взвесив, чувствую, как необдуманно
вела себя и как бессмысленно сердилась.
Теперь тебя хвалю: разумно поступил ты,
нам этим браком помогая. Мне же, глупой,
тебе содействовать бы в этих начинаньях,
замужеством делиться и стоять у ложа,
с твоей невестой породнившись радостно!
Мы те что есть, я не скажу негодные,
но – женщины. Порокам ты не подражай,
ребячеством с ребячествами не тягайся.
Я признаю: тогда была недружелюбной,
но ко всему я лучше стала относиться.
Эй, дети, дети, выходите же из дома,
идите, поздоровайтесь, давайте вместе
с отцом поговорим, оставьте прежнюю
враждебность к близким, следуйте за матерью!
Мы возлиянья совершим, пропал наш гнев.
Беритесь же за руку правую! Увы,
а я всё думаю о горестях сокрытых!
Вам, дети, долгое ли время быть живыми,
тянуть ко мне ручонки ваши милые?
Я, бедная, готова плакать от боязни.
С отцом я вашим, наконец, кончаю ссору,
ваш нежный образ наполняется слезами.
ХорИ у меня в глазах прозрачная слеза,
пусть нынешнее горе дальше не пройдёт.
Яс.Я одобряю, женщина, и не сержусь –
ведь полу женскому естественно беситься,
когда супруг тайком вступает в новый брак.
Твоё же сердце к лучшему переменилось,
признав, хотя и поздно, выигрышный план –
поступки это женщины благоразумной.
К вам, сыновья, отец совсем не безразличен,
он дал вам с помощью богов большое благо:
я думаю, что вам ещё в земле коринфской
быть первыми совместно с братьями родными.
Вы подрастайте – а всё прочее исполнит
отец, поддержанный благоволящим богом.
Хочу вас видеть крепкими, достигшими
предела юности на страх моим врагам!
А ты чего глаза слезою бледной мочишь
и щёку белую отворотила прочь,
безрадостно внимая слову моему?
Мед.Да ничего. Я думаю о наших детях.
Яс.Ты успокойся, их пристрою замечательно.
Мед.Изволь, в твоих словах не стану сомневаться.
Ведь женщина слаба, плаксива от природы.
Яс.Зачем же свыше меры стонешь ты о детях?
Мед.Я родила их – и когда ты жизнь им прочил,
в меня вступила жалость: суждено ли это?
Всё то, зачем я позвала тебя сюда,
обговорили мы, но кое-что осталось.
Поскольку хочется царям изгнать меня
(что мне же лучше, это ясно: так не буду
мешать я ни тебе, ни господам земли,
тут проживая, ведь кажусь врагом их дому),
я из владений этих удалюсь в изгнанье –
но, чтобы вскармливать детей твоей рукой,
проси Креонта из страны не прогонять их.
Яс.Не знаю, упрошу ли. Нужно попытаться.
Мед.Тогда вели жене своей просить отца
не гнать из государства наших сыновей.
Яс.Конечно. Думаю, её уговорю я.
Мед.Она ведь только женщина, как и другие.
Тебе я в этом деле посодействую,
пошлю подарки ей, которых нет прекрасней
среди людей, живущих ныне, точно знаю –
изящный пеплос и веночек златобитный,
ей дети их доставят. Эй, пусть кто-нибудь
из слуг сюда наряд скорее принесёт!
Ей счастье знать не раз, а десять тысяч раз,
она взяла в супруги лучшего мужчину,
получит и наряд – его когда-то Гелиос,
отец отца, своим потомкам даровал.
Возьмите, дети, подношенья эти в руки,
блаженной царственной невесте отнесите,
пускай подарки примет без пренебреженья.
Яс.Зачем ты, глупая, из рук их упускаешь?
Неужто царский дом нуждается в одеждах
и золоте? Прибереги их, не дари!
Ведь если мною дорожит в какой-то мере
жена, я ей приятней денег, это ясно.
Мед.Молчи! Дарами убеждают и богов,
а золото ценней десятка тысяч слов.
Её ведёт судьба, её возносит бог,
она юна – и правит. Чтоб детей не гнали,
я душу ей отдам, не только золото.
Когда вы, дети, в тот богатый дом войдёте,
отца супруги новой, госпожи моей,
ищите милости, молите вас не гнать,
преподнося наряд. Вам нужно непременно
подарки эти положить ей прямо в руки.
Ступайте же! Того, что ваша мать желает,
возвестниками станьте, сделайте добро.
 
ХорНадежды больше нет во мне, что дети выживут,
нет больше никакой. Они уже направились к убийству.
Примет невеста золотую повязку на голову,
примет, злосчастная, уничтоженье.
Светлые волосы облечёт аидовым
украшением, своими же руками.
 
Убедят её красота, бессмертный блеск
златотканый пеплос надеть и венец.
Уже обступлена мёртвыми, невестой нарядится.
В такие силки попадётся,
в такую суждённую смерть, злополучная:
не ускользнуть ей от гибели.
 
А ты, злосчастный, жалкий муж, тиранов родственник,
детей обрываемой жизни
не замечая,
навлекаешь и на свою жену
погибель страшную.
Бедный, как ты судьбой ошибся!
 
Ещё я оплакиваю боль твою, несчастная
мать детей: убьёшь ты
сыновей своих из-за брачного ложа,
которое оставил беззаконно
твой муж, и живёт с другою супругой.
 
Пед.О госпожа, изгнанье детям отменили,
невеста царственная приняла охотно
подарки в руки, так что детям вышел мир!
Мед.А!
Пед.Ты чем расстроена? Тебе ведь повезло!
Зачем же ты отворотила щёку прочь
и слову моему не радостно внимаешь?
Мед.Ай-ай!
Пед.Не согласуется всё это с новостями.
Мед.Ай-ай! Ещё раз… Пед. В извещениях моих
я всё ли понял? Может, весть и не добра?
Мед.Принёс ты что принёс. Я не виню тебя.
Пед.Зачем же взор потупила и слёзы льёшь?
Мед.Никак без этого, старик: такое боги
и я, в моём зломыслии, придумали.
Пед.Держись! Тебя обратно дети приведут.
Мед.До этого других сведу я, бедная.
Пед.Не ты одна ведь от детей отпряжена –
кто смертен, пусть легко несчастья переносит.
Мед.Я так и сделаю. Ну ладно, в дом ступай
и детям приготовь занятия дневные.
О дети, дети, есть у вас, конечно, город
и дом, где вы, покинув бедную меня,
жить вечно станете без матери своей.
А я в другую землю буду изгнана,
не насладившись видом счастья вашего,
ни ванны, ни жены, ни ложа брачного
не приготовив, не подняв и факела.
О бедственное своеволие моё!
Напрасно, значит, я воспитывала вас,
напрасно мучилась и болью разрывалась,
переносила в родах тяжкие страданья.
Ведь как надеялась я, сирая, когда-то
на вас: что старую меня прокормите,
а мёртвую обрядите в хороший саван –
такой удел завиден людям. Но распалось
мечтанье сладостное. Вас лишённая,
пустую, горестную жизнь я проведу.
А вы уже на мать любимыми глазами
не взглянете, уйдёте в новый облик жизни.
О…о… Зачем вы на меня глядите, дети?
Зачем в последний раз мне улыбаетесь?
Ай-ай… Что делать? Сердце сжалось, женщины,
лишь на глаза детей взглянула ясные.
Нет, не могу. Прощайте, прежние решенья!
Я сыновей моих отсюда уведу.
Зачем же их отца я буду мукой их
печалить, а себе двойное горе брать?
Не сделаю того! Прощайте, все решенья!
Но что со мной? Хочу я стать посмешищем,
врагов моих без наказанья отпустив?
Нужна решимость. Это я по малодушью
до сердца допустила мягкие слова.
Ступайте, дети, в дом. Пусть тот, кому нет права
присутствовать при жертвоприношении,
остерегается. Рука моя не дрогнет.
А!.. А!..
Не надо, сердце, ты не делай этого –
оставь их, дерзостное, пощади детей!
Со мною там живя, тебя порадуют.
Клянусь Аида мстителями низшими:
не будет этого! Врагам я никогда
детей моих на поруганье не оставлю!
Им всё равно придётся умереть, а значит
нам убивать их, раз уж мы их породили.
Как ни старайся, сделанного не воротишь:
уже с венцом на голове и в пеплосе
невеста царственная гибнет, это ясно.
Поскольку я вступлю на бедственнейший путь,
а сыновей отправлю в путь ещё несчастней,
хочу проститься с ними. Дайте, дети, дайте
мне руку правую, вы с мамой расстаётесь.
Любимейшие руки, сладостные губы,
и вид, и лица благородные детей!
Вы будьте счастливы – но там! Тут всё у вас
отец ваш отнял. Милое прикосновенье,
и кожа мягкая детей, и вздох нежнейший!
Идите же, идите! Больше не могу я
на вас глядеть, меня одолевает горе.
Я знаю, чтo за зло я сделать собираюсь,
но это бешенство сильней моих решений,
оно причина тяжких горестей для смертных.
 
ХорЗачастую я в более тонкие
изреченья вникала и в бoльшие
состязанья вступала, чем женскому
дозволяется роду исследовать.
И у нас ведь имеется муза,
говорящая к нам ради мудрости –
не со всеми, наш род невелик:
ты, возможно, одну лишь в толпе
встретишь музам не чуждую женщину.
Говорю я, что те между смертных,
что несведущи вовсе в родительстве,
превосходят по благополучью
всех родивших.
Ведь бездетные, так и не зная,
сладко смертным рожать или тягостно,
потому что детей им не выпало,
многочисленных бед избегают.
А имеющих в доме детей
сладкий выводок, вижу, забота
изнуряет во всякое время:
как сначала вскормить хорошо их,
как оставить им средства для жизни –
и притом на негодных ли,
на достойных ли отпрысков
им трудиться, ещё неизвестно.
Объявлю и о худшей беде,
выпадающей всем этим смертным:
средств, положим, нашли они вдоволь,
дети юности свежей достигли,
даровиты, добры – но по воле
злой судьбы исчезает в Аиде
их тела уносящая смерть.
В чём тут выгода, если к другим
человеческим бедам тягчайшую
из-за наших детей
нам прибрасывают божества?
 
Мед.Подруги, долго я исхода ожидала,
жду и теперь, как дело там продвинется.
Но вижу я, идёт один из слуг Ясона.
Прерывисто его дыхание – примета
того, что новое несчастье возвестит.
 
ВЕСТНИК
О, преступленье страшное свершившая,
беги, беги, Медея – ни морского судна
не упуская, ни наземной колесницы!
Мед.А что случилось, что мне стоит убегать?
Вест.Царевна умерла сейчас, а с нею вместе
Креонт, её отец, от яда твоего.
Мед.Прекраснейшая весть! Отныне средь моих
друзей и благодетелей займёшь ты место.
Вест.Как так? Ты в здравом ли рассудке, женщина,
не помешалась ли? Очаг царей разрушив,
внимаешь радостно и вовсе не боишься?
Мед.В ответ словам твоим могу я собственные
слова произнести. Не торопись, мой друг,
скажи мне: как они погибли? Мне двойную
доставишь радость, если смертью самой страшной.
Вест.Когда твоих детей двойное поколенье,
придя с отцом своим, вступило в дом невесты,
обрадовались мы, бедой твоей болевшие
рабы: нам уши тотчас оглушила новость,
что с мужем ты вражду былую разрешила.
Кто руки сыновей твоих, кто головы
целует золотые. Я на радостях
с детьми пошёл на половину женскую.
А чтимая взамен тебя владычица,
пока детей твоих чету не увидала,
ревнивых глаз не отводила от Ясона –
потом, однако же, глаза себе прикрыла
и щёку белую отворотила прочь,
питая к детям отвращенье. Твой же муж,
пытаясь гнев и горечь девушки умерить,
ей говорил: "Не будь враждебной ты друзьям,
бросай сердиться, поверни к нам голову,
считай друзьями тех же, что и твой супруг:
не примешь ли дары, отца ли не упросишь,
чтоб детям отменил изгнанье – для меня?"
Она же, увидав наряд, не выдержала,
всё мужу обещала, и ещё от дома
недалеко отец и дети отошли,
схватила пёстрый пеплос, облеклась в него,
на локоны венок надела золотой
и, волосы в блестящем зеркале поправив,
безжизненному отраженью улыбалась.
Потом, из кресла встав, по комнате прошлась,
ступая женственно ногою белоснежной,
подаркам радуясь безмерно, вновь и вновь
ступню, назад отставленную, созерцая.
Но вскоре зрелище ужасное явилось:
цвет кожи изменился, как-то задом, вкось
пошла дрожащим шагом – и едва смогла
за кресло ухватиться, чтобы не упасть.
Служанка старая, считая это, видно,
внушеньем Пана или божества другого,
возликовала – но, смотря, как изо рта
исходит пена белая, как развернулись
зрачки в глазницах на лице её бескровном,
навстречу радостному вою испустила
рыданье громкое. Кто сразу в дом отца
стремглав бежит, кто к жениху недавнему,
о горе новобрачной рассказать. Весь дом
спешащими шагами оглашается.
Пройдя шестиплефровое ристалище,
уже ходок проворный цели бы коснулся,
когда, от немоты и сомкновенья глаз
опомнившись, бедняжка страшно застонала.
Напало на неё страдание двойное:
облёкший голову веночек золотой
струил чудной поток всеядного огня
и тонкие одежды, дар детей твоих,
несчастной плоть растерзывали белую.
Бежит, из кресла встав, охвачена огнём,
и так и этак потрясает волосами,
венок желая сбросить с головы, но плотно
завязки сдерживало золото и с каждым
движением волос вдвойне лишь разгоралось.
Упала на пол, побеждённая несчастьем,
кто не родитель ей, с трудом её узнал бы:
ни глаз не различимо состояние,
ни соразмерного лица – кровь капала
с макушки головы, с огнём перемешавшись,
и плоть с её костей, сосновая слеза,
по яда челюстям невидимым стекала –
ужасная картина. Все боялись тронуть
покойницу, её судьбой научены.
Несчастный же отец, в неведеньи беды
внезапно в дом войдя, упал на мёртвую.
Завыл он тотчас и, обняв её руками,
целует, говоря ей: "Бедный мой ребёнок,
какой же бог тебя постыдно так убил?
Кто старика осиротил, готового
к могиле? Ах, погибнуть бы с тобой, дитя!"
Потом же плач и причитанья прекратил
и захотел расправить тело дряхлое,
но прилепился, точно плющ к побегам лавра,
к её одеждам тонким – начал дико биться,
стремясь подняться на колено, но она
противилась: когда хотел уйти он силой,
то мясо старое с костей его слезало.
Со временем угас несчастный, испустил
свой дух, поскольку не был он сильнее зла.
Лежат два трупа, дочь со стариком отцом,
бок о бок – злополучье, слёз достойное.
Не стану я тебе советовать, что делать,
сама ты знаешь, как расплаты избежать.
Дела людские не впервой зову я тенью,
скажу без страха: смертные, прославленные
своею мудростью и тонким знаньем слов,
урон самим себе наносят величайший.
Ни одного счастливца между смертных нет.
Когда богатство притекает, можно стать
удачливей других, счастливым же - нельзя.
ХорМне кажется, судьба связала в этот день
Ясона с крупным горем – поделом ему!
Бедняжка, как твоей беде мы сострадаем,
Креонта дочь, ты удалилась в дом Аида
из-за несчастного замужества с Ясоном.
Мед.Подруги, дело решено: мне поскорее
детей убить и уходить из царства нужно,
иначе, мешкая, отдам я сыновей
на гибель от руки ещё враждебнее.
Им всё равно придётся умереть, а значит
нам убивать их, раз уж мы их породили.
Давай, вооружайся, сердце! Что тут медлить
с ужасным, но необходимым злодеяньем?
Несчастная рука моя, бери же меч,
бери его, бреди к барьеру скорбной жизни!
Ты не робей, не вспоминай о сыновьях,
что обожаешь их, что родила их – но
забудь на этот краткий день своих детей,
потом оплачешь их. Хоть ты их и убьёшь,
они всегда любимы: бедная я женщина!
 
ХорУвы, Земля и всесветлый
луч Солнца, воззрите, увидьте
пагубную женщину, пока она кровавую,
самоубийственную руку на детей не наложила,
ведь они от золотого рода твоего
произошли – чудовищно, когда кровь бога
на землю проливают люди!
Ты ныне, свет богорождённый, стесни,
укроти, исторгни из дома
дерзкую, кровожадную Эринию, влекомую духами мщенья!
 
Напрасно трудилась ради детей,
напрасно произвела потомство любимое,
о ты, миновавшая свинцовых Симплегад
негостеприимнейшую расщелину!
Жалкая, почему на тебя нападает
гнев, отягчающий сердце, и жестоким убийством
убийство сменяется?
Тягостна смертным скверна единородной крови,
разлитая по земле: скорби, убийцам родных надлежащие,
падают свыше на дома.
 
<РЕБЁНОК> (внутри дома)
Горе мне!
 
ХорСлышишь ли, слышишь ли крик детей?
Ах, жалкая, злосчастная женщина!
РЕБ. 1Как быть? Куда бежать от материных рук?
РЕБ. 2Не знаю, братик мой любимый! Мы погибли!
ХорВойти ли мне в дом? Попытаться убийство
отвратить от детей?
РЕБ. 1Да, отврати, молю богами! Сей же час!
РЕБ. 2Как близко мы с тобою от сетей меча!
ХорНесчастная, ты точно камень или
железо, что на посев детей,
тобой рождённых, саморучно навлекаешь
злой рок, что убиваешь их!
 
Об одной лишь я слышала, об одной из прежних
женщин, руку наложившей на детей любимых,
об Ино, волею богов ума лишённой –
супруга Зевса выгнала её из дома:
безумица падает в солёную хлябь за убийство
детей безбожное,
в обрыв морского берега ступив ногой,
и гибнет, разделяя смерть с двумя детьми.
Какой же ужас невозможен после этого?
О, женщин ложе брачное,
многострадальное, столько смертным
уже причинившее зла!
 
Яс.Вы, женщины, у этой кровли вставшие,
скажите, в доме ли коварная злодейка
Медея или же в изгнанье убежала?
Ей нужно будет под землёю скрыться или
взнестись крылатым телом в глубину эфира,
чтоб уклониться от расплаты с царским домом.
Ей мнится, что, убив правителей земли,
она из дома улизнёт без наказанья?
Я, впрочем, не о ней забочусь, а о детях:
её накажут ею оскорблённые –
но сыновей моих пришёл спасти я жизнь,
чтоб родственники им чего не сделали,
отмстив за материно грязное убийство.
ХорНесчастный, и не знаешь, как погряз ты в горе,
Ясон, иначе этих слов не произнёс бы!
Яс.А что? Она прикончить хочет и меня?
ХорРукою матери своей убиты дети.
Яс.Как так?! Меня ты погубила, женщина!
ХорНет больше сыновей твоих, уразумей же!
Яс.Где их она убила? В доме ли? Снаружи?
ХорВорота отворив, детей увидишь мёртвых.
Яс.Засовы отодвиньте поскорее, слуги,
долой замки! Хочу я видеть зло двойное –
убитых и убийцу! Я с ней расквитаюсь!
 
[Сверху появляется Медея на колеснице,
запряжённой крылатыми драконами, полученной от Гелиоса.]
 
Мед.Чего трясёшь ты и выламываешь двери,
усопших ищешь и меня, виновную?
Бросай ты это! Если есть во мне нужда,
скажи что хочешь – а рукой меня не тронешь.
Мне колесницу эту Гелиос, мой дед,
в подарок дал, защиту от руки враждебной.
Яс.Поганая ты тварь, наипротивнейшая
богам, и мне, и роду человеческому!
В детей, тобою же рождённых, меч вонзить
посмела ты – меня бездетным погубила!
Такое сделав, ты ещё на солнце смотришь
и землю, после дела нечестивейшего?
Издохни же! Я поумнел, а был безумцем,
когда тебя из дома, с варварской земли,
в дом греческий привёз, огромную напасть:
ты предала отца и край, тебя вскормивший!
Меня сразил дух мщенья вышний, не тебя –
зарезав брата своего у очага,
взошла ты на корабль Арго прекрасноносый.
Ты так за дело принялась, а, выйдя замуж
за этого мужчину, мне детей родив,
убила их из-за женитьбы и постели.
Да разве хоть одна жена-гречанка это
посмела бы? Им всем я предпочёл тебя,
женился на враждебной, гибельной печали.
Ты львица, а не женщина, тирренскую
ты Скиллу превзойдёшь свирепым естеством!
Тебя же и десяток тысяч порицаний
не смог бы уязвить, в тебя так въелась дерзость.
Проваливай, бесстыжая детоубийца!
А мне судьбу мою оплакивать осталось,
ни ложем я не насладился новобрачным,
ни к сыновьям – а их родил я и вскормил –
не обратиться мне живым, я их утратил!
Мед.Пространно я смогла бы возразить на эти
слова твои, когда бы Зевс-отец не знал,
что вытерпел ты от меня и что содеял.
Не удалось тебе, моё позоря ложе,
приятно жить и насмехаться надо мной
с твоей царевной, а устроившему брак ваш
Креонту – из страны прогнать меня без кары.
Теперь зови меня и львицей, если хочешь,
и Скиллой, у тирренской глади обитавшей:
я сердца твоего, как следует, коснулась.
Яс.И ты ведь страждешь, в бедах соучастница.
Мед.Всё так. Но эта мука смех твой пресекла.
Яс.Ах, дети, что за злая мать попалась вам!
Мед.Ах, сыновья, сгубила вас болезнь отца!
Яс.Не правая моя рука взяла их жизнь.
Мед.А наглость брака новоиспечённого.
Яс.Ты их убила – ради ложа брачного?
Мед.То малым горем ты для женщины считаешь?
Яс.Для здравомыслящей. Тебе же всё – несчастье.
Мед.Они мертвы. Тебя вот это истерзает.
Яс.Нет, живы! Мстители на голову твою!
Мед.Богам известно, кто злосчастье это начал.
Яс.Известно им твоё отвратное нутро.
Мед.Давай, рычи! Твой резкий голос гадок мне.
Яс.А мне же – твой! Расстаться будет нам легко.
Мед.Да как? Что сделать мне? О том и я мечтаю.
Яс.Позволь похоронить мне и оплакать мёртвых.
Мед.Как бы не так! Их погребу своей рукой,
в святилище Акрайи Геры отнесу их,
чтоб недруг никакой над ними не глумился,
разрыв могилы. А в стране сизифовой
священный праздник и обряды учрежу я
навеки за убийство нечестивое.
Сама же в царство Эрехтея удалюсь
и буду жить с Эгеем, сыном Пандиона.
А ты, как подобает злому, зло умрёшь,
остатком от Арго по голове ударен,
увидев горький брака нашего конец.
Яс.Пусть Эриния мстит за детей
и убийственная Справедливость!
Мед.Что за бог или демон услышит
гостя лживого, клятвопреступника?
Яс.Дрянь ты гнусная! Детоубийца!
Мед.Прочь, домой! Там жену зарывай!
Яс.Ухожу, без обоих детей.
Мед.Приберёг бы ты слёзы до старости!
Яс.Дети! Мед. Мать их любила, не ты!
Яс.И убила? Мед. На горе тебе!
Яс.Как желаю я к милым устам
сыновей моих, бедный, припасть!
Мед.Ныне кличешь их, любишь – тогда же
их отверг. Яс. Умоляю богами,
дай детей нежной плоти коснуться!
Мед.Нет, не дам! Тщетно брошено слово.
Яс.Зевс, ты слышишь ли, как меня гонят,
что терплю я от этой нечистой,
этой детоубийственной львицы?
Но всегда, сколько сил моих станет,
буду плакать, богов призывая
и небесные силы в свидетели:
ты убила детей, не даёшь мне
тронуть мёртвых и похоронить,
и зачем только их породил я –
не видал бы, как ты их сгубила.
 
ХорМногим Зевс управляет с Олимпа,
много делают боги негаданно:
ожидаемое не исполнилось,
а дорогу к нежданному выявил бог.
И на этом закончилось дело.




© Вланес, перевод, 2009-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.




Тинькофф инвестиции отзывы вложивших клиентов читать наfinsber.com.

finsber.com


НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность