Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




НЕОНОВЫЙ  РАЙ


Глава 5. Деревня Петушки


Дни тянулись долго и однообразно. Солдатов на работу не выпускали. Часами мы сидели на кушетке, играли в Буру самодельными картами и слушали рассказы Чика о тюрьме и воровских разборках. После ужина, когда уходили врачи, мы варили чифир в туалете. Чик смастерил кипятильник из двух лезвий и разбитой лампочки. У него везде были связи: лезвия ему дал один из гражданских, а лампочку и банку ему подогнали зэки. Процедура варки чифира была, не так уж проста. В туалете было две лампы не неоного освещения. Одна висела над пьедесталом и человек высокого роста мог дотянуться рукой до нее. Чик ловил одного длинного напильника и уговаривал его подержать банку. Напильник тот очень любил чай и постоянно участвовал в варке чифира. Чик подсаживал Андрея, тот быстро выкручивал лампочку и вкручивал вместо нее кипятильник. Я стоял в дверях на шухере и рядом с выключателем. Затем Чик ставил на пьедестал напильника держащего над головой банку, обмотанную полотенцем, и я включал свет в туалете. Упырь стоял возле поста санитара и в любую секунду мог мне маякнуть, если что-то не так. Все санитары знали, что мы и зэки варим чифир в туалете, но они закрывали на это глаза. Главное, чтобы медсестры и врачи не видели. Я постоянно наблюдал за напильником в полуоткрытую дверь. Он стоял как греческая статуя с сосудом над головой, иногда корчил гримасы, шутил, и даже смеялся от шуток - прибауток и крылатых выражений Чика. Когда вода вскипала, я выключал свет, а Андрей с проворством кошки закручивал лампочку обратно. Чай получался вкусный, не казенно-противный, без брома. Казенный чай-бай - я старался не пить, после него в животе начиналась революция и кишечки бурчали и мяукали.




Возле поста санитара стоит маленький столик для медикаментов. Три раза в день медсестра ставит на него подставку с пластиковыми чашечками и уходит в сестринскую. Сразу же возле столика начинается нездоровое движение зэков-гиен и других хищников. Андрей каждый день появляется там и подолгу колдует над подставкой, не подпуская больных к столику. За приемом лекарств практически никто не наблюдал. Во вторник у Андрея появилось десять таблеток циклодола. Раньше я слышал об этих пилюлях, но никогда не принимал. После тихого часа мы приняли по пять таблеток. Приход пришел за ужином. У меня застрял кусок в горле, и я испугался, что задохнусь. Со звуком, сплюнув кусок в миску, я отодвинул еду от себя. Андрей прекратил, есть и смотрел по сторонам блестящими глазами. Чик что-то спросил у меня, но я не смог ничего ответить. Безсвязанно что-то промычал и сам испугался звука исходящего из моего горла. Попробовал выпить казенный чай-бай, но жидкость начала булькать у меня во рту, как в миксере. Я выплюнул чай обратно в кружку, собрал свою посуду и отнес на кухню. Зачем я эту гадость жрал? Сейчас начнутся кошмары и галлюцинации. Я присел на край кушетки и уставился на пол. Плитка на полу начала трансформироваться в странные узоры, конфигурации и орнаменты. Началось. Стены начали вздуваться, как мыльные пузыри и задышали. Рамка поплыла, во бля, глюки. Алюминиевая симфония ложек слилась в монотонный гул и перешла в похоронный реквием мисок. Два монгола-дауна в буденовках на головах пронеслись верхом на швабрах рядом с кушеткой. Они весело косили на меня своими лиловыми глазами и скалили желтые кривые зубы. Ну вот, начинается - галочки, белочки. Надо срочно сходить в туалет и умыться.

Весь вечер я молча просидел на кушетке, наблюдая за визуальными галлюцинациями, изменениями и странными голосами. Несколько раз бегал в туалет умываться. Перло так, что только холодная вода немного приводила в себя, да и то не надолго. К отбою немного отошел, но долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, пребывая в полной анемии сознания и тела. Больше циклодол жрать не буду. Гадость, не нравиться мне такой кайф - галочки, белочки и голоса стремные.




В среду появились два новых солдата. Одного перевели из надзорки, он там пробыл пару дней. Другого ввели через главный вход. Их двоих положили в палату дураков. В четверг после обхода они начали налаживать отношение с медперсоналом и больными. Помогали баландерам убирать столы и даже лишили монголов удовольствия мыть полы в отделении. Сами мыли и по дружески заигрывали с санитарами, а дауны бродили в непонятке по коридору и не знали, что им делать. Новенькие очень быстро освоились, сдружились с санитарами и баландерами. Сразу же видно - одного поля ягода, - подхалимы. Чик сразу же их не возлюбил. Где бы он их не встречал, он начинал на них шипеть и шугать своим свирепым видом и малявами.




* * *

В пятницу после завтрака ко мне подошел Чик и спросил:

- На работу пойдешь?

- Куда?

- Свеклу убирать. Пойдем, не переработаемся. Я с санитаром добазарился, все будет чики-чики.

- Хорошо.

Протиснувшись в туалет, я встал рядом с Андреем и закурил.

- На работу идешь? - спросил он.

- Да-а, выйду воздухом подышу.

В туалет вломился Чик.

- Ну чё, бродяги, щас на волю выпустят. Росомаха, дай покурить, - сказал Чик и, сделав пару затяжек, выбросил мой окурок в дырку. - Пошли, Упырь ждет.

Упырь стоял возле двери и беседовал с санитаром.

- Мы все в сборе, зема, - сказал Чик.

Санитар открыл дверь и вывел нас в маленький холл с лестницей, ведущей в кабинеты врачей. Побрякивая ключами, он открыл дверь под лестницей и сказал:

- Выбирайте одежу, мужики.

- А бушлаты без воротников, шапки - таблетки, ботинки - говнодавы, родное все знакомое, - пропел Чик.

- Давайте быстрей, ребята, не болтайте, - поторапливал санитар.

Мы не спеша оделись, сдали пижамы, тапочки и вышли на улицу. Свежий воздух опьянил меня. Голова закружилась, как после первой затяжки, в глазах фейерверк. Небо серое, в тучах. Накрапывает мелкий дождь. Осень. Я жадно вдохнул влажный воздух через нос, пытаясь насытиться кислородом.

- Ну, как, вставило? - спросил Андрей.

- Да, аж ноги подкашиваются. Кого мы ждем?

- Щас мужиков пригонят.

Территория вокруг барака была тщательно убрана и ухожена. Один из постоянных жильцов каждый день убирал вокруг и поддерживал порядок в холле барака. И сегодня он копался в огороде возле окон свободного отделения. Звали его Петрович, он был бездомным. Попал сюда по распределению во время Олимпиады. Внешне он был мужик ничего, нормальный, спокойный и порядочный. Его никто не трогал в бараке. Уходил он после завтрака и возращался в отделение к вечеру. Мастер на все руки, все может. Поговаривали, что это он зайца из пня вырезал.

Из барака вышла группа мужиков. Построившись в колонну, мы медленно пошли по грунтовой дороге. Дорога черная, в лужах, пропитанная осенним дождем. Из-под говнодавов с чавканьем вылазит грязь. На вершине холма виднеется здание поликлиники, сердце Инквизиции. На спуске с холма идти стало легче. Показались жилые постройки деревни.

- Ну, как тебе деревенька? - спросил Андрей.

- Веселая деревня, явно что-то не так.

- Ага, и дома и люди.

Дома в деревне все деревянные, старые, перекошенные и какие-то неправильные, недостроенные, планировка хаотическая. В некоторых местах дома как бы сердито наезжают друг на друга. Создается впечатление, что они ссорятся и ругаются между собой и должны вот - вот рухнуть на соседа. Злые сумасшедшие избушки. Окна и двери перекошены, как рот и глаза у больного маниака. Ставни, рамы, двери и заборы покрашены в неестественно яркие цвета. Психоделичекая какофония красок режет глаза. На крышах почти каждого дома флюгерки, в форме силуэта животных; преобладают петушки и птички. На одной из крыш я увидел флюгер в виде лошади. Это, наверное, конюшня нашей медсестры Лошади. Деревня как будто вымерла - на улице ни души. Все на работе в дурдоме или в колхозе. Да-а, тут явно что-то не так и с людишками, и с избушками. Несколько поколений работает в дурке и это, по-видимому, сильно отразилось на архитектуре и жителях деревни.

Колонна медленно вышла из деревни. Нас окружили черные колхозные поля. Идти стало трудней, - на подошвы налип толстый слой грязи. Невдалеке полосой стоит "сумасшедший" лес. Такого контраста и изобилия желтых, красных и оранжевых цветов, я еще никогда не видел в своей жизни. Лес горит, переливается, изменяет окраску и очертания - как будто радуется нашему приближению. Я оглянулся назад. Деревня кольцом раскинулась на склоне холма. Чуть выше нее видны бараки, на самой вершине поликлиника. Да-а, хорошо придумано - ближе к небу, рай все-таки. Мы медленно вошли в пограничный лес. Деревья начали шуметь и переговариваться между собой. Без потерь мы прошли сквозь пограничную полосу огня и остановились на краю черного маниакально-депрессивного поля без конца и края.

- Слазьте, приехали. Станция Петушки. - вскрикнул Чик и закудахтал.

- Лес видел? - спросил я Андрея.

- Да-а, цвета драматические, но деревня мне больше понравилась. Сразу видно, что у жителей не все в порядке с головой, уродство просто какое-то. И где они такие краски яркие нашли? Я в магазине таких не видел.

- Мне кажется, Андрей, что вся эта местность заражена маниакально-депрессивным синдромом и психозом, как чумой. Посмотри, какая психоделическая какофония красок вокруг.

- Слушай, а может это нам кажется? В отделении все как-то серо и в неоновом свете.

- Может быть..

- А как ты думаешь, зачем они неоновые лампы используют в дурдоме?

- Я читал где-то, что неоновый свет не дает тень и в дурдомах его специально используют, чтобы дураки от своей тени не шарахались. Не знаю, правда или нет. Неоновый рай без теней.

- Да-а, а где-де тогда наша тень? - спросил с улыбкой Андрей.

- В аду Андрюха, в аду. Нас расщепило, тень в аду, а тело в "неоновом" раю.

Из пограничного леса появилась колонна женщин.

- Ой, баб ведут, - заорал Чик.

По нашей колонне прокатился тихий ропот. Все устремили взгляды на приближающуюся колонну. Женщины остановилась в десяти метрах от нас и от туда понеслись реплики:

- Мужички, ничейные. Ой, хочу, хочу, уже три месяца маюсь, - пропищала белобрысая девка и отделилась от толпы.

Чик встрепенулся как стервятник, напряг зрение и начал орать комплименты в ее адрес.

- У тебя дома девчонка есть? - спросил Андрей.

- Нее.

- А была?

- У меня не получалось встречаться.

- Почему?

- Не знаю.

- У меня была пара девчонок, но я с ними недолго встречался. Слушай, а ты вообще бабу трахал?

- Честно сказать нет, не испытывал сильного желания и потребности. У нас в районе была пара ненормальных девок, которые весь район мужчинами сделали, но я не захотел такого посвящения в мужчины - на лестничной клетке с ненормальной дочкой дворника.

- Да-а, а щас есть желание бабу трахнуть?

- У меня одно желанье, Андрюха, да нету рыбки золотой, чи-папа-ра-папа, - пропел я голосом Аллы Пугачевой. - Уехать бы отсюда и поскорей, чтобы не видеть этой чернухи и этих людишек стремных.

- Куда?

- Не знаю..

Около часа я не спеша ковырялся в земле, выдергивал по одной свеколке и относил в контейнер. Толка от нас не было никакого. Андрей долго копался на одном месте, создавая видимость работы и так же как и я по одной штуке, носил свеклу в контейнер. Мужики работали как комбайны, носили свеклу охапками. Они быстро отделились от нас и ушли вперед. Чик и Упырь поковырялись с полчаса на одном месте и ушли к разваленному сараю.

- Пойдем чай пить, - сказал Андрей.

Мы побрели в направлении сарая, где Чик и Упырь разводили огонь.

Банка с водой стоит на двух кирпичах. Упырь раздувает огонь, отсыревший хворост плохо загорается. Мы присели на корточки возле костра и закурили. Костер начал по-немногу загораться и зашкварчал. Через некоторое время подошел санитар и спросил:

- Что это вы тут мужики, собираетесь варить?

- Чай, - сказал Чик. - Да, ты, зема, не кипишуй, все будет чики - чики. Мы чай попьем, покурим. У тебя, смотри, сколько работников.

- Хорошо, Николай, только не бегать.

- Да ты чё зема! Чё мы совсем больные? Нас на днях всех выпишут отсюда, - Чик обнял санитара за плечо и отвел в сторону, что-то шепча ему на ухо.

Упырь хорошо работает поддувалом, костер разгорелся и весело затрещал. Вода в банке начала пузыриться. Чик вернулся и достал из кармана пачку чая.

- Лови, - крикнул Чик и подбросил пачку.

Я поймал пачку на лету.

- Закилишуй, Росомаха, чайку - крепкого, но не чифиру. С санитаром я добазарился, свой парень - зема мой. Щас чай попью и к дурочкам пойду на свиданку.

Мы молча сидим вокруг костра и греем посиневшие руки. Чай настоялся, и банка пошла по кругу. Чай крепкий, ароматный, вкусный, с привкусом костра и дыма.

- Ну, ладно, я пошел. Присмотришь за чаем, - сказал мне Чик и быстро пошел по полю к женщинам.

- Где тут вода? - спросил я Упыря.

- Возле сарая.

Я принес воду и поставил банку на кирпичи. Упырь исправно поддерживал костер. Через несколько минут вода в банке начала пузыриться и закипать. Сняв банку с огня, бросив в нее три щепоти чая и помешав палочкой, я накрыл ее шапкой.

- А, зачем банку шапкой накрыл? - с улыбкой спросил Упырь.

- Чтобы не украли, - ответил Андрей.

- Кто?

- Упыри да вордулаки. Чтобы настоялся, - продолжал Андрей. - Ты чё, чай раньше не пил?

- Я не люблю чай.

- А зачем тогда пьешь?

- За кампанию.

- За какую такую кампанию? А чё ты вообще любишь пить?

- Вино и компот.

- Понятно, - продолжал Андрей. - Ты, наверное, с детства вино пьешь вместо компота.

- Ага, - сказал Упырь и заржал.




По черному бескрайнему полю бегают черные людишки и копошатся в земле, как букашки. Санитары тоже, как букашки, только с белой полосой выше колен - под бушлатами у них белые халаты. Небо затянуто серыми тучами. Лес начинает умирать и изменять окраску, цвета темнеют и меркнут на глазах. Если бы еще санитарам вилы выдали, тогда бы все было чики-поки - настоящий Ад.

Чай настоялся. Я надел шапку, сделал пару глотков и передал банку Андрею.

- Хороший чай, - сказал Андрей и передал банку Упырю. Тот пить отказался, встал и пошел к кустам.

- А ты знаешь, Андрюха, что чай - это своего рода лекарство. Англичане начали усиленно импортировать чай в Англию во время индустриальной революции. И этот чудный напиток помог английским рабочим не болеть и выполнять план.

- Да-а, в Англии может чай и помогает не болеть, только в России свое лекарство - водка.

- Да-а, это точно. Ты как-то спрашивал, есть ли рай и ад?

- Да, помню.

- Так вот. Мы сейчас находимся в аду. У нас здесь даже легкая серая тень появилась. Дурятник - неоновый рай, лес - граница огня между адом и раем, преисподняя.

- Ну ты гонишь, Росомаха. Снова картинку веселую нарисовал, - сказал Андрей и рассмеялся.

Вернулся Упырь и подложил хворост в костер. На горизонте появился Чик.

- С дурочкой я договорился, она щас сюда придет, - сказал Чик и начал громко глотать чай. - Андрей, а ты дурочку трахнуть хочешь?

- Не-е. У меня не стоит после уколов.

- Я хочу, - заорал Упырь.

- Ну ладно, попробую ее укатать. Тебя, Росомаха, можно и не спрашивать, - ты у нас ничего не хочешь.

Я кивнул головой и улыбнулся. Через несколько минут к костру подошла белобрысая девушка, сильно виляя задом.

- Здравствуйте, мальчики. Меня зовут Люся.

- А меня Коля, - заорал Упырь, не дав нам выговорить ни слова.

- Люся, щас в тебя влюблюся, - пробурчал себе под нос Андрей и коварно улыбнулся.

Вот те на, а я и не знал, что его Колей зовут. Значит у нас два Коли. Его Величество НиколайЧик 1 и НиколайУпырь 2. Вот так компания: сливки и пенки аристократии.

Чик обнял Люсю за талию и начал ей что-то сладко шептать на ушко. Люся рассмеялась, и они весело в обнимку пошли в сарай.

Мы молча сидим у костра. Андрей отковыривает палкой грязь от ботинок. Чай закончился, я встал и пошел за водой.

- Ты куда? - спросил Упырь.

- За водой.

- Там же Коля, - плаксиво-обиженным тоном сказал Упырь.

- А я не к нему, а за водой.

Упырь вскочил и увязался за мной. Проходя мимо сарая, мы услышали смех и голоса.

- Слышь, Упырь, а ты здесь оставайся. Если тебя Колян позовет, ты не услышишь возле костра. А я за огнем присмотрю. Ты не волнуйся, все будет чики-поки.

- Хорошо, я тогда здесь посижу, - сказал Упырь и уселся на бревно невдалеке от сарая. Я вернулся к костру и поставил банку на кирпичи.

- Куда ты этого чертилу сплавил? - спросил Андрей.

- Возле сарая остался, ждет, когда его тезка на помощь позовет. А я даже и не знал, что его Коля зовут.

- Да, Коля. Ты знаешь, я присмотрелся и точно лес выглядит как граница огня.

- Да, да, Андрюха, а мы в аду. Смотри - санитары, как черти по полю носятся, грешников подгоняют. Что еще забавно, они и в раю работают архангелами в белых халат, черти-оборотни.

- Ты врачам свою теорию расскажи, что санитары на две ставки работают, тогда они тебя надолго в неоновый рай упрячут, - сказал Андрей и засмеялся.

Вода вскипела и я заварил чай.

- А что ты про врачей думаешь? - спросил Андрей.

- Сложный вопрос. Иногда я думаю, что одни врачи мешают нам жить, а другие помогают умирать. Меня почти всегда Бабо лечила своими домашними средствами, она никаких пилюль не признавала. Конечно, в некоторых случаях без врачей не обойдешься.

- Да, может ты и прав. Все хотел тебя спросить, что ты думаешь о религии?

- Ничего, я не верующий. Религия - опиум для народа, я с Карлом Марксом в этом полностью согласен. И если религию запретить, народ начинает кумарить и мутить. Иногда я думаю, что религия необходима для любителей аэробики, яйцеголовых, чтобы перестали яйцами думать и фантазировать. Пускай уж лучше о царстве небесном мечтают, чем о гимнастке.

- Я тоже не религиозный, но что-то же есть? Бог -Дьявол. Добро - Зло.

- Нет ничего! Улитки мы счастливые, - с иронией сказал я. - Ты как-то мне сказал, что этот дурятник был построен для революционеров.

- Да, так говорят больные и медперсонал. А чё ты спросил?

- Я все думаю, почему и зачем мы тут? Может мы тоже своего рода революционеры?

- Может быть.

- Да, точно, мы пионеры-революционеры. Помнишь Камо? Он тоже в дурдоме косил, ему под ногти иголки засовывали, а он терпел.

- Да, помню, в детстве фильм смотрел. Его, кажется, машина сбила, когда он на велике ехал.

- Ага, у меня один дружок грузин был, так он мне сказал, что тогда в Тбилиси было всего две или три машины, и принадлежали они НКВД. Свои завалили, чтобы не позориться. А то герой революции - бандюга-гопник.

- А чё, Камо грузин был?

- Не, армянин, но он жил в Тбилиси.

Костер начал гаснуть. Я насобирал хвороста и принес свежей воды. Упырь застыл на посту как статуя в ожидании зова командира, даже не посмотрел на меня, когда я воду набирал.

- А чем ты любил заниматься на воле? - с ехидной улыбочкой спросил Андрей.

- Больше всего я любил встать утром перед рассветом и рыбачить на речку пойти. Никого нет, тишина, вода как зеркало. Сидишь на бережке и рыбку ловишь. И хорошо еще косяк взорвать и хапануть смачно. После этого сидишь, как в сказке. В ушах звенит, в глазах рябит, в речке как в зеркале небо отражается. Красота! А потом к полудню, когда жара начинается, с разбега прыгнуть в речку - небо головой и пронырнуть метров десять под водой. Кайф! А один раз я поехал на Украину к родственникам и на острове Хортица набрел на место где рос ковыль.

- А чё это, наркотик?

- Нет, степная трава - очень красивая, длинная как стрелы. Я и мой двоюродный брат в ковыле частенько спали после пляжа. Мне это нравилось больше, чем рыбалка - сны снятся красивые, сладкие, степные.

- У вас с коноплей налажено в городе?

- Да-а, растет везде, как бурьян в огороде. Много правда голимой - не прет.

- А у нас трудно достать. Я из города алкоголиков, и трава у нас привозная. Я всегда мечтал в Чуйской долине жить - встал утром, веточку сорвал, пяточку смастырил, выхватил и хорошо-о-о.

- Да-а, котики-наркотики. А сюзьму ты пробовал?

- Не. А чё это?

- Пробитую или голимую траву в растопленный сахар кидают, - как леденец получается. Я называл сюзьму - космическим казинаком. Страшная херня - прет так, что на месте стоять невозможно; только остановишься - сразу начинает уносить куда-то в космос. Один раз я восемь часов по городу с дружком бегал, кошмар какой-то был.

- Не, не пробовал.

- Иногда еще траву в молоке варят долго - тоже получается гадость типа сюзьмы, монагуа называется.

- Про молоко слышал, но не пробовал.

- Лучше и не пробуй. Один раз я одного учителя сюзьмой накормил, так мать его потом три дня в доме держала, никуда не выпускала.

- Какого учителя? - с улыбкой спросил Андрей.

- В моем районе жил типчик - учитель русской литературы, поли-наркоман и соблазнитель десятиклассниц. Жрал все: водку, наркоту - только бы забыться. Утром я в техникум бежал, еще толком не придя в себе после сюзьмы, и филолога этого повстречал на остановке. Он понял, что меня еще прет и попросил поделиться кайфом. Я отдал ему все, что у меня оставалось, и предупредил его не жрать до работы. Но он меня не послушал и прямо на остановке сожрал весь казинак. Через два дня его сестра меня выловила и попросила больше не давать ему такого кайфа. Его с педсовета в дурятник увезли. Он мне потом рассказывал, что не мог опустить руку и постоянно голосовал "за" на заседании. Его мать была известным врачом в городе. Она его с дурятника забрала домой и три дня взаперти держала, отхаживала. Вот такой божий леденец - сюзьма.

- Ну, а мечтал ты где-нибудь жить? - спросил Андрей.

- Да, я мечтал жить на хуторе, вдали от людей и соседей. Соседей ненавижу, стукачи.




Из сарая вышли Чик с Люсей. Чик улыбался и приторно любезничал. Упырь вскочил с бревна и подбежал к ним.

- Не получится сегодня, Упырь, она должна идти, - сказал Чик.

Упырь тяжело вздохнул, опустил плечи и поплелся к костру, понуро свесив голову. Люся засмеялась, что-то сказала Чику и быстрыми шагами, вприпрыжку поскакала по полю к своим. Довольна осталась, дурочка с переулочка.

- Чай остался? - спросил Чик.

Я протянул ему банку.

- Ну, как Коля, нормально? - спросил Андрей.

- Да-а, три раза разгрузился.

- Ого, - обиженно пробурчал Упырь.

- Ничего, Упырь, в следующий раз крови попьешь, - сказал Андрей и рассмеялся.

- Ну ладно, пошли, бродяги, - сказал Чик.

Мы погасили костер и пошли к собирающимся в колонну мужикам. Санитары пересчитали нас, и мы двинулись обратно в неоновый рай. Лес изменился, постарел и выглядел, как затухший костер. Ветер стих, деревья стоят грозные и безмолвные. Когда мы вошли в полосу леса, деревья вдруг оживились и начали тихо шептаться и переговариваться между собой. Наступают сумерки. Колонна женщин едва виднеется впереди. Мороз прихватил землю. Говнодавы издают звук с похрустыванием и скользят по замерзшей земле. Санитары нервничают, беспокоятся, оглядываются по сторонам. Деревню прошли быстро, видны были только очертания уродских избушек с злыми горящими глазками-окнами. Наш барак был окружен неоновым шлейфом как туманом. Окна запотели и покрыли тайной происходящее внутри.

В барак запускали по двое, предварительно проверяя карманы и простукивая одежду. В холле всех тщательно еще раз обыскали, выдали пижаму и по одному запустили в отделение.




- Вот и день прошел, - сказал Чик.

- Ты куда? - спросил меня Андрей.

- Умыться хочу.

- Я с тобой.

В туалете я долго смывал грязь с рук, мыл лицо и шею. Андрей закурил и о чем-то тихо шептался с зэком.

- Любишь ты плескаться, Росомаха, - сказал Андрей.

- Да, я воду люблю.

- Мне Коля сказал, что сегодня вечером в душ пойдем, когда врачи свалят.

- Да, было бы не плохо.

- На покури, а я умоюсь, - сказал Андрей.

В туалет вошел робот-топтун и встал за спиной Андрея, что-то бурча и сопя себе под нос. Андрей развернулся, посмотрел на него удивленно и начал орать:

- Тебе чё надо, ублюдок? Чё ты тут стоишь за спиной, вампир вонючий. Пошел на х-й отсюда.

Андрей схватил топтуна за ворот пижамы и выпихнул ногой в коридор.

- Нигде от этих вурдалаков не спрячешься. Встал ублюдок за спиной и сопит. Ладно, пошли, - сказал Андрей, и мы вышли из туалета. Возле двери стоит тот же топтун, опустив глаза вниз.

- Ты еще здесь, урод? - зашипел Андрей и замахнулся на него. Тот в испуге медленно поднял руки верх и задрожал. - Еще раз за спиной станешь вампир, я тебе зубы вырву. Понял?

Топтун лихорадочно затрусил головой и мелкими шажками проскочил в туалет.

- Не трогай ты их, Андрей. Только нервы себе портишь.

- Знаю. Кумарят меня эти черти.

Мы присели на кушетку. Чик оживленно рассказывает Упырю, как он развлекался с Люсей в сарае. Упырь слушает его с восторгом и восхищением, открыв рот и пуская слюни - адъютант его Превосходительства.

- Сегодня в баню пойдем, - сказал Чик.

- Коля, а что с зубами делать? Чищу, а они все равно желтые, - спросил я.

- Активированный уголь попроси у медсестры. Раскроши на пасту и почисть. Только часто не чисти, а то эмаль сотрешь.

- Ага, понял.

- Ладно пойду с земой побазарю, - сказал Чик и встал с кушетки.

- Пойдем, покурим. - сказал Андрей. - Эй, Упыренок, пойдем на толчок.

Жаба стоит в своей норке и тихо хихикает в руку.

- Эй, Жаба, а ну квакни, - сказал Андрей.

Жаба надул щеки и издал протяжное кваканье. Когда он квакает, его выпученные глаза еще больше вылазят из орбит, щеки раздуваются как воздушные шарики. Весельчак.

- Сегодня хорошо квакаешь, - сказал Андрей. - Пойдем с нами, покурим.

Жаба улыбнулся и поплелся за нами. В туалете на корточках сидят два зэка и тихо разговаривают.

- Слышь, Упырь, что, очень хотелось Люську трахнуть? - спросил Андрей.

- Да.

- Ты, наверное, себе в башке картинки нарисовал?

- Ничего я не рисовал.

- Чё тогда такой опущенный был?

Жаба стоит, улыбается и потаптывается на месте. Я угостил его сигаретой. Он еще больше заулыбался, начал затягиваться, складывая губы трубочкой и выпускать дым со свистом. Безобидное животное. Мне нравиться как он улыбается. В его улыбке что-то есть искреннее и добродушное.

В туалет вломился Чик и сказал:

- Все нищтяк, скоро в баню пойдем, бродяги. Закурить есть?

Упырь мигом протянул ему сигарету. В туалет вошли два новеньких солдата-подхалима и закурили. Чик покосился на них и сказал:

- Что-то здесь тухлятиной завоняло.

Гиены зло зыркнули на солдат. Подхалимы быстро затушили сигареты и выскочили из туалета.

- Ух, уж эти подхалимы, везде появляются как тени. Ну чё, пошли, - сказал Чик.

Мы вышли из туалета и уселись на кушетку. Жаба встал в свою норку и продолжил наблюдение за гонщиками. Нора у него продуманная - со спины защищена стеной, с боку - углом, просматривается практически все отделение. Жаба никогда не разговаривает, только квакает, хихикает и кивает головой. У него странная болезнь: когда он моет пол в туалете, его нужно вовремя остановить. Если его не остановить, то он будет мыть пол бесконечно. Санитары специально закрывали его в туалете, чтобы никто не мешал его вечному труду. Один раз он так переусердствовал, что отковырял от пола десять плиток и после этого санитары за ним всегда присматривают.




Около часа мы слушали байки Чика о тюрьме и воровских законах. Он рассказывал разные истории о любви и разлуке, о ворах и ментах, о свободе и зоне. Истории эти были наивны и просты, но я любил слушать его и наблюдать за эмоциями слушателей. В каждой байке есть смысл, только его надо найти для себя. На меня его истории не действовали, мне даже иногда было смешно от простоты и глупости главных героев. Вот на Упыря байки действовали конкретно. Он частенько выдавливал из себя слезу, переспрашивал и переживал за главных героев. Иногда Упырь нервно вскакивал с кушетки, ругался, топал ногами и говорил:

- Ну, как же так? Как так можно? Где же справедливость, Коля?

- А нету справедливости и никогда не было, бродяга, - отцовским тоном отвечал ему Чик.

Однажды Чик рассказал очередную историю о ворах и ментах. Я не сдержался и задал ему очень каверзный вопрос, на который Чик не смог толком ответить. Я почувствовал, как после этого наши отношения изменились, стали холодней и напряженней. У нас с Чиком были странные отношения, я редко с ним разговаривал, да и он тоже был немногословен со мной. Он знал на сто процентов, что я за масть, после тюрьмы люди читают по глазам и лицу очень хорошо.




Открыли палаты, мы пошли и улеглись на койки. Через несколько минут вошел знакомый санитар и махнул нам рукой. Мы вышли из палаты и пошли в баню. Санитар открыл дверь в баню и сказал:

- Только сильно не шумите, мужики.

- Да мы по-тихому, зема. Ты не волнуйся. Все будет чики-чики, - сказал Чик.

В душевой темно и прохладно. Душ сразу улучшил самочувствие. Чик где-то достал пузырек с валерьянкой, и мы по очереди подставляли пузырек под струю и принимали валерьяновый душ. Андрей закурил и присел на корточки на каменную кушетку. Я вышел из душа и присоединился к нему.

- На следующей неделе у нас должна быть комиссия, - сказал Андрей и протянул мне окурок.

- Хоть бы комиссовали, не отправили бы обратно в армию.

- Комиссуют, не ссы. Если ты им такой концерт закатил, то они побоятся, что ты им и второй закатишь.

Приняв душ, мы вернулись в палату, и я заснул, как ребенок.




* * *

В субботу целый день играли в карты, смотрели телевизор и чифирили. Выходные были самыми невыносимыми днями и в тоже время самыми лучшими - врачей нет и режима строгого нет. Сорок мужиков в одном помещении. Шум, стычки, на трассе аварии и столкновения. В выходные дни четыре стола оккупированы козлами, играющими в домино. В воскресенье, в обычное время больные собираются у телевизора в ожидании любви и аэробики. Я стою у двери в сад и наблюдаю за смотрящими. Лица разные - отцы и дети. Все с нетерпением ждут появления девушки-гимнастки. Наконец она появляется на экране.. На лицах больных появились дебильные улыбки и возбуждение. У девушки-гимнастки явно будут или уже были сексуальные проблемы. Ее миллионы мысленно трахают по телевизору.

Выходные прошли без серьезных происшествий.




Рабочая неделя началась с ржания Лошади. Появился новый солдат - еврейский мальчик с карими глазами. Нервный тик и впавшая грудь делали его юродивым и неприятным на вид. Зачем таких в армию забирают?

Чик и Упырь готовились к отъезду и на работу не выходили. Упырю, как и пророчил Андрей дали "1Б". Что это за статья, я так и не понял - дебил от рождения или детское мышление. Чику дали "7Б" - психопатия на почве алкоголизма и наркомании. Чик часами валялся на кушетке в ожидании отъезда. В среду за Упырем приехали. Перед отъездом он долго разговаривал с Чиком, получал напутствия и наставления на будущее. Стая уменьшалась. Нас осталось трое с половиной. Жабу Чик повысил из рабов в получлены семьи и посадил за наш стол. Я строго-настрого запретил ему квакать, если кто-то не из своих просит. Баландеры по-прежнему работали на кухне и себя не обижали. Потолстели и припухли. Выкидыш превратился в жирного лысеющего юношу с поросячьими глазками, а Инопланетянин отростил себе пузико.




В четверг, во время, обхода Роза сказала мне и Андрею, что завтра у нас будет комиссия.

- Как ты думаешь, комиссуют нас? - спросил я Андрея.

- Комиссуют конечно, куда они денутся. Кто сюда попадает - всех комиссуют.

- А были случаи, когда обратно в армию отправляли?

- Говорят, были, но не много. Помнишь старых баландеров?

- Так, плохо.

- Так вот, один из них тут второй раз лежал и его обратно в часть отправили.

- Почему?

- А он конченый. Умолял врачей не комиссовывать его. Так как для него не отслужить в армии и вернуться в родную деревню больным - это позор. Он явно был с приветом - ухаживал за Таней и мечтал на ней жениться.

- Да, веселый человечек. Таких как он надо на двадцать пять лет в армию забирать.




После тихого часа я вошел в туалет и закурил. Через несколько минут подхалимы втащили туда еврейского мальчика.

- Ты, жидовская морда, если на нас работать не будешь, мы тебе зубы повыбиваем, - зашипел один из подхалимов и начал душить мальчика воротом пижамы.

Я сижу на корточках, курю и спокойно наблюдаю за происходящим. Вот уроды! Зачем они в моем присутствии это делают? Провоцируют. Еврей очень испугался и был шокирован таким обращением. Он не мог ничего сказать, только шипел и дергался в конвульсиях. Второй подхалим, хохол, крепко держал его за руки.

- Да ты щас, жиденя, у нас сосаты будеш, - прогнусавил хохол и ударил парня в живот.

- Эй ты, плюгавый, а ну отпусти его, - сказал я, поднявшись с корточек и выкинув окурок в дырку.

- Шо тоби надо? Ты шо тоже жид?

- Да, жид.

Подхалимы отпустили еврея и застыли в непонятке и замешательстве.

- Эй, ты, вали отсюда, - сказал я еврейскому мальчику.

Он быстро открыл дверь и выскочил из туалета. У меня летела крыша, ведь завтра комиссия. Да-а плевать. Не люблю ублюдков. Нервная дрожь пробежала по телу. Будь, что будет. Кого первого замочить? Хохла, наверное, - он меньше. А потом другого придушу. Я встал в удобную позицию и сказал:

- Попробуйте меня сосать заставить, козлы вонючие.

Один подхалим угрожающе пошел на меня.

- Та не чипай ты його Серога, - остановил его хохол. - Мы с ним описля побалакаем.

- А почему не сейчас? Я один, никого нет, - сказал я и начал потихоньку приближаться к хохлу.

В туалет влетел Андрей и с ходу ударил хохла в челюсть. Паника, кутерьма, подхалимы резко выскочили из туалета в открытую дверь. Андрей даже не успел отпустить им подсрачник, махнув ногой в воздухе.

- Чё случилось? Этот юродивый мне маякнул, что что-то здесь не так.

- Все нормально, Андрюха.

- Они давно напрашиваются, уроды.




* * *

В пятницу после завтрака Андрей я и Чик вошли в туалет и закурили.

- Коля, а что у тебя на комиссии спрашивали? - спросил Андрей.

- Да всякую херню: пил? курил? дрался? еб---ся? Я им сказал, что в Афган хочу пойти служить. Они спросили, почему? Я сказал, что люблю, когда пули над висками свистят, и хочу пару душманов на тот свет отправить. После этого вопросы прекратились.

В туалет вошел санитар и позвал Андрея на комиссию. Мы докурили, вышли из туалета и плюхнулись на кушетку. Через двадцать минут вернулся Андрей и санитар выкрикнул мое имя. В сопровождении санитара я вошел в кабинет врачей. Роза и четверо мужчин в белых халатах сидят за длинным столом. Я присел на предложенный стул в середине комнаты и посмотрел на врачей. В центре стола сидит крупный пожилой мужчина с седой шевелюрой и бородой, но без усов. Я раньше его не видел. Наверное, он - главный среди них, профессор. Роза передала ему папку с моими бумагами. Он с умным видом начал копошиться в документах, изредка посматривая на меня и покачивая головой. Профессор - орангутанг.

- Я смотрю, молодой человек, вы всегда были недисциплинированны и агрессивны, - сказал профессор-орангутанг и посмотрел мне в глаза.

Этот явно не больной - глаза умные, живые, проницательные. Лучше промолчу. Молчание - золото.

- Учились неплохо, а вот поведение уже в школе хромало, - продолжал профессор.

Он передал папку коллегам, пристально посмотрел мне в глаза и спросил:

- Скажите мне, молодой человек, почему вы в армии служить не хотите?

- Я хочу, но армия ненормальная.

- А что в ней ненормального?

- Вы сами знаете, что мне вам рассказывать?

- А вы расскажите, у нас время есть.

- Все ненормальное - люди, устав, порядки.

Косоглазая Роза Сулеймановна чуть не поперхнулась от моего ответа. Хмыкнув, она записала что-то в своем талмуде.

- Наркотики употреблял? - спросил один из врачей с протокольным лицом и волевым подбородком, как у борца-классика.

- Пробовал.

- Что именно?

- Траву курил.

Один из врачей, сидящий в конце стола, очнулся, оторвался от рассматривания стенки, быстро окинул меня холодным взглядом и снова уставился на стену. Знаю я эти глазки-лютики - нарик, сто процентов. Даже очнулся, когда о наркотиках-котиках заговорили. Я его видел раньше пару раз на обходе, но не обратил внимания. Он какой-то не заметный, как тень, и глазного контакта у нас не было. Опиюшник.

- Выпивал? - продолжал врач.

- Да, но не часто.

- А за что солдата избил?

- Так они втроем накануне меня избили. На следующий день я его одного случайно встретил и не смог сдержаться.

- А за что они тебя избили?

- Посуду отказался убирать.

- Понятно.

- У вас кажется в детстве травма была? - спросил один из врачей с нормальным интелегентным лицом.

- Да.

- Как это случилось?

- Не помню, мне семь лет тогда было. С отцом в аварию попали. Отец умер в больнице не приходя в сознание, а я вот выжил, как видите.

- Алексей Викторович, у вас вопросы есть к пациенту? - спросила Роза врача-наркомана.

- Нет, мне все понятно, - сказал врач, мимолетно взглянул на меня и уставился в стенку.

И что ему понятно? Взглянул - как рублем одарил. Опасный типчик и явно левый на этом маскараде.

Допрос закончился. Врачи начали тихо совещаться между собой.




После аварии, когда я пришел в себя, я спросил медсестеру: "Где мой отец?". Она ничего не ответила и быстро ушла. Я почувствовал, что его уже нет. У нас с отцом были странные отношения. Он был неразговорчив и относился ко мне скорее, как к младшему другу, чем как к сыну. Он был единственным моим другом, который меня не предал. Я не мог поверить, что я больше его не увижу. Отца похоронили когда я был еще в больнице. Конечно, после такого двойного потрясения я изменился. Стал более одиноким, начал избегать шумные кампании, много читал и думал о жизни. В школе меня окрестили мальчиком из неблагополучной семьи. Так как я рос без отца, и воспитовала меня мать. Мама так и не вышла больше замуж, посвятив свою жизнь мне и моей сестре.




- Хорошо, молодой человек, вы можете идти, - сказал профессор - орангутанг.

Вернувшись в отделение, я подсел к Андрею на кушетку.

- Ну, как комиссия? - спросил Андрей.

- Нормально. Но они ничего не сказали - комиссуют они меня или нет.

- А они и не скажут. Держат в неведении, чтобы не радовался сильно. Сами узнаем у медсестры. А за Колей уже приехали - он сейчас придет попрощаться. Так что остаемся одни.

- Лучше быть одному, чем вместе с кем попало. Я всегда предпочитал быть один и ни на кого не рассчитывать. Не люблю я стада и стаи. В природе у животных это получается, но вот у людишек - никак. Если ты не с нами, то ты против нас - враг народа.

- Да, люди.

- Люди ли? Мы просто зовем себя гордо людьми, а вообще мы - очень опасные звери - разрушители, мучающие себе подобных. В зверинце живем, Андрюха, все как у животных: масти, касты, породы, иерархия.

- И какой я масти? - с улыбкой спросил Андрей.

- Ты, хмг, лесной кот, который гуляет сам по себе.

Андрей усмехнулся и сказал:

- Да, я котов люблю. У меня дома кот живет, Мурзик, он и правда гуляет сам по себе. Часто он весь подранный и полуживой домой приползал. Может ты и прав. А кто, по-твоему, врачи?

- Приматы. У них все по породам. Видел этого главного на комиссии? Профессор - орангутанг с умными глазами. И этот комитетчик с волевым подбородком как у гориллы. Он тебе вопросы задавал?

- Он только и задавал, - со смехом сказал Андрей.

- Любопытный, точно разведчик. Да, так вот, профессора - орангутанги, врачи - шимпанзе, иногда специализированные гориллы попадаются, санитары - бабуины, медсестры - мартышки. Бывают, конечно, исключения и у них. Лошадь превратилась в медсестру, а старый краб санитаром стал.

- Это Боцман - что ли краб?

- Ага.

Андрей заржал и спросил:

- А чё за бабуины?

- Собаковидная обезьяна или обезьяновидная собака. Непонятная гадость, очень сильная и опасная, может гепарда завалить.

- Да ну?

- Отвечаю за свои слова. По телеку видел, как один бабуин у гепарда добычу отнял и гонял его по сафари, как курицу.

- Да-а, если бы врачи наш базар услышали, нас бы надолго в изолятор бабуины упрятали, - сказал Андрей и заржал. - Слушай, а кто тогда дурики?

- Млекопитающиеся. Зэки - гиены, шакалы и волки, ходят и зыркают по сторонам горящими глазами в надежде что-то утащить. А вот напильники.. Я даже не знаю, кто они? Они, наверное, бешеные собаки.

- Да, Росомаха, полный расклад мне дал о зверинце. Кто есть кто, - сказал Андрей и засмеялся.

- А вот доктор-наркоша, я думаю, сюда случайно попал. Из-за этого на морфий и присел, явно нормальный типчик.

- Какой наркоша?

- Молодой врач.

- Ага, точно, он здесь по распределению Коляна врач, - сказал Андрей и заржал. - Слушай, а Леха тогда кто?

- Замученная гремучая змея без яда. Когда я впервые его увидел, то назвал его про себя - человек-зубило, уж очень он угловатый и острый как зубило.

Из палаты вышел Чик и подошел к нам.

- Ну, чё, бродяги, будем прощаться. За мной приехали. Банку и кипятильник я оставил под шконкой. Держитесь, кореша, остаетесь одни. Может когда-нибудь еще свидимся. Если не на этом свете, то на том точно.

Мы пожали друг другу руки и Чик отвалил из дурдома.

- Колек откинулся. Когда же нас на свободу выпустят? - спросил Андрей.

- Свободы нет!! Есть только свободный выбор между рабством и тюрьмой. А в нашей стране и этого нет. Даже в рабы не возьмут, посадят как репку в тюремный огород или в дурку.

- Ну, ты чернушник, Росомаха, все обламаешь.

- Ты ведь знаешь, Андрюха, что мы меченные - у нас в военном билете пометочка стоять будет. И с этим волчьим билетом нас никуда на работу не возьмут, даже сторожем, а ты еще судим был - дважды прокаженный. Мы сами себе приговор подписали.

- Если ты об этом знал, то чё тогда подписался?

- У меня другие планы. Я в этой стране жить не собираюсь. Надо когти рвать и дрыскать отсюда.

- Ой, какой ты продуманный, Росомаха. Молчал, молчал, только щас расшифровался.

- Язык наш - враг наш. А Чик через год, максимум два, на гибокалке рессоры будет гнуть. Ему лагерная жизнь нравиться, романтика.

- Это ты такую кликуху Коле дал? - с ехидной улыбкой спросил Андрей.

- Да.

- Почему? - усмехнувшись, спросил Андрей.

- Сначала я его "человек - икона" называл, из-за девы Марии, потом добавил "командир". Сокращенно получилось Чик: человек-икона-командир. И он всегда любил повторять - все будет чики - чики, бродяги. Хорошая кстати фраза, "чики-чики, чики-поки".Мне нравится.

- Да, кликухи ты мастак придумывать.

- Все хотел тебя спросить, Андрей, что церковь обозначает и другие малявы?

- Купола означают, сколько лет торчал. Многие малявы вообще ничего не обозначают, но некоторые ритуальные.

- Ритуальные. Хмг... Как у индейцев Маори, что ли?

- А чё за Маори?

- Новозеландские индейцы - воины. У них даже на лице наколки ритуальные.

- Во-во, таких синих от наколок индейцев как Колян, в одну часть сорок человек нагнали. Прикидываешь, что они там устроили? Через месяц их почти всех по дурдомам растыкали. Коля рассказывал, что они в первую ночь всех "дедов" перебили и опустили. А утром начали к прапорщикам присматриваться.

- Зачем таких вообще в армию забирать? Его здесь вся публика стороной обходила и шугалась. Я могу представить какой шок получили солдаты и офицеры, увидев его телеса. А ты тоже в стройбате служил?

- А где же еще? Ранее судимых в нормальные войска не берут.

- Нормальные, хмг. Нормальных войск нет, все - психические.

- А какаю ты мне кликуху придумал, Росомаха?

- У тебя нету. Хотя. Ты сам себе кликуху придумал, Мурзик.

- И куда ты дрыскать собираешься?

- Не знаю. Одно знаю, что в этой стране мне не жить спокойно, да и тебе тоже. Надо когти-корни рвать и пересаживаться в другую почву.

- Какие корни? Чё ты гонишь.

- Гнилые корни. Это - наши связи, друзья, знакомые, окружение, все, что вокруг нас.

- Опять загадками говоришь, Росомаха. Ни х-я не понятно.

- Все очень просто. Ты родился и живешь на одном месте, у тебя есть друзья, родственники, окружение - это и есть твои корни. Они связывают тебя своими узами, иногда дают тебе расти, иногда убивают на корню. Жизнь!

- А у тебя чё - корней нет?

- В том-то и дело, что есть. Вот я и хочу их порвать и уехать далеко на Запад, где более благоприятная почва для моего роста.

- А ты чё думаешь - на Западе лучше?

- Я не знаю, Андрей. Мы родились и выросли в "надзорке" и я хочу узнать, как обстоят дела на "свободной" стороне.

- Да, может ты и прав. То, что родились мы в "надзорке" - это точно. Но если, как ты говоришь, свободы нет, а только есть выбор между рабством и тюрьмой, тогда какой смысл дрыскать на Запад? Там то же самое.

- Не-е, там надзора сильного нет и законы более-менее либеральные. Конечно везде свои законы и порядки - без этого невозможно.




В воскресенье после любви и аэробики, нас выпустили погулять в сад. Стоял солнечный осенний день. Приближается зима. Стальное солнце ярко светит, но не греет. Листьев на клене остается все меньше и меньше. Мы присели с Андреем на пожелтевшую траву, усыпанную багровыми листьями, и закурили.

- Как ты думаешь, какие нам статьи пришьют? - спросил я Андрея.

- Семерку, наверное. В конце следующей недели узнаем. Слушай, а ты окончательно решил валить на Запад?

- Сначала мне надо отсюда свалить, а потом будет видно.

- Да, побег из страны-дурдома. Может и не стоить бежать? Можно закончить как тот узбек в поле.

- Может и не стоит. Только я одно знаю: когда мы вернемся домой, к нам сразу прибежит участковый мент и начнет задавать глупые вопросы - где работаешь и чем занимаешься. Когда выяснится, что ты дурачок, да еще ранее судимый, участковый попробует избавиться от тебя в первую очередь. Упрячет в тюрьму или дурку.

- Пойду-ка я с одним корешом перетру, - сказал Андрей и встал с земли.

Я лег на землю и посмотрел на небо. Могучие ветви клена как корни тянутся к солнцу. Кто-то подошел ко мне. Я поднялся и сел на землю. Еврейский мальчик смотрит на меня грустными карими глазами.

- Сп-пасибо зза-а помощь. А ты, что и п-правда еврей?

- Не знаю. Может быть.

- У тебя гг-глаза наши.

Он еще и заикается бедняга. Как можно таких в армию забирать?

- Как тебя зовут?

- Вениамин.

- А меня Боря. Слушай, Веня, будь осторожен здесь. Если начнешь на этих чертей работать, всегда рабом будешь. Я не смогу всегда за тебя заступаться.

- Я пп-онимаю, но я д-драться не могг-гу.

- Пальцем в глаз ударь, укуси за ухо или за нос, огрызайся, а то сожрут свиньи. В какой ты палате лежишь?

- В третьей.

- С мужиками, это хорошо. Попробуй подружиться с кем-нибудь из них - тогда тебя подхалимы трогать не будут.

- Хорошо, попробую.

Подошел Андрей. Веня сразу засуетился и отошел в сторону.

- Чё этот юродивый хотел?

- Ничего. Познакомились.

- Слушай, а если у тебя спросят, в каких ты войсках в армии служил? Что ты скажешь? - с ехидной улыбочкой спросил Андрей.

- Скажу, что в психических. А чё это ты спросил?

- Так просто вспомнил одну девку из моего двора, она говорила, что мужик, который в армии не служил - не мужик.

- Да-а, бжик, бжик - и не мужик. Мнение рыб мне безразлично. Таким девкам буду говорить на полном серьезе, что служил в спецвойсках психического назначения его величества НиколайЧика Первого. Помнишь, в фильмах про первую мировую войну были психические атаки под барабан?

- Ага.

- И в военном билете у нас будет написано воин-псих в запасе. В мирное время просто опасен, а во время войны - психически опасен.

- Ну ты гонишь, Росомаха, - сказал Андрей и заржал. - Да, язык у тебя подвешен как помело.




* * *

В понедельник начинается концлагерь. Генеральная уборка отделения. Все пациэнты вовлечены в работу. Всюду снуют санитары и медсестры. Ржание Лощади раздается то в туалете, то в палатах. Мы с Андреем прячемся в нашей палате и создаем видимость, что моем окна. К обеду давление спадает, ржание Лошади слышытся все реже и реже и наконец стихает. Вот и день прошел.

Целыми днями мы по очереди валялись на кушетке. Выкидыш и Инопланетянин крепко сдружились с подхалимами. На кушетку не садились, а крутились неподалеку. Веня сдружился с двумя мужиками, и подхалимы оставили его в покое.




В среду появился новый солдат и подхалимов стало на одного больше. Ну и бригада - х-й, лимон да уксус. Они следили за чистотой и порядком в отделении. Дружественно заигрывали с санитарами и исполняли все их желания и приказания. Монголы-дауны по традиции подтирали полы в отделении, только теперь под чутким руководством подхалимов.




После обеда мы подошли в сестринскую и попросили Таню выяснить, какие нам дали статьи. Она попросила нас подойти после тихого часа. После тихого часа она сообщила нам:

- Вам обоим 7Б дали.

- А письма в часть послали? - спросил Андрей.

- Да.

Поблагодарив Таню, мы вышли из сестринской и плюхнулись на кушетку.

- Через неделю - другую за нами должны приехать. Скорей бы свалить из этого неонового рая, - угрюмо сказал Андрей. - Слушай, но все-таки есть Бог или нет?

- Нее, в отставку ушел, на пенсию и санитаром в дурдоме подрабатывает. Чё ты такие сложные вопросы задаешь?

- Мне просто интересно услышать твое мнение - ты образованный, начитанный.

- Ну, я не очень образованный. По своей натуре я просто скептик: пока своими глазами не увижу и на практике не почувствую, не поверю. Что-то есть, но что? Все мы туда уходим, но никто не возвращается, - так говорила моя Бабо.

- А как насчет Иисуса Христа? Он ведь воскрес.

- А ты видел, как он воскрес?

- Нет, но в Библии написано.

- Ага, бумага все стерпит, - пиши, малюй, что хочешь. Таких писателей много было, и каждый по-разному писал. И вообще я с трудом верю, что его распяли.




Весь вечер подхалимы крутились возле кушетки, провоцируя нас своим похабным поведением и выходками. Они покрикивали на даунов и напильников, вели себя как козырные тузы. Инопланетянин и Выкидыш крутились с ними, но по лицу Инопланетянина было видно, что он недоволен новой компанией. Подхалимы зло подшучивали над ним и издевались. Хохол забрал у него очки и напялил их на свою тупую рожу. Потом долго не хотел возвращать их, ходил по отделению и корчил гримасы. Наконец он специально уронил очки на пол и разбил одно стекло. Инопланетянин заклеил стекло лейкопластырем и ходил по отделению, как школьник-отличник. Андрей несколько раз порывался замочить хохла за его выходки, но я уговарил его не трогать дерьмо, чтобы не воняло. Я знал, что рано или поздно Андрей взорвется, как бы я его не успокаивал.




В четверг, после тихого часа подхалимы начали крутиться возле кушетки и зло посматривать на нас. Андрей шипел на них и нагло смотрел им в глаза. Затем подхалимы куда-то отвалили, и я решил пойти покурить. Стоя в туалете, я почувствовал, что что-то не так. Быстро выскочив из сортира, я увидел, как санитары затаскивают упирающегося Андрея в надзорку. Хохол с разбитым носом пробежал в туалет. Двое других подхалимов стоят возле кушетки, улыбаются и нагло посматривают на меня. Санитары вышли из надзорки и я спросил их:

- Что случилось?

- Что случилось, что случилось? Дружок твой на серу залетел.

Подхалимы расселись на кушетке, как в гнезде и нагло посматривали на меня. Новая семья козлов, новые порядки и законы козлячие. Скоро возьмутся за меня. Ну ничего, - не в первой с козлами драться.




После ужина я подошел к двери в надзорку. Через несколько минут в "телевизоре" появился Андрей.

- Как ты, Андрюха?

- В четыре точки вмазали, суки.

- Куда тебя положили?

- В хату, где Упырь лежал.

- Сигареты у тебя есть?

- Да, немного.

- Если понадобится, маякнешь мне. А завтра я попробую тебя проведать.

- Да переживу, не волнуйся. Ты смотри, - подхалимы сейчас за тебя возьмутся. Я щас с Лехой перетру по этому поводу, - надо их опустить и поскорее.

- Да, буду держаться до последнего.

Я отошел от двери и встал возле окна. Да, скоро на меня начнутся наезды. Вот ублюдки, - не дают даже здесь спокойно пожить. Ну ладно, отобьюсь и откусаюсь. Надо бы завтра как-то из отделения уйти.



Весь вечер я просидел возле телевизора. Подхалимы сидели на кушетке и изредка посматривали на меня. Открыли палаты. Я пошел в палату, перелег на кровать Андрея возле окна и уснул. Утро вечера мудренее.




Окончание
Оглавление



© Алексей Попов, 2001-2024.
© Екатерина Носурева, иллюстрации, 2001-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.





Словесность