Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ТОТАЛЬНАЯ  КЛОУНАДА,
или  Асисяй  и  другие  "Лицедеи"



Глава 1. Клоунское кредо и способы его реализации



- Ваша профессия?

- Шут гороховый. Дурак вот уже двадцать лет.

- Ваше основное личное качество?

- Уникальность.

- Где Ваш дом?

- Там, где застанет вечер.

- Кто может стать настоящим клоуном?

- Настоящим клоуном может стать каждый, порой даже не желая того.

- Какие у Вас глаза?

- С сиянием в тихом омуте.

- Как по-вашему, дурак это диагноз, кредо или мировоззрение?

- Это просто способ не делать того, что не хочется.

- Ваш девиз?

- Поэтом можешь ты не быть, но клоуном ты быть обязан!

- Ваше отношение к жизни?

- Не раскаиваюсь...



Получившаяся характеристика подходит ко всем героям этого повествования, актерам легендарного клоун-мим театра "Лицедеи" под руководством Вячеслава Полунина.

Написать книгу меня побудило страстное желание рассказать о том, ЧТО происходило в этом экстраординарном коллективе, КАК жили и работали актеры, а также потребность поразмышлять над загадкой: КТО же они эти странные существа.

Приведенные здесь события происходили в действительности в с 1968 до середины 90-х годов. Жизнедеятельность этой компании могла бы послужить материалом для сценария весьма кассового фильма в жанре острой комедии или трагифарса. Тут сконцентрированы факты и ситуации, которые нелегко придумать и самому изощренному сочинителю. Вот несколько сюжетов из реальной жизни. (Все упомянутые клоунские номера имеют зарегистрированные авторские права.)



Май 1991 года. Санкт-Петербург. День празднования Дня города. Пустырь среди реконструируемого квартала, между руин, где Лицедеи спланировали Концептуальный Уличный Спектакль-Хэппенинг "Свадьба экскаваторов", - фантасмагорическое действие, в котором должны были участвовать Экскаватор-папа, Экскаватор-мама, народившийся у них Экскаватор-бэби и клоуны, похищающие последнего с целью уничтожить из экологических соображений.

Техника была частью голландская, частью советская (очень).

Ландшафт предстоящего поля битвы украшен перебинтованным деревом с обрубленными ветвями, специальными траншеями с водой, фанерными мостками, насыпью из гравия и свалкой из железного лома, проволок, а также врытых в землю круглых мусорных баков, служащих укрытием для клоунов. То там, то сям мелькали лысые полуголые актеры авангардного театра "Дерево".

Сначала была предпринята психическая атака клоунов, которые зигзагообразными перебежками со зверскими перепачканными землей физиономиями, добрались до рычащих экскаваторов с тыла и взяли их на абордаж. Потом вылезли злодеи в белых халатах и хирургических масках, и с помощью звонких бензопил принялись отсекать ветки на перебинтованном дереве. Из обрубков параболическими струями брызнула кровь, окутав крону алыми фонтанами, а из мусорных баков кучевыми облаками повалил вонючий разноцветный дым.

Было сделано все, чтобы каждый зритель в сумятице мог переломать себе ноги, повредиться в уме и в конце концов сгореть синим пламенем, так как кульминация войны клоунов с экскаваторами должна была происходить при свете пиротехнических эффектов. Не рассчитали только количество публики. Катастрофа номер один: оградительный забор вместе с билетерами был просто сметен многосотенной толпой в первые минуты после начала шоу. И катастрофа номер два: непредвиденная сила заморской пиротехники. Яркость и оглушительность взрывающихся петард превзошли самые смелые ожидания. Причем фейерверк неожиданно начался в самой гуще людской давки вокруг главных героев. Потом и вовсе грянула беспрерывная канонада и в небо поднялась мощная стена жидкого пламени, безумно красиво рассыпающегося на верху гребня белыми искрами. Те, кто стояли поодаль, на насыпи, заорали от ужаса, глядя, как заметались озаренные рыжим светом человеческие фигурки в передних рядах. Ошеломление было полным, даже у создателей этого шедевра. Как живы остались бог знает.



Невский проспект. Новогодняя ночь. Наступление 1986 года. (Надо оговориться, что это было первое, в связи с Перестройкой, официально разрешенное властями, массовое новогоднее празднование в центре города).

Лицедеи намеревались показать костюмированный штурм снежной крепости перед Казанским собором. На площади заранее была сооружена довольно высокая ледяная башня. Ближе к полуночи шумное народное гулянье достигло полного разгара. Размалеванные клоуны с бутафорскими лошадками на заплечных лямках и с деревянными шашками наголо, этакими ветеранами Крымской войны, вышли на мороз и попытались пробиться к своей сценической площадке сквозь плотную толпу. Снежная высотка была уже оккупирована роем веселых румяных горожан, которые с гиканьем азартно отстреливались снежками от всех притязаний артистов на их законное место. Лицедеи отступили под градом ледяных снарядов, понеся сильные моральные потери.

Только двое смогли-таки по-пластунски проползти на верхушку крепости, лишь для того, чтобы обменяться тумаками с противником и стать со своим дурацким гримом и лошадками отличной мишенью для снежков и насмешек тысячной толпы культурно отдыхающих граждан...



Ленинград. Пора белых ночей. Жара. Большой фонтан в центре города у Адмиралтейства. Подготовка воскресного уличного представления театра.

Сначала пятнадцать человек артистов и техников полдня готовили реквизит, гримировались, совещались, как заговорщики. К вечеру вокруг журчащего фонтана столпилось полно народу. Ажиотаж усилился, когда клоуны загрузились на плавучую койку под парусом. Потом они, с трудом удерживая баланс, отчалили, покружили, добираясь до середины, и со зверскими лицами принялись сражаться со струями фонтана и персонажем с фанерным плавником на спине, изображавшим акулу. Во время кульминации, при оверкиле, клоуны начали так радостно брызгаться и хохотать, что зрители, мучавшиеся от духоты, застонали от зависти. Два пьяных мужика, не выдержав соблазна, бултыхнулись в воду и тоже поплескались пару минут в центре событий.

Вдруг артисты вылезли из фонтана, поклонились, забрали манатки, сели в автобус и уехали.

Публика в полном составе осталась наблюдать за двумя пьяницами. Немного посидев по плечи в воде, они, глупо улыбаясь, смущенно раскланялись во все стороны. Аплодисменты. Потом, подпихивая друг друга, нерешительно подгребли к краю каменной чаши, перевалили через барьер. Истекая потоками воды и оставляя после себя мокрый след, подобно мухам, выползающим из лужи чернил, они пошатываясь двинулись вдоль по улице. За ними - глумливо смеющаяся и кривляющаяся процессия.



1986 год. Праздничный карнавал в Геленджике, поставленный известным режиссером массовых зрелищ Анатолием Силиным.

Гвоздем программы была огромная процессия: авто-транспаранты с гигантскими сказочными героями, многофигурные композиции, пляски ряженых, дрессировщики, чинно ведущие верблюдов и слонов. Лицедеям был поручен показ исторической темы. Несколько актеров в образе гадов-угнетателей пантомимически хлестали извивающихся угнетенных. Тут же медленно катилось грандиозное деревянное колесо (типа беличьего), высотой в 5 метров. Внутри колеса находился лысый и полуголый клоун для символизирования рабского положения. Он скакал по поперечным рейкам, быстро-быстро перебирая руками и ногами. Через какое-то время взмыленный и очумевший несчастный запросился наружу. Но шествие неуклонно двигалось под откос и помощники, направляющие бег колеса, могли лишь как-то придерживать обода, чтобы артиста не укатило под гору и в море. До конечного пункта бедняга докатился уже распластавшись на боковой плоскости колеса, закрепив руки-ноги вдоль спиц, только одна голова моталась. Одно время он думал, что если его вырвет, то это будет красиво, как салют, но как-то сдержался.



Ужгород, уличная проходка на тему "Свадьба". Оцепенелая клоунесса-Невеста в белом эластичном комбинезоне и в длиннющем парике с белыми синтетическими прядями, густо свисающими до земли (вместо фаты и платья заодно), шла по центру проспекта под ручку с двумя клоунами-женихами сразу: с бродягой-пьянчужкой с одной стороны и с фраером во фраке и цилиндре - с другой. Был еще третий, "покинутый жених", который все время горестно голосил, страдальчески корчился и бросался топиться во все попадающиеся водоемы и емкости. Вдруг какой-то мужчина из толпы крикнул "Горько!" Невеста, встрепенувшись, вырвалась от своих женихов, бросилась к неизвестному прохожему, и они начали обниматься и целоваться. Женихи тоже кинулись искать нареченных в толпе. Толпа - от них, врассыпную.



Празднование очередного дня города у стен Петропавловской крепости.

Ярмарочные гулянья и театральные выступления на многочисленных подмостках были прерваны внезапным ливнем. Тысячные толпы нарядных людей мистически исчезли в мгновенье ока. А Лицедеи только что начали играть свою премьеру "Тушение пожара", заливая водой из ведер шаткую вышку из неструганных досок, горящую красным пламенем фальшвееров и извивающегося клоуна, в горящей же телогрейке. Смотреть на это осталась лишь небольшая кучка самых самоотверженных зрителей. Дождь был с ликованием воспринят клоунами, как ассистирование вселенной. Пожар немедленно самоуничтожился.

Артисты торжественно выстроились в каре вокруг лысого клоуна-музыканта, мокнущего у красной крепостной стены. Он фальшиво и заунывно дудел на здоровенной трубе, завернутой улиткой. Публике настойчиво предлагалось купить с лотка яйца по десять копеек, чтобы кидать в музыканта, если не нравится исполнение. Все долго мялись, потом один мужчина, хорохорясь, купил первое яйцо и метнул со всей силы. Мимо. Прочие, словно с цепи сорвавшись, расхватали яйца, целя в лысого со свистом и хохотом. Яйца рвались рядом, желток стекал по кирпичной стене, одно попало в трубу, другое в руку... Тот, прищурив пронзительные глаза, дудел про "Мы смерти смотрели в лицо". Юная девушка купила яйцо, подошла и положила у его ног. А один бомж со страшным воплем запулил свой снаряд в зрителей.



Госпиталь. Узкий гулкий коридор с облупившимися стенками, запах больницы, тусклый свет. Лицедеи в полной раскраске, распушив все свои перья, бодро маршируют по проходам в главную рекреацию, громогласно приветствуя публику в палатах. Согнутые недугами пациенты радостно шаркают вслед за артистами. Неожиданно навстречу из-за поворота санитары вывозят труп на каталке с басовитым: "По-осторонись!" Актеры в смятении прижимаются стене. Кто-то из них сдавленным голосом произносит: "Да, хохмить-то тут не очень..."



Картины, достойные кино-кисти Феллини:

Психиатрическая клиника. Зрители - умственно-отсталые переростки, старушки, впавшие в маразм и персонал больницы.

Крошечный зал в подвальном помещении ЖЭКа. Впереди сидит начальница с пергидрольным причесоном и участковый. Сзади - мальчишки, пенсионеры, бомжи.

Лагерный клуб в зоне. Автоматчики по сторонам от заключенных. Взмах дула - аплодисменты разрешаются.



В это время на сцене и за кулисами происходит следующее.

Занавес раздвигается. Звучат трели сентиментальной итальянской песенки "Блю-блю-блю-канари" о том, что ушло детство, улетели голубые канарейки и "в общем, все умерли". Откуда ни возьмись, поплыли в воздухе сверкающие мыльные пузыри. Первым на сцене появляется фарфорово-белый клоун в воротнике с гигантскими воланами и с пышными буфами на вялых кривеньких ножонках. Красный колпачок над добрым и умильным до идиотизма лицом. Друзья уважительно зовут его Май Михалыч. У всех Лицедеев клоунское призвание - уже на стадии диагноза, но тут случай просто беспрецедентный. Особый рассказ о нем впереди.

Вторым ковыляет старый волшебник по прозвищу "Папа", на голове у него - руина, бывшая когда-то черным шелковым цилиндром. Когда из Папы начинает "сыпаться порох", его огромные марсианские глаза загораются нечеловеческой любовью. Обаяние Папы измеряется (по шкале К.Н. Черноземова, известного постановщика сцендвижения) не метрами ("в двух метрах обаяние чувствуется, в четырех уже нет"), а парсеками.

Кстати, визитную карточку театра - эту иконописную клоунскую "Троицу", поющую о канареечках, придумал именно Папа.

Третьим обычно бывает Валера (раньше называемый Одуванчиком за тонкость фигуры и пышность белокурой шевелюры, а ныне больше напоминающий цветную капусту). В своем грушеобразном балахоне, отливающем разноцветными красками, он весьма органично дополняет компанию, источающую елей и патоку на публику. А та, в свою очередь, с первых минут представления расслабленно расплываться в креслах. На лицах зрителей, как в зеркалах отражаются посылаемые клоунами улыбки. Зал так и продолжает размягчаться и добреть, теряя контроль над собой и критичность к выступающим, пока те гипнотически тренькают, сладкозвучно поют, вращаются каждый вокруг своей оси и абсолютно некстати, но со значением, подскакивают кверху. Главный смысл этого, как все понимают - в другом, неизъяснимом...

"Актеры нутра" на сцене завораживают зрителей не только игрой изысканных персонажей, но и создают атмосферу волшебного мира. Все присутствующие со сладким замиранием сердца уплывают из реальности в чудесную страну театра "Лицедеи".

А в это время в гримерной остальные артисты продолжают ритуал подготовки к выступлению под названием "Асисяй-ревю".

Вот клоун Леонид, любовно размазывая по лицу аспидно-черный грим, наряжаясь этаким добряком-вурдалаком, пронзительным фальцетом вопит: "Еду-еду-еду к ней, еду к милушке мое-еей!" При этом во рту интимно поблескивает единственный зуб. (Этот зуб - его секретное изобретение). Витек, обвязывая круглую голову старушечьим платком, дребезжаще подпевает на последних слогах.

Грим - это ключ зажигания для образа. Стоит только артистам раскрасить себе лица, они уже ведут себя не как миряне, а как их очень художественные персонажи, с непредсказуемыми повадками.

Кто-то, низко нагнувшись, мечется туда-сюда, суется всем под ноги и панически кричит: "Где мой концертный тапочек? Отдавайте, убью!" Клоунесса Аннушка в желтом комбинезоне, поджав губы и повернувшись ко всем спиной, сосредоточенно запихивает себе за пазуху половинки резинового мяча, создавая образ агрессивной женственности.

Худой и бледный, похожий на картофельный росток из подвала, Анвар по прозвищу Князь расправляет лохмотья своего сценического белья и травит едкие анекдоты о жизни. Лидер группы, Слава Полунин, он же - клоун Асисяй, сидит в углу с печатью высокого назначения на лице и отчаянно температурит. Его красный пластмассовый нос на тонкой резиночке сейчас торчит посреди лба, как "Божья Метка". Комбинезон цвета мимозы оттеняется землянично-красными шарфом и лохматыми бутафорскими тапками, которые постепенно начинают будто бы светиться, как у гигантского светляка. Если обаяние у Папы измеряется парсеками, то Слава в этом смысле измеряется только в самих себя.

В эти священные минуты внутри у артистов происходит сложный процесс перегонки такой психической энергии, как напряжение, трепет и страх перед выходом на залитую жарким светом сцену - в энергию отчаянного веселья и вдохновенной актерской игры. Если присмотреться, то у некоторых персонажей волосы на голове, видимо от сильнейшего наэлектризованности, вопреки законам тяготения, начинают распушаться и топорщиться в разные стороны.

У стен благоговеют приглашенные, которые время от времени меняются местами короткими перебежками...

После первого номера в гримерку вваливаются пыхтящие "Канареечки", утирая пот: "Зал битком, принимают "на ура". Детей тьма, лишь бы они на сцену раньше времени не рванулись".

Возвращающиеся по очереди для переодевания клоуны сообщают всем новости: Одуванчик в номере "Дохлый", не рассчитав, ударил лысого Антона резиновой бутылкой с такой страшной силой, что тот ушел со сцены по синусоиде, цепляясь за кулисы. Зато овацию сорвали. А Май Михалыч, играя рьяного оперного певца, плотоядно схватил аккомпаниатора за шею, железными пальцами передавил ему сонную артерию, и Валерик повалился мешком в обморок, но подыграть хриплым смехом успел. Витька в ответ: "Эх, а помните, как Аннушка в прошлый раз в "Танцах со швабрами" на полном ходу напоролась животом на палку от швабры, зацепившуюся о гвоздь в полу, и в том же ритме на карачках уползла за кулисы. И Леня на съемках фильма "Как стать звездой", приплясывая стреляет из пиратских пистолетов, а заряд по вине пиротехников пробил ему ладонь. "Наскрозь!" В гипсе потом ходил. Это случилось как раз в день его 25-летия. А режиссер оставил этот кадр в комедии..."

Тут Асисяй, влетев в двери желтым привидением, кричит: "Все в зал за мно-о-ой!"

Клоуны бросаются вон из гримерной, выбегают на сцену, потом прямо в зал - по спинкам кресел над втягивающимися в плечи головами сидящих, махая руками будто крыльями (главное скорость и баланс не потерять). Зрители, дружно и жизнерадостно смеются, но один из них издает такое неудержимое и пронзительное квохтание, что заглушает всех и вся. Этот человек совершенно не владеет собой. Он зажимает руками рот, но от этого только хуже, начинается какое-то неконтролируемое хрюканье с протяжным взвизгиванием. Лицедеи, вычислив его местонахождение и приблизившись, делают знаки, мол, выходи на сцену. При попытке этого зрителя залезть под свое кресло, чтобы скрыться от конфуза, клоуны решительно хватают его за руки - за ноги и бегом по проходам эвакуируют к себе за кулисы, показывая остальной публике, что на сегодня хватит, все свободны.

Обычно это случается во время номера "Низя", когда два клоуна разбираются, что "Низя", а что "Зя". Предмет спора - пара разноцветных пляжных шаров. И вот когда Асисяй уже набезобразничал, пнул мяч под потолок зрительного зала и убежал, Хахай, ханжески отругав первого, оставшись на сцене один, предается изощренным импровизациям на тему: "я тут главный и как захочу, так и нашалю". Он засовывает полуметровый надувной шар в свои невероятного объема штаны и с выпученными глазами пытается взгромоздиться на стул, но скатывается на пол, тут-то публика уже начинает рыдать от хохота, и кое у кого в глотке срываются тормоза.

Крещендо спектакля завершается "Танцем со швабрами" с выходом сногсшибательной солистки-уборщицы (все тот же Май Михалыч). Алмазная улыбка, походка с оттяжкой как у барабанщицы из варьете, вместо тамбурмажора - швабра, сзади фронтом марширует кордебалет уборщиц, похожих на пиратов.

Когда во время лихого перепляса в клубах взметнувшейся от швабр пыли под громовую ритмичную музыку с колосников на сцену обрушивается водопад алых-золотых-синих шаров, зрители издают единое "Ах!". Кресла словно подбрасывают их вверх. А клоуны уже общим залпом пинают шары навстречу протянутым рукам. Впрочем, артистам тут же приходится грудью встречать обратные пасы. Веселье толпы достигает апогея, когда откуда-то неожиданно выкатываются несколько трехметровых колыхающихся шаров и швыряются в озарившийся огнями зал. Все дети из зала настырно лезут на сцену, в команду к артистам-футболистам. Лицедеи, спев на бис песенку о канарейках, кланяясь, медленно отступают к заднику. И вместе с опускающимся занавесом приседают, потом ложатся на живот, выглядывая из-под закулисья добрыми гномами.

Почти никто не замечает, как неведомая сила затягивает их под задник. В зале наступает счастливый конец света. Все зрители с восторженными воплями, задрав руки, прыгают среди десятков мельтешащих пластиковых астероидов. Как правило, воздушные зонды в ярких чехлах рвутся от неистовых тычков взрослых и громадными тряпками погребают под собой десяток копошащихся фигур.

А в это время (какой контраст!) в гримерной начинаются яростные разборки. Руководитель носится как торнадо и грозно ругает провинившихся. Сыплются жесткие обвинения на головы осветителей и звуковиков. Полуголые разгоряченные актеры, страдальчески-расслабленно сгорбив потные спины, производят умывательные движения пред зеркалами, растирая по лицу серо-бурую смесь грима с театральным кремом. Возле каждого толкутся радостные друзья и невероятной красоты поклонницы. А на улице, у дверей концертного зала, роится клуб лицедеевских фанов.

Однажды, это было в респектабельном питерском Доме Архитектора, в такую же минуту в грим-уборную примчался бледный машинист сцены и сообщил, что публика совершенно не желает расходиться. Почтенные зрители похлопали, сколько положено, и дальше все, как один, молча сидят на своих местах. Рабочий рассказал, что начал было сматывать на сцене шнуры, пятясь спиной к зрителям, нечаянно оглянулся и первый раз в жизни получил овацию. Ну, как сумел, растопырил ручки, поклонился и побежал за артистами. Те, полуумытые, с размазанным гримом на лоснящихся лицах, снова радостно ворвались в зал и устроили еще один финал -пиршество с разборкой сцены на блоки, догонялками по спинкам стульев и эвакуацией симпатичных девчонок к себе за кулисы. В зале по проходам носился лысый клоун Антон и истошно вопил, о том, что зрителей обманули, перед ними выступали самозванцы, а не Лицедеи. Его пытались догнать все остальные, прицельно кидаясь шапками, авоськами с тряпьем. Погоня свистела и орала, мол, не слушайте его, он спятил! Потом загнали лысого в тупик, скрутили и уволокли со злорадным гоготом. Уже в гримерке, Асисяй, над которым воздух дрожал и струился, как над кипящим чайником, сказал, что, мол, скоро не надо будет никакого спектакля, будем играть одни концовки...



Не предназначенные для зрителей, Лицедейские выходки не менее живописны.

Черное море. Дикий пустынный пляж близ Джанхота. День рождения руководителя коллектива. Сочный шашлык, ведро черной черешни с голубиное яйцо, бутылки пива, закопанные в песок у кромки моря. Солнце жарит несусветно.

Предельно насытившись, каждый облюбовал себе индивидуальную дюну и, оголившись, залег за ней выравнивать загар.

Вдруг освежающий ветерок превратился в удушающий газ. (Думается, таким мог бы быть "фосген"). Кто-то крикнул:

-  Витька, опять ты напердел?

Все высунули из-за песчаных укрытий тревожные лица, обратив против ветра. Там вдалеке вырисовывались фигуры двоих клоунов - Леонида и Май Михалыча. Они проказливо кривлялись, демонстративно тыкая горлышком разбитой бутылки в некий кругло-вздутый поблескивающий предмет. Это была железная банка протухшей "Сельди пряного посола".

Сильные порывы ветра факелом относили жуткую вонь в самую гущу отдыхающих, которые бросились из подветренной стороны вон, чтобы спастись от рвотного рефлекса. Те двое сначала очень громко смеялись над мечущимися подопытными, потом Леня, видимо, решил сам понюхать из банки и наклонился пониже. Его чуть не вывернуло. Несмотря на тошноту, окружающие разразились злорадным хохотом. Тот, картинно поизвивавшись на песке с душераздирающими стонами ("сильную подзвучку нашел, классный голос", одобрительно прокомментировал он сам себя), отполз к воде, умылся и тут увидел пред собой ведро с черешней.

Пока кто-то, замотав голову мокрой тряпкой, относил селедку на вытянутых руках за пределы обоняния, Леня набил полный рот переспелыми ягодами и превратился в вурдалака. Он распушил свои желтые патлы, вывернул веки и с раздутыми щеками, источая из пасти алые потоки, двинулся целоваться с ближними своими. Остальные немедленно сделали то же самое. Полностью покрытые липким красным соком, охрипшие, обессилевшие от своей кровожадности, они вознамерились совершить омовение в освежающих волнах моря, как тут кто-то сказал: "Стойте, там же Чера занимается подводной охотой с ружьем наперевес." И действительно, на небольшом отдалении виднелся кончик дыхательной трубки, довольно быстро перемещавшийся вдоль берега взад и вперед со значительной амплитудой. Это Чера, глухонемой от рождения клоун, азартно осваивал новое хобби.

"Он вполне может спустить курок, приняв кого-нибудь из нас за рыбину. И ведь не крикнешь ему, что, мол, выходи, мы идем купаться, все равно не услышит..."

Мухи уже слетелись на сладенькое и роями носились вокруг компании. Пришлось бултыхаться на отмели.

Вдруг глухой, издав пронзительный крик, что поразило всех присутствующих, выпрыгнул из воды на метр и как сумасшедший рванул к берегу. Нервно трясясь, он мычал и тыкал в сторону моря своим ружьем. Повскакав на ноги, все увидели в волнах двух играющих дельфинов. "Успокойся Чера, это не акулы..."

Часик ушел на попытки покататься верхом на дельфинах и друг на друге. Потом незаметно началась песчаная буря. Упавшего заносило холмом за две минуты. Через некоторое время из песка торчало полтора десятка говорящих, как дикторы телевидения, голов. Вскоре пришлось собираться и брести восвояси сквозь враждебные вихри, попутно разглядывая дары моря: турецкие баночки из-под продуктов, рваную обувь, лохматые ошметки чего-то и переливающиеся останки маленьких медуз. Май Михалыч подбирал некоторых еще целых медузок и пускал обратно в воду. Кто-то спросил:

-  Их же тут бесчисленное количество, зачем ты это делаешь? Какая разница, что ты спасешь десяток?

Тот сполоснул руки и сказал:

-  Вот сейчас я сделал разницу для той конкретной медузы.



Это только полдня из жизни клоунов. А представляете, каково их домочадцам?


Продолжение
Оглавление




© Ирина Терентьева, 1987-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность