БАРТОВ И ПУСТОТА
" - Да. Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты. Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве..."
" ... Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения"
" - Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете... Да ведь надобно же и строить.
- Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить"
|
| И.С. Тургенев "Отцы и дети" |
Вы думаете, что читаете литературный журнал? - Чушь собачья! Никакой литературы в России с петровских времен не было, нет, и, скорее всего, не будет! Равно, как истории и культуры. "А что же было и есть?" - изумленно спросите вы. - "Один сплошной постмодернизм" - ответит вам Аркадий Бартов, автор статьи "Миф Санкт-Петербурга" ("Урал", 2005 №8), недавно навязанной публицистом и "Новому Берегу". Возможно, "ограниченный масштаб нашего времени" не позволит вам разглядеть "постмодерные (sic!) слои русской культуры", ну, да не беда, поможем.
16 мая 1703 года ознаменовало вхождение России "в эпоху постмодерных симуляций, в эпоху создания гиперреальности". Именно в этот день был заложен город Санкт-Петербург, миф о "вторичности" которого развивает в своем эссе петербургский публицист. Хотя эта дата спорная, а идея далеко не новая. Бартов считает, что российский постмодернизм объясняется "особенностями российского уклада жизни" и "не имеет ясного временного измерения". "Гиперреальность", по его мнению, относится к числу исключительно русских "культурных универсалий или, если угодно, архетипов".
Что же это за страсти-модернасти такие - "гиперреальность" и постмодернизм? Отвечаем, цитируя Бартова. Постмодернизм - это "способ симуляции всех достижений европейской цивилизации", очень продуктивный в России. Вот, например, Петербург. Город построен как подобие западноевропейских столиц, но это все "тончайшая подделка, пародия", приобретающие "постмодерное измерение, эстетически обманчивое, мерцающее". Аркадий Бартов, призвав на помощь маркиза де Кюстина, с одной стороны, и писателя Аксакова, с другой, пытается убедить нас в "показном, номинативном характере цивилизации". Для него культура России всего лишь "царство названий и видимостей". Цивилизация в России "усвоена только в своих внешних формах", она лишена "как настоящего европейского, так и внутреннего русского содержания".
Позвольте, спросите вы, а не тот ли это постмодернизм, о котором до 60х годов прошлого столетия никто и не слышал? Художественные и философские течения, пришедшие на смену собственно модернизму, авангардизму начала века? Не за ним ли они "пост-"? Ну да, конечно! Только все эти западные философы, все эти Деррида, Барт, Фуко, Бодрийяр и Делез, сущие дети. Ежу понятно, что их Барты нашим Бартовым не ровня. Аркадий Бартов, бесспорно, знает о существовании "Мифологии" Ролана Барта, но идет дальше, раздвигает исторические рамки и отдает первенство возникновения постмодернизма России. "То, что оказалось новостью для Запада и стало обсуждаться в 1970-е - 1980-е годы - в России существовало по крайней мере с петровского времени". Бартов не первую статью посвящает постмодернизму, но на этот раз он пытается создать свой собственный миф. Автор статьи заимствует у Жака Деррида термин "деконструкция". Заметим в скобках: с количеством терминов у автора явно перебор и большая путаница. Друг Аркадий, не говори красиво! И мы не будем глубоко погружаться в эту терминологическую невнятицу, чтобы не отбить у читателей желание дочитывать рецензию.
Но все же термин "деконструкция" для Аркадия Бартова стратегически важен. На нем строится вся система доказательств "гиперреальности". Взяли с вешалки чужое пальто и натянули на плечи Медного Всадника. По технологии "деконструкции", считает автор, построена вся российская цивилизация. Эта "своеобразная интуиция пустоты, открывающейся за круговращением знаков и номинаций". К тому же это "религиозная интуиция", она одновременно утверждает и отрицает "позитивный мир". Цивилизация России для исследователя условна и идеологична. Это всего лишь "набор номинаций, которым ничто не соответствует в реальном мире". "Гиперреальность" - извращенная реальность, а "деконструкция" больше смахивает на деструкцию. Но, поверьте, Бартов не какой-нибудь там Базаров. Если у вас создалось впечатление, что его "деконструкция" стремится, вслед заявлениям тургеневского героя, "разрушить все", то это не так. Русский постмодернизм, утверждает эссеист, намного сложнее: "это видимость такого рода", которая "не разрушает", а заботится о своей обманчивости, о сохранении себя "в качестве видимости". Вот оно какое, ""очарованное странничество" русского духа"! Набор штампов читатель может продолжить самостоятельно, номинировать, так сказать.
Статья называется "Миф Санкт-Петербурга", но о Петербурге вы в ней ничего не вычитаете. Для автора город - "отсутствующая реальность", вот и в статье он отсутствует. Зато присутствует сам автор, жонглирующий вычурными терминами и свободно предающийся мифотворчеству. Четверть века назад ходило такое выражение - "бредит сюрром" (тоже, заметьте, имеющее отношение к сверх-реальности). Было модно рассуждать о неофициальном искусстве, причислять себя к авангарду и оппозиции существующей идеологии. Постмодернизм Бартова отсюда, из этих времен. Человек усвоил когда-то чужое Евангелие, инструмент инакомыслия, но позднее так и не смог побороть отчуждение и отрицание. Он впитал их в себя вместе с плохо понятым текстом.
Эта "гиперреальность", то есть извращенно отраженные представления о мировой и отечественной культуре, на многие годы заменили автору реальность объективную. Но это, повторяю, плохо усвоенные уроки. "Цитатность", говоря языком самого Бартова. Доморощенный постмодернизм, имеет, как было объявлено в журнале "Урал", национальную специфику и этиогенез. Он может оказаться очень вредным сектанством. Раннее ("Нева", 2004, №11) Бартов не распространял исторические рамки постмодернизма столь далеко. Теперь же он созрел до стройной, как ему кажется, все объясняющей идеи. Термины заимствованы у западных авторитетов, они вызубрены, но наделены собственным значением. Теория Бартова жестко механистична и не допускает никаких толкований. Диалектике в ней места нет. Героем мифа выбран Петербург, город, существование которого итак давно окутано легендами. Есть такая, в частности, легенда: сам автор обрел в этом городе свою "гиперреальность". Хотя чем черт не шутит в век виртуальных технологий?! Может, и нет его вовсе, а есть, всего-навсего, симулякр с отсутствующей правдоподобной копией?
Любые возражения новоиспеченный мифотворец способен легко опровергнуть фактом существования "загадочной русской души" и "особого" исторического пути России. Существует опасность, что этот миф легко усвоится новым поколением, которое в переходный после советской эпохи период жаждет отрицания. В наше время "позитивное" каждым понимается неоднозначно. "Перехода не знает никто", как говорит М.Жванецкий.
Итак, Петербург "вторичен" потому, что западные архитекторы, возводившие город на фоне "мшистого пейзажа", перенесли на берега Невы ампир и барокко, стили, чужеродные русской культуре. Европейская культура плохо принялась на русской земле, и чуть не утонула в балтийском болоте. "Синдром отторжения", как говорят врачи, "эталон гиперреальности", как говорят новые питерские философы. Санкт-Петербург - это "подделка" под культуру европейскую, утверждает Бартов. Парадокс: к нам Европа заслала своих Монферранов и Растрелли, чтоб они состряпали пародию, а в Берлин и Варшаву отправили Белотто с Каналетто, и никакого там постмодернизма!
Автор поленился привести в статье примеры постмодернизма в архитектуре и изобразительном искусстве Петербурга, примеры, разумеется, в своем понимании. "Симуляцию" СПб Бартов углядел в праздновании 300-летия города. Европейская культура, считает он, проникает в Россию "фактом своей презентации", а "презентация" западной культуры всегда обречена на смерть. Вот и запомнился Аркадию праздник не как 300-летие, а как "зоолетие": "пьяный лепет сатурналий", "вспышки юпитеров" и варварский некультурный питерский люд, оправляющийся на дворцовой набережной и вторично берущий приступом Зимний. Ампир во время чумы. Вот он Петербург - "гиперреальность" "временности", "нелепости", "непрочности", "всеобщей деструкции, бесполезности, безосновности, бессмысленности". За "круговращением знаков и номинаций", "зоолетних презентаций" отчетливо видна "интуиция пустоты" самого автора.
Что это - философия, культурология? Нет, "это видимость такого рода". То, что празднование юбилеев у нас всегда показуха, объяснять не надо, но следует ли из этого, что культура и история города фикция и подделка? Если "симулякр - это предельно правдоподобная копия, у которой отсутствуют подлинники", о каком таком городе Петербурге пишет Бартов? Ведь, его послушать, так Питера и не существует вовсе: все постройки в России "потемкинские". Сам миф о Санкт-Петербурге - это "иллюзия построенная по правилам реалитета". Самим же "Потемкиным" и построенная. Система доказательств не выдерживает никакой критики.
Для нашего публициста русская литература - это постмодернизм, "игра условных подражаний". Вот вы взяли в руки литературный журнал, а знаете ли вы, что это образчик "сознательной вторичности и цитатности"? Зачем же сам Аркадий Анатольевич вот уже столько лет продолжает играть в эту игру? Зачем эти "условные подражания" чужеземным тезкам? Бедная русская литература! Ничего-то в нет своего, ничего оригинального. Со времен Сумарокова, Тредиаковского и Пушкина она "отчуждалась" от мировой, и по сей день продолжает надо всем насмехаться и все пародирует! "Евгений Онегин" - "первое литературное создание российского постмодернизма", подумать только! В Пушкинском романе, как считает эссеист, литература "заменяется знаками сочинительства": "в каждой строчке только точки, догадайся, мол, сама". Углубляться далее в литературоведческие дебри г-на Бартова не будем. "То Пушкина перечитаешь, то Бартова перелистнешь".
Отрицание и отчуждение - основные симптомы болезни, которой в последнее время подвержена наша литературная жизнь. Одно можно посоветовать: когда вы услышите слово "гиперреальность", понимайте, пожалуйста, под ним "реальность отсутствующую". Разъяснить же вам, что такое "позитивные ценности" культуры и в чем ее "первичность", простите, не представляется возможным. Бартов скрыл это за семью печатями. Да и нет у Бартова никаких "позитивных" ценностей. Нет для него культуры, с которой можно было бы соотнести понятия "первично" и "вторично". Нет никаких авторитетов. Нет ничего. Абсолютный Nihil. Бред "сюрром", пардон, post-сюрром.
Не удивлюсь, если сам автор окажется "отсутствующей реальностью", симулякром русского писателя.
Можно было бы, конечно, пройти мимо этой псевдонаучной статьи, мало ли глупости публикуется ныне? Но ведь страшно: сон разума рождает чудовищ. А вдруг новое поколение, увлеченное "интуицией пустоты", возьмется за еще более основательную и радикальную "деконструкцию" культуры и истории?
Миф создан. Его "религиозный" характер пророком обозначен. Не дай Бог, новый Спаситель (или Антихрист?) объявится.
Пока же остается блуждать в пустоте.
© Сергей Слепухин, 2006-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
