В декабре 88-го наше судно стояло в Панаме, в порту Сан-Кристобаль Де Колон, ожидая своей очереди пройти по Панамскому каналу. Делать было нечего, и народ слонялся по окрестностям. Рядом с нами второй день торчала на якоре шикарная яхта под либерийским флагом. Уж совсем от нечего делать, мы с приятелем решили сплавать на неё и познакомится с либерийскими товарищами. Сказано - сделано. Доплыли. На корме яхты сидел и ловил рыбу либериец лет пятидесяти. Он был в закатанных до колен джинсах и мексиканской шляпе.
- Хэлло, френдз! - Воскликнул он при виде нас и улыбнулся.
Мы естественно тоже улыбнулись и сказали "хэлло!". Дальше все пошло просто - дядька оказался флоридцем-миллионером без комплексов. На яхте проводил медовый месяц с молодой женой, которая в это время почивала в каюте после вечерних приключений в городе. Из дальнейшего разговора с новым другом мы выяснили, что американская семья имеет "биг проблем". Весьма странный проблем - они искали во время медового месяца суперэкзотику. Искали давно - третий год, будучи еще во френдах, а не женатыми. Видимо это их и сплотило.
Когда мы сообщили, что белый красавец с большими антеннами у причала наш, американец сильно оживился: тут же сбегал вниз за подругой. При виде её, лично у меня встало все. Даже волосы. Дыбом. Милейшая девушка с огромном красивым американским ртом, силиконовым бюстом и ногами от плеч. Как я её понимал! В этот момент к нам с приятелем в голову пришла одна и та же мысль - Паша. Это который боцман. Американцам поступило скромное предложение познакомиться с суперэкзотическим человеком. Они страшно обрадовались и побежали готовиться спускать шлюпку. Мы же в свою очередь пообещали им встретить их у трапа и поплыли своим ходом. Надо было успеть договориться с вахтенным о визите.
Целый час несчастных искателей экзотики по кораблю водил начальник рейса, показывая шлюпки, якоря, вахтенных офицеров, камбуз, научную аппаратуру... Бедные Джордж и Джейн - их так звали - на каждый экспонат равнодушно восклицали "Оу! Йес!". Я переводил "Оу! Йес!" на русский и прикрывал тыл от остального экипажа, поскольку граждане свободного мира и одеты были соответственно. Наконец, официальная часть экскурсии закончилась. Мы разогнали всех зевак и быстро потащили наших друзей вниз, в пашину каюту...
Находясь в состоянии тяжелейшего бодуна, Паша учил английский язык. Из одежды на нём были шлепанцы, темные очки, оставшиеся еще со вчерашнего шоп-тура в свободной зоне и красные спортивные трусы. Волосатая грудь была одета в висевший на шее аудиоплейер. Паша учил первое английское слово. Увидев, а главное - унюхав такую картину, Джордж и Джейн инстинктивно отпрянули назад, одновременно воскликнув "Вау!", но наткнулись нас. Пришлось войти и присесть.
Паша освободил одно ухо от наушников и сразу предложил промочить горло гостям. На столе появился гранёный стакан, в который тут же была насыпана столовая ложка апельсинового порошка - напиток нечто вроде "добавь воды и пей". Гости с широко раскрытыми глазами и ртами смотрели на долгожданный экзотический ритуал. Тем временем Паша отрыл где-то под столом початую бутыль с техническим, но питьевым спиртом собственной очистки - достойный напиток для тех, кто понимает - и налил в стакан:
- Сейчас настоится! - Сказал он и смачно закурил беломор.
При виде папиросы американцы опять же хором воскликнули: "Оу! Йес!!!"
- Это потом! - Грозно произнес боцман и, размешав питьё ложкой, протянул первый стакан даме.
Дама открыла свой восхитительный американский рот и одним махом опрокинула в него стакан...
- Круто! - Отметил Паша.
Однако даме с прекрасным большим американским ртом явно было слишком круто. Она замахала руками, как бы задувая в большой красивый американский рот чистый воздух. Дар речи был на время потерян. Этот жест боцман идентифицировал однозначно:
- А... Ну теперь-то можно! - Воскликнул он и вставил в большой и красивый рот свою дымящуюся папиросу.
Джейн втянула и позеленела. Я очень боялся, чтобы вдруг пожара не было - уж больно спиртом воняло. Но все обошлось - Джейн разом выдохнула и остатки спирта и папиросу в открытый иллюминатор. После этого она смогла сделать один вдох и произнести первое слово:
- ...Кккх...!
Боцман Паша тут же улыбнулся, так, как, видимо, догадался, что это было то самое слово, которое он учил со вчерашнего вечера и участливо поинтересовался:
- Фак!? Да?
Минут через пять мы наблюдали уносящуюся в открытое море на всех парусах, парах и веслах яхту под либерийским флагом...
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
