Делать журнальные обзоры мне предложила Виктория Шохина; конкретную форму - худо-бедно - придумал я сам. Вряд ли эти отрывочные и нестройные "впечатления" представляют особую ценность, но, по-моему, они дают возможность взглянуть со стороны на пресловутый литературный процесс. Но необходимо пояснить некоторые смысловые и интонационные особенности тогдашних моих текстов.
Во-первых, в то время я исходил из того, что "толстые" журналы себя изжили и должны исчезнуть (или же радикально трансформироваться). Сегодня мне очевидно, что у традиционных "толстяков" есть своя культурная ниша, и что никому лучше не будет, если они умрут (будет хуже). Во-вторых, дело в том, что в значительной степени мои писания подпитывались энергией противостояния. После октября 93 г. "Независимая газета" перешла в жесткую оппозицию к ельцинскому режиму и в том числе повела решительную атаку на литературно-демократический истеблишмент, поддержавший расстрел парламента. Мне позиция "НГ" не была близка, я с самого начала воспринимал октябрьские события как маленькую гражданскую войну, в развязывании которой одинаково виновны обе стороны. В дальнейшем, узнавая впечатления очевидцев, читая отдельные газетные статьи, я всё больше и больше убеждался, что причиной тогдашней трагедии в значительной мере была серия провокаций, в осуществлении которых преуспели все участники конфликта (провокации правительственных сил были, конечно, более эффектны и эффективны). Впрочем, по вполне понятным причинам, никакого расследования не проводилось, и узнать правду в ближайшие сто лет нам не грозит.
Но как бы ни менялись со временем мои оценки, я никогда не сочувствовал защитникам Белого Дома - не конкретным людям, оказавшимся в чудовищной ситуации, а носителям определенной идеи; я не сочувствовал их целям, их действиям, их намерениям. Поэтому я не мог полностью отождествлять себя с "Независимой", но при всех политических расхождениях мои эстетические пристрастия были близки к пристрастиям Ефима Лямпорта, ведущего критика "НГ" образца 1993-95 гг. Я чувствовал затхлость литературной атмосферы того времени, я видел засилье в критике немзеров-архангельских-басинских, мне хотелось что-то этому противопоставить. Противопоставить я мог лишь свое мнение, свое понимание, что такое хорошо и что такое плохо. Полагаю, Лямпорт думал также, но у него неприятие эстетическое усиливалось яростным социально-политическим протестом. Сказать так про себя я не могу.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
