Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность



В  МАКОНДО  ЗАМОРОЗКИ...


 



      ПАМЯТИ  СОПРОВСКОГО

      Обиженный Иов, шарманщик городской,
      Ваятель круглых слов, под коркой купороса
      Горьки твои стихи, и с хиной, и с тоской,
      И жалит медный змий проклятого вопроса:

      Зачем причастны мы предательской судьбе,
      Заснеженной стране, похищенной надежде,
      Ошибке роковой, бессрочной злой "губе",
      Где мы с тобой смолим и ныне, как и прежде?

      Смеркается. Февраль. Сугробы намело.
      У дворника запой - его винить не станем:
      Что ж делать-то еще, когда белым-бело,
      Лишь что-то там блестит в залапанном стакане?

      Да, Киркегор не прав: стерильные пути
      Философам иным, безропотным и тихим,
      Для нас другой расклад, и как тут ни крути,
      Нам в праздник, как и в ад, под пьяный блеск шутихи.

      Она еще кружит, бесовский желтый глаз,
      И медицинский спирт расходится по кругу,
      Жизнь продолжается, неистощим запас
      Заветных чистых слов, не сказанных друг другу.

      _^_




      ЗНАМЕНИЕ

      Повержен Егорий, Дракон удалой
      Его добивает копьем и стрелой,
      И жало вонзается резко,
      И рвется непрочная фреска...

      _^_




      * * *

      Это фактура Времени. Так не стесняйся, щупай.
      Птицы летят на Север, реки текут вспять,
      И перекраивать речь в поисках смысла глупо.
      Дважды ли два четыре? Я сомневаюсь, пять!

      Слово - бычок на веревке? Ты приглядись - Юпитер.
      Громы падают в ухо, молнии метят в глаз.
      Ежели глаз не слеп, ежели ухо не глухо,
      И Галилей не проспал Времени звездный час.

      Сумрачный часослов Лимбурги пишут ныне:
      Ангелы-истребители, право славящий ор.
      Слышишь рокот войны под пятым ребром в пустыне,
      Мюзикл на Дубровке, бесланский народный хор?

      Родины резок "р", пыльно от слова "Путин",
      Осип осип, сипит. Осень под сенью спит.
      Выродок архетип волком глядит из буден,
      Корни в подзол пустил речи чужой общепит.

      Но ощущает плотность внекалендарный призрак,
      Пауз могил отверстых превозмогая тьму,
      Вновь обретенное Слово, и отменяется тризна.
      Было бы "Аллилуйя" внятно пропеть кому...

      _^_




      * * *

      Время беременно смертью и ожидает срок,
      Не отошли воды, не наступили схватки,
      Но зараженный мифом дарвиновский вьюрок
      Силится сохраниться, с Богом играя в прятки.

      Радиопричитания кающихся во тьме
      Лишь иногда архивируют раковин звукофонды,
      Чаще утерян доступ вечности внутрь извне,
      Да и наружу не вырваться слову из уст Джоконды.

      Спрячься за амальгамой, там, где густая тень,
      Видимость отраженья - вот гордецу услада.
      Жизнь твоя после смерти - это, как в полночь - день,
      Сполохи и зарницы темных огней Ада.

      _^_




      БИГ  БЕНН

        "Минувшее утраивает цену,
        Теряют смысл давнишних клятв слова,
        Цепь замкнута, молчанье отреченно,
        И ниоткуда смотрит синева..."
                Готфрид Бенн

      I.
      Обмеряет уют одномыслие слова,
      Непокорство и дерзость, ау!
      Птичка в ходиках дрыхнет, кивает солово,
      Млечный дождь поливает траву.
      Транспортир нарезает режимные зоны,
      Дант плетется Садовым кольцом,
      Исподлобья глядят на него миллионы
      Одноцветным прохожим лицом.
      Шпесский лес распилили, опил - спрессовали,
      Униформа, стандарты, шаблон.
      Бесприютное "ре", партитура печали,
      Бестолковое "ля" похорон.

      II.
      Память исчезает в теплом месте,
      Лоб безбровый выглажен и чист,
      Петушок на теменном насесте
      Патокой медвяной голосист.
      Прочь опознавательные знаки
      Опыта с перчинкой и тоской,
      Шепелявь, знахарка, буки-бяки,
      Липовый отстоянный покой.
      Пусть течет бородкою козлиной
      В заговор глазливый трупный яд,
      Кровоточит пьяною малиной
      Памяти смердящий вертоград.

      III.
      Рабство паспортных данных,
      двусмысленность духа и плоти
      между буквой и цифрой,
      где стынет людское тепло,
      примирение с жизнью,
      инстинкт на бессрочной работе,
      чтоб лицо и личину
      ударом в гримасу свело.
      В состязанье иллюзий
      хлебнешь вискаря или бренди
      и нащупаешь прах
      между паспортных белых полей,
      трупных галочек стайка
      слетается в modus vivendi,
      в дым насиженных мест
      шутовской переменой ролей...

      IV.
      Видимость любви в открытом настежь,
      Белых ямах с кочками бровей,
      Зло разбойное за пазухою ластишь,
      Милосердие монашеских кровей.
      Поздним вечером заточенная смутой
      Сабля месяца карает беглеца,
      Чтоб, как истина, минута за минутой
      Таял воск в сиянии лица.

      V.
      С ухмылкой сводника вбегает в спальню Хронос
      Назначить "стрелку" с паханом в законе,
      Напёрсточник, и плюс "зажмет" и минус,
      Обмерит вечность и обвесит пшик.
      То колесит и топчется на месте,
      А то бежит и - кувырок морталит
      В надуманную точку голоцена,
      Где пьявкой присосется к ДНК.
      Но убедись, что циферблатным фейсом
      Он не соврет, разбитый о булыжник,
      Хотя бы раз в столетье или сутки -
      "Бля буду, правда!" - но всего лишь раз...

      VI.
      Сомнения, холодные на ощупь,
      Ярь плесневеет зеленью густой,
      Ночные страхи засыпают рощу
      Отслоенной дрожащей берестой.
      Заклятья рвутся, измельчаясь в титры.
      Куранты бьют, расчетливо и зло,
      Час Командора, валятся пюпитры,
      И крошится непрочное стило...

      _^_




      НОВЫЙ  БЕРЕГ

                  А.Назарову

      Фасмер увидел "берег" в древненемецком "berg".
      Сам рассуди: вершину в зыбком открытом море
      Не различает глаз: старый хрусталь померк,
      И осязанье с чувством вестибулярным в ссоре.

      Топки чернильные пятна на торопливой воде,
      Эхо сбивает такты дизеля в робкие стайки.
      "Се обещание счастья". Где оно, счастье, где?
      Выдумай новый берег, выдохни без утайки.

      Мы подошли так близко, что различаем себя,
      Крики сигнальщиков громче рева ночной бомбежки,
      Небо кипит и пенится, море рябит, дробя
      Нетерпеливое сердце на безымянной дорожке.

      Прожектора, сирены... Следом - ничто, пустота.
      Там в темноте различимы вязкие мертвые звуки.
      Где ты, заветный берег? Иона во чреве кита
      Пережимает горло и опускает руки...

      _^_




      * * *

      Только чудится еле слышно
      Allegr-ии сигнальный гул,
      Четвертьтона сломал камышно
      И согнул.
      То сирены ревут, наверно,
      Волны ломятся за планшир,
      И роняет музыку скверна
      Черных дыр

      _^_




      MELENCOLIA

      Корибанты в исступленьи пляшут,
      На щитах отстукивают бит,
      Черной желчи наливая чашу,
      Хворь душевная под крыльями болит.

      Засыпай на девичьих коленях,
      Сургучом залитая луна,
      Циркулем намеченные тени
      Прибирает кладбища стена.

      Замкнуты фигуры темных знаков:
      Пес плешивый, кожаный вампир.
      В осмысленье скорби одинаков,
      Безнадежен отчужденный мир.

      Шар, весы, пропорции созвездий,
      Цифр зэка упрятаны в квадрат,
      Избранность, тождественность возмездий
      Кронос отмеряет наугад.

      И бренчит цепочкою на брюхе,
      Пригубляя времени настой,
      В ядовитых корчах пляшут духи,
      Смрадный чад френезии густой...

      _^_




      * * *

      Атропином расширены ночи зрачки,
      В глубине проступают медведиц значки
      И полярника тусклый фонарик.
      В декабре быть беде, не уйти от погонь,
      Голод гонит зверей на усталый огонь,
      Погаси щуплый свет, сплюнь чинарик.

      Может быть, и спасешься в ледовой степи,
      Там, где холод и мрак держат жизнь на цепи
      И трусливо сердчишко-зайчишка.
      Антрацитная ночь, атропиновый страх,
      Мысль сгущается в смерть в бесприютных углах,
      И черна чернота, даже слишком...

      _^_




      * * *

      Дыхание в затылок. Соглядатай,
      Казенный колер, серые глаза,
      Расчетлив шаг, ступни подбиты ватой -
      Коварным облаком на цыпочках гроза.

      Азартно гнать, сбивая жертву с ритма,
      Пристрел брезгливый в перископ очков,
      Скороговоркой скомкана молитва,
      Где "Отче наш" и куча матюков.

      Огнем полярным душу выжигая,
      Приговорит, усмешки не тая,
      Законченную жизнь передвигая
      В кривое зеркало за рваные края.

      _^_




      * * *
              Мише Дынкину

      Отказал GPS-навигатор,
      Письма ветра в пергаментах льдин.
      Здесь Аида придворный Меркатор
      Путь наметил один.

      Через пасти медведей трехглавых
      Рваным треком зловещей воды
      Мчатся нарты меж гребней шершавых
      В эпицентр беды.

      Аварийный маяк - не спасенье,
      Лед непрочен и ветер свиреп,
      Лишь Одиллии мертвое пенье,
      Неба траурный креп.

      Разевает полярный коллайдер,
      Черных дыр гробовые нули,
      Замерзающий в смерть аутсайдер
      На задворках земли.

      _^_




      * * *
                Элен Менегальдо

      Поплавский дирижабль, монокль-иллюминатор,
      Над Северным Крестом, полярно-голубым,
      Сомнамбулой парит знакомый авиатор,
      Из трубочки цедит сиреневатый дым.

      Мотор скребет бока, жужжалки запускает,
      Чернильные круги над айсбергом встают,
      Зеркалит белый лед глаза слепому Каю
      И Герды за окном рыдают и поют.

      Но голосьба сирен лишь суживает ужас,
      Смыкается в кольцо фермата, как змея,
      И ширит океан луженый зев, натужась,
      И манит дирижабль за острые края.

      Там мертвый арсенал, арктический чернобыль,
      Там сепий фиолет, китайский лён медуз,
      Там спеют пузыри земли, как гонобобель,
      И поглощают жизнь чернила топких луз.

      _^_




      ОДИЛЛИЯ

      Из черной готовальни - на пуант,
      Завяжешь бант
      Подрезом тонкой ножки.
      Одиллия,
      Сошедшая с обложки,
      Ты не в себе,
      Ошибся старый Кант.

      Излетом -
      Тридцать третье фуэте,
      Нырок чайковский в патину сомненья,
      Двойной пи эр,
      Чей взмах - предназначенье
      Разлить фаянс в ночное варьете.

      Там перхоть звезд
      На топком дымном дне,
      Там затененный взгляд
      Под цинком века,
      Там выбирает в жертву человека
      В партере темном
      Тусклое пенсне.

      _^_




      * * *

      Белые пальцы тянет прожектор эльгреко,
      Сверлится линзой совиною грозно, толедо,
      Ищет сбежавшего в потную ночь человека,
      Рваную душу под выцветшим лоскутом пледа.

      Вольтовых дуг выгнулись плечи ощеро,
      Донные рыбы фосфор лениво глотают,
      За амальгамой ширится пастью пещера,
      Где образа беглецов, не спеша, собирают.

      Порохом пахнет, искрой лиловой петарды,
      Тромбы тромбона аллегро и негро несутся,
      Звездной ветрянкой обсыпаны нервы-гепарды,
      Рыком саванным на клочья лохматые рвутся.

      Время ревниво к свидетелям смертного фарса,
      Хрустки кузнечики в хищных зубах стипль-чеза,
      Их подытожит копье бесноватого марса
      Молнией адской в расплаве огня и железа.

      _^_




      РОЖДЕСТВО

      целлулоидной тропою врии
      покидали Пятый Вавилон
      на Востоке слышался Марии
      в сумеречных схватках бабий стон
      месяц желтым черепом лоснился
      подвывали волки и овца
      там Сосо над яслями склонился
      оспою кавказского лица
      искрой коротило в пентаграмме
      кланялись посланцы иносфер
      в эксклюзивно избранном бедламе
      корчился малютка Люцифер

      _^_




      * * *

      Тот, с кем сверяются кремлевские куранты,
      Распахивает Спасские ворота,
      Уверенный, что он и есть спасенье
      В безвременье для братьев и сестер.

      Ах, если б тень могла свинцом налиться,
      Ввалиться в Кремль катком многопудовым,
      Вдавить по самое маруся-не-балуйся
      Брусчатку и немятую траву!

      Кавказской сталью вкрадчивого слова
      Сверкнуть на солнце обоюдоостро,
      Чтоб двухголовые мутанты не посмели
      Кудахтать над хозяйской головой,
      Латышские стрелки, стрельцы ручные,
      Припомнили б отвесы и откосы,
      Покосы верноподданных озимых,
      Отвесили ему земной поклон.

      А если нет, то - оземь, оземь, оземь!
      Топтать чугунным, вылитым навеки!
      Затем, устав, во френч засунуть руку
      И раскурить Герцеговину Флор...

      _^_




      * * *

      Налегке убегали деревья,
      Птицы перья теряли в нырке
      И тигриной вибриссой Ниневия
      Смерть ловила в речном холодке.

      Погружалась в песок желтолицый
      Обожженной ступнею заря,
      Задыхались рабы колесницы,
      Три плененных эламских царя.

      Да сияет наместник Ашшура,
      Полыхает Шамаш-шум-укин,
      Пахнет зверем пятнистая шкура,
      На плечах побежденных равнин!

      И губами шевелит багрово,
      Брызжа кровью на жадный песок,
      Царь вселенной, бог мертвого слова,
      Пожирая глазами Восток.

      _^_




      * * *

      ах вавилона вечный долгострой
      когда един язык и междометья
      унифицированы мысли и покрой
      до р.х. жаль забыл тысячелетье
      как дом союзов в медных облаках
      соединенных штатов междуречья
      велик мардук отныне и в веках
      и все равны в бесправье и правах
      ремесленников лиры и заплечья
      бурли евфрат рычи свирепый тигр
      на золоте сияющей двуколки
      хмельное время допотопных игр
      вороньей бороды кудрявой челки
      охоты на неистребленных львов
      из муравьиной кучи злых рабов
      чьи молнии в глазах черны и колки
      стропила в небо в задницы богов
      под матерок на общечеловечьем
      но зиккурат потомству не готов
      развалина стыдобище увечье
      смеются боги в медных небесах
      блошиный цирк на глиняных весах
      и подлая гордыня человечья

      _^_




      * * *

      Прими чин шествия, несущего венки,
      Шары воздушные, растяжки, транспаранты.
      Мы славных дел молочные щенки,
      Свидетели и типа фигуранты.

      Точи клыки, след волчий неглубок,
      Вожак хитер, лукав и, в самом деле,
      Рык ускоряет ржавый кровоток
      В залёжанном и апатичном теле.

      Пей кровь горячую, разлитую в судьбу.
      Так дышит белая убитая свобода,
      С венком Несущего почившая в гробу,
      В конурке нулевого года.

      _^_




      * * *
            Асару Эппелю

      мясо плодится и множится чтоб
      не просыхала колода
      тщетная накипь горячих утроб
      лезвием год от года
      в хряси и хляби
      не в веси - а в кач
      грязной кровавой тарелки
      рыночный мастер - Творец и Палач
      фокусник переделки

      бывшая жизнь на нечутких весах
      ребра грудина лопатка
      вялый Плодило на небесах
      верная мертвая хватка
      вот вам подбёдерки и кострецы
      ножки и оковалки
      обыкновенные мертвецы
      в куче и свалке

      _^_




      САТУРНАЛИИ

          "ведет танцоров жига..."
              Олдос Хаксли

      Стучит разгул безумия в виски,
      Индиго ночи, лоно небосклона.
      Сквоз хаос па и скрежет саксофона
      Надламывая струнные колки.

      Подмигивают маски черных лиц,
      В них постеры глядятся деловито,
      В кремлевском зале сводня Немезида
      Льет серным ядом конфетти зарниц.

      Биржевики и брокеры толпой,
      Сцепившись тенью цепких рук костляво,
      Выходят из подполья, на халяву
      Девиц и клоунов ведя на водопой.

      Случайной встречи плещется крюшон,
      Елейный голос, кудри серпантина,
      В агонии холодная ундина.
      Кто твой партнер, безглазый капюшон?

      Лоснится плоть, наяривает бэнд,
      Глумливый Моцарт нокии мобильной,
      В колючках ежевики замогильной
      Смерть-аноним раскручивает бренд.

      Ладонь, бедро... Пульсирует насос,
      Грызут графит кривые фейерверков,
      Людская опись Хроноса, проверка,
      Кто выдохнет на грани срыва SOS.

      Стальные пчелы сверлят зеркала,
      Буравят космос дервиши на нитке,
      Хрусталь теснят Полония напитки,
      И нижет хаос острая игла.

      Кровь заячья трусливо шелестит,
      Укус на шее - след любовной ласки,
      Фальшивых "я" заношенные маски
      Угадывает время-трансвестит.

      _^_




      КАПРИЧОС

      над стальной плацкартой прерий
      евразийского пространства
      кто-то в воздухе крадется
      а в руке его - фонарик

      наступай граблезиана
      от москвы - до крайней плоти
      долгожданная мед веда
      недодроченных амбиций!

      в терракотовом сортире
      огороженном хуями
      в никого не спасской башне
      тихо дремлет принц наследный

      куршевелятся и пляшут
      озорной собчак вприсядку
      волк тамбовский волк позорный
      запивая черной нефтью

      свадьбу новую справляет
      злой народ
      орет исправно
      сардонические песни
      мутноглазого минхерца

      про шмеля на крыше школы
      вифлеемскую зачистку
      и про то как sos-ку просит
      лодка в баренцевом море

      про читинских декабристов
      про сидельцев на дубровке
      театральный харакири
      якакаши жмуруками

      про масхадов в маскхалатах
      поломати березовский
      от каспаров до лимонов
      "горько" дружно раздается

      но летает что-то в небе
      то ли черти в Su курносом
      то ли горький буревестник
      грустным рустом заблудился

      и читают в школе детям
      Malleus Maleficarum
      и клонирует чудовищ
      сонм державного величья

      _^_




      * * *

      вин трист креплёное на ароматах сены
      с горчинкой асфоделевых лугов
      отравлен воздух и сошел со сцены
      последний из отвергнутых богов

      остывших волн остекленело эхо
      навис угрозой гребень откликной
      сомнительна последняя утеха
      схождение из этого в иной

      орфей баюкай равновесье страха
      аид подсвечен кем-то изнутри
      на капельдинере кровавая рубаха
      нашарь проход звонят тревожно три

      вот перестали ерзать музыканты
      всеобщая готовность на местах
      вступая в смерть
      ослабь как струны ванты
      перемогая беспричинный страх

      _^_




      ПАМЯТИ  КОРМИЛЬЦЕВА

          "мне снилось я один из тех
          с кем пил в подъезде Он"

      небо в трупных пятнах и пегасах
      вороная сталь одно крыло
      здесь в руинах герники пикассо
      сытой ложью солнце рассвело

      нам на всех не хватит кислорода
      встань лицом к обоссанной стене
      задержи дыхание как в родах
      пропадай безвестно на войне

      ахтунг ахтунг общая готовность
      лепота и лепра в голове
      поделом умри за теплокровность
      похоронка детям и вдове

      крылья срежут известь к свежим ранам
      зрей аншлагом пьяный куршевель
      глаукома голубым экранам
      а баранам - кашка и щавель

      оборотни нот и детских песен
      сталь цепочки рьяная шпана
      все мне снится что Христос воскресе
      как моя бедовая страна

      _^_




      ПОХОРОНЫ  САРДИНКИ

      Грубо тесаного дуба
      рака на плечах гвардейских,
      Розмарином и тимьяном,
      маслом умащённый труп,
      Плюмажи метафор смерти
      из воронок ртов плебейских,
      Граммофона медный голос,
      "Мерседеса" жирный круп.

      Позывные смерти - эхом,
      гарпий вымученный вопль,
      Пляс конвульсий и каденций,
      визг шурупов, трель и дробь,
      И ползет червем к могиле
      свежеструганный чернобыль,
      И вибрирует под нёбом
      в ритуальном плаче скорбь.

      Тамбурины, барабаны,
      причитания и крики,
      Фалды, смокинги, корсеты,
      котелки и черепа,
      Сажей вымазаны рожи,
      маски плакальщиц двулики,
      "Утоли печали", - стонет
      рыбоглазая толпа.

      Приезжали-приходили
      на арбах и на верблюдах,
      Розенбомы-винокуры,
      тени басков и лолит,
      Пальцы-крючья землю драли
      и тянулись кости к блюду,
      Где уютная эпоха
      тухлой тушкою лежит.

      "...И сказала: "Чо те надо?" -
      золотая эта рыбка.
      Я подумал: чо мне надо?
      Всё чо надо, есть давно".
      И ползла по злым морщинам
      хари гнусная улыбка,
      Пахло рвотой, невским пивом,
      кто-то наступил в говно.

      Дьякон басом панегирик
      разрывными выдул трубно,
      Хоровода-карнавала
      гнулась черная строка,
      И громила магазины,
      и в припадке билась клубно,
      И бурлила до погоста
      нечистотная река.

      Опустили гроб на землю,
      медью высверкнула крышка,
      Первый губы злобно сдвинул,
      Ели, Кремль - на задний план,
      Задрожали нервно пальцы,
      жалко ёкнуло сердчишко,
      И взбесило, то, что видит
      дрожь презренный балаган.

      Как велит устав-регламент,
      за борт выбросил беднягу,
      В пропасть, адскую воронку,
      смрад геенны нефтяной,
      На гербе орлы взметнули
      черепа к родному флагу,
      Эра углеводородов
      иссякала за спиной...

      _^_




      * * *

      В Макондо заморозки - яблоневый цвет,
      Гортензия оправится нескоро,
      След ледяной тускнеет сотню лет
      На горбыле упавшего забора.

      А было - вознесенье в небеса
      На простынях. И бабочки кружили.
      Мы строили на облако леса
      Раскачиваясь на упругой жиле.

      Мир был ничей и требовал слова,
      Мы их нашли, пошарив по карманам,
      Дом вырастал, а на дворе - трава,
      Мускарики и рябчики с тюльпаном...

      Не знали мы, что голуби овес
      Стальной клюют, магнитные ладони
      Притягивают цинк голодных ос,
      Чугун колес на выжженном перроне.

      Нам навязали тридцать три войны,
      Полковнику - по средам похоронки,
      Картонные чиновники страны
      Медали-фантики кладут на дно воронки.

      Змеиным эхом в ухо шепчет медь,
      Дежурный врач с Владимиром на шее
      Нам запрещает канарейно петь,
      И заставляет быть мышей мышее.

      В Макондо ветрено, местами - гололед,
      Осада плесени и едкой белой пыли.
      По небу - в клетке ангела полет,
      Как вертолет фантазии и были...

      _^_



© Сергей Слепухин, 2009-2024.
© Сетевая Словесность, 2009-2024.




Тинькофф работа удаленно вся информация на dzen.ru

dzen.ru

Словесность