Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




НЕОНОВЫЙ  РАЙ


Глава 4. Свободное отделение


У двери меня ждал Андрей.

- Привет Росомаха, - громко сказал он, улыбнулся и запел песенку: "А я откинулся, какой базар - вокзал и взял билет в село Большое Дышло". - Как ты, братан?

- Нормально.

- А мы тебе шконку организовали в нашей хате.

- Ништяк!

Мы прошли через зал-столовую и вошли в палату с массивной деревянной дверью. Палата была большая и просторная. Два огромных окна-решетки хорошо освещают помещение и выходят на другую сторону барака. Вдоль стен в два ряда стоят десять кроватей. В проходах между ними тумбочки без дверок. На двух койках в правом ряду кто-то спит, укрывшись одеялом с головой.

- Вот твоя шконка, рядом с моей, - сказал Андрей и указал рукой на вторую койку от окна в левом ряду. На кровати лежало постельное белье, полотенце и плоская подушка. Я начал заправлять постель. В палату вошли Чик и Упырь.

- Здорово, бродяга! Чё так долго не переводили? - спросил Чик.

- Роза не хотела переводить.

- Вот бычка рогатая. Андрей, ты расклад Росомахе дай. Что тут и как тут? - сказал Чик и улегся на кровать возле другого окна. Упырь даже не поздоровался, что-то буркнул себе под нос и молча лег на соседнюю койку.

Я заправил постель, снял пижаму и лег на койку. После грязного, вонючего матраца и марлевого одеяла я почувствовал себя человеком. Тихий час. Андрей повернулся ко мне, и мы стали тихо шептаться.

- Как тут, Андрюха? Чё за порядки?

- Жить можно. Конечно, напрягают иногда, но не так как в надзорке. Плохо, что нашу хату днем закрывают - не поспишь. Но зато толчок почти всегда открыт, кури - не хочу.

- А контингент тут какой?

- Солдаты почти все конченые. Двоих на той неделе из надзорки перевели. Один у нас в палате лежит. Коля их на кухню устроил баландерами.

- Да-а, я их знаю. Длинный - Инопланетянин из галактики Альфа Центавра, а лысый - жертва аборта - Выкидыш - стукач, - сказал я и поведал Андрею, как Выкидыш пожаловался на меня санитару.

- Колян его сразу обломал. Он и здесь пытался настучать врачу. Ничего, больше стучать не будет. Баландеры нам лучшие куски с кухни подгоняют. Одного дурака пригрели - пакеты клеит.

- Какие пакеты?

- Для лаврового листа, лечебно - трудовая терапия. Да, еще один солдат у нас в семье, алкоголик с детства, местный дурачок. Его мамаша два раза в неделю сумку жратвы приносит, так что с продуктами более-менее нормально.

- А как тут с вещами? Я смотрю тумбочки - уродки стоят.

- Да-а, с этим здесь нормально. Туалетные причендала разрешается иметь, только одеколон и лезвия запрещены. Тут даже гитара есть в сестринской. Ты играешь на гитаре?

- Не-е. А как на улицу выйти?

- Тебя, наверное, не выпустят, - ты только из надзорки. Вообще, они нехотя солдат на работу выпускают. Мужики в основном работают, они - гражданские. Зеки и дураки в отделении сидят, их в редких случаях выпускают. Баландеры три раза в день выходят за жратвой на кухню. Они чай, сигареты могут купить в ларьке. Работа привилегированная, но позорная, ложкомойка. Я один раз на работу выходил. Чуть не упал от прилива свежего воздуха.

- А за что мужиков сюда садят?

- За всякую ерунду. В основном здесь подследственные - их больше всех в отделении. Им здесь нормально: надзора сильного нет, родственники постоянно на свиданку приходят и передачи приносят. Некоторые косят - хотят срок скоротить. А у некоторых и правда крыша поехала. Говорят, что один мужик жену свою засолил. Не знаю, правда или нет?

- Как засолил?

- Толкнул ее, она ударилась головой об угол стола и воткнула. За непреднамеренное убийство срок немалый - сам знаешь. Так он решил закосить. Взял и расчленил ее, в выварку сложил и солью посыпал, как воблу. Соседи и родственники у него спрашивали: "Где жена, где жена?" А он усмехался и говорил: "В рассоле, засолил". Через месяц к нему менты с обыском нагрянули и женушку, расчлененную в рассоле, нашли.

- Да-а, веселый типчик, из жены расчлененку сделал. Ему надо было родственников и соседей на обед пригласить и расчлененкой с гречневой кашей попотчевать, помянуть. Тогда бы точно признали психом.

Андрей тихо засмеялся в руку и сказал:

- У нас в палате два дурака и три мужика лежат. Мужики - более-менее нормальные, не опасные и не расчленители. Они щас на работе. А дурики в том ряду, в углу спят.

Три кровати в нашем ряду пустовали и были аккуратно заправлены. В палату вошел Выкидыш и быстро лег на соседнюю койку с Упырем. Ложкомойка недоношенная.

- А где твой корешь, который тут раньше был? - спросил я Андрея.

- Комиссовали, на прошлой неделе домой уехал. У Коли и Упыря на прошлой неделе была комиссия. Скоро узнаем, что им за статьи пришили.

- А чё они спрашивают на комиссии? И что за статьи?

- Те же вопросы, что и врач спрашивал. А статьи разные - в зависимости от болезни. Упырю наверное, 1Б дадут - дебил от рождение или детское мышление. Коле 7Б пришьют - психопатия, это самая распространенная статья. Тебе скорее всего тоже семерку повесят.

- А когда у меня комиссия будет?

- Дней через десять. У нас с тобой в одно время комиссия должна быть.

- А чё потом, после комиссии?

- Письмо в часть посылают, чтобы приехали и забрали. Если часть нормальная, то в течении двух недель приедут.

- Как ты думаешь, комиссуют нас?

- Да, сто пудов.




После тихого часа санитары выгнали всех из палаты и закрыли дверь.

- Пошли на кушетку, - сказал Андрей.

На кушетке возле окна подложив руки под голову возлегает Чик и смотрит в потолок. Адъютанта Упыря рядом не видно.

- Давай у окна постоим, не хочу сидеть, - сказал я Андрею.

Мы встали возле двери в сад рядом с кушеткой. Свободное отделение было большое и просторное. Четыре огромных окна-решетки выходят в сад и хорошо освещают зал-столовую с десятью столами по четыре персоны. На потолке в три ряда висят неоновые лампы и гудят, как рой пчел. Зачем они их днем включают? Две длинные прямоугольные колонны отделяют столовую от палат. На стене слева висит железный ящик с навесным замком, над ним - настенные часы. На стене справа - кормушка с деревянными окнами в кухню. Оттуда доносятся звуки алюминиевой симфонии ложек и мисок. Невдалеке от двери в надзорное отделение находится пост санитара - столик и сидение вмонтированные в стену. Воздух в отделении свежий - проветривают. После тухлой гнилой надзорки я почувствовал себя, как в горах.

- Пойдем покурим, - сказал Андрей.

Мы прошли через столовую и вошли в большой коридор с маленьким зарешеченным окном в конце.

- А чё здесь за палаты? - спросил я Андрея.

- Первая хата для зэков и мужиков - расчленителей, а в конце коридора сестринская и бытовки. Наша хата - вторая, третья - мужиков, а четвертая - для дураков. Солдат селят в разные хаты, смешивают, чтоб не дрались. Мне с трудом удалось договориться, чтобы тебя к нам определили. Тебя хотели к мужикам поселить.




Мы подошли к двери в начале коридора. Упырь и молодой парень с нездоровым румянцем на лице вышли из туалета и пошли в зал. Туалет был чуть больше, чем в надзорке. Маленькое зарешеченное крестом окно без стекла выходит в сад. Две дырки вместо унитазов и ржавый рукомойник. Андрей угостил меня сигаретой и сказал:

- Щас у нас с сигаретами все в порядке. Жаба пачку в день зарабатывает.

- Какая Жаба?

- Я же тебе говорил - дурак у нас в палате в углу лежит. Да, кстати, ты нычку проверял?

- Да-а, на месте и жаба тоже. Не дурдом, а террариум. Там жаба в углу живет и здесь тоже Жаба в углу спит. Бардак.

- Да, он в углу постоянно стоит в отделении, любимое его место, норка.

- А те сигареты, что Таня купила, остались?

- Не-е все скурили.

Мы докурили и вышли из туалета.



На кушетке возле окна восседают Чик, Упырь и парень с нездоровым румянцем. Чик бренчит на гитаре и тихо с душой поет романтичную тюремную песню про побег.

"Вагоны - перегоны, вагоны - перегоны и стук колес отсчитывает путь". Упырь слушает его с мокринкой и сочувствием в глазах.

" Как ласково нас встретили тайга, я не забуду это никогда" - на более высоких нотах пропел Чик. Мы подсели на кушетку.

- Меня зовут Алексей, - тихо сказал парень с нездоровым румянцем и протянул мне руку.

- Алёша ты - присыпанный парошей, - сказал Чик и заржал.

Алексей криво улыбнулся.

- Борис, - сказал я и пожал ему руку.




С грохотом открылось кухонное окно - ужин. Больные начали расставлять стулья и рассаживаться за столами.

- Где мне можно упасть? - спросил я Андрея.

- Рядом с нашим столом есть место, - сказал Андрей и указал рукой на стол.

Я присел на свободное место за столом. Двое мужиков даже не посмотрели на меня. Опустив глаза они молча сидели за столом в ожидании баланды. Напротив меня сидит мужик с выпученными веселыми глазами. Он постоянно улыбается и раздувает щеки, весельчак. Баландеры разнесли миски со жратвой и раздали ложки. Андрей передал мне колбасу и сыр с их стола.

- А это наша Жаба, - сказал Андрей и указал рукой на пучеглазого. - А ну, квакни.

Жаба улыбнулся и протяжно квакнул. Вот попал. Люди - жабы.Террариум какой-то.




После ужина вся стая собралась на кушетке. Посидев немного и послушав воровской романтики, я взял у Андрея сигарету и пошел в туалет покурить. Через некоторое время в сортир вошел Алексей и сказал:

- Борис дай прикурить.

Я протянул ему окурок.

- Ты солдат, Боря?

- Да.

- Я тоже. А за что тебя сюда положили?

- Вскрылся.

- Меня за алкоголизм, - сказал Алексей с кривой улыбкой.

- А ты, чё внатуре алкоголик с детства?

- Ага.

- А как это случилось?

- Мои родители не хотели меня в детский сад отдавать и решили нанять няню. Няня оказалась конченая и втихаря меня пивом и вином поила, чтобы я не орал и спал хорошо.

- А чё, родители не заметили?

- Они у меня всегда занятые. С утра уходили на работу и под вечер возвращались. Отец - директор завода, мать - преподаватель в институте. Когда спохватились поздно было. Я до этого два раза в дурдоме лежал. Что только не делали - и торпедировали и подшивали - ничего не помогало. Диагноз - алкоголик с детства. У меня даже один раз микро-инсульт был от их лекарств.

- Зачем тебя в армию забрали? Если у тебя такие крутые родители, почему не отмазали? У тебя ведь диагноз был.

- Они подумали, что в армии я пить не буду. А я на второй день антифриза напился. После этого сюда привезли.

- А ты в надзорке был?

- Нет. Меня сразу сюда положили.

- А ты в какой палате лежишь?

- В четвертой.

Мы докурили, вышли из туалета и сели на кушетку. Жаба стоит в углу напротив туалета и наблюдает за больными, снующими туда сюда по коридору. Глаза у него и правда, как у жабы - выпученные, да и щеки тоже. Ох, и везет же мне на жаб. Больные начали рассаживаться в зале на стульях возле железного ящика на стене. Санитар открыл ключом навесной замок и включил телевизор. На лицах у больных появилась долгожданная улыбка и оживление. На двух столах возле поста санитара мужики играют в домино, в козла. Около девяти вечера санитар открыл нашу палату. Немного посмотрев телек, я ушел в палату и лег спать.




* * *

Проснулся рано утром. Все еще спят. Мужики храпят. Чик похрапывает и причмокивает губами. Ночью свет в палате выключают, оставляют только аварийную лампочку над дверью, как в кинотеатрах, и настежь открывают дверь. В столовой и в коридоре продолжают надрывно гудеть неоновые лампы. После -"неонового рая" я спал, как в гробу. Постельное белье, конечно, не пахнет свежестью и чистотой, но после надзорки и это - маленькая радость и привилегия.

Умывшись, я вышел из туалета и подошел к двери в сад. С каждым днем на клене остается все меньше и меньше листвы. Сбудется ли мое желание, когда листья опадут. Заяц-галюн выглядывает из травы и смотрит на меня деревянным, скорбным взглядом.




С грохотом открылась дверь. В отделение вошли две женщины среднего возраста и быстро прошли в сестринскую. Через несколько минут раздался громкий хохот-ржание. Ага. Лошадь прискакала. Медсестры вышли из сестринской и прогулочным шагом, рука под руку, продефилировали по залу. Лошадь я узнал сразу - ее невозможно было спутать с кем-либо. Она была похожа на пегую кобылу в яблоках - белобрысая, с длинным лицом и крепкой фигурой. Ее подружка была похожа на утку - приземистая, косолапая, с оттопыренной задницей, нос как клюв. Утка что-то тихо шептала Лошади на ухо, и та заходилась в диком ржании, а Утка тихо покрякивала, ехидно улыбаясь. Зверинец - террариум. Отделение начало оживать, стучать дверьми и грюкать замками. В туалет выстроилась длинная очередь мужиков.




После завтрака ко мне подошел Чик и сказал:

- Слышь, Росомаха, тебе задание. Жабу знаешь?

- Да.

- Присмотри за ним на лечебно-трудовой терапии, чтобы сигареты не забрали.

- А кто может забрать?

- Тут охотников много, зэки в первую очередь. Если наезды будут на тебя устраивать, скажи что ты из моей семьи.

- Хорошо, присмотрю.

- Нищтяк, а мы на работу выйдем, воздухом подышать.

- А мне с вами можно?

- Не-е. Тебя не выпустят, ты только из надзорки, - сказал Чик и подошел к санитару.

Андрей оставил мне пару сигарет, и вся стая вышла на работу. Я сел на кушетку и начал наблюдать за Жабой. Он стоит в своей норке, улыбается и смотрит за больными, бродящими по коридору, как приведения. Его сосед по койке, робот-топтун, ходит по коридору короткими шагами, не отрывая ног от пола. Медленный. Иногда он подходит к Жабе, что-то ему говорит и затем продолжает хождение. Таких топтунов в коридоре много - ходят как роботы или стоят в углах, переминаясь с ноги на ногу.

В отделение вошла толстая бабуля в военном бушлате и с двумя разбухшими сумками в руках. Она села за один из столов и начала доставать из сумок бумагу и пузырьки с клеем.

- Подходите мальчики, - громко сказала бабуля.

Жаба вышел из норки и подошел к ней. Получив пачку листов и пузырек с клеем, он сел за стол и начал клеить пакеты.

В зале-столовой стоит четыре кушетки и четыре "семьи". Наша - возле окна. Напротив, под колонной, - кушетка зэков-гиен, она переполнена, кишит хищниками. Кушетка дураков - в противоположной стороне, у окна, возле поста санитара. На ней сидят два напильника и зло посматривают по сторонам. Кушетка мужиков - напротив дураков, под второй колонной. На ней лежит большой бородатый тип в спортивном костюме. Это, наверно, жено-расчленитель. Почти все мужики на работе. Кто не принадлежит ни к одной из "семей", тусуется в коридоре и возле окон. На кушетке могут сидеть максимум пять человек.




Утомившись наблюдать за Жабой, я пошел в туалет покурить. Вернувшись в отделение, я увидел Выкидыша, вальяжно развалившегося на кушетке в тапочках. Освободился от обязанностей, ложкомойка.

- Эй ты, пес смердячий! Ты чё тут в коцах разлегся? А ну вали от сюда, - грубо сказал я ему.

Выкидыш вскочил, как ошпаренный, посмотрел на меня влажно-мутными глазами и убежал в коридор. Я снял тапочки, уселся по-турецки на кушетку и продолжил наблюдение. Что-то изменилось. Один из зэков-гиен явно вышел на охоту и пас за Жабой. Вот гиена вонючая, ни на секунду нельзя отлучиться. Как я не люблю работу "пастуха", всегда нужно быть начеку. Что я, овчарка? Гиена покрутился возле Жабы, проверяя, сколько у него осталось работы, и отошел в сторону. Нужно что-то делать. Я подсел к Жабе и сказал:

- Эй, Жаба, когда закончишь пакеты клеить, отдашь их мне.

Он улыбнулся, кивнул головой и продолжил клеить. Я с деловым видом начал подсчитывать готовые пакеты и складывать их аккуратно в стопку. Гиена крутился возле бабули в надежде чем-нибудь поживиться. Жаба закончил клеить пакеты, и мы вместе подошли к бабульке. Я протянул ей пакеты.

- А ты кто будешь? - спросила она меня.

- А мы вместе клеили.

- Что-то я тебя не видела.

- А вы его спросите.

Она с недоверием посмотрела на Жабу. Он улыбался, надувал щеки и радостно кивал головой. Бабулька пересчитала пакеты и выдала мне пачку сигарет "Дымок". Я быстро спрятал сигареты в карман. Неожиданно появился гиена с горящими глазами и сказал:

- Эй, корешь, дай закурить.

Вот гиена пятнистая - словно из-под земли выскочил, чертяка. Доставать пачку опасно - может выхватить. Я извлек из нагрудного кармана сигарету и отдал ему.

- Дай пару, - недовольно проворчал гиена.

Вторая попытка выманить пачку из моего кармана.

- У меня нет, - сказал я и начал разворачиваться.

- Я видел, как ты пачку получил.

- А это не мои сигареты, я их отдать должен и ты сам знаешь кому, - сказал я и пошел к кушетке.

Гиена все-таки без добычи не остался. На кушетке сидят Выкидыш и Инопланетянин и о чем-то оживленно беседуют. Я присел на свободное место, открыл пачку и протянул Жабе. Он стоит, улыбается, но сигареты не берет.

- Сколько тебе нужно сигарет? - спросил я его.

Жаба еще сильнее заулыбался и показал мне один палец.

- Ну, тогда пойдем, покурим.

Я встал, и мы пошли в туалет. Жаба закурил и начал выпускать дым одновременно через рот и нос, улыбаясь и балуясь дымом. В туалет вошел робот-топтун из нашей палаты. Он подошел к Жабе и что-то тихо спросил. Жаба улыбнулся и отдал ему сигарету. Я протянул пачку и угостил топтуна сигаретой, он тихо поблагодарил меня, отдал Жабе окурок, встал в угол, закурил, и начал что-то шептать себе под нос и улыбаться. Что с ним сделали? Почему он так ходит медленно? Какими средствами они его тормознули? Мы докурили и вышли из туалета. Жаба встал в свою норку, топтун пошел на трассу, я вернулся на кушетку. Инопланетянин попытался завязать со мной беседу и начал мне что-то весело рассказывать о дураках и о дурдоме. Я строго посмотрел на него и посоветовал ему лететь в свою галактику и там байки рассказывать.




К ужину все больные собираются в отделении. Сразу становится душно и тесно. После принятия пищи баландеры и монголы убирают столы и моют отделение. В коридоре постоянное движение и возня. В зал никто не заходит, пока там не уберут. Все прячутся по углам и в туалете. Палата мужиков открыта, и многие мужики после ужина ложатся спать. После уборки за столами сидеть не разрешают, только на кушетках и возле телевизора. Два стола возле поста санитара оккупированы козлами - играют в домино, два на два. Вечером наша кушетка переполнена. Баландеры, освободившись от обязанностей, сидят и слушают байки Чика. К вечеру в отделении становится жарко и душно, как в парной. В туалете накурено так, что не хочется даже заходить туда. Я присмотрел себе место в углу возле двери в сад, невдалеке от нашей кушетки. С этого места хорошо просматривается весь зал, только не видно, что происходит в коридоре и за колоннами. И сквозь дверные щели просачивается свежий воздух - дышать легче.

Выкидыш все-таки пожаловался на меня Чику. Когда вся стая была в сборе, Чик отвел меня к окну и сказал:

- Слышь, Росомаха, не шугай ты этого ублюдка. Он нам еще пригодиться.

- Коля, а кто его шугает? Он в коцах на кушетке лежал, где мы потом жопами сидим. Ну, я ему и сказал.

- Вот чертила! Чё внатуре в коцах лежал?

- Колян, ну чё я совсем конченный? Чё бы я на него так просто наезжал.

- Вот чертила недоношенный! Ну я с ним щас перетру.

Мы вернулись к кушетке. Чик отвел Выкидыша в угол и что-то ему начал зло шептать на ухо. Выкидыш то бледнел, то краснел, иногда нервно вздрагивал и подергивал плечами. Попался слизняк.




* * *

В среду после завтрака санитар выкрикнул мое имя. Я подошел к нему и спросил.

- В чем дело?

- К тебе мать на свиданку приехала. Пойдем.

Чувство тревоги охватило меня. Моя бедная многострадальная мама. Как она узнала, что я здесь? Зачем она приехала?

Санитар провел меня через надзорку и открыл дверь-люк.

- Через десять минут я зайду, - сказал он и запер за мной люк.

Мама сидит на лавке и смотрит на меня красными воспаленными глазами, полными слез и отчаяния.

- Что они с тобой сделали, cынок? - сказала она, крепко обняла меня и горько заплакала.

- Ма-а, успокойся, не плачь, живой я. Все нормально.

- Почему ты такой худой и желтый? Чем они тебя колют?

- Давно на воздухе не был - потому и желтый. А уколы мне отменили.

- Зачем ты вены себе вскрыл? Тебя же за это в тюрьму могут посадить. Зачем ты это сделал, сынок? - сказала мама и горько заплакала.

- Не плачь, мама, не надо, мы же с тобой уже говорили на эту тему. Я не хочу об этом здесь разговаривать. В этом месте все под надзором. Не удивлюсь, если нашу беседу кто-то слушает и записывает. Лучше расскажи, как ты и родные?

- У нас все хорошо, сынуля.

- Где ты остановилась?

- Да ты за меня не волнуйся.

- Как ты узнала, что я здесь?

- Я почувствовала, что что-то случилось. Позвонила в часть, там мне и сказали.

- Врачиху мою видела?

- Да, вчера. Она на меня кричала и ругала. Говорила, что я плохая мать, не могла тебя правильно воспитать.

- Правильно, хмг, она - больная, мама. Не обращай на нее внимание. Ты у меня самая лучшая и самая правильная.

Мама упала ко мне на плечо и тихо заплакала.

- Не плачь, мама. Не надо. Что случилось - то случилось. Это было мое решение, - тихо сказал я ей на ухо.

Мама хорошо знала мой характер. Меня трудно было заставить делать то, чего я не хотел. С детства из меня пытались сделать робота, промывали мозги в школе, затем в техникуме. Делать как все, думать как все, жить как все, и умереть как все за одни цели и интересы. Ничего у воспитателей не получалось. Почти каждую субботу маму вызывали в школу и промывали ей мозги. Она часто плакала из-за меня и мне было ее очень жаль. Но смириться и стать как все я не мог. Благо она это понимала, потому что была сама не такая как все. Запугивание спецшколой и комиссией по делам несовершеннолетних продолжалось до окончания восьмого класса. В девятый класс меня, естественно, не взяли и выдали, такаю характеристику, что и в тюрьму не примут. Я успешно сдал экзамены в техникум, но меня не приняли из-за плохой характеристики. Маме сказали, что бандиты им в техникуме не нужны. В моей характеристике было только три хороших фразы: "имел хорошие способности", "занимался спортом", "много читал", а остальное все негативное и отрицательное. В школу возвращаться не хотел. Пришлось изъять характеристику из документов и пойти в один из техникумов, где был всегда недобор. Там мои документы приняли с удовольствием, не обратив внимания на исчезновение характеристики. Через пол года запросили из школы копию и после этого долго кусали себе локти и терроризировали меня отчислением. После окончания техникума мне дали еще более ужасную характеристику, чем в школе, даже слов о "способностях" не упомянули. Я старался быть откровенен с мамой во многих вещах, она понимала меня и сочувствовала. Она всегда говорила, что мы живем в такой стране и должны приспосабливаться к условиям жизни и законам. Уходя в армию, я ей сказал, что служить не буду и постараюсь любыми путями избежать армии. Она не восприняла тогда мои слова всерьез.

- Сегодня же уезжай домой.

- Я хотела еще с тобой повидаться.

- Не надо. Я буду волноваться за тебя. Купи мне, пожалуйста, зубную пасту, щетку, мыло, сигарет и уезжай домой. Да, и еще, если можешь, оставь мне немного денег. Через месяц я буду дома. Не волнуйся за меня, мама. Все будет хорошо.

- Хорошо сынок. Сделаю, как ты сказал. Ты тогда письмо мне напиши.

- Мама, все письма проверяют. Если получится с кем-то передать то пошлю, - тихо сказал я ей на ухо.

- Что у тебя с глазами, сынок?

- Все нормально.

- У тебя после аварии были такие глаза.

- Да нет мама, это тебе кажется. Плохое освещение.

- Что с тобой будет, сынок? Когда тебя выпустят отсюда? Мне твоя врач ничего толком не сказала. Ругала меня и говорила, что тебя обратно в армию в дисбат или в тюрьму за членовредительство отправят.

- Не слушай ты ее, мама. Она больная на голову. У меня скоро будет комиссия, меня комиссуют и домой отправят. Не волнуйся. Через месяц, максимум два, я буду дома.

- Не могу я не волноваться, сынуля, - сказала мама и упала мне на плечо.

- Не плачь, мама, не надо. Все будет хорошо - вот увидишь.

Загремел замок в люке. Время пролетело незаметно.

- Ну что, закончили? - спросил санитар.

- Да, мне пора, мама. Пожалуйста, сделай, как я просил.

- Дай я хоть посмотрю на тебя, сынуля, - она крепко обняла меня и несколько секунд держала в объятиях, вздрагивая от слез.

- Не плачь, мама, не надо. Все будет хорошо.

- Да не волнуйтесь, мамаша. Его скоро выпишут, - сказал санитар.

Мама отпустила меня. По ее лицу ручьями текли крупные слезы. Санитар ощупал меня с ног до головы и открыл люк. Мама тихо плакала, наблюдая за процедурой обыска. В горле стоит ком, хочется заплакать, но слезы все вытекли и высохли. Моя бедная многострадальная мама постарела и выглядела неважно.

- Не плачь, мама, и не волнуйся за меня. Я скоро приеду.

- Вы, мамаша, тут посидите. Через пару минут я вам дверь с той стороны открою, - сказал санитар.

Мы вышли из надзорки, и я попросил санитара постараться успокоить мою мать.




Андрей сидит на кушетке и наблюдает за Жабой, клеящим пакеты.

- Ну, как свиданка? - спросил Андрей.

- Нормально. А где все?

- На работу вышли.

- А когда меня на работу выпустят? Воздухом подышать хочу.

- На следующей неделе, наверное. Перетри с Розой на обходе. Слушай, а ты в судьбу веришь?

- Да. Мы все умрем. А чё ты спросил о судьбе?

- Когда я на зоне сидел, ко мне маманя на свиданку приехала. Всю свиданку плакала и повторяла: это судьба, это судьба.

- Что она имела ввиду?

- Я думаю отца. Я никогда его не видел и мать ничего про него не рассказывала. Он, наверное, где-то на Севере в тюряге сгнил.

- Да-а, судьба - это наша смерть и от нее не убежишь. Мой отец в больнице умер. Может и моя судьба в больнице умереть? Мы все летим на крыльях судьбы к вратам нашей смерти.

- Ну, ты гонишь. Бля буду поэт!

- Хочешь, один случай расскажу о моих родственниках и про судьбу?

- Ладно, валяй.

- У моей бабули была двоюродная племянница. Она вышла замуж за очень хорошего и порядочного узбека. Жили они в Бухаре, трое детей у них было малых, и все у них было как бы чики-поки.

- А чё твоя тетка за чучмека замуж вышла? Чё она русского найти не могла?

- Откуда я знаю? Он, кстати, очень порядочный типчик был. Так вот, в Бухаре в то время очень часто случались землетрясения. Мои родственники были сильно напуганы и решили уехать из Узбекистана. Но сделать это было не так уж просто. Родилась моя тетка в Запорожье, но квартиры у нее там не было и мать ее умерла. Несколько лет они пытались переехать на Украину, но тщетно. В конце концов, она написала прошение Валентине Терешковой.

- Космонавтке - депутатке, что ли?

- Ага, и та, как ни странно, помогла тетке. Им дали дом в селе под Запорожьем и они счастливые и довольные, покинули Узбекистан. Все у них начало налаживаться потихоньку. Муж пошел работать в колхоз, тетка тоже. Хозяйством обзавелись, все как у людей. И вот в один прекрасный день все рухнуло. Муж моей тетки работал комбайнером и в обеденный перерыв решил поспать в поле пшеницы. Когда он заснул его спящего переехал на смерть грузовик. Пьяный шоферюга воровал пшеницу, решил срезать дорогу и поехал по полю.

- А чё водиле было?

- Восемь лет зоны, но от этого никому легче не стало, у него тоже семья была. Моя тетка была сильно убита горем и долго не могла отойти от потери мужа. Не знаю, говорила ли она спасибо Валентине Терешковой или проклинала ее?

- А причем тут Терешкова?

- Я не знаю, Андрюха. В принципе, она сделала добро, но это добро обернулось для моей тетки непоправимым злом. Может быть не стоило ничего делать - тогда бы узбек жив был.

- Его бы тогда в Узбекистане накрыло.

- Может быть. Кто знает? Очень часто добро становится злом и наоборот. Доброе - зло, злое - добро.

- Непонятно ты говоришь Росомаха, загадками. Как зло может стать добром?

- Как, а просто, но не каждый это может заметить.

- Все равно не понятно. Что ты имеешь в виду?

- Ну ладно, давай на твоем примере посмотрим. Вот ты сидел в тюрьме за бакланку. Какие-нибудь выводы после зоны для себя ты сделал?

- Ну, конечно лучше на зону не попадать.

- Лучше не драться и тогда не посадят. Все наши действия несут последствия. Из-за чего ты подрался?

- По пьяни все было, девку не поделили.

- У тебя вообще классический пример, по пьяни и еще из-за девки. Ну, цеж бля вообще. Девка, наверное, замуж за потерпевшего вышла, когда ты на зоне сидел.

- Ага, точно, через три месяца, как меня закрыли, - сказал Андрей и засмеялся.

- Я вообще никогда из-за девок не дрался - еще чего не хватало из-за них кровь проливать. Да, что я все о рыбах да о рыбах. Иногда я думаю, что надо принять свою судьбу такой какая она есть. Может не стоит нам косить, бороться и сопротивляться, а отслужить в армии, как все нормальные люди. Кто знает, что завтра ждет нас в этом раю? Может мы тут и воткнем? Судьба..

- Ох, ты и чернушник Росомаха. Давай о чем-нибудь другом побазарим.

- Давай. О чем?

- Чем ты будешь заниматься, когда освободишься?

- Отдыхать и зализывать раны.

- Ну, а вообще, по жизни чё делать будешь?

- Не знаю, Андрюха. У меня, как говорят, руки из жопы выросли. Один раз я скворечник смастерил, хотел добро птичкам сделать. Так птицы шарахались от него с дикими криками и воплями.

- Я тоже руками ничего не могу толком делать, не стоит у меня на работу. Пускай работает трактор - он железный или Иван - он всегда выполняет план.

- Да-а, у меня тоже ничего не получалось с работой. Я один раз на заводе работал на производственной практике. Меня там так кумарило, что трудно словами описать, особенно от коллектива мутило. Из шести месяцев практики я два с половиной месяца отработал, а то все на больничном был. Не знаю, Андрюха, мне все это так надоело. Надо валить отсюда на Запад.

- А чё на Западе делать? Я никуда из своей страны не поеду. Я - патриот, - сказал Андрей и улыбнулся.

- Патриот? Хмг. А чё ты тогда патриотический долг отечеству не отдаешь?

- А я никому ничего не должен, а кому должен - всем прощаю, - сказал Андрей и заржал. - И на нас никто не нападает. Кому мы нужны?

- Пару лет назад я интересную книжку прочитал о патриотизме. Хочешь раскажу?

- Валяй.

- В семнадцатом веке в Грузии жил князь, звали его Георгий Саакадзе. Из-за распрей и междоусобиц ему пришлось покинуть Грузию и наняться на военную службу в Персии. Грузинский народ объявил его предателем и проклял весь его род.

-А чё он в Персию нанялся?

- Персия - нынешний Иран, тогда была очень влиятельная страна, им грузины какое-то время дань платили.

- Ага, понятно. Значит, он на сторону врага перешел.

- Да, так вот, Георгий был прирожденный полководец, он совершил много успешных походов для Шаха и завоевал его симпатии и доверие. Одного из сыновей Георгия Шах Абасс взял к себе во дворец. Он стал близким другом сына Абасса и в то же время был гарантией того, что Георгий не предаст. Внезапно в Грузии вспыхнуло восстание. Шах послал войско под командованием Георгия утихомирить грузин. Но Георгий предал Шаха, перешел на сторону грузин и уничтожил Персидское войско. Когда он сидел и праздновал победу в окружении своих соотечественников в шатер вошел гонец и принес Георгию коробку - подарок от какого-то неизвестного в честь победы. Георгий открыл коробку и увидел голову своего любимого сына Пааты - сюрприз от шаха Абасса.

- Ну, бля, ты и чернушник. Не рассказывай мне больше такие истории. И где ты такие книжки читал? Чернокнижник сраный. Какой ты национальности Росомаха?

- Хмг, национальности? Помешанный я, мозгами и кровями, хазарин - я с нордическими кровями.

- Чё за хазарин?

- Ну, помнишь песню: "Как нынче сбирается вещий Олег отомстить неразумным хазарам." Хазарское царство было на юго-востоке Киевской Руси, кстати, хазары были по религии иудеи.

- Да, ты гонишь, какие в х-я иудеи? Евреи что ли?

- Да-а, евреи - иудеи, я тоже этого раньше не знал. В наших исторических книжках старались этого не упоминать и называли их варварами-кочевниками. Хазары, кажется в восьмом веке, приняли иудаизм. Мы много чего не знаем, даже о своей стране. У меня просто доступ был к редким книгам, я из книг много что узнал. У многих русских присутствует скандинавская, еврейская, татарская и славянская кровь - винегрет. Для нации - это не плохо, новая кровь. Старое вино часто переходит в уксус, как у царской семейки и аристократии.

- Ну, а те русские, которые на севере живут? У них я думаю настоящая русская кровь.

- На каком севере?

- В Новгороде и дальше к Камчатке.

- В Новгороде скорее всего потомки викингов живут, туда даже монголы не пошли. А дальше за Уралом русских никогда не было. Они освоили эту территорию и осели там, а вообще там жили северные народы - эскимосы, нанайцы, чукчи разные. Русские им водку принесли и сделали их Ивановыми, да Петровыми.

- Чё ты хочешь сказать, что настоящих русских нет?

- Ну почему нет. Полно. Все мы русские советские. Мы родились и выросли в СССР. Ладно, хватит об этом. Скажи мне лучше, Андрей, что ты думаешь о поступке Георгия Саакадзэ. Кто он? Патриот - герой или сыноубийца?

- Не знаю, трудно сказать.

- Да, вот и я не знаю. Я часто думал о его поступке и не мог найти для себя ответа и оправдания, с какой бы стороны не смотрел. Он ведь прекрасно знал, что Шах не пощадит его сына. А как его сыну было, когда он узнал, что его папаша подписал ему смертный приговор. Что бы ты с таким отцом сделал, если бы случайно выжил?

- Я бы ему башку отрезал, - сказал Андрей.

- Да, интересный выбор. Предал сына, но не предал Родину. Что им двигало - тщеславие, любовь к Родине, патриотизм или еще что-то? Обыкновенный предатель - сначала предал своих, потом чужих. И ради своих амбиций пожертвовал своим сыном. Грузинский народ сделал из Георгия Саакадзэ национального героя - патриота, принес сына в жертву народу. До сих пор им гордится и приводит в пример новому поколению.

- Да, национальная гордость.

- Самая большая глупость народа - национальная гордость. А сейчас, в данное время народ гордится нашими достижениями-унижениями науки и техники. Самый большой и мощный трансформатор в мире и первый космонавт, который здесь под Гитлера косит. Вот так, гордимся и не осознаем, чем мы гордимся.

- А ты чем нибудь гордишься? - ехидно спросил Андрей.

- Не-е, мне стыдно за бесцельно прожитые годы, - сказал я с иронией и засмеялся. - Да-а, а во время войны фильм сняли "Георгий Саакадзэ", по специальному приказу товарища Сталина, для поддержания духа народа. И потом Сталина с Саакадзэ сравнивали, так как он не захотел обменивать своего сына из немецкого плена.

- Ты Распутин, а не Росомаха, - сказал Андрей и заржал.

- О-о, Распутин - редкий чертила был. Загипнотизировал всю царскую семейку, как удав. Некоторые считают, что он был вестником революции в России.

- А что ты о коммуняках думаешь?

- Идолопоклонники сранные. Фараона-монгола в мавзолей положили и быдлу показывают бесплатно, в порядке очереди. Своего рода религия, двадцать миллионов постоянных прихожан. И церкви свои понастроили - дворцы съездов и советов. И вообще, иногда я думаю, что татаро-монгольское иго продолжается. Только не татаро-монгольское, а славяно-монгольское иго. Посмотри пол Европы захватили и данью обложили.

После обеда открыли душевую. Я долго стою под душем и наслаждаюсь водой. Дураки, быстро обмывшись, убегают, как мыши по норам. Санитары практически не наблюдают за больными. Санитар - парикмахер стрижет и бреет только даунов, топтунов и напильников. У мужиков свои электробритвы и их не стригут налысо. Солдат тоже не стригут, так как все и так лысые. Я подошел к парикмахеру и попросил его побрить меня. Он посмотрел на меня изучающе и протянул мне станок и сказал:

- Сам брейся, только отсюда не отходи.

Зеркала нигде нет. На ощупь, кое-как я побрился, отдал санитару станок и вернулся в душ.

- Слышь, Андрей, а чё с топтунами делают? Что они ходят как роботы.

- Они колеса жрут какие-то и после этого их долго клинит. У дружка Жабы чашка наполовину засыпана колесами, да и такими, каких я никогда не видел - с циферками, буковками иностранными. Мы ему говорили не жрать эту гадость, но он сказал, что врачу видней. И после этого он с каждым днем становился все хуже и хуже, затухал.

- Я так и думал. А зеркало у кого-нибудь тут есть?

- Попроси у медсестры или у мужиков. А зачем тебе зеркало?

- Мать сказала, что у меня глаза изменились.

- Конечно. Выцвели, обозлились и стали как колючки в пустыне. Ладно, пошел я в хату. Ты скоро закончишь?

- Я еще постою.

Постояв несколько минут под душем, я вышел из душевой и подошел к открытой двери в сад. Два монгола усердно моют пол в отделении, санитар сидит на крыльце и курит.

- Тебе чего? - спросил санитар.

- Можно воздухом подышать?

- Подыши.

Свежий воздух опьянил меня, я подошел ближе к двери.

- На улицу не выходи, - сказал санитар.

- Хорошо. Я возле двери постою.

Высунув голову из дверей, я жадно втянул свежий воздух. В глазах начало рябить. Из травы выглядывает заяц-галюн и смотрит на меня скорбным деревянным взглядом. Он был исскустно вырезан из пня и как бы сидел на задних лапках, сложив передние лапы на груди. И кто это додумался вырезать эту скульптуру? Подышав несколько минут, я вошел в палату, лег на койку и моментально уснул.




После ужина снова открыли душевую для тех, кто работал днем и не успел помыться.

- Ты куда? - спросил меня Андрей.

- В душ.

- Так ты же был сегодня в душе.

- А я еще хочу сходить.

- Ну ты и рыба. Иди, я здесь посижу, - сказал Андрей и уселся на кушетку.

Чик, Упырь и Алексей вошли в душевую, о чем-то весело беседуя. Сквозь воду я посмотрел на Чика. На всей его спине красовалась наколка-картина, церковь с четырьмя куполами. Вот искололся, садомазахист. Зачем эти малявы нужны? Наверное, для запугивания и устрашения публики.




* * *

В четверг утром, после длительного перерыва, я дважды тщательно почистил зубы. Мама все сделала так, как я и просил, даже денег оставила больше, чем я ожидал.

После завтрака мужики вышли на работу. Санитары открыли палаты и начали загонять оставшихся больных по хатам. На обходе все должны лежать на койках, больные ведь.

На обходе ко мне подошла Роза и спросила:

- Как ваше самочувствие?

- Нормально.

- Сегодня после обеда пойдете в поликлинику на прием к специалистам.

- Роза Ивановна, когда меня на работу выпустят?

- Хорошо, я скажу медперсоналу.

После обеда я подошел к санитару, получил бушлат и ботинки. Выйдя из барака, чуть не упал на землю от прилива свежего воздуха, солнечного света, щебетания птиц и звуков природы. Санитар поймал меня за руку и придержал. Постояв пару секунд на месте, мы медленно пошли по тропинке в горку. Санитар слегка придерживает меня за локоть. Голова кружится, в ушах шумит, в глазах разводы и радуга. Идти трудно, ноги трясутся и подкашиваются от тяжести ботинок. Да еще отдышка. Вот гады, уколы придумали, что отдышка появилась - далеко не убежишь. Да и куда бежать? Невдалеке на вершине холма виднеется трехэтажное здание поликлиники. Со всех сторон больницу окружают бараки разных размеров и форм. От бараков протоптаны вековые тропинки к поликлинике, как артерии, ведущие к сердцу Инквизиции. Изредка по венам-тропинкам пробегают людишки в черных бушлатах и белых халатах.

В поликлинике я прошел множество специалистов и глупые психологические тесты-картинки. Под конец я посетил невропатолога. Он начал меня уговаривать сделать пункцию, я его вежливо поблагодарил и отказался. Сославшись на то, что у меня раннее брали пункцию после аварии и мне это не понравилось. Авария та случилось когда мне было семь лет. Помню, как после аварии, когда я уже почти поправился, мне разрешили выходить в больничный сад. В саду росла огромная черешня вся усыпанная ягодами как веснушками. Я вскарабкался на дерево и начал уплетать черешню. Внезапно с соседней ветки взлетела птица и вспугнула меня. Я потерял равновесие и свалился на землю в густую летнюю пыль. Резкая боль пронзила и парализовала меня на несколько секунд. С трудом я приподнял голову. В саду никого не было. Ни души, и никто не мог мне помочь. Кое-как встав на ноги и преодоляя боль, я пошел к больнице, утирая слезы рукой. Еще немного, еще чуть - чуть, голова кружится, идти трудно, ноги не слушаются, подкашиваются, но идти необходимо, я должен дойти. С трудом, поднявшись на крыльцо, я вошел в холл и увидел солдата, разговаривающего с медсестрой на лестнице. Увидев меня, солдат что-то крикнул и быстро поскакал по лестнице ко мне.

Провал. Темнота. Яркий неоновый свет слепит меня, слезы застыли в глазах как слюда. Кто-то крепко держит меня, лежу свернутый калачиком на столе. Архангелы в белых одеждах и масках разговаривают между собой о чем-то непонятном. Острая, резкая боль пронзила меня в пояснице, дернулся, но силы покинули меня. Провал...




Невропатолог еще раз попробовал убедить меня, сказав, что сейчас пункцию берут по новай технологии и боли я не почувствую. Я еще раз вежливо поблагодарил его и снова отказался. Зайдя в отделение, я почувствовал вонь. Если здесь так воняет, как тогда должно вонять в надзорке. После ужина я взял три пачки сигарет у медсестры и дал по пачке Андрею и Чику. В общак более я ничего не собирался кидать, хватит чертей кормить.

Вечером в отделении душно и тесно, любители кино сидят возле телевизора и мечтают. Любители спорта играют в домино. Палаты мужиков и дураков открыты, многие прячутся там, как мыши. Нашу и зэковскую хату открывают к девяти вечера, боятся беспорядков. И правильно делают. Чик и Упырь несколько раз курили ночью в палате и вели себя как в туалете.




В пятницу мать Алексея договорилась с врачом и его перевели в более нормальный барак. Я пересел за стол стаи. По выходным дням в отделении душно, шумно и тесно. На работу никто не выходит, все в сборе, сорок мужиков в одном помещении. В коридоре и возле палат постоянное движение. В каждом углу стоит робот-топтун и топчется. В конце коридора аварийно-опасное место. Злые напильники специально сталкиваются с топтунами и некоторыми мужиками. Чик и здесь афиширует свои картинки, ходит в майке по отделению и шугает всех своей нательной галереей. Даже у местных зэков нет такого количества татуировок. Упырь по примеру командира тоже ходит в майке и дуется как чебурашка. У них явная любовь, они всегда вместе, даже на трассу выходят вдвоем. Чик кладет лапу на плечо Упыря, и они несутся по середине коридора в развалку, покачиваясь из стороны в сторону, шугая на ходу напильников, даунов и топтунов. Я тоже частенько посещаю психодром - двигаться необходимо. Телевизор работает целый день, чтобы отвлечь больных от междоусобиц и стычек. После обеда наша хата открыта и можно повалятся на кровати до ужина. Устаешь за целый день. Или стой, как столб возле окна, или сиди на кушетке.



В воскресенье, после завтрака, около двадцати больных расселись на стульях вокруг телевизора и с нетерпением посматривают на настенные часы. Чего они ждут? Я стою возле двери в сад и смотрю то на клен, то на зайца. Подошел Андрей и сказал:

- Начинается.

- Что?

- Аэробика. Щас дрочить начнут, уроды.

Взгляды больных впились в волшебный ящик. У многих на лицах появились дебильные улыбки. Когда спортсменка встала в партер, понеслись выкрики и гиканья. Один напильник побежал в туалет не вынимая руки из кармана. С краю сидящий монгол запустил руку в штаны и начал поддрачивать с тупой улыбкой на роже. Один зэк дал ему смачную оплеуху и выпихнул ногой со стула. Даун упал на пол, быстро вскочил и побежал, скалясь в туалет. Упырь не дрочит - понятия не позволяют. С полуоткрытым ртом и воспаленными глазами он смотрит на спортсменку и нервно подергивает руками. Чик лежит на кушетке и с безразличием смотрит на телевизор. Жаба стоит в своей норке и наблюдает за зрителями с улыбкой и любопытством.

- Ай-яй-яй. Ох, и рожи дебильные. Куда же мы попали, Андрюха?

- Да-а, хорошо, что не на постоянку сюда заплыли, как некоторые. Как ты думаешь, есть Ад и Рай?

- Не знаю. Мне кажется, что нет ничего!! Сказки все это. Хотя, кто знает?

- О чем ты постоянно думаешь? - с ехидной улыбкой спросил Андрей.

- О разном.

- Чё ты всегда такой задумчивый и молчаливый?

- Да-а, думать, наблюдать и молчать, было мое любимое занятие с детства.

- И за кем ты наблюдал?

- За людишками.

- Ну и как?

- Плохо, очень плохо.

- Что ты имеешь в виду? - со смехом спросил Андрей.

- Народ - трава, растет, как бурьян в огороде. Смерть с косой приходит и косит их как траву.

- Тьфу, ну ты и чернушник. Что у тебя не спроси - всегда плохой конец.

- А хороших концов не бывает, разве, что только в кино. Смерть - это грустный конец каждого человека. Я в детстве несколько раз столкнулся со смертью, тогда я не понимал, что со мной происходило. Особенно сильно повлияла на меня авария, как я позже понял что, она сделала меня другим, инакомыслящим.

- А как ты в аварию попал?

- Да, с отцом на машине.

- У вас машина была?

- Не-е, в такси ехали. Таксист на месте скончался, а отец, не приходя в сознание, в больнице помер.

- А еще что случилось?

- Чуть не утонул, на регате в Севастополе, когда парусным спортом занимался.

- Расскажи, как это случилось.

- Мне тогда было тринадцать лет, я ходил матросом шкотовым на небольшой двухместной яхте класса "Кадет". Мой рулевой был из моего класса, дружок мой. Мы были лучшим экипажем в области. В марте нас освободили от школы и послали на регату в Севастополь. Раньше я участвовал в небольших областных регатах на речке и водохранилище, но в настоящее море еще не выходил. Погода в Севастополе была стремная, каждый день штормило и шел дождь со снегом. Холодно, ужас. В первую же гонку мы перевернулись, и я искупался в ледяной воде. Соревнования затягивались, гонки отменяли из-за плохой погоды. Только выйдем из бухты, гонку отменяют, а через час снова на воду. Короче говоря, издевательство. Я постоянно был мокрый и синий от холода. Когда приходил на берег, то пальцы не мог разогнуть после шкотов.

-А чё, у тебя специального костюма не было?

- Детский размер достать очень трудно. Болоньевая роба была, но она промокала.

- А чё это за херня, шкоты?

- Это, по-простому, канаты, за которые надо тянуть. Есть еще фаллы, брассы - это тоже канаты для парусов.

- Ага, понятно.

- Так вот, мы даже не входили в лидирующую десятку, плелись где-то в хвосте, а тренер на нас возлагал большие надежды. Яхту нам новую для этой регаты подогнал, немецкую. В предпоследнюю гонку нас выпустили из бухты, и мы пошли к стартовой прямой. Погода была ужасная, моросил дождь и надвигался шторм. Гонка все-таки стартовала, и мы пошли к очередному бую. Погода портилась на глазах, небо стало черное, и пошел дождь со снегом. Маяк-ревун начал реветь на всю окрестность.

- Чё за маяк-ревун?

- Перед бухтой был буй большой. Когда начинался шторм, он начинал реветь. И чем сильнее шторм, тем сильнее он ревет, буй - психопат.

- Ага, понял.

- Да-а, погода становилась все хуже и хуже. С судейского катера выстрелили из ракетницы и отменили гонку. Теперь нам надо было только благополучно вернуться назад. Шторм разыгрался не на шутку. Тут с моим рулевым случился припадок. Он сказал мне, чтобы я убирал стаксель и поднимал добавочный парус, спинакер. Я спросил у него, зачем? Мы ведь не на гонке, перевернемся.А он мне ответил, надо быстрей в бухту дойти и первыми на пирс вылезти, чтобы яхту не побить в суматохе.

- А чё это такое, спинакер?

- У нас на яхте было три паруса: грот - большой треугольный парус, стаксель - маленький треугольник, как плавник, и спинакер - добавочный парус, его поднимают, когда ветер со спины. Он такой пузатый и разноцветный. Моей обязанностью было следить за стакселем и откренять. Я также устанавливал спинакер и следил за ним.

- Понятно.

- Так вот, я сказал рулевому, что поднимать спинакер в такую погоду - безумие. Лучше под одним гротом дойти. Но он начал впадать в истерику и орать, что он - командир экипажа. Я ему сказал, что он будет командиром экипажа подводной лодки, если мы кинем спинакер. Но он уперся, опустил стаксель и начал поднимать спинакер. Мне ничего не оставалось делать, и я начал устанавливать гик и вцепился в брассы спинакера. Рулевой поднял спинакер, но не до конца, что-то заклинило и вдобавок спинакер перекрутился. В нормальную погоду я бы залез на мачту и все бы это отфиксировал за несколько секунд. Но в такой шторм об этом не могло быть и речи. И опустить спинакер рулевой не мог, так как фаллы перекрутились и заклинили в блоке. Я вылез за борт и повис как сосиска. Мы летели как сумасшедшие к бухте. Рулевой приутих, почувствовал, что приближается пиз-ец. Волны были такие громадные и свирепые, что я сам сильно испугался. На мачту мне по любому надо было лезть. Но как это сделать? Если я отпущу брассы и слезу с борта, мы сразу же перевернемся.

- А чё вы не могли остановиться, затормозить?

- Яхта, Андрюха, не паровоз, у нее тормозов нет. Отпустить или опустить паруса мы не могли - шторм был такой сильный, что нас бы сразу же перевернуло. Когда мы заходили в волну, то я думал, что мы уже утонули, два столба воды вокруг. А когда вылетали на гребень, то казалось что вот вот взлетим. А яхта всего два метра длиной, скорлупка. Рулевой понял, что нам пришел капец. Он постоянно дергал фаллы, пытаясь поднять или опустить спинакер или грот. Если мы влетим на всех парусах в бухту, то неминуемо разобьемся о каменный волнорез или об пирс. Бухта быстро приближалась. Маяк-ревун выл как волк на всю бухту. Я отчетливо видел волнорез и опасные волны вокруг него. До бухты оставалось метров двадцать и я приготовился к прыжку на мачту. В это время возле нас пронесся катамаран "Торнадо" и, грандиозно сделал оверкиль, - перевернулся. Экипаж подбросило в воздух, они зависли на миг и упали камнем в бушующее море. То же самое ожидало нас. Я передал брассы рулевому, прыгнул на мачту и начал карабкаться вверх. Попробовал распутать фаллы грота, но они спутались и заклинили в топике мачты. Спинакер, наконец, поддался. Я обернулся и крикнул рулевому: "Майнай спинакер, командир". Яхта начала накреняться. Спинакер упал на воду, огромная волна ударила в борт и перевернула яхту как скорлупку. Рулевой куда-то улетел в сторону. Я ушел под воду болтаясь на мачте как кот. Под водой мачта уперлась в грунт и сломалась как спичка. Я начал подниматься на поверхность и тут меня что-то ударило по голове. Я отключился на несколько мгновений. Когда открыл глаза то увидел надвигающиеся камни волнореза. Сопротивляться было бесполезно, я не чувствовал ничего, полнейший столбняк. Последним усилием, я попробовал заставить себя отплыть от камней, но руки и ноги не работали. Я закрыл глаза и приготовился к удару. Неожиданно что-то ударило меня в левое плечо и потянуло в сторону от камней. Пришел в себя на тренерском катере. Мой тренер вытащил меня багром. Хорошо еще, что на мне был спасательный жилет. А то лежал бы я на дне, как ракушка.

- Да, на х-я такой спорт нужен?

- Я и сам не знаю, зачем я яхтами занимался. Нравилось какое-то время. К тому же, я воду люблю. После этой сраной регаты я заболел двухсторонним воспаление легких, решил завязать с парусным спортом. Не хотел больше судьбу испытывать и исполнять глупые команды рулевого.

- Да-а. У нас в городе реки нет, одни тюрьмы и заводы.

- После всех этих случаев я призадумался. Думал часто, почему смерть меня не забрала? Почему пощадила? Но ответа найти не смог.

- Ты знаешь, я всегда старался не думать о смерти - так легче жить. Когда думаешь о ней - жалко себя становится. А вот о смысле жизни я в тюрьме задумался, но ответа найти не смог.

- А смысла нет, растем как трава в огороде, да и еще по расписанию и в соответствии законам. Мне с детства это расписание жизни не понравилось. Родился, в школе учился, в армии служил, пошел на завод бригадиром, вышел на пенсию мастером и скончался во дворе козлом за игрой в домино. Да, и еще наплодил себе подобных травинок. Не хочу так жить и не буду. Мне постоянно учителя говорили: Подумай о завтрашнем дне. А я им отвечал: А чё о нем думать, он может и не наступить. Ох, их этот мой ответ очень конфузил и расстраивал.

- Да, ты, наверное, учителей доставал своим языком.

- Да, безусловно, некоторых до истерики доводил. Учитель пения, когда видел меня, начинал труситься и впадал в истерику. Когда был его урок, он брезгливо брал мою кожаную папку-портфель и говорил, что моя папочка - это антисоветская пропаганда и выбрасывал ее в окно с третьего этажа. А папочка у меня была козырная, вся описанная названиями иностранных групп. Когда я постарше стал, то понял, что язык наш - враг наш. Cтал больше молчать и, как говорил учитель пения, действовал исподтишка, чтобы не поймали. Диверсант. Я действительно стал диверсантом-террористом: устраивал срывы уроков и массовые сачкование. Если что-то случалось в школе или позже в техникуме, то в первую очередь винили и допрашивали меня. Я, конечно, всегда был в отказе и играл в молчанку. Моя мать даже один раз алименты платила одной девке.

- Какие алименты? Ты чё ее накачал?

- Нет, ей кто-то толстый портфель отличника на голову скинул, у нее сотрясение мозга произошло. Я не кидал, точно помню, но она сказала, что видела меня и двоих моих дружков на лестнице. Ни я, ни мои дружки, естественно, не признались. Наших родителей обязали ей платить алименты три месяца, по семнадцать рублей пятьдесят копеек и от экзаменов ее освободили. А когда проводили следственный эксперимент на месте преступления, то я невольно сорвал это мероприятие.

- Как сорвал?

- Смешно получилось, как щас помню. На следственный эксперимент, как и положено, пришел участковый мент с прихвостнем комсомольцем, в штатском. И начали они вместе с директрисой рассуждать, умничать, как это могло случиться. Начали они нас как шахматы расставлять, то в одном месте на лестнице поставят, то в другом. В конце концов расставили нас по росту на лестнице и начали устраивать свой следственный эксперимент. Что еще интересно, потерпевшая не участвовала в эксперименте из-за слабого здоровья. Я стоял на лестнице, скучал и стал смотреть в окно, выходящее на спортивное поле и детский сад. И вдруг я увидел, что возле забора детского сада стоит здоровенный мужик и дрочит большой член. Меня начал давить смех, я маякнул моим корешам. Увидев мужика с ними случилась истерика. Директриса и менты ничего понять не могут, что с нами происходит. Мы скрючились на лестнице и ржем, как ненормальные. Переборя смех, я указал членам ментовской комиссии на онаниста. Директриса вся покраснела, как рак и отвернулась, а участковый с прихвостнем сразу убежали. Мы успокоились на минуту и отвернулись от окна, но я продолжал наблюдать за мужиком. И тут я увидел еще более прикольную картину и маякнул моим дружкам. Прихвостень - быстро бежит через поле. За ним ковыляет кривоногий, пузатый участковый с фуражкой в руке и что-то свирепо орет. Онанист, по-видимому, вошел в раж и не видит их, наяривает. Вдруг он увидел ментов, застыл в растерянности, потом спохватился и резко перепрыгнул через забор с членом наперевес. Нас охватила дикая истерика, дружки попадали на лестницу держась за животы, директриса убежала к себе в кабинет. Я не мог остановить смех и побежал в туалет умываться. Вот так мы сорвали очень важный следственный эксперимент.

- У нас таких онанистов много в городе было, возле каждого женского общежития по десять человек стояло. Некоторые даже на деревья залазили и там дрочили, чтобы их бабы из окон видели. Так, а чё - вас так и заставили платить алики, ничего не доказав?

- А им доказательства и не нужны были. Ты же знаешь нашу систему и законы - главное, на кого-то повесить. На меня всегда пытались что-то повесить. Помню, один раз в колхоз от техникума поехали на отработку. Ну, и как положено, все выпивали там и дебоширили по выходным. В понедельник утром учителя меня подняли с постели и увели к себе на допрос. Начали на меня наезжать, говоря, что я, злостный вредитель, разбил какой-то трактор. Я ничего не могу понять. Что происходит? Какой трактор? Что я тракторист? Какое вредительство? Вроде бы все помню, что вчера делал. Я, конечно, послал их всех далеко и сказал, что ничего не делал и не хочу их даже слушать, так как у меня болят голова и уши. Они закрыли меня в комнате одного и сказали, что сейчас за мной приедет милиция. Через полчаса приехал мент на мотоцикле и начал мне ментовские утки запускать, что мои подельники сознались и будет лучше для меня сознаться в содеянном. Чистосердечное признание смягчает вину наказания.

- Ага, ментовский бред.

- Да-а, а я менту спокойно объяснил, что вчера весь вечер я провел с одной девушкой и она это может подтвердить. Мент сразу же убежал, через десять минут он вернулся и выпустил меня из комнаты. С недовольным лицом он мне сказал, что следствие будет продолжаться, пока не найдут вредителя. Я искренне пожелал ему успехов и удачи и пошел в барак.

- А кто трактор разбил?

- Пока меня держали взаперти, мои дружки выяснили, кто разбил. Оказалось, два отличника напились и от безумия и бессилия разбили палками стекла и панель в тракторе. Я, естественно, их сдавать не собирался, но понимал, что если виновных не найдут, будут валить на меня. Я нанес отличникам визит и сказал, что закладывать их не буду, но если учителя обвинят меня, я с ними разберусь по-своему. В этот же день отличники чистосердечно признались и раскаялись. Их оставили на три недели в колхозе одних, отрабатывать. Но, что самое интересное, мой зав. отделением сказал мне, что я запугал и заставил отличников признаться. И что на самом деле трактор разбил я. Вот так.

- Да, правосудие. Такое часто случается, всегда валят на плохих.

- Плохой - хороший, зло-добро. Моя покойная бабуля говорила: "Не робы людям добро и зло". Очень простая и необразованная женщина была, писать толком не могла, но в жизни разбиралась лучше, чем люди с высшим образованием.




Дни тянулись, как резина - рутина. Большую часть времени я проводил в наблюдениях за медперсоналом, пациентами и садом. Очень часто я беседовал с Андреем на разные темы. Как ни странно, он мог до конца выслушать и не задавал глупых вопросов. Он был простой парень из города-завода с Севера. Не знаю, почему мы сошлись с ним? В нем было что-то искреннее и настоящее, поэтому, наверное, мы подружились. Он не врал и не рассказывал фантастических историй про себя и тюрьму. Простой, откровенный парень.




У зэков появился писатель. Я попросил его дать мне прочитать его произведения. Он обрадовался и принес мне кипу лавровых пакетов, исписанных мелким корявым почерком. Один рассказ был о восстании больных в нашем дурдоме и начинался он очень драматично:

"Кровавое солнце вставало над дурдомом и потные больные восстали. Петр вышел на крыльцо, потянулся, достал из носка заточку, сделанную из ложки, и восемь раз ударил ей санитара в живот" Потом шло подробное описание того, как больные зверски расправились с врачами, всем медперсоналом и жителями деревни.

Второй рассказ был о пьяном мужике, который упал с восьмого этажа на бетонную плиту и случайно остался жив. По кусочкам ему собрали голову и тело, и он продолжил работать на конвейере автомобильного завода, где весь дружный коллектив его уважал и любил. Через несколько дней писателя увезли в другое отделение - у него что-то произошло с глазами, видимо сильно напрягался.




У Чика появилась механическая заводная бритва. Он смастерил из нее машинку для татуировок и начал делать Упырю наколки. С рисованием у Чика было явно плохо. Наколки получались расплывчатые и уродливые. Его то малявы поражали меня. Дева Мария - как живая.

Однажды Упырь спросил меня:

- А чё ты себе наколку не сделаешь?

- Зачем?

- Посмотришь и вспомнишь, как в дурке торчал.

- Не-е, даже вспоминать не хочу.



Продолжение
Оглавление



© Алексей Попов, 2001-2024.
© Екатерина Носурева, иллюстрации, 2001-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность