Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ОШИБОЧКА


Воскресным апрельским утром мастер РЭУ 156 услышал грянувшую откуда-то музыку.

"Ну и шуточки! - гыкнул Антипов, почесывая брюхо и с трудом попадая в тапки, - блин, совсем, что ли офигели! На полную катушку! Вот - уроды!". Антипов стукнул кулаком по стенке. Но музыка не заткнулась.

Ежась от холода, захлопнул форточку. Музыка не прекращалась! Тогда Антипов ринулся в коридор, схватил женину швабру и ну ею дубасить по стене. Музыка не унималась.

- Ты че? - спросила вернувшаяся из магазина Катька, - белочку подхватил? Скорую что ли вызывать? Ты зачем всех соседей перебудил? Девять утра, выходной!

- Это я, дура? перебудил?! Это они меня своей музыкой достали!

Катюха подошла поближе и глянула прямо в глаза:

- Ты уже, что ль?!

- Чего?

- Принял уже, говорю? И где взял, я ж все попрятала, повыкидывала к чертовой матери!

- Да ты что, Кать! Я ж ни в одном глазу! - справедливо возмутился Антипов.

- А ну, дыхни!

Антипов дыхнул. Катюха задумалась.

А музыка продолжала нарастать, расширялась, громыхала, принося Антипову такое беспокойство, что тот забегал из угла в угол и закурил. Он попытался найти убежище на кухне, где мирно урчала на сковородке яичница, а Катюха в зеленом переднике заваривала чай.

- Так ты ее не слышишь, что ли? - спросил он у жены.

- Кого?

- Да музыку эту, проклятую!

- Пить надо меньше! До музыки уже допился! - и Катюха в сердцах принялась бить яйцо о край сковородки.

Но даже ворчание жены и скворчание яичницы не заглушали музыки, которая лезла из-за банок с перцами, дула в форточку, сквозила под ногами и не давала покоя.

- Ну что тут у вас? - сын Матвей, с трудом продирая глаза, выбрался на кухню. Небось, всю ночь за компьютером сидел, глаза вона какие, как у напарника Антипова, Толяна Петровича, только у того от водяры, а у этого от большого ума. И в кого такой ботаник уродился?

- Что вы с утра, гвозди что ли совместно забивали? - Матвей отрезал кусок хлеба и вяло жевнул.

Антипов с надеждой посмотрел на отпрыска:

- А ты не слышишь ее? Музыку! Вот погоди! Стой! Замри!

Матвей замер.

- Слушай, вот она! Опять покатила!

- Не. Не слышу! Ты бы поменьше пил, па, - почти ласково попросил сын. - Тебе ж нельзя пить-то, помнишь, что доктор сказал!

- Да я уж три дня как сухой!

Катюха утвердительно кивнула.

А музыка звенела из чашек, неслась из духовки, лезла прямо в душу. Просто выворачивала наизнанку эту самую душу.

Антипов испуганно хватанул ртом воздух:

- Чё это со мной?! А? Я ее слышу, а вы - нет!

- А может, она внутри тебя, - высказал Матвей, - понимаешь, внутри!

- Это как это?

- Ну, так бывает у некоторых. Настроении если хорошее. То внутри как бы музыка!

- Да какое там! Меня ж вчера премии решили. И Григорьев - сука, деньги не вернул.

При слове "сука" музыка грянула еще сильней, она просочилась из души в голову Антипова, очевидно, желая навести там свои порядки. И сразу мысли полезли одна за другой, беспокойно толкались, напирали: " А вдруг, и вправду, белочка?! Не! Там не музыка там, говорят, глюки всякие! А если это музыкальные глюки? А вдруг я свихнулся? И куда меня теперь? Брось ты! Сходи лучше к Толяну Петровичу, развейся! И то верно!".

- Я скоро! - пообещал он жене, напяливая куртку и с трудом помещая опухшие ноги в тесные ботинки.

- Не ходи! - слезно заумоляла Катюха. Ну, вот понеслось! Сейчас заканючит!

- Не ходи туда, Петенька. Пожалуйста! Ты уже три дня продержался! Ты молодец!

- Да я на полчасика всего! Надо очень!

Уголки Катюхиных губ поползли вниз. Она, конечно же, демонстративно схватилась за живот. Вот теперь будет по любому случаю хвататься за этот самый живот, чуть что! Да помнит, помнит он! Не идиот! И беременная то всего без году неделя, а уж туда сразу, хвататься.

- Я мигом, - сурово отрезал Антипов. Чем больше он сердился, тем сильнее прихватывала музыка, точно головная боль. Вот-вот лопнет что-нибудь внутри, вот-вот не выдержит!

- Я музыку слышу! - сообщил он Толяну Петровичу, - С утра проснулся, а она есть!

- Наливай! - сообразил быстро Толян, доставая стопки.

Антипов налил.

- Ну?! - Толян опрокинул и выжидательно уставился на Антипова, а Антипов не стал. Не хотел! Не поверите, люди добрые, вот как есть на духу. Не хотел! Словно вода это в стопке на столе, и солнышко по-весеннему в ней плещется.

А рядом холодец, борщ. Жена Толяна Петровича строго следила, чтобы тот пил культурно. Она где-то услышала, что так вот культурно, и с закусью, меньше шансов, что сопьется. Или где-то прочла. Она все время что-нибудь читала. Может, у нее спросить?

- Душа не лежит, не могу. Понимаешь?

Толян Петрович не понимал.

- Заколдовала! - решил он.

- Как это?

- Ну, тебя твоя Катька заколдовала.

- Да не, она не умеет!

- Да не сама! Бабку какую попросила нашептать. Сейчас таких много, шептуний чертовых. Или подмешала чего в еду. Сейчас есть такое. Чего-нибудь в еду или питье подмешают и все... баста. Как отрубило. Ни цвета. Ни запаха нет. И не заметишь, как завязал!

- А хотя...слышь, Катюха у меня беременная. Может, и могла. Хотя нет, она за меня боится сильно, вдруг со мной чего, как она тогда без денег, да с дитем. Не, не могла...А твоя дома?

- Любка? А куда ей деваться. Читает!

- Музыку слышу. Тут и тут, - объяснил он жене Толяна Петровича Любке, указывая на грудь и вспотевший лоб.

Та посмотрела с любопытством на то, и на другое.

- И не пью! - продолжал Антипов, - А она всю душу выворачивает, зараза!

При слове "зараза" музыка долбанула прямо в темечко.

- Интересно, - поразилась Любка, - Феномен Вы, Петя! А записывать пробовали?

- Чё записывать?

- Музыку! Ноты знаете?

- Ты чё, с луны что ли?! Какие тебе ноты?! Отродясь не знал!

- Да. Любопытно! - задумалась Любка, - Вот, если бы записали, полегчало бы!

- Думаешь?

- А то! Это на Вас вдохновение снизошло...Ну как у поэтов, художников, музыкантов. Художник, пока картину не напишет, не успокоится, а музыкант, пока ноты не запишет, так его так и выворачивает, так и мучает.

- Во, во! И меня тоже так!

- Надо все это высказать, выложить на бумаге. Если поэт, то стихи пиши, если музыкант...

- Какой там поэт! Эх! - Антипов схватился за сердце. Музыка зазвучала прямо там, и заболела.

- Прости, Петрович! Душа не лежит! А Любка у тебя молоток!

- А то!

- А то! А то! Ты бы хоть ее в театр сводил, раз она у тебя такая умная. И сам бы заодно... А то баба дома свихнется с книгами!

Толян Петрович так и остался на пороге с раскрытым ртом и красными глазами.

На улице Антипов остановился и попытался вздохнуть, чтоб без музыки. Со скамейки соскочила бойкая старушка из 38 и, уцепившись за его рукав, зашептала: "Петр Григорьевич, милай, у меня водичка из крана все каплет и каплет, каплет и каплет, окаянная, ты ба пришел что ли! Только у меня денег мало, пенсию задерживают!". Вместе со старушкой - шептуньей грянули барабаны и еще какие-то громкие штуки.

- Не греми так, бабка, - взмолился Антипов, - завтра приду! Только не греми.

Старушка с удивлением оглянулась по сторонам, а когда поняла, что это ее сантехник умолял не греметь, его уже и след простыл.

Дома Антипов снова ходил из угла в угол. Катюха испуганно забилась в кресло: "Это надо же, от Толяна трезвый пришел, и в глазах словно что-то появилось, чего Катюха никогда раньше не видала. Ой, мамочки! Че ж теперь будет-то! Ой, горе... Или не горе?".

Она утешительно погладила живот: "Ничего, ничего! Вон Матвеюшка уже большой. Хоть только шестнадцать исполнилось, а уже и зарабатывает на своем компьютере. Знала ли она когда из своей Васильевки приехала, что сынок будет таким умным. Ничего, он не даст ей с голоду помереть. И еще теперь государство о них заботится. Деньги большие даст".

Антипова все донимала музыка.

- Вот что, дай-ка мне какую-нибудь музыку послушать, у тебя в наушниках, плеер дай! - попросил сына.

- Зачем?

- Да музыку хочу найти, может, найду похожую.

Матвей послушно поставил диск. Один. Не то. Другой, опять не то!

- Рок, - перечислял сын, -техно, джаз. Классика...

- Во! Стой! Вот эта. Эта похожа...Похожа да не та все равно!

- Это Гайдн! - усмехнулся сын.

- А еще у тебя есть? Дашь?

- Да забирай! Я все равно такое не слушаю.

- А есть что-нибудь еще. Ну, что-нибудь такое похожее?

- Да на, бери. Моцарт, Григ, Бетховен, Чайковский, Глюк!

Вот только глюков Антипову не хватало. Но взял все. Сгреб ручищами и потащил к себе.

Всовывал диск за диском, корявыми пальцами жал на непослушные кнопки. Наушнички крохотные, как жуки, вываливались то и дело из ушей. Уши у Антипова большие. Да и сам он ничего, деревенская порода, кряжистая.

Гайдн казался Антипову ближе всего, но все равно не та музыка. Ни его!

Катюха робко заглянула в комнату и остановилась у порога. Она смотрела на мужа, удивляясь, как быстро отрастали теперь у того волосы, сама недавно вроде стригла:

"А с длинными-то ему вроде как и лучше! Даже помолодел. А ведь скоро полтинник. Вон вроде и полтинник, а ребеночка сделал!" - зарделась Катюха от таких мыслей.

- Иди сюда, садись ближе! - скомандовал Антипов, осторожно прижимая к себе за плечо жену.

- Вот что-то похожее нашел. На, слушай! Только все равно не то! И потом это снаружи, а та...она внутри!

Катюха аккуратно сунула наушнички в розовые на просвет ушки с забавной мочкой, как завиточек.

Катюха слушала и пугалась, из ее ореховых темных глаз покатились слезищи, что твой горох.

- Ничего! Ничего - он легонько хлопнул ее по спине, - Мне бы записать это! Эх! - Он положил руку на кругленький маленький животик жены, прятавшийся под зеленым передником.

- Слушай, а давай куда-нибудь сегодня вечером сходим? В театр или, может, в филармонию.

Катюха обрадовано закивала.

- Только ты билет сама сходи, купи. А то неудобно как-то Мужик и филармония! Там небось ни одного мужика то и нету.

Но Антипов ошибся. Мужики в филармонии были. Во первых все музыканты почти - мужики, да и среди зрителей тоже мужиков было довольно. Хотя мужиками их назвать язык не поворачивался. Затюканные все, прилизанные. При бабах, как комнатные собачки. Нет, Антипов мужик настоящий, вон у него кулаки какие. Хоть Катька и беременная, а управлять им никогда не будет. Что и говорить, настоящего мужика за версту видать. Вон как сразу заперешептывались тетки с программками, заперешептывались, заперемигивались, ишь, переполошились как. А старуха... в этом, как его...

-Катюха. Как эта хрень называется, ну, что у старухи на груди?

- Жабо!

- Во-во, жабо и есть! И сама как жаба!

- Тихо ты, - шикнула на него Катюха. Она раскраснелась как школьница. Зря он так с ней поступает, никуда не водит, ни в музеи, ни даже в кино. Но все равно он не такой как эти прижабистые цуцики.

Все уселись. И понеслось. Это Гайдн! - с гордостью узнал Антипов, - узнал и тут же забылся.

Завертело, закрутило Антипова, словно самую его душу вытащили, повыбивали из нее пыль большими деревянными дубинами, проколотили, постирали и обратно засунули. И теперь она будто новенькая, чистенькая, но зато такая...только тронь...зарыдает. Такое с ним творилось, что и не передать! Не плачь, Антипов! Настоящие мужики не плачут! Но поздно. Все увидели, как здоровенный мужик лет сорока с лишком ревет как ребенок от какой-то там музыки, пусть даже и от хорошей. В туалете он полюбовался на себя в зеркало и выругался. Потом еще раз. И чем грязнее он ругался, тем мощнее становилась музыка. Его музыка, которую никто не играл, которая сама лезла в душу. Антипов долго не выходил из кабинки, стучал стульчаком, смотал всю бумагу в комок, да так и оставил на раковине.

Когда выглянул, все уже разошлись, только одна крысиная тетка с программками что-то нашептывала раскрасневшейся Катюхе, поглядывая на него, на Антипова, как на редкое животное в Зоопарке, хотя сам была редкостной крысой!

У Катюхи глаза ореховые, огромные, и как у ребеночка удивленные. Только сейчас Антипов заметил, что живот из нее так и прет. Скоро рожать, а он тут музыку слушает!

- Я узнала весь репертуар, мне женщина программу дала на месяц вперед. Можно хоть каждый вечер ходить. Билеты дешевые.

Гардеробщица брезгливо подала старенькое катюхино пальтецо, без петельки и проворчала что-то про вешалку и деревенщину. Но Антипов зыркнул на нее так, что та заткнулась, улыбнулась натянуто и ретировалась обратно.

- Не надо каждый день! - приговаривал он, неловко напяливая на жену старенькое пальто. - Только по воскресеньям. Работать буду. Тебе рожать скоро!

- Ну, не скоро еще, - засмущалась Катюха, пытаясь спрятать животик. И морщинки на ее лице повеселели.

"Блин! Она же уже совсем не девчонка! Как рожать то будет. Здоровье, правда, у нее ничего всегда было, а все же страшно! И о чем думали, когда оставить решили. Хотя, хорошо, что не думали! Зато теперь будет жить на земле мальчишка или девочка маленькая. Антипов его или ее обязательно в музыкальную школу отдаст, аж в три года, пусть только попробует, не ходить! Заставит! Его вот в детстве никто не заставлял, даже не предлагал. Откуда в Васильевке музыкальная школа!".

- Почему же не надо каждый день, Петенька. А как же музыка?

- Да она у меня вот здесь! - вздохнул Антипов и стукнул себя в грудь, а оттуда уже неслась, услышав и учуяв его радостно, как преданная собака музыка.

Каждый божий день Антипов ходил на работу и возвращался трезвый. Мужики давно с ним поругались. Один Толян Петрович не ругался, наверное, потому что закусывал как культурный. Не ругался, но и не понимал.

Антипов шибко не переживал по этому поводу. Он уже разбирался немного в этой самой музыке. Где там у нее скрипки смычками машут, где виолончели вступают, где фортепьяно. А вот это - гобой!

Он понимал, что музыка от него не отвяжется. И хорошо бы взять у кого-нибудь урок, пускай курам на смех, но выучить эти ноты. Да было некогда. Делали с Катюхой ремонт. Ребенок должен родиться в чистоте, чтобы светло, и дышалось легко.

Музыка не отставала ни на минуту. Даже на работе, заглядывая в пожелтевшие унитазы и раковины, он слышал ее, она вылетала из ржавых кранов вместе с водой, проникала в трубы и била оттуда. Бесила и радовала. Заставляла беспричинно улыбаться или грустить

Он с ней вставал, он с ней ложился, если вообще удавалось лечь, так она его донимала. Среди ночи вскакивал, открывал на кухне форточку и выпускал на звезды дым.

Иногда музыка урчала совсем тихо, ложась возле ног. Он поглаживал ее, приговаривая: "Ну и на кой ляд ты мне нужна, а? Принесла тебя нелегкая! И че мне с тобой делать, блин?!! Ты пойми, ну не знаю я этих дурацких нот, не знаю! Отвяжись, а?". Но она поскуливала скрипкой, лизала руки, заглядывая в глаза. И Антипов вздыхал, почесывая ей шею или брюхо. Она довольно виляла смычками и засыпала на время, чтобы скоро проснуться.

То чуть слышная, шла как отдаленный фон, словно бы ее и не было вовсе. То достигала такого буйства, такого предела, что, казалось, сейчас обрушиться вместе с потолком и перекрытиями и сметет его в порошок к чертовой матери. Если бы он умел ее записать, было бы легче, точно легче. Вон сосед напротив раньше каждый вечер бил по клавишам. Как это раздражало! Раньше. Он точно знает эти проклятые ноты. Хорошо ему, записал...и дыши свободно, ешь и спи. Но что-то не слышно больше по вечерам его бряцанья. Заболел. Или звуки заглушает его, антиповская музыка, та, что внутри?! Да нет, Катюха, тоже заметила, что сосед давно не играет. Может, уехал? Вот бы с ним поговорить. А что мешает, он же музыкант, должен понять!

Робея, Антипов позвонил к соседям. Двери открыла заплаканная жена соседа, худенькая такая, как былинка.

- Здравствуйте! Я к вашему супругу!

- А Дмитрия нет. Он с утра ушел и ... - она замялась, - И пропал!

Антипов заметил знакомый взгляд, испуг, муку на ее лице и все понял:

- Давно пьет?

В ответ та разрыдалась тоненько и заблеела:

- Ме-е-е-есяц или два! - и замерла у него на груди.

- Все ясно! - сгреб ее вместе с кудряшками и какой -то тетрадочкой в ручке и отнес к ним домой, поручил Катюхе:

- Вы тут посидите пока, поболтайте.

От жены в последнее время такое спокойствие исходило, что вокруг все успокаивались, все кроме его музыки.

А сам пошел искать. Музыка захлестывала его теперь волнами, накатывала девятым валом, Кругом уже настоящая, ядреная весна, и цветы. И деревья зеленеют, и птицы вопят...

...Ну, че, композитор, наливай, как по нотам! Давай. Давай, Паганини, тока не расплескай! Это тебе не по роялю стучать! Тут точность нужна. Эх, ну чего же ты, взрослый мужик, а пить не умеешь толком. Ты же мужик, блин, или хрен моржовый?! Эй, Петруха, да брось ты его, хлюпика. Напросился, а сам не умеет. Ишь, как его с полпузыря выворачивает. Давай к нам лучше, Петро! Или тебя совсем твоя Катька заколдовала?! Вот бабы-ведьмы, одно слово. Такого мужика загубила. Настоящий был мужик, не то, что этот Паганини...

"Ладно, ладно! Не плачь, мужики не плачут, Что, идти не можешь? Ну, ничего, я тебя сейчас. Эх ты, легонький такой. Нельзя тебе такому легкому пить, композитор!" - взвалил на плечо и понес. И не такое таскали.

...В приемной, где толпились Ангелы-Хранители с прозрачными свитками, пахло яблоками и первым снегом. Ангелы робко поглядывали на огромную сияющую дверь. И когда из нее кто-то выходил, бросались с расспросами:

- Ну, как оно там? Как?!

- Разрешили! Господь милостив! И вы молитесь, за своих! Молитесь да обретете!

Ангелы хватались за свои свитки, начинали их перечитывать, молились, бесшумно двигая губами, и крестились прозрачными пальцами, источавшими запах мирры, корицы и мяты. Ангел Антипова тоже молился или молилась. У ангелов ведь нет пола. "Господи Боже! Не отнимай у него своего дара! Уж как на него этот дар свалился не понятно. Но оставь! На все воля Твоя!"

Неподалеку сидел заплаканный Ангел и тер невидимое лицо. Его утешали те, что рядом, гладили по легким кудрям:

- Не плачь! Господь милостив! Ну, ошибочка, бывает!

- Ничего себе ошибочка! - всхлипывал плачущий, - Там человек страдает! Он же всю жизнь эту музыку писал, а тут вдруг все...и как отрезало. Вот и запил! А сами знаете, стоит только начать...

-Знаем! Знаем! - подхватили Ангелы-Хранители.

- Подожди, подожди, - Ангел Антипова прошел сквозь толпу утешителей, - Ты расскажи все толком! - Но послушать рассказ так и не удалось, его позвали, и он, трепеща и благоговея, как все, толкнул на редкость легкую дверь.

"Очень прошу вас! Тут, оказывается, произошла ошибка. Они же соседи, наши хранимые, и видать, не на того снизошло! Но знаю, у Господа не бывает ошибок! Верую, что не бывает у Господа ошибок, как бы страшно все не было или прекрасно! Оставь ему, Господи! Но и соседу тоже, дай, Господи! У тебя ведь так много, бесконечно много! Чтобы и ему тоже. Пусть им обоим будет, Господи, от щедрот твоих! Пусть слушают музыку! Там уж и Ангел его дожидается в приемной...Да?! Хорошо?! Правда, можно?! Обоим!!! О! Счастье, о радость! О всемогущий и всемилостивый, алиллуйя! Вы ему сами сообщите или мне? Хорошо, хорошо...молчу. Ухожу...А вот можно ему еще, ноты чтобы научиться писать? Слишком много хочу?! Простите! Простите меня грешного! Слава Богу! Аллилуйя!"

Ангел Антипова вышел из кабинета, его хором спросили:

- Ну как?

- Разрешили! Оставили! Господь милостив. И вы молитесь!

Ангел композитора зарыдал. Надо бы успокоить его, да некогда, пора спешить! А этот скоро успокоится, его Там утешат!

Ведь внизу все что угодно может случиться. Ни на минуту нельзя оставить! А ноты? Да ну их, ноты! Ничего, Господь милостив. Что- нибудь придумается!

Ангел спустился в спальню. Катюха спала, в ее огромном животе, уютно покачиваясь, плыл младенец, похоже, все-таки мальчик, сквозь туман небытия, плыл и, как ни в чем ни бывало, посасывал палец правой ножки и чему-то улыбался. За него можно не тревожиться. За него будет тревожиться другой.

Антипов сидел на кровати, обхватив голову руками. И качался из стороны в сторону. Музыка не давала покоя и сна. Антипов не знал, что слышит ее по божественному проведению или из-за божественной ошибки. И не знал, радоваться ему или наоборот.

В спальне было душно. Он встал, пошел на цыпочках, открыл балкон. Свежо! Антипов осторожно задрал голову вверх. И Вселенная обрушилась на него, из ее недр музыка рванула бесконечным потоком, грозясь сбить с ног, растворяя в себе маленького человечка на балконе крохотной планеты. Ангел слушал вместе с Антиповым и плакал. Рыдал навзрыд, потому что ангелу можно плакать сколько угодно, не стыдясь. Это ведь не настоящий мужик, которого видать за версту!



Следующий рассказ...
Зачем ангелам тапочки? - Оглавление




© Светлана Щелкунова, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.




Словесность